Александр Сафонов (Сашка Бор) — Дурацкие стихи
Александр Сафонов
(Сашка Бор)
03.10.1974 — 16.06.2018
Боже, Боже, как мне надоело каждый день вот так мирно умирать! Боже, как я устал от всего вашего мира! Однажды я получил письмо, оно стало основанием всей моей следующей жизни. Написала мне его Наташа З., стоял 81 год. Она написала мне: «я тебя люблю, встретимся у аптеки?»
С тех пор прошло много, множество лет. Но я так ее и жду у этой дебильной аптеки. Дурак я.
Ещё в ФИНБАНЕ:
«Топос»
На Трех вокзалах — Том 1
На Трех вокзалах — Том 2
Это последнее Сашино в фб. 15 июня 2018 Написал и умер.
картина: finbahn.com/гавричков-михаил-россия/
Видеозапись встречи Александра Сафонова с тюменскими читателями, которая была организована Мирославом Бакулиным и «Русской неделей». 28.07.2017
***
Меня не станет в феврале,
А вас не станет в марте,
Металл найдут в земной коре
И ядерный адаптер.
Нас закопают навсегда,
Но сименсы и нокии
По нам присвистнут иногда
Такие одинокие.
***
Спи, мой Господи, пока
Люди спят в кроватях.
Не сердись на дурака –
Покричал, и хватит.
Спи, мой Боже, надо спать!
Я тут подежурю.
Не хочу де-факто спать,
Не хочу – де-юре.
Надо выспаться Тебе,
Кто ж спросонья судит?
Когда надо – на трубе
Ангел всех разбудит.
Спит Москва, и спит страна.
Спят в кроватях люди.
Посижу-ка у окна,
Что-то завтра будет.
***
Человек-дрезина.
Две жены: тётя Паша и тётя Зина.
Живёт урывками.
Рыдает над поэзии отрывками.
Любит жарить котлеты.
Была, вроде, жизнь, а отняли — и нету.
Вот и мотает его как говно в проруби: везде одной ногой
Для ада слишком хороший, для рая – слишком плохой.
Ну, схоронили, конечно. Поставили стелу.
А зачем, блядь, мне расскажите, в Маугли свергли Акеллу?
Что, он пидор был? Да нет!
Пойду нахуй нажарю котлет.
***
па-йехал поезд в Воркуту,
стуча серебряным копытцем.
обжиться б на твоем борту,
на полке б на твоей забыться.
и полустанки зачастят,
что дети у соседки Ленки.
как не ложись, а всё торчат
в проход несчастные коленки.
стемнеет рано, выйдет свет
в купе к знакомой проводнице.
шептать всё: «Господи, привет!»
за шторку, тем, кому не спится
снаружи…
***
Спит моя Наташа
Ваню прижимает,
Спит в штанах – неважно,
Спит в носках – бывает,
Ночь, канал «Культура» —
Лучше всякой няньки.
Укрываю дуру,
Укрываю Ваньку.
Нет любви на свете,
Если автор – сука.
Нету в интернете
Про неё ни звука.
Порно есть, игрушки,
Сводки Госкомстата…
Выстрелишь из пушки –
Спят мои ребята.
Нет любви – и нету,
Что теперь, усраться?
Я раздену Нету,
Чтобы к ней забраться.
Ночь потрет монеткой
Карточку оплаты…
Я боюсь за Нетку,
Гадина поддатый.
Снег за подоконник
Трогает рукою,
Я ЕЁ поклонник
И ничто другое.
Ветер возле МКАДа
Ходит без рубашки.
Ничего не надо.
Спит моя Наташка
Спит моя Наташа
Ваню прижимает,
Спит в штанах – неважно,
Спит в носках – бывает.
Снег окно на кухне
Трогает руками,
Кто меня пристукнет –
Отгадайте сами…
***
Едет велосипедистка,
Сиськой в маечке трясет,
Облака поплыли низко –
Дождик, видимо, пойдет.
