Юрий Милославский — Мысли вслух
Милославский
Юрий Георгиевич
Русский прозаик, поэт, историк литературы, публицист.
Родился в 1948 году в Харькове.
Окончил Харьковский университет.
В эмиграции — с 1973 года.
Был корреспондентом «Радио Свобода» на Ближнем Востоке.
Почетный член Айовского Университета (США)
по разряду изящной словесности (1989),
Член American PEN Center.
…и сердца горестных замет.
На мой взгляд, ничего, кроме вынужденного «стратегического терпения» – нам до сего дня не дано. Все ведомые мне системы, которые предназначаются для ведения условной психо-культурно-идеологической и тому подобной войны/работы — небоеспособны. А в составе Президентского Совета по культуре безбедно и счастливо поныне (sic!) присутствуют те, кто там, условно выражаясь, представляет «паралитературное сообщество», т.е., всех этих юрких жуликоватых особей, лауреатов премии «Большая Гнида».
19.09.2022
Из обмена мнениями с товарищем по оружию.
В годы моего преподавания в некоем североамериканском университете, я вел для старшей группы спецкурсы по русскому языку. Один такой спецкурсик деликатно назывался Unstable Russian. По-простому сказать- русскоязычный язык. На русскоязычном языке (собственно, — жаргоне) писано практически все в пределах «большегнидной»/премиальной паралитературы. Этот феномен проявляется со всей возможной полнотой в сочетании с нижайшим уровнем писательского дарования как такового, что также есть непременное условие устойчивой (многократной) «большегнидности». Самое забавное, что лучшие образцы этого рода русскоязычия мы отыщем (если больше нечем заняться) в произведениях видных «большегнидцев», возведенных паралитературной PR-машиной в разряд «стилистов». В сущности, это «живой паралитературный язык», он меньше всего индивидуален, это язык определенной субкультуры, сословия, язык, если угодно, эпохи. Можно даже обойтись без оценочных категорий: не восклицать, что это, мол, плохой язык. Это — ТАКОЙ язык. Русскоязычное арго эпохи Крушения (конец 80-х гг — по наши дни). А у подлинного писателя — непременно должен быть автономный языковой базис, «языковая автаркия», своя палата мер и весов. Это обязательная составляющая писательского дара. Все внешнее, «сырое» — писатель подвергает рассмотрению в этой самой палате и находит ему подходящее местечко. А на нет — и суда нет.
ХВ!
118 лет (24 апреля [7 мая] 1903 г.) со дня рождения Николая Алексеевича Заболоцкого/Заболотского — единственного прямого, законного наследника А.С.П.; именно А.С.П., а вовсе не Тютчева, как привыкли отчего-то (впрочем, кто это собственно — привык?) воображать. Все у него началось — с онегинских, но при явственном тяжело-звонком, услышанном иным Евгением, скаканьи по потрясенной мостовой, — «Столбцов».
Зорю бьют, из рук моих ветхий Данте выпадает…
…как звезда Царица Мух над болотом пролетает.
Чего только не скажешь о главном своем поэте? — толком ничего, конечно, не скажется. Разве что привести ВОТ ЭТО, — в преддверии дня, когда нам предписано отвечать честно, без утайки, на нимало не риторический вопрос: «Иль Русскій отъ побѣдъ отвыкъ?»
ПРОХОЖИЙ
Исполнен душевной тревоги,
В треухе, с солдатским мешком,
По шпалам железной дороги
Шагает он ночью пешком.
Уж поздно. На станцию Нара
Ушел предпоследний состав.
Луна из-за края амбара
Сияет, над кровлями встав.
Свернув в направлении к мосту,
Он входит в весеннюю глушь,
Где сосны, склоняясь к погосту,
Стоят, словно скопища душ.
Тут летчик у края аллеи
Покоится в ворохе лент,
И мертвый пропеллер, белея,
Венчает его монумент.
