Такого Тихонова вы никогда не слышали:
про русский народ, шубы, Сталина и песни с Высоцким

---

Мы едем из аэропорта по уютному Минску на белом «Мерседесе». За рулем – четырехкратный олимпийский чемпион Александр Тихонов. 2 января ему исполнится 72, но его энергии, бодрости и силе можно позавидовать.

Три года великий биатлонист живет в Беларуси вместе с женой. На первом этаже его дома на Сторожевской улице – кафе с ароматным кофе и свежими круассанами. Тихонов угощает:

– Я сюда частенько хожу, европейский сервис, рано открываются. Мне вообще в Минске комфортно. Окна нашей квартиры выходят на набережную Свислочи, вечером гуляем с собачкой. За городом у нас небольшая дача. Можно сказать, идиллия.

С Тихоновым у Sports.ru были разные отношения: так получилось, что мы не общались почти 7 лет. Но на большое интервью перед зимним сезоном все-таки договорились – мы приехали в Минск, Тихонов встретил, подарил книги с автографом и, как он умеет, долго, эмоционально и интересно рассказывал.

Возможно, вы запомнили Тихонова как вечно недовольного биатлониста из прошлого – но его биография (особенно неспортивная) точно стоит того, чтобы узнать о нем больше.

Ниже монологи Тихонова – о СССР и России, Сталине и Путине, поэзии и музыке, подвигах и падениях, шубах и машинах.

Он такой один.

Беларусь, дом, Лукашенко

Жизнь начертила Тихонову сложные маршруты. Родился в челябинском селе Уйское, а в сборную попал из Новосибирска; получил признание в Москве, но самый успешный бизнес организовал в Ростовской области; долго жил в Австрии, а сейчас его дом – в Минске.

– В Беларуси впервые побывал в 1967-м, а жить захотел лет 5-6 назад. В Москве теперь только наездами. Я не убежал с родины, но так получилось, что в России очень сложно сделать доброе дело. Бороться с законами, давать взятки? Не хочу. А бесплатно в нашей стране чирий на задницу не сядет. Зависть рождается раньше русских.

В Беларуси же никто по рукам не бьет. Здесь порядка больше. Я узнавал, сколько времени нужно на регистрацию фирмы. Три дня максимум. До границы едешь – все как по линейке, пересекаешь – просто катастрофа. Кочки, колдобины… В Минске я, бывает, забуду закрыть машину – она так и стоит. Никто не трогает.

И этот порядок в каждой мелочи. Моя минская квартира – 134 квадрата, московская – 105. Но в Минске я плачу коммуналку на 40% меньше. Вы платите за капитальный ремонт? Я в Минске – нет. Закон о капремонте издали идиоты. Вы так и будете платить, а капремонта никогда не будет – могу поспорить на любую сумму.

В Москве налог только на «Роллс-Ройс» – около 300 тысяч рублей за год. В Беларуси за три машины за два года я отдал 57 тысяч рублей.

А продукты какие: молочка, мясо – я как раз хочу этим заняться. Пока присматриваюсь, ищу хозяйство, абсолютно рухнувшее, чтобы поднимать с нуля. Мне до сих пор это интересно. У меня три пенсии: 45 тысяч – военная, 30 – олимпийская, 15 – московская олимпийская. Для Беларуси я богатый человек, мог бы спокойно жить, но я хочу что-нибудь делать.

В Беларуси меня радуют поля – я колхозник, я на этом вырос, я проявил себя как производственник. Конечно, в Беларуси есть проблемы в сельском хозяйстве – Лукашенко на все не хватает.

Но мне нравится жизнь здесь. На такую территорию – 10 тысяч озер и 20 тысяч рек, с ума сойти! Я отсюда никуда не хочу, ни на юг, ни на море. Грязи есть, соленые воды есть, работы хватает, дороги – сами видите.

Россия, Путин, Медведев

В России Тихонов тоже бывает, но коротко. 2-3 дня и тянет обратно – домой.

 

– Большая беда – что сейчас происходит со страной, на чьей территории сосредоточены 47% полезных недр земного шара. Когда белорусы ноют, что плохо живут, я отвечаю: в России живут хуже вас. Росстат дал цифры: 22 млн человек за чертой бедности. А я скажу – минимум 50.

Чтобы все изменилось, России при ее богатствах нужен царь, хозяин, мужик. Путин – это не царь, но к сожалению, главный человек в современной России. В марте я голосовал за него; я все-таки надеялся, как и вся страна, что он уберет Медведева и все правительство…

В 2000-м, когда шла первая выборная кампания Путина, у них был офис на Якиманке. Дима Медведев (для меня он был и остается Димой) сидел там и управлял. Мы зашли с другом: ну-ка, шнурок, организуйте нам коньяку, принесите бутерброды. На стене висел портрет Путина – я посмотрел и сказал: самой большой проблемой этого человека станет кадровая политика. Пусть меня накажет Всевышний, если я оказался не прав.