«Господи, прости, помилуй!..» –
Сел на лавочку, и – ах! –
Припозднившейся бомбила
Мимо едет в Жигулях…
Тихо в доме. Просто рано.
Ваня спит, и тёща спит.
В кухне смотрит из стакана –
Чёртик маленький сидит.
***
Лежу я сегодня в кровати,
Подушка промокла от слез,
В окошко стучат, Stabat Mater!
Кого-то неладный принес!
За окнами — дядька лохматый,
И выпил, я вижу, уже.
А я, если честно, ребята,
Живу на втором этаже.
И стало мне жутко и больно
За всю мою прошлую жизнь.
И крикнул я дядьке: «Довольно!»,
И крикнул ему: «Отъебись!»
А он всё смотрел, осуждая,
Какой же я мерзкий дурак…
И я всё лежал, как Даная,
И ручкою делал вот так.
С работы иду еле-еле,
*стишок, почему я сегодня ночью не спал*
…Путин сказал: «абсолютная неуязвимость
как ПРО, так и ПВО».
Я просыпаюсь, сжимая в зубах судимость,
шепчу за люстру: «Ну как тебе? Каково?»
Только-только светает, ангелы — врассыпную.
Стекла дрожат: сосед наверху пляшет.
«Не будет мне счастья, — лежу, вангую, —
Не будет вам счастья, Саша».
И не встаю: только четыре,
Лежу и мне жалко космические корабли.
Поселить бы их всех у меня в квартире,
Гладить по лонжеронам: «Спите-ка, ай-люли…»
Маленькие советские космонавты
как фруктовые мушки станут мне досаждать,
я стану кричать на них: «Летают! Ах, ты!»,
стану кричать: «Хуенавты!», обидно им вслед махать.
Между шкафом в углу и окном — в комнате дырка.
Я в неё полечу, когда насмерть ОРВИ заболею.
Обниму за плечо Ангела: «Слышишь, дурилка,
Ты покажешь мне Кассиопею?
Мне ж там жить…»
***
Всё нормально, дурак, всё нормально,
Это – гипертонический криз.
Светит солнце, дурак, вертикально,
Вертикально и падаешь вниз.
На асфальте среди таракашек,
Среди трещин, окурков, песка,
Среди луж и унылых какашек
Я лежу как большая треска.
Надо мной собираются тучи,
Это – гипертонический криз.
И печалью вселенской измучен,
Надо всеми архангел навис.
Всё нормально, дурак, всё нормально,
Поднимайся, дурак, наконец!
Светит солнце ещё вертикально,
А вселенной, похоже, пиз.ец.
***
На фото в паспорте я выгляжу, обычно,
Как на щите: «Их срочно ищет РОВД».
Линейные танцуют pas de deux,
Схватив меня на улице… В столичном
Отделе грустно мне, и мрачно, и уныло,
Пока меня по базе пробивают…
На паспорте – я выгляжу «как было»,
Сейчас – «такой, как с большинством бывает»:
Сейчас я старенький. И злой…
И отпускают..
***
У луны, что вышла голой,
Не стесняясь телескопа,
Цве́та как бы кока-колы
Замечательная жопа.
У коленок — зодиаки,
Там, где лунная уда —
Шерсть Серебряной собаки
И Полярная звезда.
И луна идет босою
По небесному ведру.
Лягу спать. Хотя не стоит:
Всё равно помру к утру
В небе черном нету звёзд,
Птички не летают.
Едет в Воркуту поёзд,
Чай девчата раздавают.
.
А за шторкою промчались
Свёчки-гла́зки – чьи-то окна.
Дёрнул поезд: «Спотыкаемсь!»
Тут я чаем весь промокнул.
.
И сижу, обварен чаем,
В карту мыслею гляжу:
Буду в «Игрек» выручаем,
В «Икс» на волю убежу.
