Simeon Ten Holt — Canto Ostinato

… «… Как человек, придумавший под разные образовательные цели не одну сотню задач (от рутинных учебных до тех, что принято называть красивыми), замечу, что  в этих случаях правильнее было бы говорить не о красоте, а об удивлении. Но, конечно, в удивительном тоже есть своя красота. Некоторые под красотой математики понимают ее логическую стройность, основанную на минимальном числе неопределяемых понятий (необходимость в них обусловлена конечностью любого синонимического ряда) и недоказуемых (принимаемых как очевидные) связей между ними (аксиом). То есть (я намеренно утрирую и упрощаю) эта стройность базируется на неопределяемом и недоказуемом, по сути ‒ на общей негласной договоренности о том, что мы все безусловно понимаем, что такое, например, точка и априори согласны с тем, что через две точки в евклидовом мире можно провести только одну прямую. Кажется, это то, что называют здравым смыслом. Человек привык к трёхмерному миру, нематематик не может даже помыслить о пространстве (множестве) с дробной размерностью, но вполне способен поцокать языком и в восхищении сказать “ах, как красиво”, увидев цветные иллюстрации фракталов. Мне же такая красота видится вполне механистической, она сродни красоте картинки в детском калейдоскопе и меня не завораживает. В каком-то смысле, аналогом предфрактала можно назвать, скажем, нравящееся мне “Canto ostinato” Симеона тен Холта, состоящее из 106 музыкальных “ячеек”, для исполнения которых предпочтителен состав из 4 фортепиано (но возможно использование и других инструментов), “ячейки” могут повторяться любое число раз по желанию исполнителей, с вариациями или без, с любыми темпом и динамикой ‒ выбор предоставлен музыкантам; известные исполнения занимали от полутора часов до полных суток; Сanto вполне себе суггестивно и психоделично; сменяющиеся картинки в калейдоскопе, вероятно, тоже психоделичны, но суггестивности в них нет. Красота же стихотворения для меня ‒ в его подлинности (это внутренне ощущение, которое у каждого может быть своим), невоспроизводимости (я о ней уже говорил), цельности и безусловности каждой его части. Вот, например, “Последняя любовь” Заболоцкого, стихи которого в целом я очень люблю, великолепная до последней строфы. Эта последняя строфа для меня не является безусловной и незаменяемой, хотя я и сам могу дать вполне убедительные разъяснения, почему она сделана именно так и такой. Но вот как раз возможность таких разъяснений, т.е. по сути возможность вычленения приёма и делает для меня это стихотворение великолепным именно до последней строфы… » …

Сергей Шестаков