Вещие сны академика Бехтеревой.

Осен­ний сон

— Я ро­с­ла до­маш­ним ре­бен­ком, вос­пи­ты­ва­лась бон­ной, но­си­ла бар­хат­ные плать­и­ца, ко­си­ч­ки крен­дель­ка­ми. Са­мое яр­кое впе­чат­ле­ние дет­ст­ва – па­па ве­че­ром са­дит­ся за ро­яль, и мы с мо­ей под­руж­кой валь­си­ру­ем под не­заб­вен­ный «Осен­ний сон» до го­ло­во­кру­же­ния. Па­па был кра­си­вый, та­лант­ли­вый, пре­кра­с­но пел, бе­з­у­пре­ч­но оде­вал­ся и на служ­бу, и до­ма. Он ме­ня очень лю­бил – про­с­то так, бе­зо­го­во­ро­ч­но. А на­пра­в­ля­ла по жиз­ни – ма­ма.

Хо­ро­шо по­м­ню, как я, еще лет трех от ро­ду, иду с ней за ру­ку на про­гул­ку. Я не­дав­но уз­на­ла но­вое кра­си­вое сло­во «тех­ни­кум» и го­во­рю: «Вы­рас­ту и бу­ду учить­ся в тех­ни­ку­ме», а ма­ма тут же стро­го по­пра­в­ля­ет «Ка­кой тех­ни­кум? Пой­дешь в ин­сти­тут, те­бе все лег­ко да­ет­ся. Толь­ко в ин­сти­тут, по­лу­чишь вы­с­шее об­ра­зо­ва­ние – и ста­нешь уче­ной». Я под­ро­с­ла и на­и­зусть вы­учи­ла ис­то­рию мо­ей пра­баб­ки, ко­то­рая вви­ду край­ней се­мей­ной бед­но­сти ре­ши­ла из тро­их де­тей вы­учить толь­ко од­но­го, Во­лодь­ку, са­мо­го тол­ко­во­го. Из не­го вы­шел Вла­ди­мир Ми­хай­ло­вич Бех­те­рев (зна­ме­ни­тый рус­ский пси­хи­атр и нев­ро­па­то­лог, ко­то­рый по­ста­вил Ста­ли­ну ди­аг­ноз «па­ра­нойя» и че­рез не­сколь­ко дней по­с­ле это­го при за­га­до­ч­ных об­сто­я­тель­ст­вах скон­чал­ся. – Прим. ав­то­ра). У ме­ня то­же бы­ли млад­шие брат и се­ст­ра. А ма­ма на­пра­в­ля­ла в на­у­ку толь­ко ме­ня, при­чем от­кры­тым тек­стом — «бу­дешь уче­ной», и все. Зна­чит, зна­ла, о чем го­во­рит!

Мое сча­ст­ли­вое без­мя­те­ж­ное дет­ст­во рух­ну­ло за од­ну ночь. Прав­да, пе­ред этим был сон – один из че­ты­рех ве­щих снов, ко­то­рые я ви­де­ла в те­че­ние жиз­ни. Сни­лось мне, что па­па сто­ит в ко­ри­до­ре на­шей квар­ти­ры, и вдруг пол у не­го под но­га­ми под­ни­ма­ет­ся, из-под по­ло­виц вы­ры­ва­ют­ся язы­ки пла­ме­ни, и он па­да­ет в огонь. На сле­ду­ю­щее ут­ро его аре­сто­ва­ли. Ма­му от­пра­ви­ли в об­щем ва­го­не в ла­герь. Ме­ня и бра­та Ан­д­рея – в дет­ский дом, по­то­му что все род­ст­вен­ни­ки от­вер­ну­лись от нас, как от за­чу­м­лен­ных.

Нам с бра­том два­ж­ды по­вез­ло

– во-пер­вых, мы ос­та­лись в Пи­те­ре, а мог­ли ока­зать­ся где-ни­будь в Ива­но­во, во-вто­рых – по­па­ли в хо­ро­ший дет­дом, ко­с­тяк ко­то­ро­го со­ста­в­ля­ли де­ти из Лат­вии и по­ра­зи­тель­ный ди­ре­к­тор от­ту­да же — Ар­ка­дий Кель­нер, вме­сте с ко­то­рым мы по ве­че­рам ра­зу­чи­ва­ли на­все­г­да ос­тав­шу­ю­ся в па­мя­ти пе­сен­ку про пе­туш­ка. И ес­ли ма­ма впе­ча­та­ла в ма­т­ри­цу мо­ей па­мя­ти цель жиз­ни – по­лу­чить об­ра­зо­ва­ние, то Ар­ка­дий Иса­е­вич на­у­чил ме­ня до­би­вать­ся це­ли, вос­пи­тал гор­дость и вну­шил чув­ст­во соб­ст­вен­но­го до­с­то­ин­ст­ва – то, че­го, ка­за­лось бы, в дет­до­ме ни­ко­г­да не при­вить. Он бу­к­валь­но в ле­пеш­ку рас­ши­бал­ся, толь­ко бы у вос­пи­тан­ниц не бы­ло двух оди­на­ко­вых плать­ев или паль­ти­шек, ве­щей убо­гих, не­су­щих на се­бе пе­чать ни­ще­ты. Од­на­ж­ды всем на­шим де­во­ч­кам вы­да­ли для ра­бо­ты в ма­с­тер­ских яр­ко-оран­же­вые плать­и­ца, и на сле­ду­ю­щий день мы дру­ж­но на­це­пи­ли яр­кие об­нов­ки в шко­лу – фор­му то­г­да еще не но­си­ли. Бо­же мой, как орал на нас за эту не­тре­бо­ва­тель­ную, при­ми­тив­ную оди­на­ко­вость наш лю­би­мый ди­ре­к­тор, а осо­бен­но до­с­та­лось мне – луч­шая уче­ни­ца шко­лы по­сме­ла по­дать при­мер дру­гим и вы­ря­дить­ся в «при­ют­ское», что­бы нас все жа­ле­ли, все рав­но что клей­мо «си­ро­ти­ну­шек» на се­бе по­ста­ви­ли. Я до сих пор оран­же­вый цвет, ес­ли это не апель­син, не­на­ви­жу.

