Изд-во Franc-Tireur USA, 2024.

  Заказ за пределами РФ (кликабельно)

 

 

Хождение по мукам

ФРАГМЕНТЫ

---

В ночь с 17 на 18 июля 2021 частный реанимобиль увёз маму во Введенскую больницу с сердечным приступом и резким обострением ХОБЛа. 27 июля врачи опустили руки — не жилец; забирайте домой — так будет лучше и ей и вам. 29 приехали на частном реанимобиле забирать маму, и… прямо в палате больницы инсульт. 30 июля маму срочно перевели в профильную по инсульту Мариинку, откуда с новым диагнозом — Covid 19 — катапультировали в красную зону больницы Семашко. 25 августа едва живую маму с диагнозом — здорова — вышвырнули из Семашко, и на частной скорой мы привезли её домой. Десятилетиями забытая местными властями и врачами блокадная девочка, инвалид, ветеран Войны и Труда (отпахавшая в радиоактивных цехах закрытого ядерного завода) пошла на последний круг хождений по мукам.
15 августа 2022 года мамы не стало.
Весь этот страшный год я вёл в фейсбуке скорбный дневник «Хождение по мукам». Надо было как-то заземлять боль. И, как это ни унизительно, надо было просить денег на наркотики и проч медицину для умирающей мамы. Ниже несколько фрагментов этого Дневника. Пусть останется. На память.

Маменькин сынок

Я не должен был у тебя родиться. Что может родиться у блокадной девочки, которую кормили клеем и опилками, прятали под кроватью, чтоб не съели, и которая от блокадной дистрофии до конца школы была ростом с табуретку? Но я родился. Родился от большой и всепоглощающей любви. Такой большой, что отец, этот сраный консерваторский контрабасист, ручкающийся с Ростроповичем, нас тут же и бросил в съемной промерзшей деревянной халупе в Токсово, куда после Блокады ты с мамой уехала из Ленинграда (дом разбомблен, домовые книги сгорели – так и стали городские областными). Бросил, променяв на каких-то богемных блядей, карты и водку – да и сгинул в тюрьмах.
Когда я у тебя родился, то должен был сразу и помереть, потому что выдержать двенадцать воспалений легких подряд невозможно. Как невозможно представить, как ты меня двенадцать раз вытаскивала с того света, работая за гроши на режимном ядерном заводе ради комнаты в коммуналке заводского поселка.
Когда ты, наконец, привезла меня в эту выстраданную коммуналку, и в моей уже шестилетней жизни появился почти настоящий отец, всемудрый и, безусловно, самый справедливый на свете Бог Любви решил, что ты этой самой любви перебрала и разом сделал три компенсирующих хода: сначала на этом проклятом ядерном заводе взрывом на молекулы разнесло моего почти настоящего отца (то, что хоронили – соскребали со стен); следом остановилось сердце у твоей мамы; а на десерт… меня переехал армейский «Урал». Иногда я думаю, что в тот год всё и должно было закончиться. Твоё сердце должно было лопнуть. Ну и моё. Куда ж ему в реанимационном месиве без тебя? Но ты решила иначе. И случилась огромная жизнь, по которой я так и прокатился маменькиным сынком. Я так и прожил её день за днем, месяц за месяцем, год за годом с тобой. Прожил, не отходя от тебя ни на шаг; повесив тебе на шею и своих дочерей и своих внуков. Я отнял у тебя все надежды на личную жизнь. Я вымотал тебе все нервы своей поганой рефлексией. Я утопил тебя в себе. Задушил.
Сейчас ты умираешь. И мне страшно. Я не жил без тебя ни одного дня. Я без тебя не умею.

27.07.2021

 

***
Десять лет тому после просмотра фильма «Любовь» Ханеке, мама поделилась самым большим своим страхом: «Я только одного боюсь – на старости лет из ума выжить или инсульт схлопотать. Не хочу овощем лежать. Обузой быть не хочу».

Помню, школьником еще на дне рождения бодро пожелал ей жить до ста. Улыбнулась и огорошила в ответ: «Не дай бог. Это ж такая тоска смертная»..

А в мае за чаем рассказала о последнем разговоре с подругой, едва ли не единственной, кто еще остался жив. Та похвасталась: мол, если со мной случится инсульт, я всё предусмотрела – добыла заветную таблетку. На что мама ей, давясь от хохота – дура ты старая; если инсульт, как же ты эту таблетку достанешь?

19.08.2021

 

С Днем рождения, мама!

В этот день 57 лет тому ты решила, что мне пора. Только пуповину обрезать толи забыла, толи не решилась, и случилась одна огромная жизнь на двоих. Конечно это клиника. И тысячу раз и тебе и мне на разные лады дули в уши про эту паранойю. Даже на Библию ссылались: «Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть. Тайна сия велика». Ну… отец и сам ручкой сделал на старте. А тайна сея и всамделе велика – тайна необрезанной пуповины. Через неё год за годом я и высосал из тебя все соки. До последней ли капли? Сейчас, когда ты уже второй месяц в кислородной маске смотришь в больнице инсультные сны, эти оставшиеся капельки жизни текут по пуповине к твоему свихнувшемуся сынуле, который тихо отъезжает от ужаса остаться без тебя.
С Днем рождения, мама. Если хоть чем-то я и надеюсь вымолить у тебя прощения за всё, то разве что самым честным, что я смог написать:

***
я почка
я кочка
я радиоточка
я отчимом дочкам
разбитая бочка
я отче не ваш
не спаси меня боже
я ложен
я как-то неправильно сложен
я пропитый
с кожею дряблой обвислой
я весь мочекаменный и углекислый
с моста
этот вечный развод над невою
и этой неве про вину свою вою
инфантом в разлив
я поранил свой пальчик
бежит к тебе мама
твой старенький мальчик

21.08.2021

 

Кислород

(лёгкие блокадного Ленинграда)

…ррррррррр – пых – пу, ррррррррр – пых – пу…
В темноте ночи полное ощущение, что ты находишься внутри гигантского живого механизма. Мозг молниеносно подбрасывает рефлексию: 1983-ий, прядильно-ниточный комбинат им. Кирова у Большеохтинского моста (сейчас там Единый центр документов). Студентом там подрабатывал по ночам; до сих пор в памяти гул сотен ткацкий станков.
– Саша, что там за окном за стройка? (это перевод с инсультного…)
Вскакиваю с раскладушки, включаю ночник. Мамины глаза испуганно-удивлены. Рукой показывает на черноту окна.
– Мама, это кислородный аппарат. Вот он. Теперь это твои лёгкие.
Годы и годы на преднизолоне, потом (уже в нулевые) на фостере, беродуале, спериве — все эти десятилетия умирающих после Блокады, после ядерного химического завода легких. Теперь этот армейский зверь. Надежный, как танк. И такой же шумный.
Смотрит ошарашенно детскими глазами на огромного булькающего и моргающего неоном монстра.
– Да, мам, – это он. Во, зверюга. Это он дышит за тебя.
Во Введенской у её кровати стоял тихий, импортный. А дома – армейский. Ребята, что привезли, посетовали – из-за короны в Питере кислородные аппараты нарасхват, очереди. Мол, радуйтесь, что вообще свободный есть.
…ррррррррр – пых – пу, ррррррррр – пых – пу…
Лежать рядом со зверем маме страшно. Зато дома. Полуторамесячный реанимационный вираж позади.
– Вы её, сын? Ей сейчас уже можно всё. Отпустите её.
Это 20-е июля. Гениальная завотделением пульмонологии Введенской смотрит в упор. Спецназ. Внутри давно всё выжжено. Потому тихие убийственные слова убедительны.
А дальше? А это твоё дело. Врач, он же – ангел. А не всевышний. Ангелов тоже пожалеть надо.
– …сколько нам сталось?
– Вы с ума сошли! Я не господьбох.
И постучала каблучками к кабинету.
– Домой отдадите?
– Скажу честно, главврач категорически против. А я… Я отпущу. Так будет правильно.
И ведь отпустила уже. Почти. Реанимобиль стоял под парами. Только Наверху распорядились иначе. Праведники должны мучаться. То есть – ЖИТЬ. На тебе, блокадная девочка, ковид и инсульт на десерт. На тебе три недели красную зону. На тебе…А то мало покувыркалась. Домой хочешь? Поедешь – если и этот вираж пройдешь. Рая на Земле не обещали.

