Юрий Милославский — American Plastic Toys
Беседа Бориса Межуева с писателем Юрием Георгиевичем Милославским.
От Бориса Межуева. Мы начали беседу с Юрием Георгиевичем Милославским, кажется, на следующий день после не слишком удачного для Дональда Трампа митинга в Оклахоме, который собрал гораздо меньше участников, чем это первоначально ожидалось организаторами. Цифры рейтингов для Трампа оставляли и оставляют желать лучшего, он уступает своему главному сопернику – бывшему вице-президенту Джозефу Байдену даже в таких штатах, как Флорида, где, казалось бы, победа республиканцев не вызывала сомнения. Высказывается предположение, что «молчаливое большинство», обеспечившее фантастическую победу Ричарда Никсона на выборах 1972 года, аналогичной роли в 2020 году не сыграет.
«Большинство» не просто молчит, оно знает, что за новую победу Трампа, если она состоится, ему придется дорого заплатить – очередными беспорядками, драками на улицах, моральным унижением, работой, а, возможно, и здоровьем (если поверить в популярную в консервативных кругах теорию заговора, приписывающую распространение коронавируса ненавидящим президента спецслужбам). Силы, не желающие видеть Трампа в Белом доме еще четыре года, могут не остановиться перед прямым насилием, и, надо признать, у их противников нет достаточных ресурсов, чтобы организовать мощное сопротивление. Юрий Милославский описал свой опыт встречи с Америкой в романе «Приглашенная», вышедшем в России в 2014 году, и нам хотелось поговорить о том, в какой мере нынешние события вписываются в уже сформировавшийся у писателя образ страны.
***
Борис Межуев
Уважаемый Юрий Георгиевич, как Вы находите сегодняшнюю Америку, как внутренний наблюдатель? Можно ли сказать, что со времени Рональда Рейгана ситуация изменилась настолько радикально, что прежняя религиозная, в известной степени протестантская Америка, уже утратила всякую силу к сопротивлению?
Юрий Милославский
— Настоящие, стратегические социальные и культурные изменения в САСШ (Северо-Американские Соединенные Штаты — я предпочитаю эту аббревиатуру) стартовали еще в позапрошлом веке, точнее, со второй половины XIX столетия. Началась ползучая «криптореволюция», долженствующая изменить североамериканский цивилизационный код. Все последующее в известном смысле было исторически предопределено. Сегодня одна за другой раздаются вполне аргументированные геополитическо-апокалиптические ламентации под общим заголовком «Старая Америка – мертва. Что грядет ей на смену?». Наблюдатели опоздали на век без малого. Закоренелый палеоконсерватор, я-то мечтаю о чудесном возвращении САСШ ко временам хотя бы второго, а много лучше – первого, президентства Гровера Кливленда. То есть к эпохе не позднее 1890-х.
Борис Межуев
— То есть президент МакКинли уже для вас менее приемлем?
Юрий Милославский
— Уже опасно, уже декаданс. Я уповаю и на восстановление России согласно принципам Государя Александра III. Только при таком невообразимом глобальном повороте возможно и возрождение русско-американского стратегического партнерства. Кстати, САСШ с тех пор изменилась значительно больше, чем Россия. Русский цивилизационный код сохранился.
Борис Межуев
— Но все-таки все эти расовые события, они нацелены на трансформацию Америки? Один из вопросов, который возник у меня и некоторых моих коллег, куда в период расовых волнений подевались все сторонники white advocacy, так наз. защитники белых ценностей. Мы много слышали о них, мы видели их в Шарлоттсвилле, но теперь они как будто испарились, и возникает законное предположение, что либо с ними провели соответствующую работу спецслужбы, либо их возможности были преувеличены. Мы много слышали о настоящих белых американцах, которые имеют оружие и готовы выступить в защиту своих ценностей, и вдруг оказалось, что их роль — это миф. Скажите, пожалуйста, Юрий Георгиевич, правильно ли это наше восприятие их слабости, или же эти люди еще дадут о себе знать?