.
Что вохра́? – вохра́ же жарит:
Подогрелись на бану́…
Тю, за чайником отстанет,[дай-то Бог!]
Смотрим, дети, на луну.
.
На луне особый почерк,
На луне написан стих:
«Я люблю тебя… (здесь прочерк),
«А меня?» – «Ich liebe dich!».
.
Мчатся, плачут полустанки
Тихой слёзкой под пенсне.
Я от курицы останки
Подберу, что ль, в том купе…
.
Мы приедем. Ёлки-перья
Повтыкаты как манту.
Трудовое поселенье.
Я приехал. В Воркуту.
***
Проблесковый маячок
Светится, играет –
Спёкся где-то дурачок.
Всякое бывает.
Глядь – а все навеселе.
Оземь бьют стаканы.
Помолитесь обо мне –
Я такой поганый!
Новый год, неновый год,
Праздник и непраздник….
Подошел ко мне урод
И убил, проказник.
Подловил с ножом качек
И зарезал, сука.
Проблесковый маячок,
Празднуем Хануку?
Снег на улице пошел
На деревья срати.
Здесь мне очень хорошо,
И не скушно, кстати…
***
Возле рощи тёмно-синей,
Мимо Танечки-доярки,
Шел солдат на керосине,
Изрыгая пламень яркий.
Полыхало Таню алым:
Отлюбила, отмогла…
А солдат из-под забрала:
«Таньк, слыш? Где пещера Махпела́?»
Не сказала ему Таня,
Потому что это тайна.
Грыз солдат, на Таню зол,
Натрия метамизол…
***
Весной и не пахнет. В холодный вагон
С утра я сажусь. Засыпаю.
За окнами скрежет зубовный и стон,
И станции также мелькают.
Мелькает Строитель, мелькает Семхоз
Абрамцевы, Клязьмы, Мытищи…
Везет на работу меня паровоз,
И ветер пронзительный свищет…
Путь на пенсию неблизок –
Нам туда, за облака,
Где луны несёт огрызок
В небе черная рука,
Где на звездах пыль столетий
С межпланетных кораблей,
Где катают на комете –
Полчаса за пять рублей,
Где Стрелец хватает Деву
За серебряный сосок,
Где направо и налево –
Всюду ночь и всюду Бог…
В Ватикане из трубы наконец-то пошел белый дым,
У троллейбуса рога
Подпирают облака,
В его лапах сила тока,
Оловянные бока.У троллейбуса жена
За рулем посаженá,
Носит красную жилетку,
Молода, восторженá.У троллейбуса в живот
Набивается народ,
Едет, пьет и матерится,
Или спит, наоборот.Ротором мотор вращает,
Миром – Бог, а мной – жена.
Всё пройдет и всё бывает,
Спи, советская страна…
Проблесковый маячок
Светится, играет –
Спёкся где-то дурачок.
Всякое бывает.
Глядь – а все навеселе.
Оземь бьют стаканы.
Помолитесь обо мне –
Я такой поганый!
Новый год, неновый год,
Праздник и непраздник….
Подошел ко мне урод
И убил, проказник.
Подловил с ножом качок
И зарезал, сука.
Проблесковый маячок,
Празднуем Хануку?
Снег на улице пошел
На деревья срати.
Здесь мне очень хорошо,
И не скушно, кстати…
***
От нашей соседки
По лестничной клетке
Сбежали
Сто две
яйцеклетки.
Они кувыркались, на горке катались,
Проказницы те яйцеклетки…
***
Был свежий запах изо рта,
И было утро раннее.
Проспал Загорск. Маран ата!
В окне – вокзала здание.
И ходит с веником узбек
В оранжевом жилете:
«Вставайте, добрый человек!
Загорск, извольте зрети!»
Я вышел на пустой перрон.
В душе – недосыпание.
Прощай, мой дорогой вагон,
И ты, вокзала здание.
