«… нам остается лишь согласится с тем, что свою репутацию «еврейского Гитлера» и философа-злодея Штраус заработал вполне заслуженно. .. Учение Штрауса сводилось к тем же, в сущности, идеям и идеалам, которые проповедовал (или просто молча внедрял в жизнь) Жан Кальвин и его последователи-пуритане: мир делится на горстку избранных Богом (знаком избранности которых является материальное благополучие) и прочую массу отверженных. Править миром должна «духовная элита», хранящая в тайне свои настоящие цели и пользующаяся для подчинения масс языком «благородной лжи» («noblelie»)».

Владимир Можегов — Лео Штраус и его армия политического мессии

Репутацию «еврейского Гитлера» и философа-злодея он заработал вполне заслуженно.

В статье «Троцкий и шляпа волшебника» мы рассказали историю удивительного превращения горстки деятелей Четвёртого интернационала в политическую секту неоконсерваторов, весьма влиятельную в вашингтонской политической жизни последних тридцати лет. Но это – лишь внешняя канва истории неоконов. Нас же более интересуют сокровенные смыслы, стоящие за их внешней деятельностью. И здесь нас ждёт встреча с крайне важной в мире неоконов фигурой, может быть, даже, самой важной.

Конечно, столь резко изменившие свои идеологические установки бывшие троцкисты нуждались в новой идеологии, новом философском обосновании своей борьбы. Им нужен был духовный учитель, взамен Маркса и Троцкого. И такого учителя они обрели в лице эзотерического философа Лео Штрауса (Leo Strauss, 1899-1973), человека, до сих пор пользующегося в различных кругах крайне неоднозначной репутацией философа-злодея и «еврейского гитлера». Причем, репутация эта связана именно с неоконами (за которыми даже укоренилась кличка леоконы, то есть последователи Лео Штрауса). Кто же такой Лео Штраус и какова суть его учения?

Лео Штраус родился в Германии, под Марбургом, в семье маскилим (просвещенные — евр.), приверженцев просветительного движения Хаскала. Это широкое движение европейского еврейства явилось вместе с идеями европейского просвещения в 1770-е гг. Идеология его, если совсем кратко, сводилась к тому, что еврей, оставаясь по возможности евреем, должен максимально стать европейцем. Это, одним словом, было движение за выход из гетто – эмансипацию и европеизацию, охватившее самые широкие слои европейского еврейства от востока до запада. К середине ХIХ в. многие приверженцы хаскалы уже активно участвовали в социалистическом движении, в то время как более ортодоксальные слои еврейства формировали сионизм. Причем, если на западе Европы приверженцы хаскалы часто доходили до атеизма и полной ассимиляции, то на более ортодоксальном востоке – тяготели к сионизму и революционному мессианизму. Маркс и Троцкий – вот типичные продукты еврейской эмансипации и ассимиляции. Штраус же всегда был где-то посредине.

Он был европейски просвещенным человеком, и, по-видимому – атеистом (во всяком случае так себя рекомендовал), и несомненно – сионистом. В молодости (1923–25 гг.) он активно печатался в сионистской газете «Юдише рундшау» и ежемесячнике Мартина Бубера «Дер юде». С 1925 по 1932 гг. работал в Академии еврейских исследований в Берлине, пропагандируя идеи еврейского духовного возрождения. К 1933 г., когда в Германии пришёл к власти режим, который по словам Штрауса «не имел никаких чётких принципов, кроме ненависти к евреям», за плечами Штрауса уже было участие в ПМВ (переводчик в германской армии), Гамбургский университет (курсы лекций Гуссерля и Хайдеггера), степень доктора философии (1925) и несколько изданных книг, среди которых «Критика религии у Спинозы как основа его библейских исследований» (Берлин, 1930), и собрание сочинений М. Мендельсона (родоначальника хаскалы) с критикой и комментариями (1931–32)).

Однако, к тому времени как Гитлер пришёл к власти в Германии, Штраус уже был в Париже (что не помешало ему выпустить в берлинском издательстве Книгу «Философия и закон. Пояснения к Маймониду и его предшественникам» (Берлин, 1935 г.), затем перебрался в Англию, а в 1937-ом уехал в Соединённые Штаты Америки.