Юрий Милославский
— Приведу забавный диалог между читателями некоего новостного выпуска на портале Breitbart; это было за день-два до начала пресловутого появления Трампа в Оклахоме на первой, после карантина, встрече со своими избирателями: один говорит, дескать, нам, белым мужикам, пора отыскать наши отрезанные мужские причиндалы и наконец-то показать, что мы в состоянии защититься от уничтожения. На что собеседник ему ответил – посмотрим; пока что я ситуацию вижу так: на одного белого мужика, который способен и готов защищаться, есть девять таких же белых мужиков, которые защищаться не готовы и не способны. Я с ним вполне согласен. Моя американская жизнь началась в маленьких городах, и я внимательно вгляделся в тех, кого называют реднеками. Питаю к ним самые дружеские чувства, но я не могу не признать, что они глубоко субпассионарны, что они не в состоянии принять каких-то серьезных решений. За последние десять лет они не cделали ничего, что могло бы свидетельствовать об их сильном характере, об их решимости бороться. Достаточно посмотреть на упомянутый Вами визит президента Трампа в Оклахому, где ожидалось чуть ли не 100 тысяч человек, об этом писали, а собралось всего лишь 6 с небольшим тысяч.
Борис Межуев
— На самом мероприятии?
Юрий Милославский
— 6200 человек находилось в здании, где могло собраться девятнадцать тысяч, на этой спортивной арене. Таковы цифры.
Борис Межуев
— Иными словами, люди просто испугались? Ведь записалось намного больше?
Юрий Милославский
— Именно их и ждали. На эту удочку попались сочувствующие журналисты – и устроители предвыборной встречи. Или они не попались, а…? Но бодро сообщалось, что вот, мол, ожидаются 100 тысяч «болельщиков», а потом президент выйдет к тем, кто не поместился под крышей. Я внимательно смотрел трансляцию. И все сразу сообразил, когда увидел блондинку-журналистку, которая прохаживалась в виду зияющих пустых рядов, обращалась к некоторым зрителям-искренним сторонникам президента Трампа, которые все верно и разумно ей отвечали, да только их ожидалось еще, скажем, 90 тысяч человек, а людей было катастрофически мало. Глава предвыборной кампании президента сказал, что людей запугали разговорами о коронавирусе. Не убежден, что это так. А нет ли каких упущений в его работе? Но действительно, как только Трамп объявил, что он возобновляет сезон своих предвыборных поездок, начиная с Оклахомы, тотчас появились сообщения, что именно в Оклахоме внезапно возникла новая вспышка коронавируса. Сейчас мы слышим, что в последние недели пандемия набросилась на те штаты, которые особенно существенны для Трампа. Но еще в июне я услышал замечательное словцо: теперь вместо pandemia в народе говорят plandemia, пандемия по плану.
Борис Межуев
— А как же «молчаливое большинство»? Эффект президента Никсона 1972 года, когда Америка бурлила расовыми беспорядками и пр., а в итоге он победил как ни один другой президент США. Вы считаете, этот эффект едва ли повторится?
Юрий Милославский
— Большинство это все молчаливей и молчаливей. Насколько я могу судить, делается все необходимое, чтобы «эффекта Никсона» не допустить. Есть в Америке такой известный аналитик, бывший разведчик военный и штатский, Филипп Джиральди. Недавно он написал, что, скажем, в Канаде к президенту Трампу относятся как к шуту, но к шуту опасному. Но это, увы, не исключительно канадский феномен. Я так понимаю, что появление Трампа рассматривается «глубинным надгосударством» в качестве опасного симптома, который следует заглушить, подавить в зародыше, и почти нет вероятности, что этот симптом сможет обрести какие-либо дальнейшие перспективы укоренения. В иной статье Джиральди заметил: «В общем и целом Трамп выглядит недурно, однако в его администрации вспыхнуло неоконовское мышление. А разница между неоконами и либеральными интервенционистами заключается только в стиле, не в содержании». Это означает, что Трамп, строго говоря, не является альтернативой Джозефу Байдену, т.е., тем, кто ведет Байдена в президенты.
