Елена (Евленья) Виноградова
Родилась в 1962 г. в Великом Устюге. Окончила Московский текстильный институт, факультет прикладного искусства, отделение «художественный дизайн одежды», затем в родном городе — художественное училище по классу «резчик по дереву». Публиковалась в областных газетах, в «Литературной газете», в журналах «Алтай», «Нева», «Двина» и др. Жила в Великом Устюге.
Журнальный зал
Журнальный мир
Читальный зал
Зыбкое
куда ни ткнусь ни лодки ни весла
одно крыло от велика «Десна»
да дом забитый с мёртвым коромыслом
колодец с колесом …Сансары? нет… не зна…
и нету смысла
взгляд отводить с обугленной стены
на пыльный самовар без крана но с трубою
когда и кем из-за какой вины…
и было ли
с тобою?
две мухи звонко просятся на свет
в слепом оконце завиток от хмеля
разрухи сон… на печке ты Емеля
но щуки под рукой в помине нет
и ты шагаешь по хребту забора
поваленного ветром и дождём
сквозь зверобой аж до грибного дора
тут скот пасли осинник увлажнён
отсюда прелый дух и тропка в гору
скорбя ведут на пятницкий погост
где ель застыла вместо колокольни
где от могил заметны только колья
да в человечий окаянный рост
трава такая что в своих объятьях
готова удержать и уронить
но нить от солнца золотая нить
на чистом платье
Умерла Евленья Виноградова
Умерла вчера, 20 февраля. Родилась в 1962 в Великом Устюге в семье военного, в этом городе и прожила всю жизнь. Поэт, писатель, художник, резчица по дереву. Работала и на стройке, и в морге, и санитаркой, и уборщицей. Жила бедно, трудно, перед смертью тяжело болела (СМА). На ее стихи написано много песен.
Сын пошёл на работу. Уходит рано утром (работает без выходных), приходит очень поздно вечером. Работает на улице. Устаёт. Очень надеюсь, что ему за работу заплатят… Вот моя дочь в неотапливаемом трёхэтажном здании строящегося аэропорта 2,5 месяца работала штукатуром и оклеивала потом обои. И ей ничего не заплатили! Я свои 2000 рублей за работу технички выбила! А дочери не повезло. Очередной облом. Такова наша реальность. А президент твердит, что у нас в стране всё заебись!… На днях в соцсети я была вынуждена продать свои новые кожаные зимние сапоги (прекрасные белые из натуральной кожи и с натуральным мехом) за 500 рублей. Уж очень нужно уже было купить в дом растительное масло, заварку для чая и тупо чёрный хлеб……
В последнее время совсем не пишу стихов…. выставляю старые, чтобы про меня не забыли друзья.
меня официально признали в родном городе невменяемой, мотивировав приговор (мне отказали в опеке над внуком и его забирают в детдом) такими словами: «Нормальный человек стихов писать не будет!» и ещё врач психбольницы — Кочергина Л.А. — назвала мою голову гнилой.
На мою жизнь явно набросилась чёрная полоса. Сначала на меня набросилась ПРОКУРАТУРА и отобрала у меня внука (дочь при смерти). А на моего сына Арсения 20 дней назад ночью (он вышел с собакой больной погулять) на улице набросилась ТОЛПА ПЬЯНЫХ РЕКРУТОВ, собравшихся воевать в Украине. Проломили голову и изувечили нос и лицо. И у него всё время болит голова.
Друзья, простите, что ничего не рассказываю в эти дни. Некогда. Ухожу чуть свет на работу и прихожу очень поздно. Все дни на грязных тяжёлых работах в качестве уборщицы в строящемся аэропорту, — смотрите мой предыдущий радостный пост. Сил нет даже на то, чтобы вымыть посуду и руки (работаю всю жизнь без перчаток) доведены со состояния тертухи. Зато вот сегодня перед работой во время выгула собаки нафоткала свою тему возле реки на восходящих лучах солнца.