В Нью-Йорке Штраус всю войну проработал в Новой школе социальных исследований (1938–49), созданной после Первой мировой войны группой американских либеральных интеллектуалов. В 1930 г. к этой Школе присоединился Университет в изгнании, который объединял приехавших из Германии ученых либеральных, но не прокоммунистических взглядов. В этот коллектив вошел и Штраус. (Итогом этого времени стала книга «О тирании», 1948).

В 1949-м Штраус возглавил кафедру политической философии Чикагского университета, которой и руководил следующие восемнадцать лет. Именно в этот период кафедра политической философии Чикагского университета становится центром притяжения будущих неоконсерваторов. Сюда, к новому духовному авторитету потянулись ученики Шахтмана, и именно это время создало Штраусу его неоднозначную славу философа-злодея. За что же удостоился Штраус столь лестных эпитетов?

Подобно ученикам Шахтмана, Штраус испытал ужас перед европейским фашизмом, и, особенно, гитлеризмом (в гитлеровском «арийстве» нет никакого внятного смысла кроме отрицания еврейства – его слова). А следом – отвращение к либеральной демократии, итогом которой, в сущности, и стал национал-социализм. Ведь пришёл Гитлер к власти законным, демократическим путем, будучи избранным большинством голосов. Значит дело в либерализме? В демократии? Во власти большинства? Вывод Штрауса однозначен: Западную цивилизацию необходимо защитить от себя самой. Но каким образом? Ведь при том моральном разложении и гедонизме, к которым ведет либерализм, западные демократические режимы обречены.

Все эти потрясения, смятения и недоумения привели Штрауса к мысли о том, что демократиям необходимо противопоставить тоталитарным режимам собственную «высшую истину». Эту-то «высшую истину» либеральной демократии и сформулировал Штраус и благовествовал её своим ученикам. Эта «высшая истина» в вышей степени любопытна. Она (не будем томить читателя и скажем сразу) заключается ни в чём ином, как познании нигилистической сущности мира. Исходя из чего, Штраус, во-первых, приходит к отрицанию демократии: массам ни в коем случае доверять нельзя, тем более доверять им какие бы то ни было «демократические» рычаги власти. А во-вторых, — к отрицанию либерализма: массам ни в коем случае нельзя давать разлагаться в гедонизме или гамлетовских сомнениях, как предполагает либеральная догма. Ведь кто знает, куда эти сомнения могут завести? Посмотрите на Италию Муссолини или Германию Гитлера.

Итак, массы нуждаются в управлении («поскольку человечество по натуре своей порочно, им нужно управлять»). Но при классическом либерализме, представляющем собой хаотическое движение, управлять массами проблематично. «Такое управление может быть организовано только тогда, когда люди объединены, а они могут быть объединены только против других людей». Иными словами, «политический порядок может быть стабильным только, если он объединён внешней угрозой». Если же внешней угрозы не существует, её следует сфабриковать. Ибо, каким же еще образом либеральной демократии ответить на вызов тоталитарных режимов? Демократии должны быть готовы к ответу, а, следовательно, массы нужно постоянно держать в тонусе, пугая их образом врага и готовя к большой войне.

Третьим же и важнейшим выводом Штрауса стало отрицание равенства. Власть по мнению философа, должна быть сосредоточена в руках интеллектуальной духовной элиты, которая ни в коем случае не должна делиться своим пониманием положения дел с массами. Наоборот, она должна держать свои знания в секрете, поскольку, обнаружив истину, массы могут стать опасны. Итак, последним выводом Штрауса становится отрицание истины и свободы. «Плебейские массы многочисленны, склонны к свободе» и в силу этого «их нельзя полностью игнорировать», — замечает наш философ. Но, поскольку это массы низших плебеев, всё, что делается ради наведения среди них порядка, является законным. «Если вы сможете использовать демократию для того, чтобы повернуть массы против их собственной свободы, это будет большим триумфом». Главные догмы своего учения: отрицание свободы, отрицание равенства и отрицание истины, и, наконец, необходимость лжи в политической жизни, Штраус утверждает на огромном материале всей европейской истории и цивилизации от Афин до Иерусалима (см. Лео Штраус. Город и Человек, 1964).