***
…ррррррррр – пых – пу, ррррррррр – пых – пу…
В темноте ночи господьбох смазывает шестиренки армейского кислородного аппарата и святым духом заряжает капсулы с дистиллированной (мертвой) водой.
– Живи, девочка. Дыши. Я всё управлю.

27.08.2021

 

Холодно-горячо

В 1977-ом, когда нянчился с сестрой, мы жили в коммуналке…с котлом на угле. В 1986-ом, когда родилась первая дочь, — настирать ежедневно вручную хозяйственным мылом ванну пеленок (какие памперсы? какие стиральные машины?) — было делом банальным. Так жила почти вся страна. Сейчас в век нанотехнологий и победившего креатива долбоёбов горячую воду в нашей деревне отключают с середины июля по хз какое сентября. И властям до пизды, как живут люди с детьми, старики и больные. Так живет бОльшая часть страны. Неожиданно (как всегда у нас) наступят холода — и страна начнет ждать горячей воды в батареях. Она пойдет, но, опять же, как всегда у нас, в лютую стужу они будут едва теплыми, а в оттепель — как в топке паровоза.
Я пишу уже дцатую главку маминой инсультной хроники, и вспоминаю, как 12 лет тому впервые открыл для себя хосписный Дневник Тани Рожок.
https://finbahn.com/врачебная-тайна-татьяна-рожок/
Это было до боли знакомо. Как знакомым с первых строк было «Белое на черном» Рубена Гальего — в памяти всплыли свои детские и юношеские кувыркания по адовым палатам изувеченных детей.
Дверь открылась… Примчалась дочь. Кривыми путями русского выживания за два дня «Трамадол» добыт. А значит, на раковые боли хоть на какое-то время управу нашли. Будем смотреть… И пора думать, как прыгнуть выше головы в поисках следующих доз. На новый круг.
По каким-то законам непостижимого ума все эти круги выруливают виток за витком в мамин Блокадный Ленинград, оплеванный московскими культуртрегерскими жирными кошерными суками.

03.09.2021

 

Маятник качнётся

… а сегодня утром мама нам с сестрёнкой и выдала: сколько мне ещё так мучиться? Ну мы и развели трулалы на два голоса: мол, не тебе решать; мол, ты нам еще не всё сказала-наказала; и проч, вылетающее на автомате в такие минуты — то, что у всех зашито в голове еще с детства, когда на любую, хоть самую распогибельную болячку, мамы нам курлыкали, как заклинание, гладя теплой ладонью — «Не бойся. Всё пройдет. Спи».
Участковый врач, уходя, расписала геограгафию путешествий по лечебницам с целью выяснения жизненного важного для Портала Госуслуг маминого болезного статуса, дабы ей (блокаднице) там чет было выписано-дадено от вселенских щедрот Всевышнего собеса. Посмотрел молча в её пустые глаза, поблагодарил, закрывая за ней дверь. А в голове — да иди ты нахуй со всеми этими ёбаными госуслугами. Берлин, блять, и то легче еще раз взять, чем… И пошел на кухню курить.
Сестренка у меня деятельная. У нас тут и курсы логопедии для инсультных, и гимнастика для пальцев рук, и массаж. Мама украдкой жалуется: Саш, тормозни её; она, не иначе, из меня паралимпийску чемпионку лепит. И улыбается. Дома улыбается. А не в больничках этих истребительных. В которые мы больше ни за какие коврижки. Откатались. Хватит.

14.09.2021

 

Парк культуры и отдыха

Его соорудили слишком поздно — парк прямо под окнами маминого дома. С гаревыми дорожками, скамейками, фонарями и проч модной несусветностью. Только в сентябре прошлого года и открыли. А до этого — заваленный пустыми бутылками и шприцами бурелом, и вечные пьяные оргии по ночам. Теперь фэншуй. Всё престарелое народонаселение нашей деревни + молодые мамаши с колясками устремились вкусить даров цивилизации. Ну и мы с мамой стали выползать. Посмолить на качельке. Мама успела ухватить этого невиданного и невозможного в наших ебенях счастья. Которого и досталось-то ей лишь до этого удушающего лета, на котором мотор девочки блокадницы чихнул и… Мама лежит на электрической кровати-трансформере и грустно смотрит на окно лоджии за которым этот уже недоступный парк щебечет новой жизнью.

16.09.2021

 

Чем сердце успокоится

Этим нашим беседам уйма лет. И еще с 70-80-х, когда речь заходила о болячках, коих у мамы (как и у всех её сверстников) навалом, она со смехом вспоминала Джерома «Трое в лодке…» — про медицинский справочник. Но совсем другое дело — когда из твоего поколения ушли все. А тут, как ни крути, жизнь видится иначе. Мама и так давно уж не скрывала, что жить ей надоело. Мне, маменькиному сынку, рефлексирующему эгоцентрику — это всегда рисовалось вовсе не так, как ей — в чем, собственно и урок всей моей никчемной… Мамино же видение — это программа железного поколения детей войны, которое воспитано и вовсе титанами, рожденными на заре ушедшего века. И если страна наша до сих пор не улетела в тартарары — их заслуга. Вот и мы не повалились со всеми детьми и внуками ток благодаря маме, которая на свою жизнь давно махнула рукой. Для себя ей жить было не интересно. Нами и спасалась. За последние лет 50 мама столько раз должна была по всем показаниям приборов попрощаться с этим наилучшим из миров, что… Но как этих спиногрызов бросишь? Дурней этих..?
Окончательный смертный приговор маме вынесли еще в июле — аккурат, как во Введенскую привезли. Через неделю инсульт и ковид — и уже прямым текстом: «Приготовьтесь». Затем три недели в красной зоне — три недели заочных поминок. И вот четвертая неделя дома. Сердце почти на нуле = пульс 54. Ноги отекли. По двум каналом спецсвязи просимафорили — «Всё». Но, как в песне: Мы летим, ковыляя во мгле, / Мы идем на последнем крыле. / Бак пробит, хвост горит / И машина летит / На честном слове и на одном крыле.
Всю свою грёбаную оставшуюся мне искать разгадку этого святого поколения. Мне не надо его выдумывать, не надо искать в фильмах и книгах. Как и всем моим ровесникам, мне достаточно мамы. Моя еще рядом. Ей надо.