Только что ходила на приём к неврологу. Он мне сказал: «Ваша болезнь быстро прогрессирует. Скоро вы будете совсем беспомощной, поэтому нанимайте сиделку (раз вы живёте одна) или ищите хоспис или дом для престарелых, чтобы там умереть без проблем.» Знаете как страшно…Вернулась домой, а дома, как всегда, никого нет, — некому даже пожаловаться и попросить сочувствия…Как же так-то?…Сиделку мне нанимать не на что, — всё время прошу милостыню на хлеб насущный. Я этой весной ещё сумела посадить картошку, георгинов (много как всегда) и другие овощи…. И кто всё это это будет убирать-выкапывать, прибирать на хранение. И кто будет мой домик, который мои родители своими руками построили, содержать? А мои цветы на окнах и кошки? Они погибнут, никому не нужные…
***
Люди топят бани, —
значит, будут мыться.
Истопник табанит,
натаскав водицы.
Пялится на небо,
чешет лоб под шапкой.
Париться целебно…
С табуретки шаткой
он стаёт неспешно,
чтоб дровишек в топку
бросить и, конечно,
наливает стопку
в старенький стопарик,
спрятанный под шторкой.
Эх… и с пьяной харей
давится икоркой, —
кабачковой нашей.
Каждый год их — прорва!
Ешь хоть в супе с кашей!
И… допил из горла…
Баба вон хлопочет, —
собирает стирку.
День-то всё короче, —
утекает в дырку…
Утекает в дырку
жизнь-неразбериха.
Будто под копирку
забирает лихо…
11 февраля 2025
* * *
Если чуешь: любви, как икебане, ты обучаем,
а во влажные комнаты тянет специями и маринадом, —
значит, это Осень — постукивая каблучками —
прогуливается, важная, с индульгенциями и с маскарадом.
…Неглиже, кстати, входит в число светских ее нарядов…
Если с утра на ветру зовет-верещит сорока,
а мосластый подсолнух ей честь отдает с поклоном, —
значит, это Осень — довольна и розовощека —
изучает твой огород и честно готовит земное лоно.
…Неважно, что помидоров еще до хуя зеленых…
Если чайки трясут иргу, рябью пятная чело у бани,
а мальвы под «танец драже» рвутся, неответные для гороха, —
значит, это Осень — все и вся бы ей раздербанить —
готова доказывать: «Это только моя эпоха!»
Забей на то,
…она ведь женщина, а не отпетая выпивоха…
***
Дорога к пилораме — это путь, —
а не перемещение по карте!
Ворона, персть горластая, забудь
о том, что я бескрыла и не каркай!
Несу в себе надежду на прокорм,
гляжу под ноги, — на следы дворняжек.
Вот музыкалка, — раньше был горком, —
из окон какофонь. И в камуфляже
бегут кадеты к школе номер два, —
вослед детина с «беломорканалом», —
их подгоняет матом. ОВЕРДРАФТ
на баннере. Кредит не проканает!
Налево храм Прокопия. Казак —
Дежнёв Семён Иванович, отлитый
из серого металла. На рюкзак
присел турист помятый и небритый.
Вперёд через дорогу «райсполком», —
построенный давно и полукругом.
Он мне с красивой юности знаком…
а нынче здесь совсем с красивым туго.
А дальше городской безликий парк, —
ворота, слава богу, обновили.
Скользю! Скользю и падаю! Зима…
От нашей школы три морские мили.
За ним психушка, — окна в решето,
и занавесочка, как у меня на кухне.
Там делают всегда, но всё не то,
и санитарка от объедков пухнет.
Три раза повернулась вкруг себя, —
дорогу кошка чёрная, — зараза!
Вот морг. В нём труд-работу не любя,
патологоанатом жил в экстазе…
Больных в больнице нашей словно мух!
Рой пациентов дремлет под наркозом.
Нет эМэРТэ, мэр города -…(не вслух),
зато для кладбищ — тряпочные розы…
Вот у роддома жарят колбасу
Бахилы синие гоняет грязный ветер.