Классические мудрецы древности давно обнаружили атеистическую, нигилистическую сущность мира, – говорит Штраус. – Проникая в сущность вещей, они уже не могли разделять с толпой ее наивную веру в «народных богов». Они также не верили ни в «мир идей», ни в моральные императивы, ни в «высшую добродетель». Однако, при всем своем нигилизме, они не торопились развенчивать наивную народную веру. Ибо понимали, что сотрясение основ и проповедь нигилизма неизбежно ведут к социальному хаосу. Будучи людьми ответственными, мудрецы древности не открывали народу истину (которую народ всё равно не способен воспринять), но благоразумно скрывали её. Чтобы скрыть свои подлинные мысли, они изобрели особый эзотерический (от древнегреч. «эзотерикос» — «внутренний») язык, обращаясь лишь к тем, кто способен читать между строк и видеть настоящее содержание под экзотерической («внешней») формой. Отсюда максима Штрауса: «Автор, который хочет обратиться только к думающим людям, должен писать таким образом, чтобы только внимательный читатель смог понять истинное значение, заложенное в содержание его книги». Штраус называет это методом «шифрования» или «эзотерического письма».

Итак, существует два рода людей, две правды и два знания – одно эзотерическое, для посвященных, способных читать «между строк», и другое, экзотерическое, для прочих плебейских стад. Штраус при этом ссылается на Платона, который делил людей на две породы: тех, кто правит (избранных и призванных к этой роли), и тех, кем правят.

Затем он глубоко погружается в писания средневекового еврейского авторитета и комментатора мессианских текстов Моисея Маймонида (Рамбам – в евр. традиции), в книгах которого находит тайное учение и скрытый смысл, противоречащие традиционным религиозным догмам. Он берёт в пример философа Аль-Фараби, прилюдно исповедующего традиционные ценности и вкладывающего собственные крамольные атеистические мысли в уста Платона и Аристотеля. Штраус считает что эта благоразумная позиция древних была оборвана в эпоху Возрождения, когда общество оказалось заражено идеями всеобщего знания, и когда Никколо Макиавелли, отбросив «благородную ложь» классиков, сделал достоянием толпы непритязательную правду об этических установках власти: «цель оправдывает средства», высшей истины не существует, мораль в политике ничего не значит.

Макиавелли не сказал о человеческой природе ничего такого, чего бы уже не знали мудрецы-классики, — говорит Штраус. — Он лишь ренегат, предающий огласке тайное знание древних, которое те благоразумно старались скрывать. И именно с Макиавелли, его неосторожных и безответственных «открытий» начинается тот кризис современности, плачевные итоги которого мы наблюдаем сегодня. И именно «уход» правды, которая прежде была доступна лишь избранным, в массы, поставил современную цивилизацию на грань катастрофы.

Что же делать? Как справится с кризисом? Прежде всего необходимо вернуться к идеалам «благородной лжи» («noble lie»), без минимальной дозы которой не жизнеспособно никакое общество. В самом деле, как без благородного обмана привить народу патриотические идеалы? Как заставить его поверить, что земля, отобранная у соседей, принадлежит твоей родине? Как заставить его трудиться, воевать и умирать за отечество? Без необходимой дозы «благородной лжи» невозможно сформировать позитивного мировоззрения народа, последнее же чревато распадом и хаосом.

Итак, власть предержащие должны вновь научиться скрывать свои истинные цели от народа, а элита – вновь освоить эзотерический эзопов язык. Далее, необходимо вновь восстановить в народе библейские ценности, которые одни лишь способны сплотить народ, дать ему необходимую мораль и сделать его послушным. Но библейские ценности нельзя восстановить без библейской веры. Значит, необходимо восстановить и библейскую веру.

Разумеется, власть предержащим и культурной элите верить во всё это не обязательно. Но они должны воздержаться от критики религии. Оппозиция Афин и Иерусалима, разума и веры, между которыми развивалась Европейская цивилизация, должна быть снята. Народу необходимо вернуть религию, основанную на вере и откровении, а философия (которая есть свободный поиск истины и по определению не имеет единой основы), должна воздержаться от нападок на религию, и, освоив эзотерический язык, благоразумно молчать. Итогом этого «благородного молчания» философии станет действительно совершенная государственная власть. Истинное «эзотерическое знание» при этом будет скрыто среди посвященных и мудрых. Массам же нужные идеалы будут преподносится и внушаться через различные «подставные» идеи и смыслы (напр. того же либерализма, демократии итд.).