19.09.2021

 

Не спешите нас хоронить

Все ж помнят легендарное марктвеновское в ответ на ошибочный некролог в «New York Journal» — «Слухи о моей смерти несколько преувеличены». А кто не помнит, пересмотрите «Четыре свадьбы и одни похороны». И закрепите нашим крепким советским: «Евреи, не жалейте заварки». Из всех жанров синема мне завсегда большЕй всего нравилась трагикомедия. Потому и Коэны в любимчиках (там всё поперек логики). Ну и «Иллюзионист» Йоса Стеллинга. Как без него?
https://www.youtube.com/watch?v=i2D1aoxSZvc
А потом… А потом мы все оторвемся в палате №6. Но до этого спасительного берега еще доплыть надо. Пока же мы проворачиваем фарш назад, вспоминаем любимое «Очевидное невероятное» с Капицей, держа в уме «Смерть меня подождет».
В июле, когда нам сказали приготовиться и забирать маму домой (мол, уже ничего не сделать), схватив за руку завотделением пульмонологии Введенского, выдавил: «Доктор. Только честно — сколько нам осталось?». Мудрая докторша вывернулась, сославшись на волю Божью. И то верно — хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах. А они, планы-то, вообще были? Игры разума, говорите?
Дорогая Таня ( https://finbahn.com/врачебная-тайна-татьяна-рожок/)— во первых строках маво письма из палаты Наполеонов прошу подвезти еще гранат и патронов. Наш линейный фрегат «Град Китеж» идет на абордаж, а перед штыковой мы все записались в коммунисты и надели георгии. Привет Минскому хоспису.
Седативные хороши. Эх, грибов бы еще от летучих голландцев.

22.09.2021

 

Военная тайна

У мамы до сих пор хранятся письма, сложенные треугольничками, в которых о самом главном трогательно душераздирает орфография шестилетнего ребенка. Это мои письма из больниц. О чем думает шестилетний? Кто-то помнит. Кто-то нет. А больничные воспоминания тринадцатилетнего так и вовсе свежи — словно вчера. Я это к тому, что мир, месяцами и годами суженный до больничной койки, мне родной и понятный. Сколько себя помню.
Вот мама всю жизнь боялась схлопотать инсульт. Весь её многолетний несовместимый с жизнью анамнез перевешивал страх превратиться в молчаливое бревно.
А Бог-то милостив. И мы худо-бедно говорим, мы читаем и следим за миром через форточку тиви и планшета.
Если сознание способно выписывать формальнологические штуки — вы очень даже еще… А если неформальнологические — так и вообще. И мы улыбаемся. Мы перебираем год за годом жизнь. Мы всё помним. И, самое главное — мы больше, чем за себя, переживаем за этих — бегущих, мчащихся, спешащих куда-то детей, внуков и правнуков. Только б не споткнулись. Не ушиблись.

24.09.2021

 

Короткое замыкание

Посрался в дым с участковым врачом. Открытым текстом ей: Хуле вы к матери приперлись, если от вас пользы шиш? В анамнезе вы ноль (ни одна из трех горбольниц, где мама круги ада наматывала и куда мы вломились за страшные деньги и не по чину (мы ж областные) — никаких вменяемых документов нам не дала (мы — мусор), а вы выписок оттуда не запросили, потому что вам тож насрать — и это 83-летний блокадник, ветеран труда, инсультник после ковида с крайней формой ХОБЛа; Вы назначаете маме какие-то препараты вслепую просто по визуальному осмотру; О первой группе даже не заикаетесь; Вы даже, сука, не задаете очевидных вопросов — с какого перепугу у мамы спецкислородное оборудование и реанимационная кровать… Так нахуй тогда вы вообще здесь сдались, если единственную действенную медпомощь нам дистанционно оказывает Минский хоспис? Отрабатываете палиативный протокол для галочки? А оно нам надо? Мама что — кролик для статистики?
А у нас еще одна ЖОПА. По Питеру очередная волна победоносной борьбы с незаконным оборотом опиоидов в аптеках и больницах, и рецепты для аптек по нашему мутному каналу больше не канают. А у нас последние три упаковки трамадола, без которых пиздец. И, видать, придется обращаться к наркодилерам. Ну я про это участковому тоже в лоб (аккуратными толстыми намеками не называя явок и паролей).
Бедная мама хлопает глазами. Саша, мол, нельзя, так невежливо с дохтуром. Ну да — надо, блять, скромно склеить ласты и, сглатывая патриотические сопли, смотреть на очередной Парад победы в честь сдохших от нашего минздрава и собеса последних ветеранов и блокадников.

30.09.2021

 

Perpetuum mobile

В каждой семье средь списка усопших свой ряд счастливчиков – тех, кто сразу. И священное Исаковского «Если смерти, то мгновенной» стоит дорогого в скорбных закоулках любой фамильной памяти. В нашей (как почти у всех в почившем сэсэсэре) большой и многнациональной — легкую заслужила ток мои бабушка и тесть (у обоих отрвался тромб). Остальные претерпели по полной; набор распространенный – рак (отчим и дядя), инсульт и диабет (вторая бабушка) и диабет с гангреной и ампутацией (теща).
Киники (ака – циники) тем и замечательны, что обо всем – в лоб. Без мелизмов и проч софистики. И нонешние разговоры с мамой, хоть и в её скорбном инсультном состоянии, серьезны и без соплежуйств. Тем паче, что она всю жизнь – сама себе врач. Вот сегодня и рассмешили друг дружку, одновременно за беседой вспомнив анекдот:
Сестра везет больного на каталке, он жалобно стонет:
— Сестра, а может клизмочку?
— Нет!
— А может, укольчик?
— Нет!
— А может, все-таки, в реанимацию?
— Доктор сказал «в морг» — значит в морг!
Мама, как и мы, прекрасно понимает – живет поперек логики. Эт как машина – бензин давно на нуле, а едет. Т.е. – не было никогда и вот опять. Тут задумаешься… Вот мама и думает. Ищет ответов. Все книги за месяц перечитала – те, что глазами достала на полках в спальне. Дальше – вся домашняя библиотека. А она бесконечна. Как бесконечны все обстоятельные советские домашние библиотеки. Всю жизнь ведь собирались. И «Смерть Ивана Ильича» в мамином случае не покатит – для её железного поколения надобны иные лит. прорывы. Мне об этом думать всю мою оставшуюся. Потому и царапаю карандашом сейчас – пока маминой смерти зубы заговорили.