С ребёнком баба вышла. Донесу…
её, пожалуй, только Путин встретит*.
Чуть ниже Мол.завод в речушку льёт
отходы белые с белёсыми червями.
А вот и пилорама, но чутьё
меня не подвело, — мужик чернявый
мне говорит:»Не трэба нам никто, —
все доски распилили до обеда.»
Попуще запахну своё пальто.
Обратный путь, труби свою победу!
(2020 год )
Антимелиоративное
… должна же у человека какая-то страсть быть. Без страсти жить скучно.
Я в Великом Устюге росла, на деревенской улочке возле старого пруда. Там был узенький низкий мосток через него из трёх досочек. Я, бывало, уйду туда на весь день, улягусь на эти досочки и смотрю на пиявок, жуков-плавунцов, на водомерок, на стекозок… а вокруг цветочки болотные розовые да белые, — причудливые такие. И тишина вокруг немыслимая… спохвачусь, а уже ночь почти. Домой приду, и там меня мама давай шнуром от кипятильника хвостать! — где была? А с утра опять туда, там еще плавучий плотик у меня был в ивах запрятан. Гребла доской и уплывала в дальний закуток. Глубокие места попадались, доска до дна не доставала.
А зимой пруд промёрзнет весь насквозь и опять интересно. Улягусь на лёд и ладошками его утюжу, пока изображение как на телеэкране не будет — травка там болотная, пузырьки, лягухи, — всё до дна насквозь видишь. Сказка…
Давно этот пруд засыпан и дома многоэтажки понастроены, кругом срачь, — банки из-под пива, бутылки, окурки, хлам, рвань всякая. Люди смурные ходят. На детей кричат покрикивают, а они матом огрызаются да в носу ковыряют.
Мои письма в стихах к брату Лёне в Москву.
—
Для твоей восторженной души в отчем доме мало впечатлений.
Брат ты мой, в отеческой глуши нет иных особых приключений,
кроме как: калитку починить, подлатать забор, давно подгнивший.
В школе ты был лучший ученик, сочинял с пелёнок чудо-вирши!
Так давай же, — дух расшевели! Сердца нежность тоже пригодится.
Тянет стужей из любой щели, а у нас морозы-то за тридцать!
Баню завалили барахлом, под сарай используя строенье.
За амбарной дверью ждёт пехло, — покидай же снег для настроенья!
До порога банного прорвись, поколдуй с проводкой да с полами.
Залуди дыру в бачке… Надысь снилось мне — я мою спину маме.
До чего ж любила поблажить! И брала с собой блажную кошку!
В бане было так, что можно жить, а теперь сквозь пол растёт картошка…
Да, про кошку… даже тяжела, — оставалась с мамой неразлучна, —
банный жар терпела и ждала, — молча выносила, — не мяуча!
На сегодня нам с тобой одно надобно, как воздух , — единенье.
Даже там, где предстоит дерьмо из уборной выносить под пенье
ржавых вёдер, помнящих ещё рук отцовских трудовое жженье, —
дабы по грядам сновать лещём, не боясь земного притяженья!
Эка, брат, хорошая вожжа ждёт тебя — стряхнуть столицы скуку!
Посему скорее приезжай. Помидоров, огурцов, да луку
поднесу я к рюмочке, дружок! Посидим у речки тихоструйной…
Боженька, нажми на рычажок, — дай нам роздых в круговерти буйной.
—
В пасхальный день мараю письмецо.
У нас на Пасху каждый годик — солнце!
Вчера лопатой тюкала крыльцо, —
долбила лёд. И над крыльцом оконце,
всё ж, кое-как промыла со скамьи, —
пыталась и фасад отдраить шваброй.
Крыльцо осело… из моей семьи
единственный мужик был летом забран
служить-прислуживать, — бездарно убивать
весь этот год на радость командирам.
А я лишь мать… безропотная мать.
Ах, да… у нас проблема и с сортиром.