И в темном чертоге вселенной,
Над сонною этой листвой
Встает тот нежданно мгновенный,
Пронзающий душу покой.
Тот дивный покой, пред которым,
Волнуясь и вечно спеша,
Смолкает с опущенным взором
Живая людская душа.
И в легком шуршании почек,
И в медленном шуме ветвей
Невидимый юноша-летчик
О чем-то беседует с ней.
А тело бредет по дороге,
Шагая сквозь тысячи бед,
И горе его, и тревоги
Бегут, как собаки, вослед.
Если руководствоваться т. наз. «белыми» умонастроениями, то следовало бы отмечать зарождение вооруженных сил, — сторонников Учредительного Собрания — 30 ноября (13 декабря по новому стилю). Именно в этот день 1917 года отряд юношей-гимназистов и кадетов под командованием доблестного, — подлинного героя александро-македонской или наполеоновской закваски, — есаула Василия Михайловича Чернецова начал оборонительные бои под Новочеркасском против наступающих «красногвардейцев», идуших на Дон со стороны Харькова. Но сработал некий подсознательный механизм — и ориентиром стал «Ледяной поход»: т,е, формирование вооруженных сил под командованием, — увы, — изменивших Русскому Царю и Присяге ген. Корнилова и ген. Алексеева. Измену эту можно всячески истолковывать исторически и «культурологически», ее можно, если угодно, даже понять и простить! — да только измена кадрового военнослужащего в высших чинах, по законам военного времени, — карается смертной казнью. И никакие благородные замыслы и послеизменные подвиги дела не меняют. Потому-то несчастных изменников и ждала неудача. Или то была именно удача? — ведь предавая Русского Царя, обрекая Его на гибель, дабы на крови Его создать «свободно-открыто-демократическо-справедливо-счастливо-другую Россию, верную западным союзникам», — они ПОЧТИ преуспели?
цинк
«На уровне вульгарного казённого пафоса историю России понимают как череду войн русских с иноземцами — монголами, немцами, поляками, шведами, французами, турками, японцами… Но подлинная, глубинная, сокровенная история России — это война русских с русскими». Такую диагностически разоблачительную выдержку из Алексея Иванова (книга «Вилы») я случайно обнаружил в одной из рекламных здешних публикаций. Не стерпел — и прибавил от себя: «/русскими/, нанятыми на службу перечисленными выше этнокультурными/общественно-политическими институциями.
Забавно, что бонмо Иванова тотчас вызвало одобрение двух других заслуженных поставщиков русскоязычной премиальной такжитьнельзятины, — но это побоку. Подлинное и сокровенное, как выражается Иванов, — состоит в ином. Те, кого упомянутые выше поляки, шведы, французы и проч. называли сперва «наши Иваны» (созвучие — случайное), а потом, по-немецки официально, Hilfswillige сокращенно Хиви, что означает «желающие помогать», обращались со своими земляками, однокашниками, однополчанами, сослуживцами и соседями много страшнее, чем самые оголтелые ляхи да фрицы и другие партнеры, — есть неопровержимый исторический факт. Так было изначально. Во времена всех Русских Смут. В 1941-1944-м. Причины подобного положения дел нелицеприятно пояснил Сергей Михайлович Соловьев на примере Первой Русской Смуты. «У Поляковъ, — говоритъ С. М. Соловьевъ, — не было побужденія свирѣпствовать въ областяхъ Московскихъ; они пришли за добычею, за веселою жизнью…; и буйство ихъ не заходило далѣе грабежа и похищенія женщинъ, крови имъ было не нужно; поживши весело на чужой сторонѣ, попировавши на чужой счетъ, въ случаѣ неудачи, они возвращались домой и тѣмъ все оканчивалось… Но не таково было положеніе Русскихъ Тушинцевъ, Русскихъ казаковъ бездомовниковъ. Русскій человѣкъ, предавшійся Лжедимитрію, пріобрѣтшій черезъ это извѣстное значеніе, извѣстныя выгоды, терялъ все это, терялъ все будущее, въ случаѣ если бы восторжествовалъ Шуйскій, и понятно съ какимъ чувствомъ онъ долженъ былъ смотрѣть на людей, которые могли дать Шуйскому побѣду, на приверженцевъ Шуйскаго: онъ смотрѣлъ на нихъ не какъ на соотечественниковъ, но какъ на заклятыхъ враговъ, могущихъ лишить его будущности, онъ могъ упрочить выгоды своего положенія, освободиться отъ страха за будущее, только истребляя этихъ заклятыхъ враговъ… Поэтому не удивительно читать въ современныхъ извѣстіяхъ, что свои свирѣпствовали въ описываемое время гораздо больше, чѣмъ иноземцы…».