Пошел я на работу…
Гриша старый алкоголик
Через МКАД переходил.
А Саакашвили Додик
Его Волгой задавил.
И звонит Саакашвили,
В трубку горестно кричит,
Просит, чтобы поспешили
Скорой помощи врачи…
Вой сирен, сестер рыданья,
Синий всполох на домах,
Едет доктор на заданье
Анальгин в его руках…
Вот он, Гриша! Мил, опрятен,
В позе – тихая печаль…
Ты нажми сильней, приятель,
Скорой помощи педаль!
Всё, примчались, вот он Гриша!
Скрип дверей, носилок стон…
Выбегает (словно мыши)
Из машины легион:
Стоматолог,
гинеколог,
кардиолог,
ортопед…
Выбегают из карет
И несутся прямо к Грише,
И не видя, и не слыша,
Что тут Гриши больше нет.
Гриша – всё, на небесах.
Эй, товарищ с бабой полуголой!
Ты мне душу, слышишь, не ворочь!
ПЕПСИ-КОЛА пахнет КОКА-КОЛОЙ! –
Мы это не в силах превозмочь!
Всё пройдет: и рыбный день в столовой,
И печаль вселенская и грусть.
Только КОКА-КОЛА ПЕПСИ-КОЛОЙ
Вечно будет пахнуть. Ну и пусть.
Смотрю вращение планет.
У магазина углового
Нет никого. И счастья нет.
И продавец глядит сурово.
Ну что ты смотришь, гондурас?
Не видел дяденьку с похмелья?
До дыр истерся ватерпас,
На дне земли лежу теперь я.
Вращенье ангелов, планет
Проходит тихо, незаметно.
Я умираю, всем привет.
Проникнуть, что ли, безбилетно
На небо?
ну вот и доехал. Луна-иностранка
над тёмным Загорском повисла — висит.
макает метлою в сугроб обезьянка,
и серый павлин как ворона кричит.
ещё не светало. В чужой колоколец
там где-то так грустно колотит монах…
чужой для меня мусорок-иноходец
на чуждых со мной говорит языках…
Закатился в магазин
И стоит в отделе винном
Среди водок, пив и вин.
***
где-то лето, где-то осень.
мы у Господа попросим:
«Боже, Боже, подари
нам в цветок календари!
где сидит у Фудзиямы
если нету — значит мама,
если есть, то просто тетя
при ногах и вся в работе..
или, знаешь, подари
нам на палках фонари.
мы с такими фонарями
подлизаться хочем к маме.
или нет. отдай все папе,
нахер нам такой он нужен.
***
Я потерял очки опять,
В который раз, по пьяни!
В сортире пробовал искать
И в комнате у Вани,
Искал на кухне и в шкафах,
И в мусоропроводе,
Искал в лесах, искал в горах –
Там тоже нету, вроде.
Искал без слез, искал без слов,
Искал, как ищут хлеба.
Ночь. Пять утра. Я без очков.
И посветлело небо.
Устал. Налил стакан вина,
Махнул его не глядя…
Где ж ты, большой кусок говна?!
Стеклянные, вы, бляди?!
Жена проснулась и шипит:
Уймись, придурок, ales!
Где у кровати стул стоит –
Под ним они валялись!
И ручкой тонкой повела,
Всё отыскала и нашла.
Ну как такую не любить???
Всё нормально, дурак, всё нормально,
Это – гипертонический криз.
Светит солнце, дурак, вертикально,
Вертикально и падаешь вниз.
На асфальте среди таракашек,
Среди трещин, окурков, песка,
Среди луж и унылых какашек
Я лежу как большая треска.
Надо мной собираются тучи,
Это – гипертонический криз.
И печалью вселенской измучен,
Надо всеми архангел навис.
Всё нормально, дурак, всё нормально,
Поднимайся, дурак, наконец!