Мне смешно, когда говорят: президент в курсе всех дел, которые творятся в стране. Я уверен, что он не в курсе. Он слушает министров, читает бумаги, которые ему несут, – а там все хорошо. Но более 100 тысяч деревень прекратили существование.

Была такая деревня Беляевка, там жила бабушка – я пас лошадей еще с ее мужем, он уже ушел из жизни. Ту деревню снесли, я нашел эту бабушку в другой деревне Белово, на самой окраине. 54 года рабочего стажа… *****, кухня меньше салона моей машины. Туалет на улице, две табуретки, холодильник, черно-белый телевизор, дом топится дровами. Приезжаю: узнаете меня? Она: Саша, это ты?

Поменял ей там все, денег оставил, закупил дров. У меня слеза навернулась. Разве это нормально при таких богатствах России? 50% страны – без газа. Зато мы говорим о Северном потоке, Турецком потоке – как только эти наши потоки закончатся, мы станем никому не нужны. Мы каждый день слушаем про Сирию и ее беженцев, и в это время на самой богатой территории планеты люди мрут с голоду.

К сожалению, наш народ привык жить в кабале – безмолвствуя и умирая. Народ ослабел, и ему не хватает лидера. За Суворовым шли в Альпы – сегодня ни за кем не пойдут, даже при всем снаряжении.

СССР, Сталин, Горбачев

– Наш лучший политик за последние 100 лет – Сталин. Черчилль сказал: это вождь всех времен и народов. Человек принял страну с сохой, оставил с атомной бомбой. После Сталина хоронили многих вождей, но народ не выходил на улицы, не плакал. А по нему плакала вся страна. Да, перегибы были – но они были у всех.

При Ельцине только перестреляли друг друга больше полумиллиона человек. Сколько умерло – не сосчитать. Страну разворовали, обезглавили и обесточили – богатства уезжали колоннами, улетали самолетами.

Сколько погибло во времена Горбачева? У меня на него такая аллергия… У меня дома был аквариум с пираньями, одна была с темным пятном – я ее звал Миша.

Несколько лет назад поехал в его Фонд, старинное здание на Ленинградке. Слушал его минут 30, потом поднял руку: Михал Сергеич, по сей день интересует – откуда идея перестройки? Мы были великой державой, держали мир в кулаке. Он объяснял одно, потом другое, левое ухо чесал правой рукой.

Я: извините, перебью. А знаете, что Ленин писал о перестройке?

Он: Ленин? Ну этого не может быть.

А я процитировал: у нас много любителей перестраивать на всяческий лад. От этих перестроек случается такая беда, о которой я в жизни не подозревал. Не перестраивать, а исправлять ошибки, которые мы понаделали.

Это 13-й том, я читал Ленина в детстве – потому что больше нечего было.

Жена, комфорт, дача

У Тихонова – четвертый брак. Первый он практически не помнит, от второго родились сыновья – Александр и Евгений (увы, трагически погиб), третий до сих пор «заноза в сердце» (с). Зато о нынешней жене – Марии – готов говорить нежно и трепетно. Такого Тихонова мы точно никогда не слышали. И вы тоже.

– Три предыдущих брака я с удовольствием поменял бы на этот. С первой женой – совсем школьные дела, мне 16 лет, я почти не жил с ней. Со второй – 25 лет вместе; своеобразно, но она была против спорта – не отдавала туда сыновей. Елена (третья жена – Sports.ru) – человек, о котором я говорить не хочу. Проклинаю день и час, когда встретился с ней и тем более удочерил ее дочь. Елена и Полина — настоящие мошенницы и нечистые на руку.

Но, видимо, у Тихонова так должно быть: 4 Олимпиады, 4 брака.

За 16 лет мы с Машей, моей четвертой и самой любимой женой, не сказали друг другу ни одного плохого слова, хотя у нас 30 лет разницы. Мы всегда с ней вместе во всех поездках, во всех командировках. Она, кстати, не хотела, чтобы я с вами встречался: они, говорит, тебя поливают. Но я ответил: Машенька, меня полить невозможно, похоронить тоже.

Она приехала ко мне в Австрию переводчицей, когда меня крепко прихватило по здоровью. Я просил близкого друга из Минска: найди мне девушку со знанием английского и немецкого; если позову парня – не поймут. Маша тогда работала в турбюро. Прилетела, побыла со мной какое-то время, захотела домой: я, наверное, улечу. Я ей: Машенька, лети! Но давай договоримся: если вернешься, то насовсем. Потом она позвонила из Минска: хочу к тебе навсегда – с тех пор мы не расставались.