Но здесь мы подходим к самому интересному: какая же именно религия призвана спасти цивилизацию? Какие же «библейские принципы» должны быть вновь привиты народу? Наверное, старый добрый католицизм? Оказывается, вовсе нет! Основой будущей либеральной цивилизации должен стать талмудический иудаизм – отвечает Штраус. Почему же именно иудаизм, почему не христианство, на котором выросла цивилизация Запада? Штраус не дает прямого ответа, но понять его мысль не трудно. В святая святых эзотерического знания должен лежать Закон Моисея, а не закон Нового Завета потому, что только это может предотвратить в будущем «возвращение тирании» (то есть фашизма и национал-социализма). Ведь Фашизм – есть детище христианской цивилизации, в основе своей — это римско-католическая, имперская идея. Разве Муссолини во всеуслышание не провозглашал свое государство Католическим? Разве он не подарил Ватикан Папам? Разве не он провозгласил восстановление Римской Империи? То же и с немецким национал-социализмом. Разве в десяти пунктах Программы НСДАП Гитлера чёрным по белому не написано, что «Партия стоит на христианских позициях»? Разве не Гитлер строил повсеместно христианские соборы и объявил о восстановлении Третьей Империи? Не ясно ли отсюда, что именно Католическая церковь и Римская империя представляют собой главную опасность западной («либерально-демократической») цивилизации? А, следовательно, против них должно быть направлено и главное острие борьбы. Того, что случилось в 30-х гг. ХХ века не должно больше повториться! И вот почему «библейские законы» должны вернуться в центр западной цивилизации не в форме Христианства (неизбежно ведущего к фашизму), а в форме религии Моисея. Разумеется, тайно. Потому что западная цивилизация, воспитанная на Христианстве, никогда не согласится с тем, что ей будут править Тора и Закон Моисея. Штраус идет до конца, объявляя (вслед за Макиавелли и Ницше), что элита должна быть свободна от всяких моральных обязательств в отношении управляемых ею масс.

Последнее явно противоречит Платону, который действительно делил людей на две породы, но именно высокие моральные принципы объявлял главным критерием обладателя власти. Только высокая мораль способна уберечь правителя от искушений власти – считал Платон. И именно высокая мораль становится его критерием избранности. Цель Государства, согласно Платону —преображение человека, выход за пределы низменного мира в идеальный мир. Нечто иное видим у Штрауса: «Те, которые руководят, это те, кто понимает, что не существует никакой нравственности, а есть только одно естественное право, право высшего править низшим», — говорит Штраус. Признаком избранности и нравственного превосходства у нашего философа является умение постигать нигилистическую сущность мира и проникать в эзотерический смысл писаний древних мудрецов.

Итак, подытожим: Штраус делит людей на элиту, избранную для власти и прочее молчаливое стадо. Он говорит, что мир находится в кризисе потому, что первые когда-то неосторожно поделились своим знанием со вторыми. Отрицая идеи свободы, равенства, братства, морального императива и единой позитивной истины, Штраус предлагает вернуться к религиозным идеалам. Однако, в святая святых нового традиционализма предлагает внести не христианскую религиозную идею, а талмудический иудаизм. При этом завещая элите, сознающей нигилистическую сущность мира, скрывать свое безверие от толпы. Штраус идёт до конца и объявляет, что элита не связана никакими моральными обязательствами с управляемым ею «безмолвным стадом». Ей все должно быть позволено в отношении вторых. Её единственным приоритетом должно стать удержание власти и контроль над массами, чьими уздами и поводьями должны стать ложные ценности и идеалы, призванные предотвратить нежелательный ход событий. Гарантом же того, что нежелательное никогда не наступит, должны стать ценности талмудического иудаизма, утвержденные в святая святых власти. Вот эту самую замечательную философию Штраус и преподал бывшим троцкистам, будущим неоконам, творцам американской внешней политики эпохи Рейгана-Бушей.