Я ве­ду очень об­шир­ную де­ло­вую пе­ре­пи­с­ку. И толь­ко че­ты­ре ад­ре­са из не­сколь­ких де­сят­ков при­на­д­ле­жат мо­им ли­ч­ным ад­ре­са­там. Од­на из них — Эри­ка Ле­о­ни­дов­на Ка­л­ни­на, дет­до­мов­ская под­ру­га. На­ши кро­ва­ти сто­я­ли ря­дыш­ком, и она пы­та­лась на­у­чить ме­ня ак­ку­рат­но за­пра­в­лять по­стель. Не вы­шло. Но сколь­ко раз она ме­ня спа­са­ла от на­го­няя и опо­зда­ния на зав­т­рак! Те­перь я мо­гу не уби­рать по­стель хоть не­де­лю, что­бы в ней не­жил­ся мой лю­би­мый кот. А до­б­ро­та Эри­ки ос­та­лась со мною на­все­г­да – как свет­лый лу­чик из тех да­ле­ких дней.

Сверх­про­грам­ма в дей­ст­вии

Я не ду­ма­ла, что дол­ж­на ис­по­л­нить ма­те­рин­ский за­вет и по­лу­чить вы­с­шее об­ра­зо­ва­ние. Я во­об­ще ни о чем не ду­ма­ла. Как пче­ла со­би­ра­ет воск, так и я дей­ст­во­ва­ла по впе­ча­тан­ной в со­з­на­ние сверх­про­грам­ме. В ме­ди­ци­ну я по­па­ла слу­чай­но. Ле­том со­рок пер­во­го по­да­ла до­ку­мен­ты сра­зу в во­семь ву­зов. Вось­мо­го сен­тя­б­ря сго­ре­ли ле­нин­град­ские про­до­воль­ст­вен­ные скла­ды, и пе­ред уг­ро­зой бло­ка­ды и го­ло­да все ин­сти­ту­ты, кро­ме ме­ди­цин­ско­го, эва­ку­и­ро­ва­лись. А я не хо­те­ла уез­жать и ос­та­лась при ме­ди­цин­ском. По­сту­па­ли од­но­вре­мен­но со мною семь­сот че­ло­век, окон­чи­ли ин­сти­тут – чет­ве­ро. Ос­таль­ных уне­с­ла вой­на и го­лод.

Всю бло­кад­ную зи­му, шесть раз в не­де­лю, я шла че­рез весь го­род в ин­сти­тут. Ту­да и об­рат­но. В мо­роз и ве­тер. Ви­де­ла, как на пя­ти­тон­ках уво­зят сло­жен­ные шта­бе­ля­ми тру­пы. Вме­сте с ос­таль­ны­ми вос­пи­тан­ни­ка­ми хо­ди­ла на Не­ву за во­дой, а ве­че­ром – в един­ст­вен­ный ос­тав­ший­ся в бло­кад­ном го­ро­де Те­атр му­зы­каль­ной ко­ме­дии, где лег­ко­мы­с­лен­ные пе­сен­ки про лю­бовь и юмо­ри­сти­че­с­кие ку­пле­ты пе­ли си­ние от го­ло­да и хо­ло­да ар­ти­сты. Наш лю­би­мый ди­ре­к­тор ушел до­б­ро­воль­цем и по­гиб, а про но­во­го, по фа­ми­лии Ива­нов, мне не­че­го ска­зать хо­ро­ше­го. Дет­дом ве­с­ною по Ла­до­ге вы­вез­ли на Боль­шую зе­м­лю. Нам до­ба­ви­ли ка­кие-то ко­пей­ки на до­по­л­ни­тель­ное пи­та­ние, од­на­ко но­вый ди­ре­к­тор де­мон­ст­ра­тив­но от­ка­зал­ся от де­нег «в поль­зу фрон­та», и мы про­дол­жа­ли го­ло­дать, а он — кор­мить свою не­ма­лую се­мью за наш счет. Ка­жет­ся, до пя­ти­де­ся­тых го­дов я не ни­как мог­ла на­ес­ть­ся до­сы­та…

Ум­но­жая по­з­на­ние, ум­но­жа­ешь пе­ча­ли

В 21 год я окон­чи­ла ме­ди­цин­ский и по­сту­пи­ла в ас­пи­ран­ту­ру – за­ин­те­ре­со­ва­лась тем, че­го нам не пре­по­да­ва­ли, так как мозг и его де­я­тель­ность в на­ча­ле 50-х бы­ли не в фа­во­ре – уж боль­но за­га­до­ч­ны и ма­ло ма­те­ри­а­ли­сти­ч­ны. А мне все­гда хо­те­лось за­гля­нуть за грань, за пре­дел, по­бы­вать там, где ни­кто еще не был, хо­те­лось по­нять, что де­ла­ет че­ло­ве­ка – че­ло­ве­ком.