Большего комфорта, чем с Машей, я не находил. Даже если бы захотел и начал копаться: что не так в ней, что не так в отношениях – ничего не нашел бы. Она удивляет меня каждый день в мелочах, готовит так – нет шансов похудеть, а я гурман. Она ищет рецепты на ТВ, в книгах. Она угадывает мысли, желания, подсказывает, как одеваться. Но умеет возразить; иногда я специально делаю так, чтобы она возразила – мне нравится это слушать.

Не знаю организатора лучше Маши. Биатлонные соревнования на Камчатке – это и ее работа. Один пример: спортсмены слетаются в Мюнхен, чтобы оттуда лететь в Россию, а у нас борт еще стоит в Москве – ни коридора, ни посадки. Машенька подняла министра МВД Германии, начальника аэропорта – в течение часа решила вопрос. Все были в шоке.

В Минске у нас квартира – много икон, серебро, ложки Грачева – я понимаю в этих делах. Ремонт длился год, но сейчас мне все нравится. Когда я дома с женой, я счастлив. Это большое счастье – когда тебя тянет в жилище.

И еще появилась дача – 25 минут от Минска. Товарищ брал деньги в долг, но не отдавал – предложил дачу. 11 соток, домик из серьезного бревна – 7 на 9 метров. Маленькая избушка, на втором этаже кое-как кровать поставить. Но я все облагородил, еще сделаю баньку. Был вариант купить дом квадратов на 300, но я как хозяйственник знаю, насколько это сложно.

Подвиг в поезде, орден Красной Звезды

Тихонова-эксперта, метафоричного, колкого, громкого и недовольного, знает вся страна. Про его победы на Олимпиадах и чемпионатах мира – тоже многие слышали. Но не все зафиксировали, какой Тихонов был мощной личностью еще в советское время. О многих историях (с допустимой гиперболой) написаны книги, но таких подробностей – например, про подвиг в поезде, за который Тихонов получил орден Красной Звезды, – нигде не выходило.

– Март 1969-го. У нас закончились соревнования в Кирово-Чепецке – торопились на поезд, кое-как успели с Володей Мельниковым, царство небесное. Вагон пустой – закинули сумки на верхние полки; у нас крайнее купе, рядом – вагон-ресторан.

Пошли в ресторан, еще там заметили: сидит мужик, вот такие плечищи, скрючился над столом. Я обратил внимание – все не с того плеча у него, бомж, что ли? Володе сразу сказал: мне тип не нравится. Перекусили, вернулись в купе, легли спать. В два ночи дверь – ба-бах: помогите, убивают!

Вскакиваю: на полу женщина, кисти черные, на спине полосы. Я хотел схватить винтовку (тогда спокойно возили оружие в поездах), но спросонья сорвал сверху матрасы и сумки. Вбегаю в тамбур вагона-ресторана: лежит истопник без сознания, голова разрезана, лужа крови, рядом железный прут чуть больше метра – ну, видимо, уголь мешать. Хватаю этот прут.

Свет горит – как потом узнали, в ресторане как раз подбивали дебет с кредитом.

Вижу того самого типа – ковыряется с сейфом у буфетной стойки. Поворачивается, хватает два ножа – и на меня: в одной руке 35 см, в другой «лисичка». И я понимаю: массой задавит – он килограмм 90, я 65. Я его прутом – по рукам, по ребрам, в живот. Он разворачивается, закрывает рукой затылок и бежит из ресторана – я прутом по хребту, хотел ногой подсечь, но уже не достал.

Он захлопнул дверь, я ее выбил двумя ногами. Смотрю направо-налево – нет, у печки – нет, двери на выход закрыты, дверь в следующий вагон тоже, но выбито стекло. Я туда полез, и он меня ножом справа. Если бы он бил снизу вверх, то пропорол бы насквозь – коротким движением; но он замахивался сверху и потерял время. Говорят же, что жизнь промелькнула перед глазами? Промелькнула: мама, бабушка, деревня…

Меня оттуда вырвал Вовка – он мне дважды спасал жизнь. Другой раз – вытащил из-подо льда, у меня шансов не было. Валюсь на спину, но с прутом – тип высовывается, пытается меня достать – я два раза попадаю ему прутом в зубы. Кровища на меня, у него башка как груша болтается – опять разворачивается и убегает. Вскакиваю и вижу: он ножом пробил стекло выходной двери и вылезает ногами вперед, головой ко мне. Я ему прутом как ахнул – и он летит на крайний путь. Я срываю стоп-кран и выскакиваю за ним через дверь.