В точности таковы же мотивы поведения и теперешних «тушинцев». Учтем это обстоятельство.
Еще о тушинских ворах и воренках последнего призыва. В полемику с ними ни малейшего смысла вступать не вижу: они выполняют порученную им работу. А вот нам пора бы дерзнуть — и называть вещи своими именами. 1) Составляющие того, что на неотушинском жаргоне зовется «гражданской войной/второй гражданской»/»новой революцией», были заложены т.наз. «декабристами». То, что порожденное ими «военно-масонское» движение образованного сословия в России не было нейтрализовано, — во многом вина Имп. Николая Павловича, фактически обманутого своим окружением. Увы, он позволил себя обмануть. 2) «Точка бифуркации» была достигнута — и пройдена, -при Имп. Александре Николаевиче. Я подразумеваю Эпоху великих реформ. 3) Начало Второй Русской Смуты следует отнести к 1904/1905 гг.; 4) Никакого единого «Белого Движения» не существовало. Предпринимались разрозненные попытки вооруженных сторонников Учредительного Собрания настоять на своем. В этой деятельности они пытались так или иначе найти общий язык со странами Антанты, прочим «коллективным Западом» и различными центробежными/сепаратистскими силами в пределах Исторической России, но это ни к чему не привело. 5) Но послужило тому, что на условно-большевистской стороне оказалось практическое большинство русского офицерства. Если допустить, что победа оказалась бы на стороне бар. П.Н. Врангеля в союзе с С.В. Петлюрой, события 1985-1991 гг. (начало Третьей Русской Смуты) постигли бы Россию 70-ю годами прежде, — и в несравненно худших условиях. Но Господь судил иначе.
Эпигонничать, т.е., монтировать жанрово-стилевые пародии на Бродского — много легче, чем таковые же на Даниила Ивановича. Причина в том, что Бродский принадлежит к победившему стратегическому направлению в нашей словесности — к «лермонтовскому», из которого в поэзии вышли и Блок, и Пастернак, и Мандельштам и пр., и пр. А вот направление «пушкинское» (на то есть свои причины) лишь отчасти захватило Тютчева и Фета, краем — Случевского и Анненского. И так оно продолжалось до прихода Заболоцкого. В прозе, что ясно было еще Розанову, победил Гоголь. Даже Платонов не смог выжать из себя Николай’Васильича. Последователем пушкинского направления в прозе стал именно Хармс. И абсурд его — не гоголевский, а от «Гробовщика» и «Пиковой Дамы». Справедливости ради добавим, что проза Апухтина и упомянутого выше Случевского — также по природе своей от Пушкина.
Диалоги.
#
Виктор Малухин Постмодернизм есть безответственное паразитирование малоспособных индивидов на интеллектуальной собственности великих предшественников без тени благодарности последним.