Светит солнце ещё вертикально,
А вселенной, похоже, пиздец.
“Над лесною спаленкой
Огоньки последние.
Спят медведи маленькие,
Спят медведи средние”.
Владимир Попов (Из к/ф «Человек родился»)
Огоньки попутные
Над ночной Коломною,
Спят медведи крупные,
Спят просто огромные.
Ночь пришла мгновенная,
Ночь пришла заплакана…
Спит медведь-вселенная
В памперсе обкаканном.
( мне предложили на днях попробовать написать в одну школьную стенгазету: “что-то баптисты в школы к нам в районе зачастили”):
В заснеженном городе Энске
Куда просто так не добраться,
Один мужичок офигенский
Решил в бытии́ разобраться.
«Откуда берутся пельмени?
Родится ли плоской треска?
Зачем мы встаем на колени,
Когда наступает тоска?
За что все уроды — уроды?
Чем ночью деревья шуршат?
Какие мне съесть бутерброды,
Чтоб меньше болела душа?..»
Схватив что попало в прихожей,
Сбежал он по лестнице вниз.
И тотчас навстречу — прохожий!
И тотчас навстречу — баптист!
«Скажи мне, баптист, что творится
И что происходит со мной?
То вою как редкая птица,
То бьюсь в шифоньер головой!..» —
«Аминь! Аллилуйя, рабочий!
Ты с нами спасен навсегда!
Ты хочешь на небо?» — «Не очень…» —
«Ты любишь Иисуса?» — «Ну, да…»
Баптист всё травил о спасеньи,
Всё дергал за лацкан пальто…
Но стало не то настроенье,
В душе что-то стало не то…
«Ты знаешь, баптист, не пойму я,
(У дома зажглись фонари)
Причем тут твоя «аллилуйя»,
Когда так болит изнутри!?»
…
На улице быстро стемнело,
И снег потихоньку пошел.
Стоял возле дома без дела
Один мужичок небольшой.
Да что бытие́, ведь не это,
В конце концов, душу грызет…
Остался мужик без ответа…
А может быть нам повезет?
«Рождается плоскою рыба?»
«Созвездия вправду горят?»
«А ангелы — что, “за спасибо”
Деревьями ночью шуршат?
А?»
***
Пост снегопадом не нарушен.
Погода – вон, ты посмотри!
Вся белоснежная снаружи
И черножопая внутри.
Шел через мост в Лосинке над железной дорогой, увидел поезд “Москва-Воркута”, мой любимый поезд, я на нём на север домой раньше часто ездил. Сложился стишок:
па-йехал поезд в Воркуту,
стуча серебряным копытцем.
обжиться б на твоем борту,
на полке б на твоей забыться.
и полустанки зачастят,
что дети у соседки Ленки.
как не ложись, а всё торчат
в проход несчастные коленки.
стемнеет рано, выйдет свет
в купе к знакомой проводнице.
шептать всё: «Господи, привет!»
за шторку, тем, кому не спится
снаружи…
***
В небе синем-синем
Облака с дурдома:
То «да повисим мы….»,
То швыряют громом.
Жил на свете винтик,
Тридцать девять с хреном.
Не, не так чтоб нытик…
Черном страшным небом
Облака с дурдома
Убежали, здрасьте.
Вот вам и погода,
Вот вам и ненастье.
***
Опять на улице мороз,
А небо – как в истории,
Когда пролили купорос
На пол в лаборатории.
У дам стоят воротники,
Пар валит непривычно…
Не завелись грузовики,
А так – всё как обычно.
***
Пьянствовала мышка,
Пятый день в запое.
Пропивала книжки,
Кое-что другое.
И в пустых бутылках
Вся у мышки келья,
Стонет на опилках
Мышка от похмелья.
Боль стучит в затылок,
Крутит мышке лапы.
Чу! – среди бутылок
Мишка косолапый
Скалит свою рожу,
Идиот-топтыжка.