Борис Межуев
— Я тоже так думаю. Но мне кажется, что сейчас все будет направлено на мобилизацию американского общества под лозунгом борьбы с Китаем. Война с Китаем, «новая холодная война», станет главным лозунгом не только Трампа, не только республиканцев, но и демократов. Я регулярно читаю американскую прессу и ничего не вижу прокитайского, никаких симпатий к Китаю, хотя еще два месяца назад, когда Трамп говорил про китайский вирус, говорили, что это расистское высказывание, были голоса, что Трамп перегибает палку в антикитайских настроениях, а сейчас особенно после Гонконга, это будто общая позиция. Под этот лозунг, кажется, сейчас будет строиться новая американская идеология. как вы считаете, может быть такое?
Юрий Милославский
— Вполне может быть, только это не новая идеология. Какая разница, кого подставят – или добавят — на место врага? Разумеется, говорят, что «коммунистический Китай», КПК виновны в распространении коронавируса. Это совершенно естественно, и президент Трамп возобновил свою предвыборную кампанию разговорами насчет «уханьского вируса». И у него нет иного варианта. Достаточно много людей все это прекрасно понимает (если вы имеете в виду условного среднего американца как белого, так и прочих цветов). Вовсе не обязательно всем веровать в китайский вирус, но практически все будут говорить и делать то, что им с достаточной настойчивостью скажут. Тем более, что китайская версия предлагается всеми сторонами.
Борис Межуев
— Американский средний обыватель, вы считаете, не верит в китайское происхождение вируса?
Юрий Милославский
— Вопрос стоит иначе. Это не область доверия-недоверия. В отличие от сегодняшней России, где возглас «не верю!» есть аргумент, а то и руководство к действию, в Америке то, что исходит от New York Times и других подобных изданий, для огромного множества не является предметом изучения, рассмотрения, сравнительного анализа. Это, строго говоря, не информация, это инструктивное письмо, то, что следует исповедовать, если не хочешь повредить своему положению на работе, в обществе и т.д. И это естественное состояние, в нем нет ничего из ряда вон выходящего, от человека нельзя требовать невероятного. Мой учитель в области литературной, известный поэт Борис Алексеевич Чичибабин, всегда говорил мне, когда я высказывал этакие прекрасные порывы: «Юрка, маленький человек не обязан идти на крест за идею, грех тому, кто заставляет его это делать».
Я не решусь сказать: что же вы, ребята всех цветов, сидите, утратив свои причиндалы, допускаете, что вот такое здесь творится, и тем поощряете так называемые «расовые» беспорядки. Причем когда я употребляю выражение «расовые», то мысленно ставлю кавычки: «расовое» здесь только покрытие. Судя по подсчетам в акциях BLM — организации хорошо отлаженной и организованной к 2016 году, превосходно снабженной деньгами, — в акциях этих участвует множество людей самых разных рас. По подсчетам авторитетного Pew Research Center в этих отлично спланированных операциях участвует всего-то 17 процентов черных, 22 процента «латинос», 8 процентов «азиатов», а все прочие 46 (!!!) процентов – белые. На телевизионных экранах это соотношение не разглядеть, но на то и нужны профессионалы.
Но все это, конечно, никак не означает, будто в САСШ нет людей, которые вполне справедливо считают себя обделенными из-за их цвета кожи. Они действительно были так или иначе обделены. Таких более чем достаточно. Т.е., помимо расизма в кавычках, существует расизм подлинный, часто действующий под прикрытием. И этот расизм под прикрытием старается, — и небезуспешно, — завоевать симпатии чернокожего населения. С этой целью и попускаются уличные погромы и грабежи, сносятся статуи, переименовываются рисовые полуфабрикаты и подкрашенные сладкие сиропы, вычеркивается слово «отбеливание» из надписей на коробочках с косметикой. Своего рода апофеозом стало решение New York Times писать Black с большой буквы («когда дело идет о народах или культурах африканского происхождения»), а white – как прежде, с маленькой. Будь я чернокожим, меня бы подобные трюки вывели из себя: получается, что нас считают наивными дикарями, покупая наши голоса за серьги из консервных банок и набедренные повязки из пестрого ситца.