Дарю. ::))
#
Юрий Милославский Знаешь ли, Виктор Николаевич, я не могу не развить твое определение, — как лицо, получившее филологическое образование. Постмодернизм — это, пожалуй, метод жанрово-стилистической пародии, т.е. «прием Козьмы Пруткова», выдаваемый за самостоятельное и самодостаточное художественное творчество. Как малый и вспомогательный, скорее, паралитературный, «литературно-бытовой» жанр — он возможен. Как анекдот, напр., или локальная система обшучивания в определенной компании. Но в виде романа, повести, этакого собрания сочинений — это дело скучное и (для меня) практически непригодное для чтения. Т.е. писатель/поэт-постмодернист — это оксюморон.
#
Юрий Милославский P.S. Отечественный постмодернизм в сегодняшних исторических условиях — это «литература [чающих] евроремонта», имеющая хождение в нижнем господском слое.
#
Юрий Милославский P.P.S. Поправка: конечно же, жанрово-стилевой, а не стилистической пародии.
Отошел в путь всея земли русский поэт Глеб Яковлевич Горбовский, рожденный на Васильевском острове в 1931 году. Ребенком узнал, каково это — жить под иностранной оккупацией, погулял и заблатненным малолеткой, и нерадивым солдатом. Был сочинителем отчетливым и пронзительным. Помимо всего прочего — создателем народной, — без страха, упрека и самомалейшей имитации, — уличной песни: «Когда качаются фонарики ночные». Покойный К.К. Кузьминский рассказывал: в некоем северном ресторане, где чувствительно заиграли-запели: «…а мой нахальный смех» и проч., Глеб Яковлевич подпил и громко сознался: «Братцы, да это ж я написал!». После чего поэт был крепко поколочен: «Не ты, сука, народ написал!». Большей похвалы (за исключением слез на глазах императора, см. «Соловей» Андерсена) — для сочинителя и вообразить невозможно.
По случаю первых поминок приведу одно из особо любимых мною «Якутских семистиший»:
Тому улыбнется, другого обнимет,
обрежет для третьего стройные косы…
Сменяет по просьбе фамилию, имя,
горит, догорает, пощады не просит…
Заласкана всеми. В объятьях, как в дыме
пылает, хохочет, бросается сыном…
Как будто ей душу облили бензином!…
Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего.
по поводу: Скрытая фаза гражданской войны описана еще у Афанасия Фета
ИНТЕРВЬЮ / 08.02.2019 / Феликс Разумовский
В полемику по частностям ни малейшего смысла вступать не вижу. Зато полагаю, что пора бы нам попробовать называть вещи своими именами. 1) Основы того, что зовется здесь гражданской войной, заложены были т.наз. «декабристами». То, что порожденное ими «военно-масонское» движение образованного сословия в России не было нейтрализовано, — во многом вина Имп. Николая Павловича, фактически обманутого своим окружением. Увы, он позволил себя обмануть; 2) «Точка бифуркации» была достигнута — и пройдена, -при Имп. Александре Николаевиче. Я подразумеваю «эпоху великих реформ». Читающий да разумеет; 3) Начало гражданской войны (Второй Русской Смуты) следует отнести к 1904/1905 гг.; 4) Никакой «Белой Армии»/»Белого Движения» не существовало. Предпринимались разрозненные попытки вооруженных сторонников Учредительного Собрания настоять на своем. В своей деятельности они пытались так или иначе найти общий язык с различными центробежными/сепаратистскими силами, но это ни к чему не привело; 5) На условно-большевицкой стороне оказалось практическое большинство русского офицерства. Если допустить, что победа оказалась бы на стороне бар. П.Н. Врангеля и С.В. Петлюры, события 1985-1991 гг. постигли бы Россию 70-ю годами прежде, — и в несравненно худших условиях.