Повезло обоим: оказывается, на крайнем пути столбы через 25 метров. Попади на столб – и не отскрести. Но насколько же крепким бывает череп, я же ему так хорошо попал – но он живой.

Заломили руки, связали, затаскиваем в поезд – и радио орет: кто может, придите на помощь, в поезде опасный преступник. Беру его пиджак: две трудовые, два паспорта – ну, фуфло. Осетин вроде, не помню, но точно с Кавказа, кричит: ребята, мне жить нельзя, убейте. Вытряхнули его в Кунгуре, передали ментам. Уже на следствии узнал: человек в бегах, всесоюзный розыск, 6 убийств – и потом его расстреляли.

Приехал домой после всего этого, уснул. Жена будит: Саша, за тобой пришли. А я же читал Солженицына, сразу думаю: за что? Высовываюсь: два КГБ-шника, молчат – им сказали, что надо срочно доставить Тихонова, и все. Садимся в черную «Волгу», они по бокам – думаю: ну все, ******. Начальником управления тогда был Фролов, уже в кабинете мне: Саша, что ты молчал? Вы же герои! Я: ух, ***, а коньяк есть? И следом Вовку завели, такого же перепуганного.

Истопник и официантка выжили – 17 ножевых ран на двоих. Как сейчас помню, у официантки грудь была как будто икрой наполнена – тип перерубил ей обе ключицы. Она потом рассказывала: считаю кассу, ключи от сейфа рядом на столе. Он на нее вылетел, она ключи выкинула в окно и руками поймала лезвия – он ей все сострогал до костей. Лет 10 спустя я нашел ее в Свердловске: здравствуйте, я Тихонов…

Пиджак с наградами, музей

Пиджак с медалями, как на параде Победы – еще один атрибут, по которому можно узнать Тихонова. Правда, в последние годы он его надевает редко.

– Когда в пятый или шестой раз стал чемпионом мира, завел этот пиджак. Сначала был советский, сейчас австрийский – такой кондовый, крестьянский, не менял его лет 20. Первое время на пиджаке были ленты, но они все время сползали, что-то не влезало, что-то терялось, все задиралось – неудобно.

Купил моток проволоки и все прикрутил. Он тяжелый – 10-15 кг, не очень люблю надевать. И никогда не считал, сколько там медалей. Многие уже не узнать, многие потеряны; мы раньше ходили на парады: дзинь-дзинь, сзади кто-то подобрал и не отдал. Незачем их считать; когда считаешь – они как раз и исчезают.

Пиджак со мной путешествовал везде, сейчас висит в Тюмени у друга, я не надевал его года два. Хочу вывезти музей из Увата ближе к центру. Хочется, чтобы достойная экспозиция была более востребована. Я, как и все нормальные мужики, тщеславен, но без перебора.

Несколько лет назад был на празднике в Красноярской Академии биатлона, надел пиджак. Передо мной 100 детей. Здравствуйте, вы меня узнаете? Молчание. Обидно. Попросил руководство хотя бы сделать стенд – чтобы были ветераны, герои, достижения. Мы Иваны, не помнящие родства.

Вожак, Драчев, допинг

Про биатлон мы с Тихоновым говорить не собирались. Ему еще сто раз по ходу сезона позвонят агентства/газеты и спросят про актуальное, а он, как обычно, оседлает волну критики. Но Александр Иванович начал сам. И главную мысль, почему у нашей команды несколько лет ничего не получается, точно и емко сформулировал.

– Все говорят: Тихонов только льет грязь и критикует, но никогда не помогает. Во-первых, я не критикую, а привожу факты. Во-вторых, друзья мои, может, мне еще в 80 лет помогать? Мое время ушло, но за биатлон болит душа.

Проблема там – та же, что у страны: нет вожака. Нет Тихонова.

А вообще, в нашем биатлоне как в нашей поэзии: был золотой век, потом серебряный, потом ******. И дело не в великих тренерах. Я очень близко дружил с Анатолием Тарасовым, бывал у него дома. Он мне говорил: Саша, не будет Михайлова, Харламова, Старшинова, Цыганкова и других – Тарасов никто. И он прав.

Я не умаляю заслуг Александра Привалова, который воспитал наше поколение, но тренера делают спортсмены. Наша плеяда ушла – что началось у Привалова?

***

Саша Кравцов (директор ЦСП и президент СБР с 2014 по 2018 гг – Sports.ru)  – мой друг, но я скажу открыто: он совершил большую ошибку, когда пошел в биатлон. Его уговаривали, давили сверху – и он согласился. Больше желающих не было, кого только ни просили. Саше все равно надо сказать спасибо, он грамотный – отмел больше десятка случаев допинга, писал письма куда надо, общался на английском.