Борис Межуев
— Вы считаете, то, что происходит сегодня, отличается от 1960-х годов, когда во всем происходившем тогда чувствовалась стихия? Или уже тогда технологии превалировали над искренностью? Я имею, в виду события 1968-го, волнения в Колумбийском университете, убийство Мартина Лютера Кинга, убийство Роберта Кеннеди – в этом уже доминировал технологический элемент, или это была живая жизнь?
Юрий Милославский
— Я опасаюсь, что мы сейчас выстраиваем не вполне верную дихотомию. Искренность не является противовесом технологии. Технологии сами по себе, искренность сама по себе, простейшие рычажки, где есть только две позиции: вкл. и выкл. — не годятся. Кроме того, технологи изо всех сил стараются использовать искренность в своих целях. Стало быть, позиций больше. Разумеется, существует «цветное лобби», которое по своих политическим и сословным соображениям поддерживает эту новую расовую сегрегацию «для простаков», но в целом, основная масса американцев обостренных расовых эмоций не испытывает, хотя делается все, чтобы эти эмоции не угасали. Тут, так сказать, в ходу принцип «разделяй и властвуй».
Я не жду не только концептуальных перемен во внешней политике Соединенных Штатов, я не жду и настоящего всплеска гражданской войны, которой нас пугают и условные «либералы», внезапно перешедшие на службу от демократов к республиканцам (подразумеваю, в частности, г-на Андрея Илларионова, интервью которого я недавно читал), и столь же условные «консерваторы», совершившие обратный переход. Нет, полноценной, полномасштабной гражданской войны не будет, это покамест никому не нужно, и потому этого никто не допустит, это просто еще не вписывается ни в чьи интересы.
Борис Межуев
— Вы знаете, в Америке происходят какие-то странные вещи: армия фактически заявила о нелояльности президенту. Представитель комитета объединенных начальников штабов извинился за то, что был с президентом на совместном мероприятии в Вашингтоне. Спецслужбы явно дают понять, что они с восставшим народом, президент долго ничего не мог сделать с Сиэтлом, с этим наркопритоном, который там возник. Он как будто блокирован в Белом доме и не управляет ничем.
Юрий Милославский
— Да, президент Трамп начал свое правление с того, что резко начал менять свое ближайшее окружение. Окружение ответило ему ответной неприязнью. А далее пошло-поехало.
Борис Межуев
— По-моему, он делал это безрассудно. Он начал ссориться с армией, армия показала, что этого не любит.
Юрий Милославский
— Сначала он поссорился со спецслужбами, начал именно с этого, и теперь, как отмечают аналитики, — из тех, к примеру, кто задается вопросом, откуда пошел коронавирус, — спецслужбы ненавидят президента Трампа. Армия двинулась в том же направлении. Верховный суд в большинстве своем выбрал сходную линию. Речь идет о последних решениях суда, двух этих решениях — о защите прав трансгендеров и прочих секс-меньшинств при приеме на работу и отказе ввести в действие указ президента о ликвидации лазеек в правосудии касательно нелегальной эмиграции. Этот указ был отменен большинством судей. Остался в силе указ Обамы.
Борис Межуев
— Некоторые консервативные судьи перешли на сторону судей либеральных? Это тоже, конечно, знак для Белого дома.
Юрий Милославский
— Когда столь влиятельные персоны переходят на ту сторону, которая представляется им выигрышной, какие у нас могут быть претензии к обычному человеку? Можно ли требовать, чтобы житель Техаса, Аризоны или Нью-Йорка внезапно сорвался с места и массово пошел митинговать за президента Трампа?
Борис Межуев
— Но пока его не сдают республиканские сенаторы, пока они держатся, или это тоже временно?