05.10.2021

 

«Дорогая передача, во субботу, чуть не плача»

Оказывается, сего дня — Всемирный день хосписной и паллиативной помощи (World Hospice and Palliative Care Day). Отмечается во вторую субботу октября. Эт я узнал, телик включимши, ихде мне стали вышибать слезу остопиздевшей Нютой Федермессер и подсевшими, как на иглу, на конька модной и сверхприбыльной медиаблаготворительности «звездами» кина, а потом с победной дрожью в голосе поведали о том, что в стране для помощи обреченным сделато так, блять, много, что им, обреченным, от такого щастия разве что захлебнуться в льющихся неисчерпаемым потоком ништяках. Даж, дескать, суровый УК сломан об колено, и врачи терь нихера не боятся обезболивающие выписывать, и ващщще. Дорогая передача! ИДИТЕ ВЫ ТАМ ВСЕ НАХУЙ. До вашего «Изумрудного города» — не в этой жизни. А реальная подмога умирающей маме — токмо от подписчиков в фб, осатаневших от моих нескончаемых воплей, и святой из Минского хосписа — Тани Рожок. Моё государство на нас положило с прибором. И, мне очч горько об этом говорить — но трансляции Дня Победы по тиви я больше смотреть не буду. Положу мамину блокадную медальку с кусочком хлеба на стакан водки и попрошу прощения у всех ветеранов, которых обосрали.
Аминь

09.10.2021

 

Вдоль и поперёк

Помню, как в 91-ом бабушка получила гуманитарную посылку из Гамбурга — стиральный порошок, сухое молоко и сигареты без фильтра (армейский Camel — бундесверовские). Получила посылку, открыла и заплакала. Она прошла войну в бригаде торпедных катеров Балтфлота. И эта посылка стала последним ударом. Прожила после этого недолго. То, что блокадную маму наш медсобес послал нахуй, мы перенесли уже с иронией. За 30 лет с развала Союза передумано-переговорено было всё. И сошлись на банальном — в России жить вообще трудно. Во все времена и при всех режимах. Ну, а в свете того, что по анамнезу мама уже лед дцать тому должна была отбыть на тот свет, то путешествие по линии жизни выходит еще и стрёмным и явно поперек божественных откровений Асклепия. Бюджет нашего болезного житья-бытья тож поперечный — мы в жопе, крЕдит ржот над дебетом, но чёт откудат выковыриваем, изобретаем и ващще. В свете того, что линию горизонта мы убрали с глаз долой, часы выбросили и полагаем, что уже в вечности — то и логику мы решили отменить. Формальную. Неформальной и бытийствуем.
Аминь

13.10.2021

 

83
Самый долго-жданный День рождения

Не каждую девочку из Амура вытаскивает гусь. Маму в 39-ом вытащил. Спас. Хочется верить, в Раю есть место и гусям. Так-то мы смоляне, перебравшиеся в Ленинград — но мама родилась в 38-ом в селе Троицкое под Хабаровском. Там её отец (мой дед) служил военврачом. Родилась третьей (первые две девочки умерли). Родилась под песню:
На границе тучи ходят хмуро,
Край суровый тишиной объят.
У высоких берегов Амура
Часовые Родины стоят.
Потом отца перевели в Луцк, главным санврачем Ковельской ж/д. Дальше Война, гибель отца под Киевом, эвакуация в Ленинград, Блокада от звонка до звонка, выезд под Ленинград (дом в городе разбомблен, домовые книги сгорели), куда зав.детсадом направили маму (мою бабушку). Так мы навсегда стали областными. Дальше школа, Университет, работа на закрытом ядерном заводе, распад СССР… За спиной ЭПОХА.
С Днем рождения, мама! Это самый долгожданный День рождения. Мы идем к нему день за днем с 26-го июля, когда во Введенской нам объявили: «Забирайте. Остались считанные дни». И тут довеском к приговору — инсульт и ковид. И вот мы эти считанные дни вот уже три месяца день за днем и считаем. По реанимациям, по красным зонам, по битвам с блядским нашим Минздравом и Собесом; битвам, в которых и ты, и все мы проиграли.
С Днем рождения, мама!
Прости нас.

25.10.2021

 

ЗАЧЕМ? (прикладная теодицея)

С утра жена отпустила домой навестить болеющего четверолапого. Котя после вчерашнего повторного визита к айболитам лежит пластом на нашей кровати. Только голову испуганно приподнял: «Неужт опять повезут? Или укол? Или…?» Что в лохматой голове? Какие страхи? Загадка. Обцеловал поникшего норвежца; он в ответ преданно облизал руки. Так и расстались. И поплелся с тяжким сердцем назад к маме.

Последние дни у нас нескончаемое прикладное доморощенное богословие. Как забили мамины нестерпимые боли трамадолом и решили рукотворно проктологический бином, ручеёк инсультных мыслей начал пробивать новое русло – ЗАЧЕМ? Мамина жизнь, как и у большинства в довоенном поколении – сумасшедшая смесь стоицизма жертвенного самоограничения и патологической независимости. И тут – бац – вериги инсультные. И сознание коротит. Гордое сердце отказывается принять такую участь. Привыкшее к борьбе за автономность, оно отказывается естественно принять любовь ближнего круга и обрести в ней успокоение. Гаснут глаза. В пустоту взгляд. У Майка ван Дима есть потрясающая фильма – «Характер». Там тож есть эпизод про неспособность принять помощь ближнего. Принять, переступив через гордость и гордыню. Вообще фильм убийственной силы. Ушибленный этим поразительным наблюдением голландца, четверть века и пробиваю уже в собственном сознании дорожку от теодицеи гностиков к знанию подлинному, к любви без объяснений. В маминой вселенной это не срабатывает. За плечами рюкзак почти векового самоотречения и смиренной автономки. Другая эпоха. Вавилоны памяти. От того, что мне туда не пробиться – психую от бессилия. Сам ведь изуродован псевдоатеизмом красной церкви. И что толку, что диссер философско-богословский о смысле любви родил (как ежа) уже 30 лет тому? Гомункул этот 30 лет мне мозг и выносит. От того и от проповедей моих маму тянет в сон. Её душу ни всеединством Соловьева, ни имяславием, ни ноосферами Вернадского не растормошить. Не греет. Да и мою давно не греет. От того и думается и пишется так:

***
скажи
чем сердце успокоишь
то на луну как пёс завоешь
забьешься
кучею тряпья
заткнёшь углы в ночи постылой
и заскулишь
так тянет жилы
не жизнь твоя
а боль твоя
воткнулась сызмальства заноза
в белковую метаморфозу
не приведи господь понять
и треплется листком бездомным
по хлябям сырости бездонным
случилась же такая
блять

Такие дела.

03.11.2021

 

Мой ласковый и нежный зверь.

Вам доводилось слышать, как рычит лесной кот? Я 12 лет слышу. Мику (так кличут нашего норвежца лесного) принесли к нам котёнком; принесли… с ушным клещом. Полгода за лапы держали, возюкая мазью в больных ушах. Уже тогда у малыша был рык ого-го. Последующие визиты ветеринаров (мало ли у кошек болячек…) явили такую мышечную мощь и такой инфернальный рык, что у зверских эскулапов кровь в жилах стыла. Ноне Мика подбит. Хворь хитровыделанная. Спасение в уколах. Жена позвала на помощь. Второй день убегаю от мамы — а дома, напялив толстенные полярные варежки, пытаюсь удержать ядерный реактор, пока любимая вкатывает в холку из многокубового шприца. Мика рычит так, что даже нам, ко всем его звукам привыкшим, — страшно. А потом уползает в угол и смотрит на нас, как на предателей. А ведь это только начало. Через неделю — третий заезд к айболитам. И что они там..?
Мама тож вся на нервах ждет моих возвращений. Переживает, забыв и про свой инсульт, и про еще мешок неоперабельных хреновин, приковавших её к постели. От такое болезное братство.
Храни нас всех боженька

05.11.2021

 

Разбитый компас

Человек же существо целеполагаемое? И встроенное в мифологему? А если компас сломался? А если конечная цель оказалась промежуточной остановкой? Как в анекдоте про дно, где снизу постучали…А про мифологему так и вообще лучше помалкивать (в виду отсутствия этой мифологемы).