Я поверил в Володю Драчева. Не думаю, что он меня так использовал перед выборами – меня невозможно использовать. Это я сам поперся, за это извиняюсь перед всеми. Я ошибся в Володе. Я помнил его серьезным спортсменом, думающим, заводным. Но потом на какое-то время потерял его – когда он ушел в политику, в Думу. Мы виделись в те годы, но мимолетно.

Время прошло, человек изменился; сейчас в башке у него одно – карман. Он пришел не созидать.

Вы спрашиваете, почему я не помогаю биатлону. Я предложил помощь Драчеву сразу после выборов. Конференция закончилась, мы накрыли стол, посидели, я спел несколько песен и потом сказал ему: собери в Москве профессионалов. Но он исчез, месяц не поднимал трубку. Потом мы встретились – и я послал его, сказал: как дойдешь – позвони. Он еще не дошел.

***

Пока я был президентом СБР, у нас был всего один допинг-случай – Оля Медведцева на Олимпиаде-2006 в Турине. Ее подставил муж Валера.

У меня было очень плохое предчувствие, я зашел в их номер в отеле – сели попить чай. Спрашиваю: Валера, у вас все в порядке? Ответ дословно: Александр Иванович, к нам приехала врач, очень опытный специалист. Я ему: Валера, все специалисты умерли в СССР. Сейчас сатана достал самое страшное оружие – деньги. Но Валера ни в какую: Александр Иванович, она подготовила легкоатлетку на мировой рекорд, не беспокойтесь.

Я не стал спорить и попрощался. Переубедить этого удмурта… Его легче убить. Думаю: ну все, ******, приехали. Легкоатлетку один раз укололи, она пробежала. Но где она сейчас?

Результат вы знаете.

А Оля, уже пойманная, давала интервью: Тихонову некогда меня защищать, он мечтает стать президентом IBU. Ну, чего я только ни сносил… Если бы не Тихонов, Оля бы села: допинг в Италии – это уголовка. Когда все вскрылось, я прилетел в олимпийскую деревню: хватайте манатки – и в машину. Быстро пересечь границу Италии! Сюда едет полиция, вам осталось 10 минут – или вы сядете на 5 лет. Я ее затолкал в автобус, по-моему, прямо в комбинезоне – и они уехали. И точно, минут через 15 приехала полиция.

В биатлон ее возвращал тоже я: Оля, ты обязана уйти олимпийской чемпионкой, жду, готовься. Валера поначалу был против, но Оля с характером…

Музыка, Высоцкий, Шостакович

Тихонов поет по телефону, в машине, на торжественных ужинах. Любимые песни – Высоцкого, которого он знал лично. И чем безумно гордится.

– Мне повезло в жизни: я был знаком с великим спортсменами, певцами, актерами, режиссерами, музыкантами. Я обожаю Высоцкого. Его произведения – уникальные: их можно и петь, и читать. Казалось бы, несопоставимые вещи, но попробуйте. Мне посчастливилось петь под аккомпанемент Высоцкого на гитаре.

Я снимал квартиру на Площади восстания – во времена Союза это было не очень принято, но друзья-дипломаты уехали в США и оставили ее мне. Я за все платил – деньги были, я хорошо играл в карты. Сталинка, квадратов под 100, высокие потолки, старая мебель, а внизу гастроном.

Это конец 60-х – начало 70-х – по вечерам у меня собирались компании: Боря Хмельницкий, Ваня Дыховичный, Женя Евтушенко (мы близко дружили, он мне первому читал рукописи «Братской ГЭС»), художник Брусиловский, раз или два заходил Андрей Миронов. И мне как-то говорят: сегодня будет Высоцкий, придет после спектакля.

И вот он заходит: «Привет всем!». А я готовил, был в фартуке, выглядываю: ***, кумир стоит. Я человек сильный и крепкий, но перед ним было что-то такое… Не робость, но он сразу вызывал уважение. Я правдолюб и правдоруб: в те времена мало кому кроме Высоцкого и Райкина удавалось критиковать ЦК, петь о нашем безобразии. Вытер руки, поздоровался – и он: «О, Александр, рад!». О спортсменах тогда много писали, да и я показывался в Театре на Таганке.

В те годы была проблема с виски, но у меня дома всегда что-то было. Выпили грамм по 70 за приятное знакомство, в тот вечер он выпивал совсем мало. Посидели, поговорили – и он ударил по струнам. Трудно вспомнить, какую песню спел первой. А потом я вступил сзади:

«Я спросил тебя: «Зачем идете в гору вы? –
А ты к вершине шла, а ты рвалася в бой…»

Он подыгрывал и потом сказал: первый раз слышу исполнение лучше моего. Попробовали и «Чуть помедленнее»… Потом встречались с ним много раз – жаль, нечем было сфотографировать – да и не думали об этом. Пили из одной кружки, из одного ковша – и никто не болел.