Юрий Милославский
— Я оцениваю одинаково все партии, и не берусь обсуждать, какая из них лучше. Для меня все происходящее – это следствие отхода от того пути, который я полагаю правильным. Что касается отношения к сегодняшним республиканским политикам, то, я думаю, они просто ждут съезда, чтобы определиться, как им действовать дальше. Если бы вы обратили внимание, как выступал на том же митинге в Оклахоме вице-президент Майк Пенс, вы могли бы сделать вывод, что он выступает как уже избранный новый президент. Я сразу же вспомнил Ваше предсказание, что в августе выдвинут его вместо Трампа на съезде в Джексонвилле.
Борис Межуев
— Вы заметили, что я сомневаюсь в его лояльности?
Юрий Милославский
— Он идеально вел себя: словно классический американский господин прошлых времен. Можно было его воодрузить на место любой из разрушенных статуй. Я его впервые наблюдаю в этой роли, и он прекрасно подготовился. Он, однако же, совершенно лояльно приветствовал президента Трампа, но сам смотрелся иначе, более президентски.
Борис Межуев
Это интересный факт. учитывая, что упорные слухи ходили, что Трамп хочет его заменить на Никки Хейли. Но вопрос к Вам, как писателю, давно живущему в Америке: как вы оцениваете здешних русских? Разделяют ли они Ваши палеоконсервативные чувства? Есть точка зрения, что Трамп популярен среди русских в Америке, но есть точка зрения, что там — полный раскол.
Юрий Милославский
— Я уже много лет совершенно не участвую ни в какой американской русскоязычной жизни. Мне это лениво и не любопытно. Все американское я воспринимаю в чистом виде, напрямую, как американец, а русское — в столь же чистом виде как русский православный человек. Что касается эмиграции, то по обстоятельствам своей биографии я в общении с потомками первой волны русской эмиграции. Эта среда вполне палеоконсервативна, и во всяком случае, традиционно голосует за республиканцев. Но при всем при этом, когда начинались бесчинства в Нью-Йорке, в Бруклине была создана милиция из русскоязычных жителей для охраны своих домов и предприятий, и туда никто не пожаловал из погромщиков. А ведь мы ждали, что возможны стычки в Оклахоме, — но ничего из ряда вон выходящего не было. Люди получили возможность туда приехать, но не приехали, поостереглись. Не захотели ввязываться в то, во что американский человек предпочитает не ввязываться.
Борис Межуев
— В общем, уже такое чувство обреченности веет над трампизмом?
Юрий Милославский
— «Трамп – все», — печально резюмирует в свои комментах читатель альтернативных новостных порталов. Я не убежден, что так называемая масса, «молчаливое большинство», скрывает именно свои грезы о возрождении консервативной Америки, которую нынче олицетворяет Дональд Трамп. Оно бы неплохо, но у людей нет времени этим заниматься: налоги, работа, дела семейные, ипотека, все дорожает, пандемия и т.д. Я не могу себе вообразить мрачные подземелья и пещеры, где сидят белокурые бестии и размышляют о том, что делать, как победить взбунтовавшихся либералов. А покуда идет стрельба за стрельбой в Чикаго: будто бы, только за прошедшие выходные – 67 раненых, 13 убитых. В Сиэттле автомобиль пробил себе дорогу на шоссе, которое ночью запрудили демонстранты: одна смерть, одно тяжкое ранение.
Борис Межуев
— А как же Тимоти Маквей, совершивший теракт в той же Оклахоме, то есть белая милиция? Как же борьба за независимость штатов, борьба за местные традиции Юга? Куда все это делось, почему мы видим только леваков и склонившихся на одно колено либералов? Вы ожидали увидеть что-нибудь подобное?
