В отличие от Владимира Сорокина, повесть которого “День опричника” либеральные СМИ долго мусолили, как сбывшееся пророчество, Пелевин никогда, кажется, статуса пророка у нас не имел, проходя, скорее, по линии универсального эксперта текущих смыслов. Хотя замечательных ироничных образов близкого будущего немало и у него. Достаточно вспомнить Евросоюз России-Белоруссии граничащий с Халифатом им. Ангелы Меркель из “iPhuck 10”.
То, что в последней своей повести “Искусство лёгких касаний” (2019) Виктор Олегович не просто буквально пророчит сегодняшнюю американскую революцию, но и как будто недвусмысленно “запускает” её, тоже прошло как-то мимо либеральной критики. Что, в общем, и понятно. Пелевин уже немало лет занимается планомерной деконструкцией неолиберального дискурса и вызывающе неполиткорректен. Так, что даже некоторое недоумение вызывает его способность удерживаться в современном неокультурном мейнстриме. Последнее есть, видимо, результат суммы былой славы, звёздного статуса, известной недалекости либеральных критиков, и — способности самого Пелевина мастерски ускользать от карающего меча либеральной цензуры, виртуозно меняя маски.
В последней своей книге Пелевин измывается над неолиберальной “новой нормальностью” с сарказмом уже совершенно злодейским. Пусть читатель сам решит, уместно ли такое сравнение, но нечто подобное проделывал в своё время Достоевский. Его “Бесы” яростно обрушивалась не только на революционеров, но и тогдашнюю либеральную мысль в целом, выставляя её предводителя, Ивана Тургенева, в гомерически карикатурном свете. Тем же примерно занимается и Пелевин. Только действовать ему приходится уже не в старой доброй пост-классической эпохе Федора Михайловича, а в безнадёжном постмодернизме современности.
Пелевин и Сорокин
Кстати, ещё одна странная аберрация либеральной критики — называть Пелевина и Сорокина постмодернистскими авторами. С чего бы? Очевидно, что и тот, и другой далеко выходят за грани “радужной химеры” постмодернизма, в которой счастливо плещутся западные “неоклассики” калибра Умберто Эко и Дэна Брауна (обоих Пелевин мастерски пародирует в своей книге). В отличие от Эко и Брауна, наши “постмодернисты” уверенно продолжают традиции русской литературы XIX века. Если это кому-то ещё неочевидно, поясним.
Русскую литературу ХIХ века часто называли “последней христианской литературой”, что, конечно, справедливо. Хотя, казалось бы, говорила она о тех же проблемах, что и западноевропейская. Но — не совсем. Родившись на самой границе классической эпохи и модернизма (Пушкин), русская литература пророчествовала о падающем в зияющее марево мировой революции мире, стоя при этом, всё же, на том алмазном мосту традиции, с которого прочие европейские литературы (прежде всего, французская и английская) уже бесстрашно прыгнули.
Или, скажем иначе: все литературы нового времени писали о пустоте современного человека “с его безнравственной душой, себялюбивой и сухой, мечтанью преданной безмерно, с его озлобленным умом, кипящим в действии пустом”; но лишь одни (ну, почти одни) русские писатели писали о нём, помня человека ещё допотопного, до-современного, того, кто был способен мыслить глубоко, свободно и независимо. Как тот пушкинский “в душистых сединах старик, по-старому шутивший: отменно тонко и умно, что нынче несколько смешно”.
На сегодняшней нео-культурной тусовке и Пелевин и Сорокин выглядят эдаким вот пушкинским “в душистых сединах” стариком, который высказывается о “новой нормальности” с аристократической улыбкой, тонко, умно и беспощадно. Отчего тусовка чувствует себя рядом с ними не очень уютно. Однако продолжает как-то мириться с последними носителями старой духовности, втайне надеясь, что скоро они вымрут сами собой.
Может быть и так. Но пока ещё беспощадная зоркость взгляда, скрывающаяся за пелевинским “буддизмом” и сорокинским “цинизмом”, даёт нам возможность увидеть вещи в их истинном свете (вещь для новой реальности почти непростительная, но, окончательно ещё не запрещённая).
Что же видит Пелевин на месте современной Америки?
Пир Валтасара | Гравюры Гюстава Доре
Что же видит Пелевин на месте современной Америки?
Он видит страну, находящуюся на той же степени разложения и опустошения всех смыслов, что и поздний СССР перед началом “катастройки”: гнилую олигархическую империю управляемой демократии “с таким же избирательным правосудием, подтасованными выборами и лежащей в основе всего ложью”, отличающуюся от своего визави лишь тем, “как конкретно организован тоталитарный менеджмент и где спрятана подтасовка”.