Допилась, похоже,
Наша с вами мышка.
Утром санитары
Вынесут в пакете
Много стеклотары
И её скелетик…
***
Раз, два, три, четыре, пять,
Продолжаем маму ждать?
Мама ходит в магазине,
Носит кофточки в корзине,
Выбирает, что купить,
Будем с кофточками жить.
Ваня, нет! В клавиатуру —
Самосвалом не стучать!
Где же носит нашу дуру?
Где ж ты ходишь, наша мать!?
За окном на небе в дырку
Ангел радости глядит.
Мама принесёт бутылку
И бутылкой наградит.
Ваня, нет! Не стоит кашей
Наш модем сейчас кормить!
Понесло ж тебя, Наташа,
Новых кофточек купить!
За окном – булавки-звезды,
За окном – разлитый йод.
С новой кофтой, очень поздно,
Наша мамочка идёт….
***
Там, за гречневою кашей,
Там, где суп и банка шпрот,
Целый день стоит на страже
Грустный крошка-идиот.
Ему холодно и пусто,
Пахнет сыр через пакет,
Спят котлеты, спит капуста.
И на свете счастья нет.
***
Сережа начал пить. Шесть степеней свободы.
Четыре ОРЗ, и третий месяц – март!
Живут, чтобы не пить, но пьют мои уроды
Прокислый каберне под вывеской «ломбард».
У вас всё хорошо, и НТВ, и моды,
И Ангелина Вовк, и ссученный поп-арт…
Бухают, чтобы жить, живут мои уроды
Прокислым каберне под вывеской: «ломбард»…
***
Снег идет над Лосью,
Ночь конвой разводит,
Ванечка, не бойся,
Волки к нам не ходят!
Это воет Шарик –
Бросили соседи.
…мне б сейчас стопарик…
Ходят к нам медведи.
Ходят к Ване Мишки,
Ванечка, не бойся.
Ночь стоит на вышке,
Снег идет над Лосью.
***
Я встал с кровати и убился
О Ванин красный самосвал.
И надо мною голубь вился,
Овал у головы сиял.
Однако громко получилось –
Иван вскочил, Наташа встала.
И будто – голубя не вилось,
И будто – не было овала.
«Да, что ж такое!? Саша! Саша!
Смотри, куда с утра встаёшь!».
Мне умирать теперь не страшно,
Когда вот так с утра умрёшь.
***
Я ехал в контору,
В окошко глядел,
Мелькали заборы,
И ветер свистел.
Мелькали промзоны,
Платформы, шарфы,
Мелькали кобзоны,
Деревья и рвы.
Мелькала зима,
За окошком моим,
Заводы, дома,
Пароходы и дым.
Три моря мелькали,
Четыре реки,
Портвейны, хинкали,
И бомж без руки
Стоит в униформе –
Обходчик пути…
На этой платформе
Мне нужно сойти.
Сойду.
***
Долгий день клонится к ночи,
Снега – тыща верст кругом.
Как случилось, Боже, Отче,
Что я вырос дураком?
***
иду, рукав себе порвах
какой-то веткою в кустах.
теперь жена меня убьет,
и всё отступит, всё уйдёт.
и буду тысячу веков
без рук, без ног, без рукавов
виновным козликом лежать,
травою сорной прорастать.
***
Человек-дрезина.
Две жены: тётя Паша и тётя Зина.
Живёт урывками.
Рыдает над поэзии отрывками.
Любит жарить котлеты.
Была, вроде, жизнь, а отняли — и нету.
Вот и мотает его как говно в проруби: везде одной ногой
Для ада слишком хороший, для рая – слишком плохой.
Ну, схоронили, конечно. Поставили стелу.
А зачем, блядь, мне расскажите, в Маугли свергли Акеллу?
Что, он пидор был? Да нет!
Пойду нахуй нажарю котлет.
Такие дела.