Домогаров соревновался со мной, кто лучше исполняет Высоцкого. Ему давно сказали: ты проиграл – но бутылку он мне так и не поставил, мы все никак не увидимся. Я неплохо пою песни Высоцкого – слышали? Так это записано почти на кухне. Если бы в нормальной студии…

Кто мог сидеть с Дмитрием Шостаковичем до утра и пить вино? Тихонов. Макс, его сын, как-то пригласил на дачу в Переделкино, в писательский поселок, там собралась хорошая компания. Макс готовил перепелов, я притащил вино. Немного побродил в одиночестве и увидел лестницу вниз; заглядываю – сидит старший Шостакович, с челочкой, в очках.

Я: сударь, вы почему в одиночестве?

И он смутился: ну, я вот так…

А я продолжаю: и пустой стол! Одну секунду.

Взял наверху пару бутылок, колбасы, хлеба. Сели с ним.

Он: да-да-да, я слышал о вас.

Я ему: а я тоже могу о вас кое-что рассказать. Хотя у нас привыкли, что спортсмены – никчемный народ. Читал, что в вашей консерватории шефом был Глазунов, а министром просвещения тогда – Луначарский. Глазунов как-то пришел к Луначарскому и говорит: хочу получить дополнительное питание для Димы Шостаковича, ему 14 лет. Луначарский спросил: а он что, пишет гениальную музыку? Глазунов: нет, пока что дерьмо, но за ним будущее. И вам дали дополнительное питание.

А когда в консерватории случился пожар, то последним ушли вы, Дмитрий Шостакович – играли, не поддавались панике, до тех пор, пока под вами не загорелся пол.

И у Шостаковича покатились слезы…

Горжусь, что я застал те времена. Какой был расцвет в спорте! Спортсмены были интеллигенцией, боксеры, борцы – умнейшие люди. Борцов очень уважаю, хотя подначиваю: у вас такой вид спорта – откуда ни смотри, всегда видна задница.

Машины, шубы

Шубы Тихонова – одна из главных тем на биатлоне. Приедет Тихонов в рыжей лисьей? Или в темной норковой? И главное – на каком авто?

– Когда-то у меня стояло 11 машин в ряд. Моя гордость – 600-й «Мерседес» (129 кабриолет), их было два на весь Союз. Шикарная машина, но я продал: и возраст не тот, и ездить на кабриолете по Москве – шансов нет, задохнешься. Был кабриолет «Бентли» – роскошный салон, отделка слоновой костью. Был микроавтобус «Шевроле» для путешествий, был «Гелендваген».

Но я пришел к тому, что больше двух машин на человека – уже лишнее. Машина, как и оружие, должна постоянно быть в работе. У нас с женой сейчас три: она ездит на 450-м «Лексусе», я оставил белый джип «Мерседес» и белый «Роллс-Ройс». Чем интересен «Роллс-Ройс» – первая модель с конвейера подарена английской королеве, вторая – у меня. Получается, первым купил я – я же привык в спорте, что вторых не помнят.

Бывает, «Роллс-Ройс» подолгу стоит у дома; месяц-полтора не трогаешь, потом проводишь пальцем – пылинки нет. А в Москве у меня гараж напротив «Газпрома» на Наметкина: три дня не проходит – загоняй на мойку.

Чаще пользуюсь «Мерседесом», но думаю заменить на «Порше» – мне по характеру ближе. Я даже из Минска в Москву не лечу, а еду: обычно часов 7, а рекорд – 4,5, когда надо было передать документы к самолету. Паркуюсь всегда мордой на выход – вдруг бежать? У мужика все должно быть продумано.

***

Шуб у меня три: соболья, норковая и из камчатской лисы. Все сделаны на заказ; соболья – во Флоренции, почти на родине Леонардо да Винчи. Лисья и норковая – в Красноярске.

Все говорят: эпатаж! Нет, дорогие мои, я не собираюсь никого эпатировать или шокировать. Я лишь хочу выглядеть представителем великой державы. Вы этого не застали, а мы воспитывались на уравниловке: у всех все одинаковое – так учили не уважаемые мной коммунисты.

Но профессор не должен одеваться как грузчик. Некоторые мои ровесники из спорта до сих пор ходят в костюмах, которые получали на Олимпиадах, – это та самая уравниловка. А возьмите старую Россию: Урал, Сибирь – в шубах ходили купцы, зажиточное население, и никто не стеснялся. Почему должен стесняться я? Стесняются пусть те, кто украл.