Современный американец — это такое же “зависимое, запуганное и предельно озабоченное личным выживанием существо, от которого на каждом шагу требуется демонстрация верных политических взглядов и казенного патриотизма”, как и его советский коллега. И пока он жрёт свое “синтетическое голливудское сало”, его “дрессированные творцы”, торгующие телом в стеклянных витринках, заняты тем же, чем и их позднесоветские коллеги, пытавшиеся обворожить отечественную публику: сбором монеток с глазниц живых мертвецов…
Всё это, впрочем, не большая новость. Как и фирменный пелевинский сарказм, в свете которого оказывается, что причиной этого печального катаклизма американской души стало секретное оружие ГРУ.
Да, это ГРУ придумало “американскую политкорректность, identity politics (политика идентичностей — В.М.), гендерную шизу и левый активизм”, и, посредством “боевых химер”, работающих на энергии ритуальных жертвоприношений, поразило этой адской смесью американское сознание.
Собственно, художественным допущением является здесь лишь технологии секретного оружия. Всё прочее — суровая действительность, замковым камнем которой является, согласно Пелевину, библейский Пир Валтасара, ярко проиллюстрированный Рембрандтом.
О! Пелевин совсем не прост, и пир Валтасара помянут совсем не случайно. Он указует на многое, и, в том числе — на важнейший момент мировой истории, в который происходит радикальный геополитический сдвиг, когда мировая Империя совершает переход от Вавилона к Персии (и, соответственно, от семитских народов к арийским) — той знаменитой библейской ночью войско Кира Персидского входит в Вавилон.
Вавилонская башня | Художник: Питер Брейгель Старший
Речь, собственно, идёт о том, что сегодняшний глобальный мир переживает подобного же рода переворот (с обратным, соответственно, знаком), шестернями которого у Пелевина становятся генерал Изюмин, изобретатель “Царь-Химеры”, стратегическая американская разработка “Mother of all Shitholes” (Мать всех жоп) и русский философ Голгофский — известный знаток масонства и англофоб.
Не будем, однако, слишком поддаваться фееричному взрыву пелевинской иронии, а лучше сконцентрируемся на том, что за ней скрывается. Тем более, что в целом ирония эта легка и прозрачна, и заключается лишь в том, что сегодняшняя американская реальность с её тоталитарной политкорректностью и левачеством ничем, в сущности, не отличается от позднесоветской:
Современная Америка — это тоталитарный совок семьдесят девятого года с ЛГБТ на месте комсомола, корпоративным менеджментом на месте КПСС, сексуальной репрессией на месте сексуальной репрессии и зарей социализма на месте зари социализма…
Одно различие (и существенное!) писатель, впрочем, замечает: если в совок семьдесят девятого года можно было привезти джинсы из Америки, то сегодняшняя Америка — это такой совок, в который джинсы уже никто не привезёт. Из того совка можно было уехать, а из этого — увы!
“И “Голоса Америки” в нём тоже нет и не будет. Только три чуть разных “Правды” и один многоликий бессмертный Брежнев, который яростно борется сам с собой за право отсосать у Биб…”, — очевидно, имеется в виду израильский премьер-министр, но здесь пелевинский герой спохватывается, совершая насильственное обрезание свой конспирологической мысли и продолжает: “вы только представьте себе — двуполый самооплодотворяющийся Брежнев, который никогда не умрёт…”.
Фантазия и правда страшновата. Но цели, задачи и итог этого “Перл Харбора американского духа” предельно ясны:
…разрушить то главное, что делало Америку Америкой — ясный, рациональный и свободный американский ум… превратить США в такое же тупое и лживое общество, каким был Советский Союз семидесятых… свернуть свободу слова и создать в Америке омерзительную и душную атмосферу лицемерия, страха и лжи, погубившую Советский Союз. С той же аморалкой, парткомом, кучей запретных тем и избирательным правосудием”, разумеется — с поправками на американские реалии.
Или, иными словами, “прорыть в здоровой и рациональной американской психике как можно больше абсурдных нор и дыр…, пока “объём внедрённого в американскую культурную норму абсурда и левого идиотизма в какой-то момент (не) станет критическим, и… американская культура просто… — implode, обрушится внутрь самой себя”.
Но это ещё не всё. Пляшущий по стене Валтасарова пиршества перст Виктора Олеговича упирается в главное:
Нарушить американскую социальную гармонию и противопоставить один процент, которому принадлежит Америка, остальным девяноста девяти” (то есть, олигархическую элиту — народу), после чего всё здесь должно полететь в тартарары, в — “сказку с нашим концом”: “Сначала введем диктатуру меньшинств. То есть… прогрессивных комиссаров, говорящих от их имени. А ещё лучше комиссарш. И одновременно прокурорш. Таких непонятно откуда взявшихся кликуш, перед которыми все должны будут ходить на цирлах и оправдываться в твиттере под угрозой увольнения. Назовём это диктатурой общественного мнения. Потом отменим свободу слова под предлогом борьбы с hate speech — для всех, кроме наших. А затем посадим на царство какую-нибудь дурочку-социалистку или Берни. И получим вместо Америки большую невротизированную Венесуэлу с триллионными долгами.