***
Ярко светится доярка,
Получает молоко.
Муж уехал за соляркой
На райцентр далеко.
Всех коров сейчас подоит,
Борьке щёлкнет по яйцу,
И бегом, и это стоит,
К агроному-подлецу.
Муж в райцентре, в школе дети –
До чего же хорошо!
Над землёю солнце светит,
Грусть прошла, и всё прошло.
На застеленной кровати
Волоса убрав платком:
«Хватит, Гриша! Гриша, хватит!
До греха ж недалеко…»
Ярко светится доярка,
Ломит у неё крестец.
Муж уехал за соляркой,
Агроном спешит, подлец…
Всё закончено. За стенкой
Ходят ходики: «тик-так».
Агроном вернется к Ленке,
Муж нажрётся, как мудак…
***
— Голубь одноногий,
Что же ты не скачешь?
Не поешь, не пляшешь,
Грустный, одинокий?
— Что ж теперь скакати?
Ногу ж оторвали!
Пью у тёти Вали,
Ем у тёти Кати…
В долг…
***
Жена обиделась. Молчит.
Да я и сам ни зги не помню!
Я где-то шел. Каменоломни.
Бутылку помню, Бейкер стрит…
Две бляди маленькие – помню.
Скамейка. Милиционер.
Зачем-то ехал в город-Лобню.
Блевал и падал. Помню сквер.
Нет, не блевал! Но падал – было!
Избил дебила-мудака.
Вот от чего болит рука!
Я вспомнил! Блядь! Избил дебила!
С блядями я не целовался.
И ни с одной не переспал.
Идти до дома заебался,
Пришел и сразу же устал.
Жена обиделась, Наташка.
Молчит – хоть рот у ней зашей!
И ходит по Москве кондрашка
По души старых алкашей…
***
Раньше небо было выше,
Дни длинней на пару лет,
Можно было плюнуть с крыши,
Закопать в земле секрет,
Можно было ждать простуды,
Чтобы в школу не идти.
А теперь мы все – паскуды!
Выросли, твою ети!
***
Какой прекрасный магазин
Открылся у работы!
Там много водок, пив и вин,
И продаются шпроты.
Там ходит с рацией лакей,
Приветливы кассирши:
Я дал им рваных сто рублей –
Зачли, меня простивши!
Там на прекрасных стеллажах
Стоят во флягах плоских:
Коньяк Дербент и Карабах,
Коньяк стоит Московский.
***
Расстроен. По случаю пятницы
Пошел в гастроном, бо взалкал.
А воин – солдат, если нравится –
Вино из кармана украл.
Сижу старичком безутешным,
Ступени морозят мне зад.
Я мог бы подраться, конечно,
Да только там – рота солдат.
Дрожат пересохшие губы,
И нет ни рубля на вино…
Торчат Предприятия трубы,
Как в старом советском кино…
***
После дождя по улице
Катаю малыша,
Машина мокрой курицей
По улице прошла,
Прохожие по случаю
Закутаны в плащи,
И самолет над тучами
Запущен из пращи.
Дома стоят заплаканы,
Во многих окнах свет,
Ну как с такими знаками
Считать, что Бога – нет!?
***
Жить на свете хорошо
Для Петра и Кати,
Я кричу Наверх: «Еще!»,
Мне Оттуда: «Хватит!».
Я вчера напился в хлам
И лежал в капусте,
И кричал Наверх : «Агдам!»
Мне в Ответ: «Допустим».
Жизнь на свете хороша
Средь пустых бутылок.
У меня болит душа,
И болит затылок.
***
Я рад теперь, что я живой.
Жить интересно, хоть и трудно:
То медсестра выносит судно,
То врач вытягивает гной.
Смотрю в окно. Я – Кабысдох.
И стал слезливый алкоголик.
Больничный двор похож на нолик,
А крестик – нарисует Бог.
*сущее баловство*