В 1962 го­ду мне пред­ло­жи­ли воз­гла­вить От­дел на­у­ки при Цен­т­раль­ном ко­ми­те­те пар­тии, а я так жи­во на­ча­ла рас­ска­зы­вать пар­тий­ным чи­нам, до че­го ин­те­ре­с­ным де­лом за­ни­ма­юсь, что мне пред­ло­жи­ли со­з­дать ба­зу для изу­че­ния про­цес­сов мыш­ле­ния при ле­нин­град­ском Ин­сти­ту­те экс­пе­ри­мен­таль­ной ме­ди­ци­ны. То­г­да мы изу­ча­ли мозг при­ми­тив­ным ме­то­дом – на­при­мер, уда­ля­ли че­ло­ве­ку опу­холь, и во вре­мя опе­ра­ции, что­бы слу­чай­но не за­деть жиз­нен­но ва­ж­ные уча­ст­ки, сна­ча­ла ка­са­лись то­го или ино­го ме­с­та элек­т­ро­да­ми, и все вре­мя с боль­ным бе­се­до­ва­ли, про­си­ли рас­ска­зы­вать про свои ощу­ще­ния. За­мол­чал, сбил­ся, гал­лю­ци­на­ции по­шли – ага, не то­го рай­она ко­с­ну­лись, обой­дем. И та­ким об­ра­зом вы­яс­ня­ли, за что дан­ный уча­сто­чек от­ве­ча­ет. Бо­ли па­ци­ент не чув­ст­во­вал – в моз­гу нет бо­ле­вых ре­це­п­то­ров. В те вре­ме­на обы­ч­ный элек­т­ро­эн­це­фа­ло­граф, ко­то­рый те­перь есть чуть ли не в ка­ж­дой по­ли­кли­ни­ке, счи­тал­ся чу­дом. А те­перь по­зи­т­рон­но-эмис­си­он­ный то­мо­граф, за­ни­ма­ю­щий це­лое зда­ние, по­ка­зы­ва­ет нам, как ве­дут се­бя от­дель­ные ней­ро­ны, ко­г­да мы тво­рим – на­при­мер, мы­с­лен­но со­чи­ня­ем ска­з­ку — или «ту­по» счи­та­ем от од­но­го до ста.

При­ня­то го­во­рить, что у нас за­дей­ст­во­ва­ны толь­ко 5 — 7% моз­го­вых кле­ток. Ли­ч­но я на ос­но­ве сво­их ис­сле­до­ва­ний склон­на по­ла­гать, что у твор­че­с­ки мы­с­ля­ще­го ум­но­го че­ло­век ра­бо­та­ют поч­ти все 100% – но не ра­зом, а как огонь­ки ело­ч­ной гир­лян­ды – по оче­ре­ди, груп­па­ми, узо­ра­ми. Ме­ж­ду про­чим, вы зна­е­те, что у вас в моз­гу по­сто­ян­но дей­ст­ву­ет де­те­к­тор оши­бок? Он на­по­ми­на­ет – «вы не вы­клю­чи­ли свет в ван­ной», об­ра­ща­ет ва­ше вни­ма­ние на не­пра­виль­ное вы­ра­же­ние «си­ний лен­та» и пред­ла­га­ет дру­гим от­де­лам моз­га его про­ана­ли­зи­ро­вать, лен­та-то си­няя, но что кро­ет­ся за ошиб­кой – иро­ния, не­зна­ние или не­бре­ж­ность чье-то бы­ст­рой ре­чи, вы­да­ю­щая во­л­не­ние? Вы же че­ло­век, вам на­до знать и по­ни­мать не один, а мно­же­ст­во пла­нов. Ока­зы­ва­ет­ся, ко­г­да кто-то го­во­рит «по­с­ле все­го пе­ре­жи­то­го я стал со­в­сем дру­гим», он со­вер­шен­но прав — пе­ре­стро­и­лась вся ра­бо­та его моз­га, да­же не­ко­то­рые цен­т­ры пе­ре­ме­с­ти­лись. Мы ви­дим, как лю­ди мы­с­лят, как вспы­хи­ва­ют огонь­ка­ми от­дель­ные ак­тив­ные кле­то­ч­ки, но еще не рас­шиф­ро­ва­ли код мыш­ле­ния и не в со­сто­я­нии по кар­тин­ке на эк­ра­не про­чи­тать, о чем вы ду­ма­е­те. Мо­жет быть, ни­ко­г­да и не рас­шиф­ру­ем.

Бо­лее то­го, я до­пу­с­каю, что мысль су­ще­ст­ву­ет от­дель­но от моз­га, а он – толь­ко ула­в­ли­ва­ет ее из про­стран­с­т­ва и счи­ты­ва­ет. Мы ви­дим мно­гое, что не в со­сто­я­нии объ­я­с­нить. Те­ло че­ло­ве­ка по­с­ле на­сту­п­ле­ния смер­ти на не­ко­то­рое ко­ли­че­ст­во грам­мов лег­че, чем бы­ло при жиз­ни. По­че­му? Я встре­ча­лась с Ван­гой – она чи­та­ла про­шлое, ви­де­ла бу­ду­щее. По дан­ным Бол­гар­ской ака­де­мии на­ук, чи­с­ло ее сбыв­ших­ся пред­ви­де­ний – 80%. Как у нее это по­лу­ча­лось?

