Игорь Северянин
1887-1941
Вечернее метро
Не оскорбить их, скорбных, оскорбленьем,
Скребущим дух: как скарб, у них нутро.
Скопленье тел — не духа ль оскопленье?
Войдите-ка в вечернее метро.
Попробуйте-ка впасть в неугомонный, —
Давящий стекла, рушащий скамью, —
Поток людей, стремящихся в вагоны
В седьмом часу и перед восемью.
Взгляните-ка на всех на этих в шляпах —
Сброд обездоливающей судьбы,
Вдохните тошнотворный этот запах,
И вы поймете: это все рабы!
Рабы врожденные, рабы такие,
Каких не может быть уже рабей…
Все одинаково: медведь России
И этот вот французский воробей!..
Париж, 20 февраля 1933
Марина Цветаева
1892-1941
Читатели газет
Ползёт подземный змей,
Ползёт, везёт людей.
И каждый — со своей
Газетой (со своей
Экземой!) Жвачный тик,
Газетный костоед.
Жеватели мастик,
Читатели газет.
Кто — чтец? Старик? Атлет?
Солдат? — Ни че́рт, ни лиц,
Ни лет. Скелет — раз нет
Лица́: газетный лист!
Которым — весь Париж
С лба до пупа одет.
Брось, девушка!
Родишь —
Читателя газет.
Кача — «живёт с сестрой» —
ются — «убил отца!» —
Качаются — тщетой
Накачиваются.
Что́ для таких господ —
Закат или рассвет?
Глотатели пустот,
Читатели газет!
Газет — читай: клевет,
Газет — читай: растрат.
Что ни столбец — навет,
Что ни абзац — отврат…
О, с чем на Страшный суд
Предстанете: на свет!
Хвататели минут,
Читатели газет!
— Пошёл! Пропал! Исчез!
Стар материнский страх.
Мать! Гуттенбергов пресс[1]
Страшней, чем Шварцев прах![2]
Уж лучше на погост, —
Чем в гнойный лазарет
Чесателей корост,
Читателей газет!
Кто наших сыновей
Гноит во цвете лет?
Смесители крове́й,
Писатели газет!
Вот, други, — и куда
Сильней, чем в сих строках! —
Чтo думаю, когда
С рукописью в руках
Стою перед лицом
— Пустее места — нет! —
Так значит — нелицом
Редактора газет-
ной нечисти.
1-15 ноября 1935
Примечания
- «Мир газет — мне страшен, помимо всего, заставляющего ненавидеть газету, эту стихию людской пошлости! — я её ненавижу за исподтишка, за коварство её ровных строк», — писала Цветаева в 1925 году.
- Гуттенбергов пресс — печатный станок (по имени его изобретателя Гутенберга; 1400 — 1468).
- Шварцев прах — порох (по имени его изобретателя, францисканского монаха Бертольда Шварца; XIV в.).
Игорь Холин
1920-1999РОБОСТЬ
Метро
Стою на экскалаторе
Поднимаюсь
Вверх
И поднимаюсь
И поднимаюсь
Сколько же можно
Конца не видать
Навстречу промчалась
Какая-то свиная харя
Вот слон
Приветливо
Помотал хоботом
Вот оскалился
Тигр
Или гепард
Разобрать не успел
И уставился
На меня
Мерзкой
Полусгнившей физиономией
Робость
Закралась
В мой организм
Куда же это меня
Занесло
В какие края
И что теперь будет
С квартирой
С семьей
С автомобилем
Который не успел покрасить
В некотором недоумении
Схватился
За поручень
Он как-то задрыгался
Затрясся весь
И потёк
На ладони след
Мутноватой жидкости
Тут кто-то за воротник
Схватил
Тянет
В другую сторону
Оглянулся
Кенгуру
В красной шапочке
Напился
Говорит
Нечего лезть
В Метро
Для таких
Такси существует
Дмитрий Пригов
1940-2007
***
Заметил я, как тяжело народ в метро спит
Как-то тупо и бессодержательно, хотя бывают и молодые на вид
Может быть жизнь такая, а может глубина выше человеческих сил
Ведь это же все на уровне могил
И даже больше – на уровне того света, а живут и свет горит
Вот только спят тяжело, хотя и живые на вид
1975-89 «Монады»
finbahn.com/дмитрий-пригов
Валерий Исаянц
1945 — 2019
***
Мрамор метро протирает пальто,
роскошь и это, и то.
Материальна ветвей бахрома,
соткан и сшит из прожилок ума
и верно застегнут на кости свои
метрополит. И тебя соловьи
сквозь электричную трель узнают,
разве что воду не пьют.
finbahn.com/валерий-исаянц-россия/
Мирослав Немиров
1961-2016
***
Когда совсем уж я от жизни одурею,
Когда вконец меня измает белый свет,
В метра в таинственное я спускаюсь подземелье ,
Люминесцентный вечный здесь рассвет.
Змеятся гладкие здесь трубы переходов,
В пространства властно неизвестные влекут,
Неумолимый, как державинские оды,
Подземный сей сомнамбулический маршрут.