Юрий Милославский
— Я ничего подобного не ожидал, но происходящее не удивило меня ни на йоту. Что касается Америки, которую вздымают какие-то центробежные, кровавые волны, то, честно признаюсь, я такой Америки никогда не видел и не чуял. Может быть, плохо смотрел. Есть у Оскара Уайльда некое замечание: он высказался в том смысле, что, мол, Америка началась с варварства и, минуя цивилизацию, сразу рухнула в маразм и дикость. Уайльд не герой моего романа, и он вырос в те года, когда Англия питала чувство злобной зависти к юной заокеанской сопернице. Старой Англии давно нет, забыли, как ее звать… Но у сноба Оскара, как у писателя высокого класса, было особого рода чутье на происходящее в мире. Вы спрашивали меня как писателя о настроениях в русскоязычной эмиграции. В романе «Приглашенная» мой герой так говорит об Америке, точнее – о Нью-Йорке, а еще точнее – об острове Манхэттен: «Наши «небоскребы» – или, как звались они прежде, наши «тучерезы» – они кажутся уютными и печальными, пожалуй, даже смиренными, добродетельными – и – необычайно рано состарившимися. То ли наш остров таил в себе зародыш прогерии, то ли из его жизненного цикла была чудесным образом выпущена серединная стадия: за отрочеством последовала кратчайшая бурная молодость – и за одну-две ночи ее сменила протяженная стадия увядания, в которой мы теперь пребываем.
Та энергическая, будто бы победительная мощь, некогда взметенная на клепаных балках прямо от грунта в небеса, убежденная в том, что завтра будет еще лучше, а послезавтра – и совсем зашибись, – она куда-то ушла, расточилась, стала непредставимой и невоспроизводимой; но при этом всё обошлось без приступов отчаяния и гнева, без хлопанья дверьми, без падения с потолков изящных, в виде латунного переплетения орхидей и полевых лилий, люстр.
Быть может, есть только легкая растерянность во взглядах моих компатриотов.
И хоть изредка и взревывают желтые наши таксомоторы, ведомые суровыми сикхами в чалмах, а жизнелюбивый молодой негр, одетый в черную майку-балахон с серебряными изображениями танцующих скелетов и в особенные портки с мотней пониже колен, громко напевает похабную песню, при этом чуть ли не расталкивая широкими плечами встречных-поперечных, – всё это напрасно.
Кстати, сикхов становится всё меньше и меньше, да и этот озорной негритянский парубок, какие еще сравнительно недавно подвизались у нас на острове тысячами, теперь едва ли не в одиночку обслуживает значительные серединные участки Манхэттена – прибл. от магазина Bloomingdal’ на восточной стороне Lexington и 59-й улицы и аж до почтового отделения на 90-й и 3-й авеню. Поэтому мы встречаемся с ним так редко.
Всё, т. с., миновало, и остров Манхэттен, сам того не ожидая, неведомо как, но обрел вожделенный покой; тихо осклабясь, он спит-спит-спит смертным сном; он окрашен в приятные глазу тусклые тона подгоревшей шоколадной пенки, нечищеных глазурованных горшков, он покрыт лиловыми, с радужностью полупрозрачными налетами, какие возникают иногда на старом, непромытом оконном стекле».
Америка — это молодая страна, ей всего ничего, причем на середине пути, на исходе XIX века, как я уже говорил, ее самостоятельный путь был пресечен, и в тело и душу Америки был внедрен совершенно другой алгоритм политического и общественного существования. Это нашло свое выражение в участии САСШ в Первой мировой войне, а потом рвануло в годы Великой депрессии. В позапрошлом веке Россия и Штаты являлись несомненными союзниками, и их союз был естественен в силу того, что творилось в нашем мире. Но, повторюсь, политика США в отношении России не претерпит никаких качественных изменений. Зато могут проявиться изменения количественные, — вплоть до самых разрушительных. И этого надо постараться избежать.
Я, пожалуй, понимаю, что затевал Трамп, но не рассчитал своих возможностей. Он старался доказать элитам, что сделает Америку могущественной в неоконовском смысле гораздо успешней тех, кого эти элиты «по ошибке» поддерживали и поддерживают. Но элитам не нужны его услуги. Они ему не доверяют, что бы он ни говорил, какие бы «санкции» против России не вводил. Глубинное надгосударство ему не доверяет и не доверяло изначально.