“Те­тя Ван­га”

Пе­ред встре­чей с про­ви­ди­цей я хо­те­ла со­сре­до­то­чить­ся и по­мол­чать, но, как на­зло, мои бол­гар­ские кол­ле­ги-ме­ди­ки до­ни­ма­ли ме­ня ни­че­го не зна­ча­щи­ми пу­с­ты­ми раз­го­во­ра­ми. В рас­тре­пан­ных чув­ст­вах, пре­рвав­шись на по­лу­сло­ве, я во­шла че­рез кро­хот­ные се­ни в ком­на­ту, где за сто­лом си­де­ла те­тя Ван­га. Сле­пая, ли­цо ас­си­мет­ри­ч­ное и все же бес­ко­не­ч­но ми­лое и чи­с­тое, как у ре­бен­ка. Она всех на­зы­ва­ла на “ты” и тре­бо­ва­ла, что­бы к ней об­ра­ща­лись так же. А го­лос по­на­ча­лу сер­ди­тый и прон­зи­тель­ный – не при­не­с­ла я ку­сок са­ха­ра, ко­то­рый до встре­чи тре­бо­ва­лось су­т­ки но­сить при се­бе, что­бы он всю ин­фор­ма­цию впи­тал и пе­ре­дал Ван­ге. Я вру­чи­ла ей по­да­рок — кра­си­вый па­в­ло­во­по­сад­кий пла­ток. Она не­до­воль­но по­мор­щи­лась: “Он же но­вый! Ни­че­го о те­бе не ска­жет! А что ты хо­чешь уз­нать?” Я объ­я­с­ни­ла, что хо­те­ла бы про­с­то по­го­во­рить с нею “для на­у­ки”. Ван­га пре­не­б­ре­жи­тель­но хмы­к­ну­ла: “Для на­у­ки…”, но вдруг ее ли­цо при­об­ре­ло яс­ное, за­ин­те­ре­со­ван­ное вы­ра­же­ние: «Вот твоя мать при­шла, она здесь. Го­во­рить хо­чет». А моя ма­ма умер­ла в 1975 го­ду, и я по­ду­ма­ла, что сей­час «хи­т­рая» Ван­га от ли­ца ма­мы на­ч­нет ме­ня уп­ре­кать – по­че­му это я мо­гил­ку дав­но не на­ве­ща­ла. Мне про по­доб­ные уп­ре­ки рас­ска­зы­ва­ли мно­гие, по­бы­вав­шие у Ван­ги. Я ре­ши­ла ее опе­ре­дить: «Она, на­вер­ное, на ме­ня сер­дит­ся?» — «Нет, не сер­дит­ся, и при жиз­ни то­же ред­ко сер­ди­лась. Это все — бо­лезнь, все – бо­лезнь». — Ван­га в то­ч­но­сти по­в­то­ри­ла ма­ми­ны сло­ва, ко­то­ры­ми та из­ви­ня­лась за свою раз­дра­жи­тель­ность, и вдо­ба­вок силь­но за­тря­с­ла ру­ка­ми и го­ло­вой, изо­б­ра­жая сим­пто­мы тя­же­лей­шей ма­ми­ной бо­лез­ни под на­зва­ни­ем «пар­кин­со­низм». — «Вот та­кой у нее был дро­жа­тель­ный па­ра­лич, вер­но?». И у ме­ня лег­кий хо­ло­док ко­с­нул­ся серд­ца – от­ку­да она зна­ет?…

Ван­га пе­ре­да­ла мне две ма­ми­ны прось­бы – за­ка­зать у мо­на­хов в За­гор­ске по­ми­наль­ную служ­бу и по­ехать в Си­бирь. Я уди­ви­лась – за­чем Си­бирь, по­че­му? У ме­ня там ни­ко­го нет. «Не знаю, — ска­за­ла Ван­га. — «Мать силь­но про­сит. А что это за ме­с­то – Си­бирь? Го­род? Се­ло?» Со­вер­шен­но не­ожи­дан­но, вер­нув­шись в Ле­нин­град, я по­лу­чи­ла при­гла­ше­ние в Си­бирь на чте­ния, по­свя­щен­ные мо­е­му де­ду Бех­те­ре­ву. От­ка­за­лась, за­ня­тая де­ла­ми, о чем до сих пор очень жа­лею – чув­ст­вую, знаю, со­г­ла­сись я, и мно­гое в мо­ей жиз­ни сло­жи­лось по-дру­го­му.

А еще Ван­га со­об­щи­ла, что мой отец не умер, а убит, и под­ска­за­ла, где ис­кать его мо­ги­лу. И со­в­сем уж по­ра­зи­ла ме­ня за­я­в­ле­ни­ем «Ты че­го к зам­ми­ни­ст­ра хо­дишь, не твой он че­ло­век. По­обе­ща­ет, но ни­че­го не даст. Хо­ди к ми­ни­ст­ру, это – твой че­ло­век». Ну от­ку­да ей бы­ло знать, по ка­ким ка­би­не­там вла­сти хо­дит ее гос­тья из Рос­сии? До­га­дать­ся о та­ком – не­воз­мо­ж­но. Жизнь по­ка­за­ла, что и здесь Ван­га не ошиб­лась. И со­в­сем не­ве­ро­ят­но в све­те по­с­ле­ду­ю­щих страш­ных со­бы­тий про­зву­ча­ла фра­за: «Что-то я очень пло­хо тво­е­го му­жа ви­жу, как в ту­ма­не. Где он? В Ле­нин­гра­де? Пло­хо-пло­хо его раз­ли­чаю…» Че­рез не­сколь­ко ме­ся­цев по­с­ле этой встре­чи я по­те­ря­ла му­жа. Ван­га рас­ска­за­ла про три смер­ти, слу­чив­ши­е­ся ря­дом со мною и силь­но ме­ня за­дев­шие. И опять все так – с не­боль­шим ин­тер­ва­лом уш­ли из жиз­ни моя ма­ма, мать пер­вой же­ны мо­е­го му­жа и моя един­ст­вен­ная бли­з­кая под­ру­га. «Ты, мо­жет, о се­бе бес­по­ко­ишь­ся? У те­бя со здо­ровь­ем все в по­ряд­ке. А се­ст­ра твоя все бо­ле­ет. Да ты не огор­чай­ся, и не ум­рет, все хво­рать бу­дет». Дей­ст­ви­тель­но, моя млад­шая се­ст­ра — ин­ва­лид пер­вой груп­пы, из тех, кто стра­да­ет, скри­пит, да дол­го тя­нет. И она и муж мой бы­ли от Ван­ги на од­ном рас­сто­я­нии. Се­ст­ру Ван­га ви­де­ла, му­жа – поч­ти нет. Я не мо­гу не ве­рить в то, что слы­ша­ла и на­блю­да­ла са­ма, да­же то­г­да, ко­г­да это­му нет объ­я­с­не­ний. Ван­га очень зва­ла ме­ня при­е­хать еще раз. Мо­жет, и на­до бы­ло …