А я заработал! Заработал на агрофирме больше, чем многие на большом бизнесе. Виталий Смирнов говорил мне: где биатлон, а где свиньи? Но я отвечал: да, свиньи не моются, но зато и не дешевеют.

В 90-х начал с 1 500 га в Ростовской области – это очень мало. На этой земле был сорняк по пояс, в селе Киселево все было разворовано, растащено, одни колхозники и бабки. Я довел до 19 500 га, поставил пекарню, мельницу, кирпичный завод, заасфальтировал 12 км дороги. В агрофирме работало человек под 800 – те же люди, вчерашняя пьянь. Народ ожил, потому что поверил. И долго жил счастливо, имея работу и деньги.

Охота, оружия и трофеи

– Я охотник. Тургенев сказал: если охотник – значит, приличный человек. Хотя дерьма тоже хватает.

Моя гордость: у меня нет ни одного трофея, все раздариваю. Это началось еще с деревни: убил зайца – отдал. И отдаю по сей день. Исключение – шкура волка лежит в минской квартире, больше ничего. У меня правило: добыл – дари. Я не заготовитель: если есть лицензия на одного лося, то будет добыт один лось. Я расставался с людьми, которые пытались прибрать лишнее.

Охотник от Бога – это Виталий Смирнов: сумасшедшая память на ружья, на все марки стали. Мы много охотились вместе. Огромное уважение – человек вырос из обычного спортсмена до таких ролей, много лет был и остается на ведущих позициях в МОК.

У меня была большая коллекция оружия, 43 единицы в квартире: покупал старинные модели, что-то восстанавливал сам, что-то отдавал на реставрацию. Когда случилась вся эта инсценировка с покушением на Тулеева, их сгрузили как дрова.

Очень любил охотиться с дриллингом (комбинированное трехствольное оружие; Тихонов настаивает на произношении «триллинг» – Sports.ru) как в «Богатстве» у Пикуля: он был популярен, когда на Дальнем Востоке была война с японцами. Мой был без оптики, но я с ним добыл полярного волка – стрелял на 200 с лишним метров. Повезло.

До сих пор помню карабин ижевского производства, «Изюбр». Эту модель делали в подарок Брежневу. Оружейники не говорят «ружье» или «оружие»; они говорят – машина. Тогда изготовили две машины за номером 0101, они прошли испытания; Брежневу отправили второй, первый – мне.

Сейчас оставил себе пневматику и дриллинг: один ствол гладкий, два нарезных. Мне хватает, я уже настрелялся.

Как чуть не сгорел, но выжил

– Как-то глубокой осенью полетели вертолетом в тайгу на несколько дней – с Ваней Ярыгиным, его родным братом Сашкой и зятем Генкой. Для них это была рыбалка, для меня охота. Взял карабин, грохнул марала в тайге, нарезал, притащил рюкзак. Я люблю мясо варить, котел уже был готов, дрова уложены. И решил растопить баню.

Рядом стояли две бочки с керосином для вертолета, который должен был прилететь за нами, и одна бочка с соляркой. Попросил Генку принести солярки, а было темно – он по ошибке приволок две двухлитровые банки авиационного топлива. Я одну поставил в дверях, вторую взял. Поплескал – ну вроде соляра. А баня уже чуть-чуть топилась, что-то горело, и я туда как ахнул два литра.

Оттуда сразу труба огня, у меня правая рука вспыхивает, я опрокидываю другие два литра у двери – подо мной взрыв. Я вылетаю из бани – ну просто факел, Генка с перепугу аж убежал в реку.

Первое – паника, я ничего не вижу и горю. Люди оттого и гибнут. Помогло, что штаны болоньевые, с подкладом – ноги остались целы. Срываю офицерскую рубаху и кое-как тушу себя. Знаете запах, когда жарят сало? Вот так и было. И это еще в первые секунды я растерялся – надо было, как Генка, сразу в воду. Но не догадался. Потушил себя – и все.

Меня замотали, Ваня почему-то решил, что надо есть сырую картошку. А я как головешка: лицо обгорело, на лбу волдыри, на руках каждый фаланг вздувается отдельно, за несколько часов скапливается жидкость. Я их просил: прокалывайте. Они берут нож и не могут – до того страшно. Я зажимал свой охотничий нож в столе и сам на него насаживался – руками, потом лбом – все эти волдыри протыкал. И пил водку. Водка блокирует распространение молекул гангрены – я этого не знал, пил просто так, чтобы хоть забыться. Налил, проколол, забылся. Ваня сидел рядом и плакал. Вертолет надо было ждать 5 дней – у нас ни связи, ничего нет.

