Лев Пирогов — Понял вдруг одну вещь.
Понял вдруг одну вещь. Родина – это не берёзка. Родина – это принцип. Так же как и Бог – не старик на облаке, создавший мир за несколько дней, а принцип. Беда мыслящего человека в том, что он видит: государство преступно, народ либо жалок, либо ужасен, а берёзки и картинки в букваре – это только я, только моё представление. Значит, нет никакой родины, а есть только я и другие я, которые понимают всё примерно так же, то есть – правильно.
И вот когда фантом родины исчезает, упразднённый трезвым умом, начинается запредельная мерзость и уродство. Начинается «возьмёмся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке». Насколько прекрасны были Борис Гребенщиков и этот, не помню имени, из «Ногу свело!», когда они были «поодиночке» (а если не были, то можно было вообразить, что были), настолько же мерзки и жалки они стали, «взявшись за руки». Так мёртвое тело становится отталкивающим и пугающим, когда из него отлетает душа.
Нельзя менять принцип (ага, тот самый «принси́п» из книжки Тургенева) на себя, на своё разумение. «Принси́п» выше всякого разумения. Если у человека нет «принси́па», в нём нет смысла.
Должно быть (видимо, наверное – я не знаю, я там не был, я лишь об этом думаю) – должно быть так: да, государство негодяй и подлец, да, народ дурак и раб либо подлец и убийца, да – лошади предатели, а облака идиоты! Но у всего этого есть бессмертная душа – Родина, и вот её не трожь. И я всегда буду знать, что прав, жертвуя своими интересами (в том числе – «убеждениями») ради неё и не прав – во всех остальных случаях.
Это трудно.
Трудно – вообразить, что у паучьей грызни Ковальчкуа с Чемезовым (Джон Рокфеллер и Джей Пи Морган нашего городка) есть какой-то иной, высокий смысл. Но ужас в том, что он есть, и надо терпеть. И очень хорошо, что они грызутся – вот когда такие, как они, «берутся за руки», вот тогда совсем плохо.
Был ли Гегель религиозен, я не знаю, не интересовался. И не думаю, что это знают другие, Ведь под религиозностью у нас подразумеваются такие её симптомы, как исповедь и причастие (или что там у немцев). А не умозаключения типа «всё действительное разумно». В Бога верит тот, кто верит в Провидение, а не тот, кто «умаляется» лбом об пол, покупает свечки или разговаривает с могилками.
Вера – это не эмоции. Вера – это принцип, которым ты руководствуешься. Или хотя бы к нему стремишься.