Осо­бые сны

Они ви­де­лись мне толь­ко под ут­ро или днем, с пол­ным ощу­ще­ни­ем то­го, что все про­ис­хо­дит на са­мом де­ле. Про­сы­па­лась я все­гда на­пря­жен­ная, взвин­чен­ная, нер­в­ная, с ост­рой го­лов­ной бо­лью в об­ла­с­ти лба. В ию­ле 1975 го­да я от­пра­ви­ла ма­му в са­на­то­рий, под Кра­с­но­дар. По­лу­чи­ла ее пись­мо – бо­д­рое, жиз­не­ра­до­ст­ное, где она со­об­ща­ла, что чув­ст­ву­ет се­бя луч­ше и да­же вы­хо­дит в са­дик по­си­деть на со­л­ныш­ке, и очень об­ра­до­ва­лась. А че­рез не­сколь­ко дней снит­ся мне сон – во сне я про­сы­па­юсь, оде­ва­юсь, слы­шу зво­нок в дверь, и поч­таль­он при­но­сит те­ле­грам­му – «Ва­ша ма­ма умер­ла, при­ез­жай­те хо­ро­нить». При­ле­таю в се­ло, уз­наю лю­дей, про ко­то­рых ма­ма пи­са­ла, на­зы­ваю всех по име­нам. Мне го­во­рят: «На­до ид­ти в сель­со­вет». Про­сы­па­юсь в от­ча­я­нии и сле­зах и хо­чу не­ме­д­лен­но ле­теть в Кра­с­но­дар. Муж и дру­зья ус­по­ка­и­ва­ют ме­ня, снис­хо­ди­тель­но по­хло­пы­вая по пле­чу: «Вы же уче­ная, му­д­рая жен­щи­на, вы мозг изу­ча­е­те, да как мо­ж­но ве­рить снам, по­смо­т­ри­те, ка­кое пись­мо хо­ро­шее, ско­ро ва­ша ма­ма вер­нет­ся!». И так они ме­ня убе­ди­ли, что я от сво­ей за­теи от­ка­за­лась.

В ав­гу­сте по­лу­чаю те­ле­грам­му: «Ва­ша ма­ма умер­ла. При­ез­жай­те хо­ро­нить», — все сло­во в сло­во на­пи­са­но. При­ез­жаю… уз­наю на по­хо­ро­нах всех тех, о ком ма­ма пи­са­ла… иду в сель­со­вет за справ­кой о ее смер­ти. Да, я зна­ла, как ма­ма боль­на, тре­во­жи­лась о ней, во сне моя тре­во­га всплы­ла, при­об­ре­ла от­чет­ли­вую фор­му. Но от­че­го я пред­ви­де­ла имен­но эту смерть, а не дру­гие? Воз­мо­ж­но, ма­ма ду­ма­ла обо мне в по­с­лед­нюю ми­ну­ту. Или ду­ша ее в мо­мент от­де­ле­ния от те­ла ко­с­ну­лась мо­е­го со­з­на­ния. От­ве­тить, по­че­му воз­ни­ка­ют по­доб­ные сны я по­ка не мо­гу. Но при­слу­ши­вать­ся к ним – на­вер­ное, на­до.

Ес­ли бы я не зна­ла, что не­кра­си­ва, то со­чла се­бя хо­ро­шень­кой!

Ог­ром­ную роль во всех мо­их «ком­п­ле­к­сах» сы­г­ра­ла ма­ма. Мой ум она пре­воз­но­си­ла до не­бес, но что ка­са­ет­ся внеш­но­сти и раз­ных жен­ских до­с­то­инств – о, тут шел дру­гой раз­го­вор. По­м­ню, как я тан­цую под па­пин ак­ком­па­не­мент, а ма­ма, скло­нив на­бок го­ло­ву, го­во­рит: «Все хо­ро­шо, но нож­ки – по­л­но­ва­ты… по­л­но­ва­ты нож­ки. Не­пло­хи, но – по­л­но­ва­ты». И так при­дир­чи­во раз­би­ра­ла ме­ня по ча­с­тям, что сфор­ми­ро­ва­ла стой­кий ком­п­лекс уро­ди­ны. Де­ло до­хо­ди­ло да аб­сур­да – вы не по­ве­ри­те — в два­д­цать лет я мог­ла ча­са­ми рас­сма­т­ри­вать се­бя в зер­ка­ле и ду­мать: «Пра­во же, ес­ли бы я твер­до не зна­ла, что ужа­с­но не­кра­си­ва, то со­чла бы се­бя хо­ро­шень­кой!» Ко­г­да под­руж­ки хва­ли­ли мою внеш­ность, я ду­ма­ла, как они ко мне хо­ро­шо от­но­сят­ся.