2019
Встретились единожды 30 лет назад, зимой 1989 г., — на ул. Мортон, т.е. у И.А. Бродского; я был не слишком доволен, что таким образом несколько подпортилось мое (первое подробное, столь для меня важное) посещение. Но делать было нечего: Юрский прибыл в Нью-Йорк, чтобы договориться с Бродским о постановке «Мрамора» (?) в Москве (в СПб). Поэтому я смирно сидел, дожидаясь своей очереди. Впрочем, Юрский сравнительно недолго задержался. На прощание я уведомил артиста, что мама моя его «обожает; сегодня же расскажу, что виделся с Вами; могу ли передать ей Ваш привет?» Юрский сниходительно пожал плечами — и позволил. Зато Бродский тайные мои сарказмы тотчас уловил, с неудовольствием на меня взглянул, — и даже пробормотал что-то насчет миллионов тех, кто обожает…
Царство Небесное новопреставленному рабу Божию Сергею.
1919-2019
5 февраля «по новому стилю» 1919 года в Сергиевом-Посаде умер от болезней и голода Василий Васильевич Розанов – главный, ножевой пониматель русской жизни, пророк в своем Отечестве.- Посмотришь на русского человека острым глазком… Посмотрит он на тебя острым глазком…
И все понятно.
И не надо никаких слов.
Вот чего нельзя с иностранцем.— …Цитадель ближайшихъ штурмовъ былъ самодовольный либерализмъ нашъ, литературный, но затѣмъ также общественный и государственный. Въ тѣ дни онъ былъ всесиленъ, и рѣшительно каждый нелибералъ былъ «какъ бы изгой безъ княжества»: ни умъ. ни талантъ, нн богатое сердце не давало того, что всякій тупица имѣлъ въ жизни, въ печатп, если во лбу его свѣтилась мѣдная бляха съ надписью: «я либералъ». /Розанов — о своих беседах с Леонтьевым. В сборнике «Памяти Константина Николаевича Леонтьева, СПб, 1911, стр. 169/
— … не оспаривать Царя есть сущность царства, regni et rеgis. Поразительно, что все жестокие наши государи были именно «в споре»: Иван Грозный — с боярами и претендентами, Анна Иоанновна — с Верховным Советом, и тоже — по неясности своих прав; Екатерина II (при случае, — с Новиковым и прочее) тоже по смутности «вошествия на престол». Все это сейчас же замутняет существо и портит лицо. Поэтому «любить Царя» (просто и ясно) есть действительно существо дела в монархии и «первый долг гражданина»: не по лести и коленопреклонению, а потому, что иначе портится все дело, «кушанье не сварено», «вишню побил мороз», «ниву выколотил град». Что это всемирно и общечеловечно, — показывает то, до чего люди «в оппозиции» и «ниспровергающие», т. е. в претензии «на власть», рвущиеся к власти, — мирятся со всем, но уже очень подозрительно относятся к спокойным возражениям себе, спору с собой: а насмешек совершенно не переносят. /…/ «Нельзя оскорблять величие оппозиции, ни — правды ее», на этом построена (у нас) вся литературная судьба 1/2 века, и около этого развился литературный карьеризм и азарт его. «Все хватают чины и ордена просто за верноподданические чувства» оппозиции и даже за грубую ей лесть. Такими «верноподданными», страстными и с пылом, были Писарев, Зайцев, Благосветлов: последний в жизни был невыразимый халуй, имел негра возле дверей кабинета, утопал в роскоши, и его близкие (рассказывают) утопали в «амурах» и деньгах, когда в его журнале писались «залихватские» семинарские статьи в духе: «все расшибем», «Пушкин — г…о». Но халуй ли, не халуй ли, а раз «сделал под козырек» и стоит «во фронте» перед оппозицией, — то ему все «прощено», забыто, получает «награды» рентами и чинами.
— Механизм гибели европейской цивилизации будет заключаться в параличе против всякого зла, всякого негодяйства, всякого злодеяния: и в конце времен злодеи разорвут мир. Заметьте, что уже теперь теснится, осмеивается, пренебрежительно оскорбляется все доброе, простое, спокойное, попросту добродетельное. Он зарезал 80-летнюю бабку и ее 8-летнюю внучку. Все молчат. «Не интересно». Вдруг резчика «мещанин в чуйке» («Преступление и наказание») полоснул по морде. Все вскакивают: «он оскорбил лицо человеческое», он «совершил некультурный акт».