За летними реанимациями, за осенними битвами с минздравами и собесами, за рутиной контрабандной добычи опиатов, за… — за всем этим пришло совершенно другое и совершенно неожиданное для понимания. Искусственная жизнь. Мама ведь последние двадцать лет угасала с невероятной скоростью. К этому лету приехал полутруп. Что и зафиксировали во Введенской (легких ноль, сердце почти на нуле, проктология – караул). Инсульт и ковид ТОГДА восприняли, как последний звонок. Мама и сама попрощалась. И врачи – отпустили, как отпели. А дома, обрыдавшись, мы плюнули на весь этот сраный наш Минздрав и собес, и пошли, как в России и принято, своим путем. Если нельзя, если не дают – то значит, нужно и можно. Вот и живет мама на опиатах, на механическом кислороде, на электрокровати. И, как и у полупарализованного сто лет тому фантаста Беляева, перед мамой встали те же вопросы, что в его «Голове профессора Доуэля». Маму изводит невозможность закурить в любимом кресле, погулять в парке у дома. Изводит зависимость и несвобода. Физическая несвобода ломает психику. И даже то, что последние годы были кромешным адом (со сном час в сутки; с непрекращающимися приступами удушья; с разваливающимся опорно-двигательным; впроголодь – организм не принимал пищу… только чай и табак) — словно забыто. А нынешнее, пусть и синтетическое житье-бытье с прекрасным сном, аппетитом и снятой наркотиками болью – мама не принимает. Вот и зависло самосознание в полупозиции. И это не только мамина полупозиция…

Вчера, когда шел делать уколы болезному коту, увидел жуткую картину – две вороны рвали еще живого голубя. Стоял, оторопевший. Сутки прошли, а инфернальная картинка крутится и крутится. Вот и в это письмо забрела. Видать, не случайно. Природа – биоробот. А мы, со всем своим природоподобием??? Нет, братцы – никуда-то нам не деться без бессмертия душ. Без этого – пустота и бессмысленность. И перевод букв вхолостую.
«О, Улитка! Взбираясь к вершине Фудзи, можешь не торопиться… Там на вершине Фудзи улиток полно и так» ПВО.

08.11.2021

 

Детский сад, штаны на лямках

Последний раз всех трех внуков сразу видел концом августа. Зашли дедушкина с ДР поздравить, который по причине маминого аута и замяли благополучно. На мамино 83-летие дочь тока старших привела. Для внуков и наш-то с женой мир — абстракция. Помню, как внучка сделала восьмиугольные глаза, когда я ей показал фотку, где годовалая дочь у меня на руках (1987) — а это, Катя, твоя мама у меня на коленках. Потом очередь удивляться среднему внуку пришла. Удивление самомелкого еще впереди. Зато у такого колхоза (а мы всеми поколениями обитаемся в одной деревне с 67-го) есть свои плюсы — ведь без разницы, кому памперсы менять, правнукам или прабабушке… Всё одно, лишь вектор меняется — детство в гору и детство под гору.
Одно из самых стойких воспоминаний — это мама у моей постели в больнице в 71-ом: как «Урал» меня переехал, так она от меня и не отходила все первые страшные дни — читала мне без остановки, чтоб отвлечь-заговорить, кормила всем, что хрен достанешь. И вот всё вернулось бумерангом — я у маминой постели неделю за неделей с книжкой, ложкой и рюкзаком памяти в лысой кастрюле. И заговариваем мы теперь друг друга наперегонки — гоняем биографии от Русско-Японской (два Георгия моего прадеда) до нонешних окаянных дней самого лучшего из миров.
Мама всеми правдами и неправдами пытается вырваться из под опеки и страшно смешит. Ну как может рассмешить прикованный к кровати инсультник на кислороде? А очень просто — попытаться всё сделать самой. Этот перманентный караул и сглаживается очарованием нашего непрекращающегося детсада. И никакого «видели видео» не надо. Вот и смеёмся с мамой. И от слёз, и до слёз. Короче — стрёмно и весело.
Давеча заморочился составом последней книги, на которую Сергей Юрьенен в NY дал добро; взялся перечитывать всё, что нагородил с 81-го, и вдруг щелкнуло — вся эта макулатура тягомутная не стоит одного вот этого, которое очч люблю и часто ставлю (я его в 19-ом едва успел в телефон забить, пока самомелкого внука укачивал):

Колыбельная секундных стрелок 

Спите мои внучеки.
С дедой всё в порядке.
Разве что шевеляцца
короеды в складках,
по корявым прутикам
шастают букашки,
вены труцца жгутиками
в сизой старикашке.
Баю-баю внучеки.
Деда тянет люльку.
Ветер развевает
на коряге мульки,
над трухлявой хижиной
рвёт портянки-флаги
облетевшей удали,
пропитой отваги.
Баюшки, соколики
чмокают пустышки.
Колыбельны колики,
престарелы шишки,
рваты сухожилия,
пуд в суставах соли.
Были старожилия –
сказки горькой воли.
Скоро в небо внучекам.
Крылышки расправят.
А мажора дедушку
боженька управит,
спеленает рученьки,
в губки вставит дульку,
и покатят внучеки
с дедушкою люльку.

Такие дела

11.11.2021

 

Ничто человеческое…

Весь день сегодня с мамой на нервах. Один хоспис в думах о другом, четверолапом. Жена с зятем повезли Мику на третий осмотр айболитам. Зять еле руль держал – только что с похорон коллеги по работе (сорокет всего был парню, двое детей.. – повесился на кладбище. Попал в долговую трясину, которую так успешно рекламируют безруковы-гармаши-урганты).
Айболиты откачали из несчастного обколотого зверя почти два литра жидкости. На этом силы Мику покинули. А внутри еще столько же жидкости осталось. По анализам – селезенка и печень распадаются. Сказали, что даже полостная (которую едва ли вынесет) даст от силы месяц-полтора жизни. И со словами: «Ему сейчас можно всё… Не мучайте его больше» — благословили в родные углы. Жена пришла вся зареванная. Отпросился у мамы, побежал котю обнимать. Вот, сидим-думу думаем – толи оставить беднягу в покое, толи… Маминого котяя мы полтора году тому усыпили – смотреть на мучения сил не было (церроз печени). А Мика…? Мурлындий смотрит печальными глазами. Я похоронил столько собак и котов, что… А что-что? Пустые это знания. Все они стремятся уползти в укромное место. Так природа распорядилась. Но мы взяли их в свой человеческий мир и стремимся с ними, как с людьми. Иногда это поперёк. Я знаю. И Мика знает. Лизнул благодарно руку и… отвернулся.
Вернулся в ночи к маме, в нашу больничку на дому. И вспомнили мы с ней всех всех наших хвостатых (и собачьих и кошачьих), которые скрасили пребывание в этом безумном человеческом мире.