В пер­вый раз я влю­би­лась в вос­пи­тан­ни­ка на­ше­го дет­ско­го до­ма – оба­я­тель­но­го юно­шу нор­ди­че­с­ко­го ти­па. Я ни­ко­му об этом не рас­ска­зы­ва­ла. Не знаю, по­че­му мне сей­час это вспом­ни­лось… На­вер­ное по­то­му, что очень лег­ко, не­ж­но и ро­ман­ти­ч­но все это бы­ло. Мне толь­ко ис­по­л­ни­лось че­тыр­на­д­цать, моя не­кра­си­вость ме­ня еще не тре­во­жи­ла, и мы вме­сте, дер­жась в тем­но­те за ру­ки, смо­т­ре­ли в ки­но­те­а­т­ре фильм «Пе­с­ни о люб­ви». Мне жаль на­шу ны­неш­нюю мо­ло­дежь, ко­то­рая про­ска­ки­ва­ет ста­дию пер­вой влюб­лен­но­сти за не­сколь­ко ми­нут — как мно­го они те­ря­ют! Вот я че­рез… ну са­ми пред­ста­в­ля­е­те сколь­ко лет про­шло, вспо­ми­наю это чув­ст­во – здо­ро­во хо­ро­шо… А по­том – уже зре­лой жен­щи­ной, по стра­ст­ной, силь­ной люб­ви я вы­шла за­муж и все ду­ма­ла – «ах, он го­во­рит мне ком­п­ли­мен­ты по до­б­ро­те ду­шев­ной, на­сколь­ко же он ме­ня лю­бит, ес­ли я, та­кая страш­нень­кая, ка­жусь ему кра­са­ви­цей». В 34 го­да я по­еха­ла в Ан­г­лию, в Бри­столь, на на­уч­ную кон­фе­рен­цию. И в ка­фе ус­лы­ша­ла, как за мо­ей спи­ной ме­ня об­су­ж­да­ют две бу­фет­чи­цы – «ка­кая кра­си­вая эта рус­ская, ка­кие у нее за­ме­ча­тель­ные но­ги и эф­фект­ная фи­гу­ра». Они ме­ня ви­де­ли пер­вый и по­с­лед­ний раз в жиз­ни и не до­га­ды­ва­лись, что я по­ни­маю ка­ж­дое сло­во. Я сра­зу бро­си­лась к бли­жай­ше­му зер­ка­лу, по­смо­т­ре­ла на свое от­ра­же­ние и тут же бе­зо­го­во­ро­ч­но по­ве­ри­ла – да, да, они пра­вы, я же кра­са­ви­ца!

На ра­бо­ту я все­гда пред­по­чи­та­ла при­ни­мать при­вле­ка­тель­ных жен­щин, ко­то­рые идут в на­у­ку по тре­бо­ва­нию ду­ши, а не из вну­т­рен­ней ущерб­но­сти и не­вос­тре­бо­ван­но­сти. С удо­воль­ст­ви­ем на­блю­да­ла, как они де­ла­ют на­уч­ную карь­е­ру и рас­цве­та­ют.

Но­ч­ная тьма

Ро­ко­вая за­ко­но­мер­ность мо­ей жиз­ни — чем бли­же я под­хо­ди­ла к ка­ко­му-то эпо­халь­но­му про­ры­ву в сво­их ис­сле­до­ва­ни­ях, тем силь­нее ме­ня пре­сле­до­вал и кру­жил жут­кий хо­ро­вод го­ря, не­при­ят­но­стей и про­б­лем. Так, в кон­це ше­с­ти­де­ся­тых, во вре­мя изу­че­ния «де­те­к­то­ра оши­бок», на нас на­пи­са­ли от­вра­ти­тель­ную гряз­ную ано­ним­ку. В 1989 го­ду я на­ко­нец-то по­лу­чи­ла но­вей­шую ап­па­ра­ту­ру для ис­сле­до­ва­ний и вновь на ка­кой-то день по­сме­ла по­ду­мать, что аб­со­лют­но сча­ст­ли­ва, а по­том…

В 1990 го­ду умер от нар­ко­ти­ков мой 37-­лет­ний при­ем­ный сын Алик, и в ту же ночь я по­те­ря­ла от ин­суль­та му­жа.

С 1989 го­да ме­ня тра­ви­ли за же­ла­ние от­крыть свой ин­сти­тут моз­га и за стре­м­ле­ние по­ки­нуть пост ди­ре­к­то­ра На­уч­но-ис­сле­до­ва­тель­ско­го ин­сти­ту­та экс­пе­ри­мен­таль­ной ме­ди­ци­ны. Я дав­но со­би­ра­лась, как сту­к­нет 65, все бро­сить и уй­ти в на­у­ку, что­бы не под­пи­сы­вать по три ча­са в день бу­ма­ги. Не по­ня­ли, взрев­но­ва­ли, воз­му­ти­лись, осо­бен­но ко­г­да уз­на­ли, что во гла­ве но­во­го ин­сти­ту­та – фи­зик, мой вто­рой сын, Свя­то­с­лав Мед­ве­дев. Рас­кле­и­ва­ли по го­ро­ду ли­с­тов­ки, где уг­ро­жа­ли судь­бой че­ты Ча­у­ше­ску. Пре­да­ва­ли са­мые бли­з­кие дру­зья – я ни­ко­г­да не раз­де­ля­ла де­ло­вое и ли­ч­ное об­ще­ние, все мои кол­ле­ги вхо­ди­ли в мой дом, это те­перь я край­не ог­ра­ни­чи­ла круг бли­з­ких мне лю­дей, а то­г­да толь­ко от­ме­ча­ла – ты и ты, не­у­же­ли и ты — то­же?…