Штраус является также автором другой замечательной идеи, которая носит у него имя конструктивного хаоса. «Тайная элита приходит к власти с помощью войн и революций. Чтобы удержать и обеспечить свою власть, ей нужен конструктивный (управляемый) хаос, направленный на подавление всех форм сопротивления», говорит он. (Позднее его ученики, неоконы, придумают термин «созидательное разрушение» для оправдания бомбардировок ближневосточных городов и разрушения арабских государств).

Теперь нам понятно, почему учение Лео Штрауса удостоилось от изумлённых читателей столь лестных эпитетов. Понятна и та уничтожающая и возмущенная критика, та волна негодования, которой самого Штрауса и его леоконов (как их тут же перекрестили, лишь только подноготная вышла наружу) подвергли католические и левые авторы по всему миру. И нам остается лишь согласится с тем, что свою репутацию «еврейского Гитлера» и философа-злодея Штраус заработал вполне заслуженно. (См. Друри, Шадия. Лео Штраус и американские Правые, 1999)

С другой стороны, философ не говорил, кажется, ничего такого, что противоречило бы традиционной пуританской морали, вскормившей американское общество и американскую государственность. Учение Штрауса сводилось к тем же, в сущности, идеям и идеалам, которые проповедовал (или просто молча внедрял в жизнь) Жан Кальвин и его последователи-пуритане: мир делится на горстку избранных Богом (знаком избранности которых является материальное благополучие) и прочую массу отверженных. Править миром должна «духовная элита», хранящая в тайне свои настоящие цели и пользующаяся для подчинения масс языком «благородной лжи» («noblelie»). Как справедливо заметил крёстный отец неоконсерватизма Ирвинг Кристолл: в отличие от всех прочих разновидностей правой идеи в США, неоконсерватизм является «отчётливо американской» идеологией, идеологией с «американской косточкой».

Нет также никаких причин сомневаться в консерватизме нашего философа. Отрицание демократии, либерализма и идей просвещения (свободы, равенства, братства) открывает в нём истинного консерватора. Да, он ницшеанец и маккивеалист, исповедующий идеи аристократизма власти, неравенства и «двойной морали». И да, консерватизм этот особого свойства. В сущности, перед нами – иудейский традиционализм в одеждах светской политической философии.

Не случайно в учении Штрауса такое место занимает фигура Маймонида! Сам Штраус утверждал, что именно тщательное изучение еврейской средневековой политической философии есть подлинное лекарство для западной цивилизации в решении проблем современности. Когда в начале 1960-х годов Штрауса попросили резюмировать выводы его исследований, он ответил: «…почти двадцать пять лет постоянно прерывающегося, но никогда не прекращающегося полностью изучения «Путеводителя растерянных» Маймонида». Но почему же именно Маймонид? Почему «Путеводитель»? Ответим на этот вопрос чуть позже. Пока же обратимся к другому насущному вопросу: является ли Штраус чистым теоретиком, как утверждают его защитники, либо же он – руководитель политической секты, имеющей целью целью захват политической власти в Америке? Иными словами: кабинетный ли он учёный или новый Кальвин, Троцкий, Ленин, следующий знаменитой максиме Маркса: «прежние философы объясняли мир, наше дело – изменить его»?

С нашей точки зрения ответ более-менее очевиден. Разумеется, Штраус не был кабинетным учёным. Вся его жизнь обнаруживает в нем человека, прежде всего, действия, человека включенного в политическую борьбу. Он начинал как активный сионист, вдохновляясь идеями возрождения еврейского духа в Европе, он уехал в Америку, спасаясь от европейского фашизма, и всю свою дальнейшую жизнь посвятил созданию фактически новой политической теории, которая по его мнению должна была обеспечить защиту «либеральной демократии» от опасности «тоталитарных режимов». Такой человек и такое поле деятельности никак не вяжутся с образом чистого теоретика. Когда католичка Шадия Друри, один из самых яростных критиков философа, утверждает, что он учил разных своих студентов разному – с ней трудно не согласиться. Но учить разных студентов разному – это ведь и значит абсорбировать, отбирать и строить из отобранного материала секту, политическую группу, перед которой стоят совершенно конкретные задачи. Какие же это задачи?