Везде повсюду месмеризм здесь густой,
Повсюду сумрак серебристый разлит;
Сплошной везде забвения застой;
Позорные здесь бляди всюду лазят —
Пленяться всячески собой они манят!
1989, декабрь, Тюмень
Владимир Строчков
Родился в 1946 году.
В конце 80-х – один из лидеров московского клуба «Поэзия».
Стипендиат Фонда Бродского (2000).
.
Нет, не тебя так пылко я люблю…
М. Ю. Лермонтов
и место кривовато, не попутай.
Не пользуйся ни встречной, ни попутной,
ступай в метро, Офелия. Сочась,
там протекает время. Тень Отца
ведет в туннель. «О ужас! Ужас! Ужас!..»
Там зреют гроздья крыс, и туже, туже
сжимаются объятия Кольца,
верней, Его Отсутствия. Порода
проедена. И жрет себя с хвоста
замкнувшаяся эта пустота.
Нет выхода. Там только переходы.
Но если переход на Ногина
с Китайгорода снова заработал –
не перейди. Там Черная Суббота,
не Воскресенье Светлое. Длина
сворачивается, и времена
свиваются в гудящую пружину.
Не преходи с Лубянки на Дзержинку:
там Гильденкранц заигрывает на
набухшей флейте Партию Бояна,
в три дырочки сопя. Какой-то Джойс!
Какой-то джойстик!.. Sorry! Taste a choice:
отечество нам – Смутная Поляна,
где черная субботняя дыра
пульсирует в манере мясо-тинто.
Любимая! Полоний засветился,
и лезут крысы. Значит, нам пора.
К чему гадать, что может нам сулить
прописанный их наложеньем паттерн.
Любимая! Уже подписан бартер.
Открыть офшор – и в Вену отвалить.
02.04.1996, Москва.
.
***
Словно поезд метро, из земли и обратно под землю свистящий снаружи,
задрожать и очнуться и по дрожи себя обнаружить
меж чужих и родных.
Ну, беги, утешайся, поплачься в жилетку, посмейся у тех и у этих.
Но у этих утех есть одно лишь достоинство: дети
не родятся от них.
Небольшая удача — со свистом очнувшись на бешенно мчащемся свете,
обнаружить себя в непосредственной близости смерти,
перед входом в туннель.
Никаких остановок тебе, пересадок, все выше свистит, все скорее.
Ничего не попишешь, ну, разве что ямбы–хореи
под галоп–ритурнель.
На ходу не соскочишь, не дернешь за страшную ручку стоп–крана,
можно только следить за свистящим разлетом тарана,
да и то изнутри.
Но еще бы пожил — хоть бы так, изнутри, на лету — только свистни.
Только вот не свистят. Остается чуть–чуть — только мысли,
только две или три.
20.09.1993, Уютное.
.
Агон
Вот и кончается время,
великое время,
гибнет в агонии Троя,
могучая Троя.
Вот и кончаются мысли,
великие мысли.
Еду в вагоне метро я,
в загоне метро я.
Разум в огне, он в агоне,
огне и агоне,
бьются в агонии мысли,
вагонные мысли,
насмерть дробясь о табличку,
слова на табличке:
«…старших кассиров билетных,
кассиров билетных».
Ужасом едким и жгучим,
едким и жгучим,
мыслью последней я мучим,
единственной мучим:
– Где же возьмут они столько,
найдут они столько
«…старших кассиров билетных,
кассиров билетных»?
Где эти все Хрисеиды
где те Брисеиды,
эти Елены, Парисы,
красавцы Парисы?
Плачь же по Гектору, Троя,
рыдай по героям,
«…старшим кассирам билетным,
кассирам билетным».
«…бывшимкассирамбилетным
кассирамбилетным».
…павшим билетным кассирам,
кассирам, о, боги!
18.11.2008, Москва.
порфирий косоротов
***
среди тусклых шаров метро
на деревянных ножках,
плывёшь вниз сквозь тусклые дни,
которые незачем запоминать,
на «Проспекте мира» кольцевой
собирают виноград, и яблоки,
и в первом поезде метро
такой набитый вагон,
с духом мест дальних,
будто ты в калужской электричке,
где все видят далеко-далеко,
такие места, куда нужно ехать со всем своим,
и вот, у всех большие сумки, рюкзаки,
и маленькие сумочки тоже набиты,
и лица дальние, безразличные,
будто маски неподвижны,
чтобы не выдать бытие,
и по цветному мрамору «Киевской»,
вытертому мрамору-мору,
будто фруктовый сахар,
навстречу плывёт, выплывает,
в яблоках, цветах и винограде,
в отчуждении тела и души,
призрак Лазаря Кагановича,
из сказа о горе метро,
в духе дальних деревень,
откуда пришлось уехать,
и ты идёшь-бредёшь, зная,
что домой не вернуться,
а впереди не прекрасное далёко,
а только то, что у тебя осталось от прошлого,
твоя котомка, торба, мешок с подарками,
с такими, только такими,
что уже невозможно
даже тебе самому у себя украсть
2022