Что осо­бен­но боль­но – муж ис­то­во ве­рил га­зе­там и не­ве­ро­ят­но стра­дал, а мое не­же­ла­ние оп­рав­ды­вать­ся в не­ко­ей от­сут­ст­ву­ю­щей ви­не он вос­при­ни­мал как ко­с­вен­ное ее до­ка­за­тель­ст­во и все вре­мя убе­ж­дал в не­об­хо­ди­мо­сти ввя­зать­ся в по­ле­ми­ку. Бы­ло очень тя­же­ло ви­деть, как он пе­ре­жи­ва­ет из-за ме­ня, и еще боль­нее – чув­ст­во­вать его пло­хо со­кры­тое не­до­ве­рие. И слу­шать его со­ве­ты: «Брось свое ни­ко­му не ну­ж­ное де­ло, и ты от­дох­нешь, как я это де­лаю». Мне ка­за­лось, что тя­же­лее это­го пе­ри­о­да, ко­г­да моя мно­го лет ле­ле­е­мая меч­та вот-вот сбу­дет­ся, и все за­ви­сит толь­ко от ме­ня, а си­лы — на ис­хо­де, пре­да­тель­ст­во дру­зей под­то­чи­ло ду­шу, и под­дер­ж­ка бли­з­ких боль­ше все­го по­хо­жа на под­тал­ки­ва­ние в спи­ну по на­пра­в­ле­нию к про­па­с­ти, ху­же это­го ни­че­го и быть не мо­жет. Ока­за­лось – мо­жет.

Не удер­жа­ла

Сын Алик, до­к­тор, кра­си­вый, ум­ный, бес­ко­не­ч­но лю­би­мый, труд­ный, по­зво­нил но­чью, ска­зал, что по­кон­чит с со­бою и хо­чет по­про­щать­ся пе­ред смер­тью с от­цом. Муж по­про­сил ме­ня по­ехать к не­му. Мы уже один раз вы­ха­жи­ва­ли Али­ка по­с­ле тя­же­лей­ше­го за­ра­же­ния кро­ви, вы­та­щи­ли бу­к­валь­но чу­дом с то­го све­та. Что­бы не те­рять ни се­кун­ды, я сра­зу вы­зва­ла ре­а­ни­ма­цию и бро­си­лась к сы­ну. Пе­ред за­кры­той две­рью его квар­ти­ры за­ста­ла рас­те­рян­ных вра­чей — на звон­ки из­ну­т­ри ни­кто не от­зы­вал­ся, и вдруг мне од­ной по­чу­дил­ся силь­ный, как в ана­то­ми­ч­ке, труп­ный за­пах, ко­то­ро­го не бы­ло и ни по ка­ким ло­ги­че­с­ким при­чи­нам быть не мог­ло, и я по­ня­ла – все. Сы­на боль­ше нет. Ко­г­да при­не­с­ли клю­чи и от­кры­ли дверь – Алик мер­т­вый ле­жал на ди­ва­не, с пет­лей на шее. Од­но дви­же­ние – и он мог спа­стись сам. Воз­мо­ж­но, он за­тя­нул пет­лю, толь­ко ко­г­да ус­лы­шал на­шу воз­ню за две­рью. Мо­жет быть, рас­счи­ты­вал и на­де­ял­ся, что мы вой­дем и ус­пе­ем его спа­сти. Его серд­це ос­та­но­ви­лось все­го не­сколь­ко ми­нут на­зад. Я взя­ла те­ле­фон­ную труб­ку и обо всем, как ав­то­мат, со­об­щи­ла му­жу. Мы с мо­ей бли­з­кой под­ру­гой Р. В. вер­ну­лись до­мой. И вновь толь­ко я од­на у по­ро­га по­чув­ст­во­ва­ла все тот же ле­де­ня­щий ду­шу труп­ный за­пах. Не­сколь­ко се­кунд – и ощу­ще­ние ис­чез­ло. От­крыл муж, внеш­не – спо­кой­ный, вы­слу­шал, при­нес нам на­ре­зан­ный ар­буз, ска­зал, что идет спать. Под ут­ро у не­го про­изош­ло кро­во­из­ли­я­ние в мозг, и спа­сти его не уда­лось.

То, о чем мо­ж­но бы­ло бы и умол­чать

Шли ме­ся­цы. Я жи­ла по инер­ции. Ез­ди­ла в ко­ман­ди­ров­ки, ра­бо­та­ла, но ощу­ще­ние чье­го-то при­сут­ст­вия в до­ме со­хра­ня­лось. Стран­ное гу­де­ние, по­хо­жее на шум вол­ч­ка, шо­рох, скрип по­ло­виц. Я иду в ван­ную мыть­ся. Слы­шу ша­ги. Они при­бли­жа­ют­ся, по­том — уда­ля­ют­ся. Ко­г­да я вы­хо­жу ми­нут че­рез де­сять, Р. В. спра­ши­ва­ет, за­чем мне ни с то­го ни с се­го по­на­до­би­лось вы­би­рать­ся из те­п­лой ван­ны в ко­ри­дор и по­че­му я не ото­зва­лась, ко­г­да она ме­ня ок­ли­к­ну­ла. А вот – еще: я стою у ок­на и ви­жу во дво­ре гру­ст­но­го че­ло­ве­ка с ли­цом мо­е­го по­кой­но­го му­жа. Мо­жет быть, мне по­ка­за­лось?.. Воз­вра­ща­юсь в кух­ню и про­шу Р. В. взгля­нуть, кто там сто­ит на ули­це, «вро­де я уже его где-то ви­де­ла». Она вбе­га­ет че­рез ми­ну­ту бе­лая как мел: «Да это же Иван Ва­силь­е­вич! Он по­вер­нул­ся и к га­ра­жам по­шел, вы же зна­е­те его осо­бен­ную по­ход­ку — ни с кем не спу­та­ешь!»