Профессор Дроне словами самого Штрауса так формулирует их квинтессенцию: «Есть несколько кругов учеников, и менее посвященные годятся, но для другой цели; своим же ближайшим ученикам передаём тонкости учения вне текста, в устной традиции, совсем почти тайно.[…] Воспитываем несколько выпусков, все посвящённые составляют как бы секту, помогают друг другу с карьерой, делая её сами, держат в курсе учителя. […] через несколько десятков лет „наши“ без единого выстрела берут власть в самой сильной стране мира». [1]

Принимая всё это во внимание, невозможно игнорировать вывод Шадия Друри: Современному обществу угрожает заговор политической секты «штраусианцев» — небольшой группы выпестованных этим «еврейским нацистом», интеллектуалов. А, поскольку центром учения неоконов является сознательная ложь и сокрытие истины, не стоит слушать, что они говорят, ибо «по делам их узнаете их».

Известный австро-американский традиционалист Эрик Фёгелин, стоящий на католических позициях и хорошо знавший Лео Штрауса, предупреждал об опасности попыток использовать идеи этого еврейского интеллектуала в политической реальности (в частности – подменить ими традиционный консерватизм). Действительно, ведь и сам Штраус, с удивительной непосредственностью, признается, что его идеал, есть, в сущности, тирания клики (cabal), которая в силу обстоятельств может притвориться либерализмом, демократией, консерватизмом, да чем угодно. (Вспомним определение Ирвинга Кристолла: «Неоконсерватор — это либерал, измудоханный реальностью»).

И что целью этой клики «новых мессий» является овладение властью в сильнейшем государстве мира ради «спасения демократии и западной цивилизации». Перед нами, одним словом, все та же (с незначительными редакциями) программа Жана Кальвина, пуритан Кромвеля, Карла Маркса и Ленина-Троцкого. Программа, завершающая «каскад гностических революций» (определение Фёгелена) нового времени на этапе «конца истории».

Наконец, вернёмся к Маймониду (Рамбаму). Этот средневековвый раввин, врач и философ (Моисей бен Маймон, или Маймонид родился в Кордове в 1135 г., умер в 1204 г. в Каире) яляется крупнейшим авторитетом иудаизма, вершиной еврейской мысли (нет моше после моше больше моше, — говорят раввины, т.е. моше Маймонид — второй после Моисея). Но почему же именно этот выдающийся авторитет иудаизма, глубоко верующий комментатор мессианских текстов, служивший во времена Крестовых походов советником султана Салладина, был духовным светочем и «путеводителем» атеиста Штрауса на протяжении (как уверяет сам наш философ) всей его жизни? Послушаем самого Штрауса. Образцовыми для меня, заявляет он, являются слова Рамбама: «Не думай, что в дни Машиаха нарушится естественный ход событий, или изменятся законы природы, установленные при сотворении мира… Сказали мудрецы: «Мир в дни Машиаха будет отличаться от нынешнего лишь тем, что Израиль не будет порабощен неевреями» (Брахот, 34б)». [2]

О том же говорит Мирча Элиаде, разъясняя позицию Маймонида. Маймонид включил ожидание мессии в число тринадцати вечных догматов иудаизма, но при этом постарался придать этим мессианским чаяниям рационалистическую окраску. Мессианизм Маймонида — чисто земного свойства: «человеческий град, построенный благодаря накоплению знаний, вызывающих спонтанное проявление добродетели». Маймонид и его последователи, продолжает Элиаде, рассматривали приход Мессии как политическое освобождение еврейского народа, не связывая его с каким-либо космическим переворотом или апокалипсическими ожиданиями. Маймонид отождествил царство Мессии с государственным устройством, основанным на принципах иудаизма и еврейского религиозного права: утопический элемент мессианской идеи сведен к минимуму: в царстве Мессии каждый еврей сможет беспрепятственно предаваться созерцательному, философскому познанию Бога.