Борис Межуев
А чем объясняется это неверие? Личными качествами?
Юрий Милославский
— Есть отработанный за столетие с лишним политико-стратегический курс, которым следуют САСШ. Для проведения этого курса отбирались определенные лица. Ошибки допускались достаточно редко – и радикально исправлялись. Появление президента Трампа, который пытается выйти за пределы этого курса, предполагает необходимость постоянного контроля. А зачем глубинному надгосударству лишние беспокойства? Гораздо проще поставить другого, который будет действовать как положено, не станет юлить и стараться соскользнуть в непозволительный изоляционизм, который отменили еще при Теодоре Рузвельте.
Борис Межуев
— Шанс у него был?
Юрий Милославский
— Не знаю. Как Вы думаете?
Борис Межуев
— Я думаю, был. Но он вел себя безрассудно, у него было две опоры, это израильское лобби и армия. Он как никто до него кооптировал военных в руководство, причем разных партий, Мэттис был демократ изначально, МакМастер тоже демократ, но он их кооптировал по непартийному принципу в элите. Израильское лобби представлял Джон Болтон, который должен был жестко проводить в жизнь антииранскую повестку, что он и не скрывает особо в своей книжке. Но Трамп умудрился поругаться и с теми, и с другими. Не знаю, чем это можно объяснить. Думаю, с армией можно было договориться на общих основаниях, а Болтона вообще нельзя было брать в команду, он занимался только одним делом, подталкивал Трампа к войне. Тогда как Трамп не хотел доводить дело до войны. Но в таком случае зачем было подрывать иранскую сделку, которую вынужденным образом защищали в его окружении генералы-демократы, при всей их общей «ястребиности»? Вот эта некоторая беспечность, она, конечно, Трампа подвела. Нужно было собирать вокруг себя представителей разных сегментов элиты, чтобы сохранить равновесие сил и не допустить элитного бунта.
Юрий Милославский
— Вы сами себе противоречите. Он мог бы, если бы он был другим. Все то, что он сделал, это укладывается в определенную логику.
Борис Межуев
— А как Вы считаете, что он мог сделать?
Юрий Милославский
— Я опасаюсь, что ничего он не мог, — по крайней мере с того момента, когда начал изгонять людей, которые с ним прошли предвыборную кампанию, За них надо было держаться любой ценой. А он сразу сдал всех, полагая, что это даст ему преимущества, решил продемонстрировать элитам свою гибкость. Согласен с Вами, что надо было искать не только персон, лично ему близких, но и тех, кто представлял бы интересы нужных ему сегментов элиты. Но это был бы уже не он.
Борис Межуев
— Да в этом смысле ему можно было бы поучиться у нашего президента, который все время создает вокруг себя коалиции из представителей разных групп, разных кланов.
Юрий Милославский
— Несколько лет назад мы с моим товарищем, публицистом Андреем Львовичем Рюминым, с которым работаем вместе над книжкой о гибели Царя-Страстотерпца Николая II, провели некие подсчеты, и у нас получилось, что фактически прямой агентурой внешних сил в России является не менее 35% правящей элиты, т.е., высшего чиновничества и прочее. Президент Трамп пожинает сходные плоды, но по иным причинам.
Борис Межуев
Последний вопрос Вам как палеоконсерватору. Знаете ли Вы о пост-либерализме, интеллектуальном течении, которое объясняет нынешний социальный кризис в США либеральным наследием эпохи Просвещения? В этом движении много католиков, людей, выбравших греко-православное исповедание.
Юрий Милославский
— Знаю имена, но всерьез их творчеством еще толком не интересовался. С посылом, Вами приведенным, можно согласиться, но он верен и для иных держав. Впрочем, не могу и вообразить, что у подобных течений имеются перспективы в обозримом будущем. Нынешние САСШ формировали не для того, чтобы какие-то греко-православные или греко-католики пост-либеральных умонастроений вмешивались в дела, которые их не касаются. Будем все же надеяться, что молодость свое возьмет.