Наконец, за ударом “Царь-Химеры”, поражающей американскую душу тройным неверием “в политику, в медиа и в будущее” на фоне материального и духовного кризисов разражаются апокалипсические “войны клоунов” (американцы, замечает Пелевин, называют свою реальность “clown world”).
Даниил в яме со львами | Гравюры Гюстава Доре
Замечательное предсказание! Учитывая тот факт, что фильм “Джокер”, сформировавший матрицу и ставший триггером сегодняшнего американского бунта, вышел 31 августа 2019, то есть, через неделю после выхода пелевинской книги.
Итак:
Сначала запылает цветная во всех всех смыслах революция, которая сильно подпалит здание цирка. Затем будет гибридная гражданская война, а потом к власти придёт военная хунта, где соберутся нормальные люди. И вот с ними уже можно будет вести диалог…
Voila! — вот, собственно, и всё, что необходимо знать о сегодняшней американской революции.
Художественная реальность и предсказания Пелевина
Нет, конечно, переводя пелевинскую художественную реальность в обычную, нам придется ещё раскодировать некоторые важные моменты.
Например, что настоящие “химеры” (или — химемы) — это те химические реакции, через которые пропускают наше сознание хозяева дискурса: некогда газета “Правда” и ТАСС, а нынче Hollywood, СNN и The New York Times.
Или, что современные хозяева дискурса, в 1979-м откладывавшие яйца в газете “Правда”, а ныне облепившие офисы СNN, это, как ни парадоксально, действительно одни и те же (порой — совершенно буквально) люди.
Или, что американские неоконы, вылупившиеся из гнезда троцкистской партии Шахтмана, отшелушившиеся в Демпартии США под крылом сенатора Скупи Джексона, пришедшие к власти (уже под эмблемой республиканцев) в администрациях Рейгана-Бушей и отстоявшиеся в механизмах сегодняшнего американского Deep state — это снова те же (во всяком случае, по акценту и менталитету) люди, что вели Горбачева, пересаживались в лодку Ельцина, а затем обустраивали “Союз правых сил”.
Видение четырех зверей
Одним словом, художественная реальность Пелевина гораздо свободней, чем может показаться на первый взгляд, переводится в реальность банальную. Вот, разве что, “военной хунты, где соберутся нормальные люди” Америки, мы, вероятно, дождемся ещё не скоро.
Зато другое замечательное предсказание классика воплощается почти буквально на наших глазах. Речь идет о формировании race fluidity (расовой подвижности), задуманном злодеем Изюминым для окончательного сокрушения остатков здравого смысла в американском массовом сознании. В самом деле, “если можно быть мужчиной в теле женщины, почему нельзя быть негром или индейцем в белом туловище, и наоборот?”. Что нам прекрасно иллюстрирует движение BLM, активируемое верхушкой Антифы.
Поклонение белых черной туфле Мастер П., правда, не предсказал (разве что имплицитно), в остальном же явил, как видим, блестящий анализ ситуации! Отчего же либеральные критики не спешат объявлять Пелевина пророком?
Вопрос, впрочем, из области риторических.
Ну и ещё несколько важных замечаний напоследок.
Фундаментальный миф, на котором строится структура пелевинской повести — это культ Разума (в сущности, — всё того же вавилонского Ваала), жрецами которого в Новое время были Маркиз де Сад и другие прогрессивные деятели французской революции, а сегодня — корпоративные журналисты. Писатель характеризует их как проституток “без страха и упрёка, которые даже за пять минут до атомного взрыва будут работать над своим резюме”, или — как “порноактёров, ежедневно выкладывающих в сеть свои снимки с воткнутыми в интимные отверстия матрёшками”. Что ж, убедительное описание нашего мира в его информационном контексте.
Ну и, наконец, оценим финал повести, в котором стороны обмениваются сокрушительными “ядерными” ударами. Пока Царь-химера сокрушает остатки американского здравого смысла, “Мать всех жоп” накрывает пространство бывшего СССР, в котором, как следствие, наступает жопа окончательная и беспросветная. Так, согласно Пелевину, началась и закончилась Третья мировая, никем почти не замеченная, бесповоротно, однако, изменившая мир.
Как бы ни был зловещ финал повести, с точки зрения разума он, согласимся, и правда, наиболее реалистичен. С другой стороны, можно ли было ожидать другого от буддийствующего сознания Мастера П.? Наконец, с третьей, как истинный русский гуманист, писатель не мог, конечно, не подарить нам и последней надежды.
Впрочем, пора уже остановить это немилосердное извержение спойлеров (успокоив ещё не знакомого с книгой читателя, которому она может открыть немало других дверей и глубин). Окончательно заметим лишь, что, как и всякий настоящий писатель, Пелевин всю свою жизнь пишет один роман, разворачивая его поглавно и в разных направлениях. И что последние координаты этого архипелага на карты нашего сознания всё ещё не нанесены.
Обложка — Пир Валтасара, Рембрандт