— Да, с декабристов и даже с Радищева еще начиная, наше Общество ничего решительно не делало, как писало «письма Шпоньки к своей тетушке», и все эти «Герцены и Белинские» упражнялись в чистописании, гораздо бесполезнейшем и глупейшем, чем Акакий Акакиевич…
Сею рукопись писал
И содержание оной не одобрил
Петр Зудотешин.
Петр Зудотешин.
Петр Зудотешин.
Вот и все «полные собрания сочинений» Герцена, Белинского и «шестидесятников».
/…/
О, какие уездные чухломские чумички они, эти наши социал-демократы, все эти знаменитые Марксисты, все эти «Письма Бакунина» и вечно топырящийся ГЕРЦЕН. Никому они не нужны. Просто, они — ничего.
Эта потная Чухлома проглядела перед своим носом.
Александра II и Клейнмихеля, которые создали Эрмитаж, создали Публичную библиотеку, создали Академию художеств, создали как-никак 8 университетов, которые если г…нные, то уж никак не по вине Клейнмихеля и Александра II, которые виновны лишь в том, что не пороли на съезжей профессоришек, как следовало бы.
— Во фрунт, потное отродье, — следовало бы им скомандовать.
— И вот рушилось все, разом, царство и церковь. Попам лишь непонятно, что церковь разбилась еще ужаснее, чем царство. Царь выше духовенства. Он не ломался, не лгал. Но, видя, что народ и солдатчина так ужасно отреклись от него, так предали (ради гнусной распутинской истории), и тоже — дворянство (Родзянко), как и всегда фальшивое «представительство», и тоже — и «господа купцы», — написал просто, что, в сущности, он отрекается от такого подлого народа. И стал (в Царском) колоть лед. Это разумно, прекрасно и полномочно.
/…/
Русь слиняла в два дня. Самое большее — в три. Даже «Новое Время» нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей. И собственно, подобного потрясения никогда не бывало, не исключая «Великого переселения народов». Там была — эпоха, «два или три века». Здесь — три дня, кажется даже два. Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска, и не осталось рабочего класса. Чтo же осталось-то? Странным образом — буквально ничего.
Остался подлый народ, из коих вот один, старик лет 60 «и такой серьезный», Новгородской губернии, выразился: «Из бывшего царя надо бы кожу по одному ремню тянуть». Т. е. не сразу сорвать кожу, как индейцы скальп, но надо по-русски вырезывать из его кожи ленточка за ленточкой.
И чтo ему царь сделал, этому «серьезному мужичку».
Вот и Достоевский…
Вот тебе и Толстой, и Алпатыч, и «Война и мир».- В Посаде мера картофеля (августа 12-го 1918 года) — 50 рублей. Услышал от старушки Еловой, что в гор. Александрове, близ Посада, мера— 6 руб. Спешу на вокзал справиться, когда в Александров отходят поезды. Отвечает мастеровой с бляхой:
— В три.
Я:
— Это по старому или по новому времени?
Часы по приказанию большевиков переведены в Ссргиеве на 2 часа вперед.
— Конечно, по новому. Теперь все по-новому. (Помолчав:) — Старое теперь все в могиле.- Устал. Не могу. 2–3 горсти муки, 2–3 горсти крупы, пять круто испеченных яиц может часто спасти день мой. Что-то золотое брезжится мне в будущей России. Какой-то в своем роде «апокалипсический переворот» уже в воззрениях исторических не одной России, но и Европы. Сохрани, читатель, своего писателя, и что-то завершающее мне брезжится в последних днях моей жизни. В. Р. Сергиев Посад, Московск. губ., Красюковка, Полевая ул., дом свящ. Беляева.
Неоспоримо. Только секта — весьма материальная, или, если угодно, нечистодуховская.