14.11.2021

 

Табор уходит в небо

Почему-то БАМ вспомнился. И Целина. Туда тоже ехали как бы на время. А остались навсегда. Очч и оч многие. Это я о нонешнем нашем житье-бытье. Летом-то когда шарахнуло мамиными реанимациями, зонами красными и даж экстренным сбором кладбищенских документов, видилось всё как в тумане. Аут он и есть аут. И мало кто из нашего большого семейства вообще о каких-то планах задумывался. Жили одним днем. Как последним. Доча старшая так и вообще психикой повредилась и еле отползла тогда в июле.
За вот уже четыре месяца маминой инсультно-ковидной эпопеи мног чего в головах перевернулось, и еще перевернулось и еще… После моего переезда к маме наш с женой дом помалеху превратился и в зал ожиданий на вокзале (и фигурально, и буквально), и в перевалочную базу, и в пункт сбора матпомощи, и в полевую кухню с безумно снующим табором. А теперь еще и тоской могильной повеяло – котя последние дни доживает. Значит, опять за лопатой к друзьям… В прошлый раз по весне. В этот… — одному кошачьему Богу ведомо. Впереди маячит Новый год. Младшая дочь должна прилететь со своих евроскитаний трудовых. А дома – бедлам запустения, стены зареванные. Есть старая телега – нет ничего более постоянного, чем временное. И в этом транзите из сумасшествия земного в истово ожидаемое оправдательное небо вечности мы зависли, как в дне сурка. У Йоса Стеллинга в «Стрелочнике» это очч точно схвачено. Ну да… память сама и вырулила… — зал ожидания, вокзал, транзит, стрелочник.

15.11.2021

 

Яма

Всё. Никаких сил не осталось. Ни физических, ни моральных, ни матерьяльных. Эмоций ноль. Какой-то гиблый черный год. Начался операционным месивом жены, которому всё конца и края нет (так «профессионально» резанули). С лета захлебывается катастрофой маминой инсультной. А под занавес в эту воронку и кота любимого раком затянуло. Закрыл ему сегодня глаза, как себе… Поставил сейчас лопату штыковую к стенке и в стенку эту так и смотрю уже который час.

16.11.2021

 

Это сладкое слово – свобода!

Вот сожмется всё внутри. И роботом, как мантру, повторяешь: Господи, пронеси! Господи, дай пережить! Или – давай уже…, а то мочи нет терпеть. А Боженька ходит, как хочет. И вот уже и деревья на камнях растут, и… А мозг выламывает вензелями новой ипостаси. Жизни.

Наши родители – последнее святое поколение. Поколение стоиков. Это они (у кого еще живы) первыми с нищих пенсий бегут платить за квартиру; это на их гробовые хитро поглядывают дети и внуки; а они (кинутые нескончаемыми советскими и постсоветскими деноминациями и прочими «полями чудес в стране дураков») счастливо горды своей экономной свободой и независимостью; выстраданным правом жить так, как сами решили. И вдруг… Вот тут слезы и наворачиваются. Мы-то, дурачки молодые едва престарелые, чуть умом не поехали за лето и осень выстраивать ковчег нового маминого жизнеобитания: наркотики контрабандой, кислород, кардиокровать, и проч богодельный фэншуй. А мама чернее ночи. Степень её мечущегося беспокойства доползла до критического градуса совершеннейшего несчастья. И несчастье маму душит. В поисках причин, в нескончаемых задушевных мозгокопаниях, потихоньку и выползло ЭТО. Зависимая жизнь прикованной к постели маме до такой степени поперек горла, что это начинает её разрушать. Она не в силах принять то, что кто-то принимает решения за неё. И ты можешь захлебываться в угадываниях и предвосхищениях её желаний, можешь сколь угодно изощренно сглаживать отупляющую монотонность лежачей жизни… Всё в пустоту. Свободы больше нет. Или есть? Или… — что такое свобода?

А еще (и это уже совсем другая канитель)… Знаете: самое страшное – вляпаться в свой собственный «Догвилль».

18.11.2021

 

Под сурдинку

Мама лежит, зарывшись в одеяла. Один нос торчит, как у мышонка. В квартире собачий холод – вещь заурядная для всей рассеюшки: как холода — батареи едва теплятся; как оттепель – жарят, как умалишенные. Так было с сэсэсэре, так продолжантся в дивном новом мире. Полагаю, ушлые экономисты знают великий «секрет» этого русского чуда. Нормальный люд спасается калориферами, конвекторами, тепловыми пушками. У нас тож имеется, но по инструкции в одном помещении с кислородным аппаратом использование электрообогревателей строжайше запрещено. А без кислорода мама и пяти минут не проживет – сразу задыхается. Депрессия от собачьего холода усугубляется стремительно обрушивающейся позднеосенней темнотой за окном. Все, конечно, банально объяснимо – дефицит серотонина и проч вумныя телеги. Но тоскливая плита давит, подкидывая в топку саморазрушительной жалости всё новые «дровишки» — да яснопонятно всё, и нечего плодить и множить нищету, всё это обрыдлое новому позитивному миру иждивенчество нищебродской старости. Всё ноют и ноют, всё выносят и выносят мозг в сетях своим попрошайничеством. А ежедневность, словно испытывает лысую кастрюлю изысканно иезуитскими добавками – а и писанина твоя, дедушкин, нахуй никому не нужна. Вон, новая публикация забугорная; и ты, дурачек плешивый, торопишься ею поделиться – а форумлянам это до пизды, ни одного мяу… Побрел на кухню закуривать-заговорить обидки на судьбинушку , страхи за настоящее-будущее – на что и как жить-быть? как от всех волнами набегающих на маму и нас тараканов доморощенно-хосписных отбиться? Как белый-небелый свет не возненавидеть и не начать оспада всуе поминать? Спасают сатириконовцы — Саша Черный, Тэффи, Аверченко (Дымова так и не полюбил); Лев Лосев своей эмигрантской горькой самоиронией.

А вот современники этого душеспасительного дара лишены. Или я не раскопал. Может кто и подскажет. Или нет. А в головушке крутится свой старый, ленинградский еще стих, словно подтверждая – сашенька, да ты ить завсегда и был этой тоской гибельной соплежуйской угашен…

***
Случилась жизнь, и в ней случились мы.
Случились. Как там все мы получились?
А получились только наши сны –
сны осени и голубой весны, –
они по нашей жизни прокатились
и укатили в невидаль ли, даль,
и на витке нездешнего блаженства
они земной мешают календарь,
даря нам неземное совершенство.
Как вышло так, что жизнь влюбилась в сон
и в полусне несет нас и качает,
несет наш полудом, полувагон,
и полоумный этот перезвон
давно нам ничего не обещает?
Всё, как во сне положено, всё вдруг,
вдруг всё нахлынет, и летит, и рвется.
Но, завершив, не нами данный круг,
всё так же вдруг внезапно оборвется.
Ну, вот и всё, вот так случилась жизнь.
А мы не долетели – доплелись
до старенькой скамейки у оградки
и до вершин, увы, не добрались –
к вершинам можно только без оглядки.