Мессия, согласно Маймониду, может прийти в любой момент. И зависит его приход от усилий самого человека. Все прецеденты на роль мессии, которые были до сего дня, не были ложными мессиями, — считает Маймонид. Скорее, их можно назвать мессиями-неудачниками. Они не стали мессиями из-за допущенных ими ошибок. Так, например, Бар Кохба (поднявший иудейское восстание против римского владычества в 70 г.) проиграл сражение римской армии, лишь потому потерял свое звание мессии. Но если бы он победил, корона царя-мошиаха досталась бы именно ему.

Подобные идеи были очень близки Штраусу. Но не менее близки они были и троцкистам Шахтмана. Ведь на роль мессии во многом претендовал и их прежний учитель Лео Троцкий. Его Красная Армия (аллюзия на Красную армию Кромвеля) и его красная звезда (аллюзия на «сына звезды» Бар Кохбу) красноречиво говорят о существе этих претензий. И если бы в 1920-м г. бросок на Берлин удался, а Красная Армия не была бы отброшена от границ Польши, он вполне мог претендовать на корону главы Земшарной республики Советов.

Итак, Мессия – это не мистическая, а политическая реальность. Его приход – плод усилий политической силы, плод политических манипуляций. Таким «коллективным мессией» была партия большевиков, авангард пролетариата. Однако, с контрреволюцией Сталина и смертью Троцкого, партия растеряла свой мессианский дух. Так кому же, как не бывшим троцкистам Шахтмана, разочарованным в мессии-неудачнике Лео Троцком, стать новой актуальной силой выполнения большого плана? Так, обученные Штраусом неоконы осознали себя не просто политической группой, желающей захватить власть, но своего рода «коллективным мессией», призванным сыграть историческую роль в исполнении древних пророчеств. В лице же самого Лео Штрауса будущие неоконы нашли своего рода абсолютный троцкизм: троцкизм эзотерический, метафизический, взывающий к самым потаенным глубинам еврейской души. Если Троцкий считал себя кем-то вроде нового Бар Кохбы, то Штраус, очевидно, ощущал себя кем-то вроде нового Маймонида, пишущего «комментарий» к священным текстам и своими трудами являющего во плоти нового политического мессию.

Таким «политическим мессией» и стала секта его учеников, признавших вслед за Штраусом, эзотерическую установку Маймонида как философа, «меняющего мир» и участвующего в войне в роли советника султана Саладина. Только теперь, в роли «нового Саладина» перед новой мессианской армией должна была выступить вся военная и политическая машина Соединённых Штатов Америки.

В соответствии с духом и буквой учения Лео Штрауса, сразу после 11 сентября 2001 г., неоконы объявят о начале «четвёртой мировой», которая будет вестись до «последнего потенциального террориста» (Элиот Коэн) и стратегии «созидательного разрушения» (Майкл Ледин), которые прямо вытекали из идей «перманентной войны» и «конструктивного хаоса», необходимого пришедшей к власти элите для «подавления всех форм сопротивления» (Лео Штраус). Затем последовали война в Ираке, явление ИГИЛ*, «Арабская весна» и прочие элементы конструктивного хаоса, которые сегодня совместными усилиями России и Трампа удалось нейтрализовать. Но которые вновь могут стать актуальны, стоит лишь измениться политической власти в США.

И здесь возникает главный вопрос: какова же конечная цель неоконов? Рискнём предположить, что их политическая программа являет собой, в сущности, лишь, своего рода, консервативную версию «мировой революции»: взять власть в самом сильном демократическом государстве планеты, развязать большую войну на Ближнем Востоке, после чего, путем постепенного расширения «конструктивного хаоса», достичь планетарного масштаба власти. Добиться же этого всего удобнее, используя религиозный фактор. Ведь сценарии «последней войны» написаны на страницах Священных книг, а успех в «захвате царства власти» ждёт того, кто сможет правильно использовать и направить религиозные представления масс. А в этом контексте, может ли быть программа действий лучше, нежели исполнение библейских пророчеств, не так ли?

Примечания:

1 — Дроне Е.М. Вопрос о необходимости осуществления революции в данный момент времени (работы Лео Штрауса) — М: Вестник ИБП, 2004.

2 — Рамбам. Главы из книги Мишнэ Тора, Иерусалим, 1985, с. 97

*террористическая организация, запрещённая в РФ

цинк