Антон Колобянин

Колобянин
Антон Валерьевич
27 октября 1971 года, Пермь — 26 июня 2025, там же

Родился в семье геологов, в детстве жил в Перми и Красновишерске.
Учился на филфаке ПГУ, который не окончил.
После службы в армии попал в пермскую неформальную творческую среду,
общался с поэтами и музыкантами.
Публиковался в журналах «Урал», «Несовременные записки», «Уральская новь», «Вещь» и др.
Автор сборника стихов «Центр дождя» (Пермь: Фонд «Юрятин»).
Участник первого и второго томов «Антологии современной уральской поэзии».

Считался представителем метареалистического направления современной поэзии,
участником «уральской поэтической школы».

ПОЭЗИЯ РАСПАЛАСЬ НА ПОЭТОВ

В Перми в 53 года умер Антон Колобянин. Легенда уральской поэзии 90-х. Поэт с несомненными признаками гениальности. То ли работал грузчиком в магазине, то ли, скорее всего, не работал нигде. Говорят, не писал с 2002 г. Кто подсчитал, кто держал свечку над склоненной, тяжелой от груза немоты главой? Неважно! Выставленная в заголовок поста строка, может быть, самый верный диагноз происходящего. И никакие спилки и стайки, образующиеся не ради любви, а от страха одиночества, этого диагноза не исправят. Колобянин не боялся ни одиночества, ни немоты — вечных угрюмых соглядатаев творческого акта. А уж как их одолевал, тому Бог судья. Вместо многословного и никому не нужного некролога рядом со стихами поставлю выдержку из Рильке. Кто захочет — поймет. Остальным — моё почтение!

«Стихи, если их писать постоянно, выходят такими незначительными. Следовало бы не торопиться писать их, и всю жизнь – и по возможности долгую жизнь – накапливать для них содержание и сладость, и тогда, к концу жизни, может быть, и удалось бы написать строчек десять порядочных. Потому что стихи вовсе не чувства, как думают люди (чувства достаточно рано проявляются у человека), они – опыт». Райнер Мария Рильке

Марина КУДИМОВА
28.06.25

* * * (1999)
Не дай нам бог сойти
с последней электрички.
К пространству снизойти
и время взять в кавычки.

Раздвинем тёмный лес,
предъявим лунный пропуск.
Граница двух небес
благословляет допуск

к архивам сентября.
Кто ангелы похода?
Не те ли, что, скорбя,
нас бросили у входа?

Мы выйдем на просвет
реки, где нету лодки.
Я празднично одет,
ты рвёшь свои колготки.

Часы дают совет —
тик-так, любить природу.
Я отстегну браслет
и залеплю им в воду!

Мы всё-таки сойдём.
Не дай нам бог, конечно:
друг друга не найдём
во тьме и будем вечно

без денег, без часов —
бездомные. А впрочем —
деревья на засов
не запирают ночью.

* * *
Луч света в тёмном царстве ходит вдоль
и поперёк — стола, серванта, стульев.
Пусть на столе мерцает алкоголь,
как мёд внутри зеленоватых ульев.

Пусть на подушке — профиль на двоих.
И только дым распался, фиолетов —
на две струи (слегка сплетая их).
Поэзия распалась на поэтов.

Мне снится сон: высокая свеча
вдруг медленней, чем башня восковая,-
клонится в мрак, сильна и горяча,
бумажные объятья разрывая.

Я просыпаюсь, я хватаю ртом
край одеяла и рукою мага
я вдоль стены листаю древний том.
Сама стена белеет, как бумага.

Но лунный свет сам от себя бежит.
И мне луна не перепилит шею,
покамест нож в её руке дрожит
и бьётся опекаемая ею

артерия. Пока творится быль,
я кожицу с небытия сдираю.
В твоих лучах, господь, — играет пыль.
И, кажется, что это я играю.