Глу­бо­ким ве­че­ром я смо­т­рю на боль­шой, хо­ро­шо вы­пол­нен­ный порт­рет му­жа в спаль­не и на­блю­даю, как ме­д­лен­но ска­ты­ва­ет­ся по по­лот­ну сле­за из угол­ка на­ри­со­ван­но­го гла­за – слов­но он огор­чен, как ча­с­то бы­ва­ло при жиз­ни, мо­им позд­ним воз­вра­ще­ни­ем до­мой из гос­тей. Я без­молв­но за­мер­ла у порт­ре­та, а моя ти­хо по­до­шед­шая под­ру­га вос­кли­ца­ет: «Да он пла­чет…» По­том сле­за та­ет. У ме­ня есть мно­го те­о­ре­ти­че­с­ких объ­я­с­не­ний слу­чив­ше­му­ся, на­чи­ная от из­ме­нен­но­го со­сто­я­ния со­з­на­ния, в ко­то­ром мы обе, без со­м­не­ния, в те дни на­хо­ди­лись и ко­то­рое по­з­во­ли­ло нам пе­рей­ти в иную пло­с­кость бы­тия и ви­деть иные ве­щи, но га­дать и ком­мен­ти­ро­вать вслух – нет, не хо­чу. Это – бы­ло, и все. Уве­рен­ность в ре­аль­но­сти про­ис­хо­див­ше­го у ме­ня пол­ная.

Ка­ж­дое за­га­до­ч­ное яв­ле­ние как бы съе­да­ло часть мо­их и без то­го под­то­чен­ных го­рем воз­мо­ж­но­стей, му­чи­ли го­лов­ные бо­ли, вне­зап­ная сон­ли­вость, по­вы­шен­ное да­в­ле­ние. Ну, хва­тит, – ре­ши­ла я и от­пра­ви­лась в боль­ни­цу Чет­вер­то­го уп­ра­в­ле­ния. Здо­ро­вье мне вро­де бы под­ле­чи­ли, но ду­ша про­дол­жа­ла бо­леть. И то­г­да я об­ра­ти­лась к Бо­гу. Бог, ве­ра, отец Ген­на­дий и мои бли­з­кие вер­ну­ли ме­ня к жиз­ни, при­не­с­ли уте­ше­ние и по­кой. Дверь в За­зер­ка­лье за­кры­лась – на вре­мя, не на­все­г­да.

Вы зна­е­те, все еще бу­дет!

Са­мый сча­ст­ли­вый мо­мент мо­ей жиз­ни? Мне мно­гие не ве­рят и не­до­у­мен­но улы­ба­ют­ся, ко­г­да я об этом рас­ска­зы­ваю, но я го­во­рю чи­с­тую прав­ду – под­го­тов­ка до­к­ла­да для от­кры­тия ХХХIII Ме­ж­ду­на­род­но­го кон­грес­са фи­зи­о­ло­ги­че­с­ких на­ук, и как апо­фе­оз – вы­сту­п­ле­ние 30 ию­ля 1997 го­да, ко­то­рое про­шло бо­лее чем бле­стя­ще. По­том ме­ня мно­го сни­ма­ли, но толь­ко один финн до­га­дал­ся и при­слал фо­то­гра­фии с из­ви­не­ни­ем – мол, я по­ни­маю, что у вас есть и по­лу­чше… Нет у ме­ня ни­че­го по­лу­чше, все, на­вер­ное, так по­ду­ма­ли, по­э­то­му толь­ко од­на его фо­то­гра­фия, те­перь все­гда сто­ит в ка­би­не­те как сим­вол мо­е­го воз­вра­ще­ния к се­бе по­с­ле мно­го­лет­не­го, тяж­ко­го, чер­но­го пе­ри­о­да, ко­г­да я бы­ла не я, а моя тень. Я вы­сту­па­ла, чи­та­ла лек­ции, за­ни­ма­лась гро­мад­ной ор­га­ни­за­ци­он­ной ра­бо­той, но – не жи­ла. По­ка у ме­ня не по­я­ви­лась оче­ред­ная сверх­за­да­ча — до­к­лад, ко­то­рый по­з­во­лил оце­нить, сколь­ко сде­ла­но в про­шлом и по­ка­зал, что есть смысл в бу­ду­щем. Я люб­лю сво­его сы­на, у ме­ня пре­кра­с­ная не­ве­ст­ка и чу­де­с­ная вну­ч­ка, ме­ня оча­ро­вал Нью-Йорк. Про­дол­жа­ет ра­бо­тать со­з­дан­ный на­ми Ин­сти­тут моз­га.

Без сверх­за­да­чи че­ло­ве­че­с­кое су­ще­ст­во­ва­ние ли­ше­но смы­с­ла. Жи­вот­ные ро­ж­да­ют­ся, да­ют жизнь но­вым по­ко­ле­ни­ям, по­том функ­ция раз­мно­же­ния уга­са­ет и на­сту­па­ет смерть.

А мы — мы не уми­ра­ем, по­ка у нас есть цель – до­ж­дать­ся вну­ков и пра­вну­ков, на­пи­сать кни­гу, уви­деть мир, за­гля­нуть в За­зер­ка­лье… Ста­ро­с­ти не су­ще­ст­ву­ет, и ни­че­го не за­кан­чи­ва­ет­ся, по­ка вы са­ми это­го не за­хо­ти­те.

С академиком Бехтеревой беседовала Га­ли­на Панц-Зай­це­ва

Лилит №1/2003