(Ленинград,1990)

22.11.2021

 

РАЙ

У мамы, сколько себя помню, было две страсти — запойное чтение под сигарету и крепкий чай (а закурила она после Блокады) и…. печь (таких умопомрачительных пирожков я не ел больше нигде и никогда).. Как человек, который уже сорок лет высаживает по две пачки в день, я даже в страшном сне не могу представить её мучения от невозможности затянуться. А от невозможности колдовать у духовки она сходит с ума по пять раз на дню. Десятилетиями эта страсть, накормить семью пирожками, была её отдушиной. Я пляшу около её постели с сосками, салфетками, разнообразными доморощенными приспособлениями для кормлениями инсультных; а она с гибельной тоской в глазах провожает меня туда, где теперь живет без неё этот непостижимый, пропитанный сигаретным дымом и ароматом свежей выпечки кухонный рай.

23.11.2021

 

Долгая дорога бескайфовая

… и вот теперь уже мы, еще вчера растерявшиеся и перепуганные, учим самоспасению тех, кому тоже прилетело; передаем горький реанимационный опыт; подсказываем, куда бежать, если что; даем уроки по мат и хоз части тем, у кого близкие оказались прикованы к постели.
А нам самим? Нам самим в следующий класс — переквалификации спринтеров и стайеров в марафонцы. Совсем другая психология, совсем другие амвон и аналой — не походный клир, а красный угол в избушке на курьих ножках.
«Хождения по мукам», этот дерганый дневник отчаянья… — его уже, как прежде, вести сил нет. Бесконечно кричать от боли и бессилия нет мочи. Это превращается в монотонный скулеж. А от всего монотонного психика умеет отгораживаться. Да и всё, в чем можно разувериться (равнодушие нашего цифрового медсобеса etc.), уже отвалилось и отболело. А жить надо. Долго и не истерично, а на ровном и спокойном вдохе-выдохе. И в «Хождениях по мукам»впору заводить новую главу — «Долгие крики»..

26.11.2021

 

Про репку

Аккурат после снятия Блокады бабушку назначили зав яслями в Токсово, и она, в чем была, подхватив чудом выжившую маму в охапку, убыла к месту назначения. В опустевшем граде на Неве остался разбомбленный дом на левобережье и сгоревшие в бомбежку домовые книги. Так мы стали областными. В ентом статусе и перебиваемся с тех пор со всеми вытекающими поражениями в правах и соц-ништяках. Как москвичам не понять остатню рассеюшку, на бескрайних просторах которой про «совецку власть» не слыхали, так и ленинградцам-питерцам невдомёк, как прозябает ленобласть. Дальше ента нездоровая канитель с пропастью в уровнях жизни экстрапалируется на все остальные города и окружающие их убогие веси. В нашем скученном деревенском житье бытье осталась одна древняя приблуда, которая в самые лютые времена оборачивается недостижимым для столиц и райцентров спасением. И, как мама слегла, сермяжная наша архаика в какой уже раз обернулась спасительным кругом. Живем-то – избушка к избушке – родители-дети-внуки. От того в нашем нонешнем домашнем хосписе у маминой кровати все поколения. Звать-кричать не надобно – из окошка друг дружку видать. И если, воспитанные довоеннорожденными нашими родителями в романтически-патриотическом сермяжье, мы оказались чилийскими лохами пред новорассейским миром чистогана и наживы; то, хоть и кисло на нефарфоровых, зато по-человечески душеспасительно. Старая телега «русские своих не бросают» у околиц и поленниц манифестаций чужда – чё об том орать, когда отродясь одним гуртом и пробиваемся?

29.11.2021

 

Подводная лодка

Погружение как-то незаметно и буднично состоялось. И вот уже и дом родной — не дом, а место редких посещений, где нет больше любимого кота (не пережил разлуки), где жена — не та, с которой засыпаешь-просыпаешься, а та, что теперь тебя изредка встречает и провожает — на глубину, где в сонной субмарине ты снуешь сомнамбулой между маминой кроватью и кухней, переставая различать день и ночь, а дни лениво текут вязкой монотонной субстанцией. Мама не устает смешить. Всё не может пережить, что все, тяжким самоограничением накопленные гробовые, спалило реанимационное лето; и как теперь без этой душеспасительной «подушки»? и почему, как в яму ухнули путинские блокадные? Не устают веселить и мои девушки. Они таки решили выцарапать у антисовецкой власти первую группу, которая ничегошеньки маме уже не даст (всё до изжоги перемусолено, и последние иллюзии нам официально развеяли). Но девки уперлись рогом. Пошли на принцип. Даже мама над ними грустно смеётся (вот же глупые — после 80-ти автоматическая пятерка-надбавка обнуляет довесок за группу; а кислородных аппаратов, кардиокроватей и обезбаливающих наркотиков облсобес и минздрав плебсу не дает в провинциях по определению — всё ток за свои шиши, у кого они есть). Наша подводная лодка погружается всё глубже и глубже. Скоро мы и вовсе забудем, как там на поверхности. Ручеёк драгоценной помощи тож помалеху сходит на нет, как перестаёт доходить до поверхности наш сопливо-назойливый скулёж. Это время. Его работа. Потихоньку лодка опустится на дно, и её укроет многометровым одеялом ила. И наступит тишина. Полная.

02.12.2021

 

Колыбель на я

У мамы сохранились мои детские письма из больниц. Я в неполных семь заехал на год, пропустив первый класс. Письма трогательные. И тем, что сложены треугольником, и содержанием пляшущей подростковой орфографии. Через всю жизнь несу главное содержание того детского айболитства – ожидание. Это должно кончится. Повторно и опять на год заехал уже пылким вьюношем в тринадцать. Тогда и начались стихи. И, как я погляжу, тональностью, что те, из 70х, что нонешние, чрез полвека – мало отличаются. И все это читалось маме. Она ж знает все ответы на все вопросы. С этой онтологической защитой всезнающей мамы и живу. В детстве я месяцами ждал её. Часами вглядывался в фигурки людей на неизвестных мне улицах через больничные окна. И всё перевернулось. Теперь мама угадывает по звуку шагов моё приближение по коридору к её комнате. И если ночь всегда вместе, то день – это ожидание. И не только завтрака-обеда-ужина. Просто ожидание. Огромное. Бесконечное. У моего больничного ожидания был сакральный смысл – мама заберет. Мамино ожидание совсем другое. Давеча опять завела шарманку за смерть – смеясь её обрезал: мам, говорю – ты куда без очереди-то? Там проверили – тебя в списках нет. Видать, мы еще не договорили.