Терпенье кончилось. Я яму завалю
щебёнкой разной, шифером побитым…
От вони и опарышей в петлю
готова лезть! Соседи вот — бандиты —
забор не стали старенький чинить, —
железный возвели на наших грядках.
Жизнь учит жить. Плохой я ученик…
ни денег, ни ума и ни порядка…
Я знаю — не приедешь снова, брат.
Не отвечаешь на звонки мои упорно.
Всем брезгуешь… Не зреет виноград
в родных пенатах. Нет у нас и порно…
Подруги остарели все давно, —
никто не станет прыгать в твою койку.
Зато сестре помочь тебе дано, —
давай устроим дому перестройку!
Кондовый брус прикупим, — из него
пристрой наладим, как хотела мама.
Мы воду мелем в ступе… утекло
так много лет… Но наш разлад — не драма.
28 января 2025
***
Самое желанное лицо —
лик автобуса, несущий к остановке
временных согревшихся жильцов, —
пусть и в тесноте, но всем там ловко.
Лишь кондуктор в валенках больших
еле пролезает сквозь снующих
к выходу, иль тех, кто сесть спешит
на сиденье, чтобы на идущих
свысока смотреть и восседать
с гордостью на временном-то троне,
даже задремать… Сия езда
гарантирует: никто его не тронет.
Вот и вся страна, как в тот мороз, —
возит, возит, возит пассажиров…
И не замечает горьких слёз
тех, чей пуст карман и не до жира.
Даже так… Автобус вздорожал.
Стоимость проезда — хлеба булка.
Кто-то прочитав о том, заржал!
Дескать, — на здоровье всем прогулка.
(2023 год)
***
Продам родительский очаг,
нехитрый скарб раздам по вещи.
Лекарство выпив натощак,
сорвусь туда, где море плещет.
Там в ноябре под двадцать пять,
там люди в ярком кормят чаек.
Там страсть не держат на цепях
и виноградным привечают.
А здесь печурка внедогляд,
роняя головню на щепки,
нет-нет да треснет, коль палят
одну березу в холод крепкий.
И ты сидишь себе, следишь, —
сомлев лицом, — за огоньками,
колени обхватив руками…
… И никуда не убежишь, —
не пустит под порогом камень.
Его мой дед еще, кажись…
…Какая ни на есть, а жизнь,—
…дарованная стариками…
***
Белесый свет на дюнах от луны.
Два светлячка — сиянье ярче шелка —
как водится в июне, — влюблены.
И тщится шепелявая иголка
к прибою приторочить галуны.
Прилипли к телу джинсы и футболка,
планктон не в силах бездну превозмочь.
С ним чудится — морская кофемолка
и нас с тобой перемолоть не прочь!
И снова слева солнца тихий блеск.
Разбросаны прозрачные медузы.
День. Новый день из черноты воскрес,
тем укрепил наличие союза.
Подобно тени, долог интерес —
подробно изучать следы от шторма.
И каждый новый безмятежный всплеск
соединяет содержанье с формой.
В сплошном смешенье моря и песка
с вкрапленьем солнца в каждой из песчинок
смешно лишенье, призрачна тоска.
Волна к волне, — их жажда беспричинна.
Завидна даже участь пятака —
для глаз твоих — в карманах щедрой смерти.
Да это все потом!.. Ну, а пока
ни сил ошибки править, ни усердья.
***
Другой, но все же вновь поводырем
снег вышел из небесного закута.
Такой хороший! — Хочешь, заберем
его на двор, весна придет покуда?
Сведем знакомство со снеговиком —
пускай по-свойски с непоседой-сойкой
следит за нами с высоты веков
чудак бокастый — весело и стойко.
А если кто холодный и чужой
придет нарушить чудную обитель,
он вьюгою отвадит, как вожжой,
а нас ничуть при этом не обидит.
Он будет вольно жить — без поводка
и без ошейника гулять в округе…
Он чутким нюхом будет знать, когда
мы ошибемся как-нибудь друг в друге…