* * *
Остались две жизни — до нового года.
Дожди — словно жалюзи — сдвинет погода.
Ударит мороз, как топор дровосека.
Расклеит афиши явление снега.
Спектакль отыграет и тут же растает.
Румянец тебя по щекам отхлестает.
Ты будешь, как гном в театральном бинокле.
Но, чу! Облака из бумаги — намокли.
Весну растворив, как таблетку от кашля, —
вдруг из заточения — лунная башня —
отпустит принцессу… к тебе… Это может
случиться: но это случиться не может.
Ведь жизнь, ей нельзя подыграть — ни биеньем
чуть влажных сердец, ни кладбищенским тленьем.

Две жизни: одна — погашение долга.
(Боюсь, этот долг не отдам очень долго.)
Другая — струит свои воды чуть слышно.
Её не прожить. Ты пытался, не вышло.
Ты сам — её плеск. Но себя ты не слышишь,
пока ты шумишь, т. е. попросту — дышишь.
Пока ты постель разминаешь, как сено.
Вкатив под язык колесо седуксена,
как Новый Сизиф, ты, конечно, забудешь —
где был ты и где вряд ли ты ещё будешь.

* * * (1999)
Впотьмах вода мычит.
Мигают самокрутки.
Кругом звенят ключи
таинственной побудки.

То окунь бултыхнет,
то звякнут два стакана,
и самогон дохнёт
из глотки истукана.

Вот лезет из-за туч
рассвет по пояс голый.
А я вращаю ключ
в замке воды. Он — полый.

И леска прячет ум,
чтоб стать быстрее звука.
Вот так играет в «doom»
речная рыба, сука!

* * *
Ты любишь фотографии. Ты гладишь
их белый глянец и, конечно, веришь,
что это — ты. Надеясь, что наладишь
хрустальный мост из прошлого (теперь уж —

из прошлого), и — в будущее. Тянешь
себя за подбородок, размышляя
о том, что ты когда-нибудь завянешь,
как орхидея — воздуху башляя

гнилую смесь. И, покидая вазу
ну, скажем, — бытия, ты отражаешь
позорный след. Но сам уже ни разу
себя на этих фото — не узнаешь.

* * * (1999)
Ко мне приходит мышь,
грызёт мою подушку,
попискивая: — «Спишь?
Я сон твой не нарушу.
Я призрак и мираж,
сомнамбула и водка».
Я пил её, мандраж
сбривая с подбородка.
Мне очень плохо, мышь.
Я ни на что не годен.
Пока шумел камыш,
я был ещё свободен.
Перегрызи мне, мышь,
сырую пуповину.
И, значит, ты родишь
меня наполовину.
Отдай мне нежный писк
и юркую повадку.
Луны медовый диск
пролей в мою кроватку.
Я спать хочу, я спать
хочу. Но есть погода —
судьбу свою копать
в саду без огорода.
О мышь, ты мой малыш,
зачем скребёшься ночью?
Я сплю во сне. Ты лишь
не приходи воочию.

* * * (1999)
Мне женщин обходить,
как битое стекло.
Порезаться: любить.
А крови утекло —
хватило бы на пруд.
Возлюбленные — мстят.
Сквозь лилии идут
топить слепых котят…
Мне женщина нужна,
как водка на столе.
И чтоб она, влажна,
стояла в хрустале.
И чтобы в жаркий день
она была, как тень.

* * *
Город, в котором я
был счастлив четыре года,
где тихо ушла семья
в песок. И теперь погода —
единственная моя
тюрьма. В остальном — свобода.

Теперь я ничей должник.
Вот только — по части денег (?!).
Но, думаю, мой двойник
докажет, что я — бездельник.
Исчерпана тема книг.
Подмёл мои деньги веник.

И, стало быть, мне пора.
Я встал под кирпич заката.
А будущее — гора,
железной рудой богата.
И, стало быть, мне пора
в обход, чтоб успеть куда-то.