Десять лет тому из моей лысой башки вывалился резкий угловатый стих. Я и сейчас его стесняюсь. Но порой…

***
не дай бог остаться одному
не дай бог ненужным никому
не дай бог в себя как в пуп земли
вдруг упрешься ты
и тогда не вытащит и бог
он не хочет что б один ты сдох
он и сам на свете не один
триедин

21 декабря 2021

 

Полгода плохая погода

Такого страшного удушающего лета я не припомню. И мама не припоминает. Адская жара еще маем стартовала. И кто б мог подумать, что пекло не кончится и в августе, а мамино едва живое сердце разобьет в июле инсульт, но заместо кладбища, на которое маму отправят светила Введенской больницы, мама поедет на месяц в Ад красной зоны Семашко, где медсестры будут крыть полуживую блокадницу матом.
И вот через полгода зима на пороге февраля – такая, что я и не припомню. И мама не припомнит. Декабрь со старта завалил снегом. И снег этот идет и идет, идет и идет. В Ленинграде-Питере, где зима, это дождь и слякоть – такие снега без конца и края сто лет гидромет не наблюдал.
Так бывает, что всё впервые. Снова. Младенцам счастливые родители отмечают каждый день, неделю, месяц… Вот и мы с 25 августа (как реанимобиль привез маму домой) ведем свой младенческий календарь – первые слова, первая осень, первый День рожденья (83), первый Новый год. Теперь ждем первую весну.
Первая группа инвалидности — уже запоздало бесполезная, безденежная и унизительно пустая по функционалу (только памперсы) – тоже есть. Розовая бумажка позорища отеческого равнодушия и непобедимого бюрократического иезуитства.
В нашей хосписной богодельне на дому нескончаемый день сурка. Мама, аки космонавт (с кислородными трубками в механической капсуле кардиокровати) смотрит в иллюминатор телевизора и мечтает, как снова пойдет, как напечет пирожков на любимой кухне, как выйдет в парк у дома, как побредет в библиотеку на окраине нашей деревне. И мы, как можем, поддерживаем эту веру в человеке, который подарил нашей семье всё. Мы честно врём ей. И только частные врачи (те, что еще на связи) качают головой – корректируют наркотическую программу и дозы кислорода. Они честно недоумевают, на каких таких невиданных батарейках живет практически умершее мамино тело, и какие заклинания оставляют ясным инсультный мозг.
За полгода маминых хождений по мукам мы отправили в последний путь уже троих родственников (все они были гораздо моложе мамы, но ковид их сожрал). Наш с женой дом заброшен – это какой-то забытый Богом вагон на запасных путях. Наверное именно этого сиротства и не выдержал осенью любимый норвежский кот и отправился в свой четверолапый Рай.
Каждый день я выхожу в эфир с маминого древнего компа. На нем такие старые программы, что открытия сайтов я жду по несколько минут. Фейсбучное сообщество и представить себе не может, на какой архаичной телеге путешествует по тырнетам стрелочник Финбана. Но ничего. Какая-никакая, а связь с миром есть. Помощь идет. А надежда умирает последней.

31 января 2022

 

Пишите письма

Потом. Всё потом. Когда всё это… Да только нет никакого понедельника, с которого начать. И заканчивать нечем. Нет (прям по Бернштейну – чтоб его…) никаких целей. Они ничто. Есть просто движение. Из ниоткуда в никуда. И всё за спиной разрушено. А Сизиф божьего промысла катит и катит свой камень смиренного терпения на вершину под названием «вселенский кидок». У блатных есть такой конь – решала. Он ходит по понятиям – если равновесны гирьки предъяв, значит, стороны расходятся краями. А ЭТИ краями не умеют. Здесь смертельная любовь – т.е. выживших не бывает. Каждый каждого в своей задушит. И клянутся (сами не ведая, на что подписались) – до гробовой доски.
Не связывайтесь с русскими. Страшный народ. Не дайбох вам вляпаться в эту загадочную русскую душу. Нет трясины гибельней.

9 февраля 2022

 

Детки в клетке

Всё возвращается. Со смехом, слезами, соплями. С неизбежными обидами и подозрениями на пустом месте. Возвращается детство. Но таким онтологическим сломом, от которого сердце лопается. Это когда Мафусаил впадает в младенчество. И ты, десятилетиями вбитый в пол его несокрушимой мудростью, не в силах вынести, как на глазах эта мудрость разлетается на атомы и молекулы капризного ребячества.
Два драмы свалились одномоментно. Инсульт вбил маму в паралич, а выстоявшее в этом аду сознание не пережило физической беспомощности и стало неумолимо сворачиваться в облачко детской игры (это когда дети изо всех сил скрывают от родителей, что они нифига уже не дети; а дурни-родители им подыгрывают).
И вот когда в августе мы с женой переехали к маме – в брошенном доме умер от тоски наш двенадцатилетний норвежский кот. Да, больной был – но спалила его брошенность. От него ушли.
Я дал слово жене, что в ближайшие годы кота в нашем доме не будет – зарывая своего любимца в осеннюю землю, рыдал, как ребенок. Но жена оказалась мудрей. Видимо, только женское сердце и чувствует, что горе человеческое (эту неизбежность ухода стариков) нужно не слезами заливать, а…НОВОЙ ЖИЗНЬЮ. Не сегодня-завтра быть нам прабабкой-прадедкой (старшая внуча школу заканчивает) – и на новую жизнь нам малеха поздновато решаться )). Вот так появился в нашей горестной жизни четверолапый малыш Симба – зверь невиданной породы (смесь шикарной сибирской мадамы и холеного британца). Жизнь, которая последние полгода – нескончаемый палиативный караул, вдруг сверкнула полузабытой суетой беготни за ушастым лохматым малышом. Как и все дети, он быстро устает, и мы укладываем его в большую коробку для игрушек, где он сам игрушкой и сопит в обнимку с плюшевыми друзьями. А в соседней коробочке-домашнем хосписе плачет на кардиокровати от умиления умирающая мама, глядя на планшете на это четверолапое сокровище у которого вся жизнь впереди.

17.02.2022

 

Личное дело №

Перед тем, как попрощаться с совершенно измученным телом, Душа неловко махнула крылышком и зацепилось за какую-то несуразную корягу бытия. Легкомысленно дернулась раз-другой (мол, что за фигня?..), потом, уже выходя из себя от досады, рванула что есть силы. Да тщетно. Коряга и впрямь оказалась несуразной – освободить крыло не выходило ну никак. Впрочем, и сама-то коряга держалась на какой-то легкомысленной сопле никчемного обстоятельства именуемого в народе «честным словом». Душа обреченно вздохнула и телеграфировала НАВЕРХ – так, мол, и так; задерживаюсь; дела. Небесная канцелярия дежурно проштамповала входящее и продолжила принимать-отправлять мириады входящий-исходящих Дел. Мало ли кто там задерживается. То ли Ангелы командировочные спустили, то ли черти опять крапленую колоду за стол протащили. За всеми не уследишь.
По первости Душа еще поглядывала на часы. Через месяц плюнула. Через год даже в календарь не заглядывала, свернувшись калачиком под несуразной корягой. Время в полуумершем теле течет вязко, как сироп. Вот тут ей и пригодились вызубренные наизусть конспекты спецсеминара Архангела Михаила «Успение Моисея». В конце концов негоже лезть в дела Архистратига. Надо будет – вострубит. Индивидуальная эсхатология – его епархия. А наше дело маленькое – не пылить и не отсвечивать попусту — смотреть, как Бог всё управит. Ему там видней.

27.07.2022

 

/телетайпно/
мы не знаем, сколько еще выдержим
укол-часы-укол-часы-укол….
вчера случилось соборование = наш настоятель скороспешно устроил…
молитесь за маму
ночь прошла страшно
на день смотреть еще страшней
аминь
15.08.2022

Мама умерла

---

15.08.22