Так просидели 3,5 суток. Лодками меня везти было далеко, да и не было такого мотора. Повезло, что Наташа Ярыгина отправила за нами вертолет на сутки раньше, чем планировалось. Вылетели в Абакан, ребята по рации передали, чтобы меня сразу встречала скорая. Привезли в больницу, и главврач – пидорас законченный: кого вы тут привезли, у меня что, своих мало?

Сгрузили меня на операционный стол. Я: а что будет-то? И врач мне молча показывает: отрежем руки по локоть. Я вскочил и как его ахнул – он улетел к стене. Я выбежал из этой больницы: везите в Красноярск и дайте мумие (природное лекарство – Sports.ru). Позвонил Валере Пироговскому, он работал доктором у борцов.

В Красноярске меня замотали тканью с разведенным мумием, оставили только маску с дыркой. Я просидел двое суток в одной позе, согнув руки в локтях – спал так же. Через дырку меня кормили, давали воду. Еще простыней закрыли зеркало, чтобы я не смотрел. Сутки на пятые, наверное, Валера сказал: ты мужик сильный, пошли к зеркалу. Помните Квазимодо? То же самое: цвет испорченного сала, все отмерло на лице, на руках, все висит лохмотьями. Валера мне пинцетом снимал эти ленты, а я шутил: епт, жаль, фотоаппарата нет.

В итоге – розовый, как задница новорожденного. Единственное, слишком рано начал сгибать руки – видите, они у меня поведенные. Но зато на месте.

Тюрьма, пытки и уроки

Август 2000-го. Самая темная история из жизни Тихонова – подозрение в организации покушения на экс-губернатора Кемеровской области Амана Тулеева. Экс-биатлонист провел полгода в тюрьме, а после изменения меры пресечения покинул Россию и эмигрировал в Австрию.

На родине он не появлялся пять лет. И только телеграмма Тулеева спасла положение: «Всегда гордился вашими достижениями. Никогда не держал и не держу на вас зла».

В 2007-м суд все-таки признал Тихонова виновным, но он был освобожден прямо в зале суда по амнистии в честь 55-летия Победы. До сих пор биатлонист не признает вины.

– История с покушением – выдуманная. Все было проплачено Дерипаской, люди делили очередной кемеровский куш. Я публиковал телеграмму от Тулеева, у него нет претензий ко мне. Я его никогда и близко не видел.

Главный урок из всего этого дела: за державу обидно. Если со мной, известным спортсменом, обошлись так, то кто тогда все остальные? Этот народ – мусор для тех, кто обворовывает страну.

Меня ломали психологически – им надо было, чтобы я подписал чистый лист. В стакане во «Внуково» посадили возле туалета, чтобы люди ходили и смотрели; перевозили по ночам, не давали воды. В ИВС дали рваные матрасы, все зассанное, ни простыней, ничего.

В тарелку накидали тараканов и смотрели сквозь кормушку на мою реакцию. Я тараканов достал по одному и начал есть: ресторан «Пекин» рядом не стоял. Хлоп – кормушка закрылась. Как-то в нее заглянул козел Никитин, начальник УВД Ивановской области: ну, как дела? И рожа ехидная такая. Я подошел – и как дал ему в лоб.

Привели из лепрозория девку – ноги-руки в экземах, и она поварешкой мешала баланду, из которой всех кормили. Я подошел: ребятки, это блюдо мне дороже любого, можно я ложкой прямо из бака? А ты, лапонька, королева красоты.

Я улыбался. Нельзя давать людям пищу; даже если все очень плохо – то все хорошо. И они докладывали наверх, что я не ломаюсь. Я видел, как меня уважает народ. Зеки предлагали бунт, но я отказался. На 10 или 12 последних дней увезли в лагерь смертников. Там даже предложили операцию на ноге – у меня были с ней проблемы. На обходе врач бросила мне бумажку: не соглашайтесь на операцию, вас зарежут. Я смыл бумажку в сортир и отказался – там туберкулезников резали как собак.

Меня выпустили в воскресенье, хотя в этот день никого не выпускают. Оказывается, Путин был в Австрии – и Клаус Ляйстнер, с которым я тогда еще не был знаком (тогда – генеральный секретарь горнолыжной федерации Австрии – Sports.ru) и мой давний приятель Володя Алейник (призер Олимпиады по прыжкам в воду – Sports.ru) ехали с ним в лифте. Охранники оставили президента России в лифте с двумя иностранцами!

И Ляйстнер ему коротко бросил: весь мир следит, как получилось, что такой спортсмен, как Тихонов, оказался в тюрьме. Путин вышел из лифта: срочно мне Устинова (тогда был главным прокурором). Тихонова отпустить!

И ко мне прибежали: Тихонов, с вещами на выход.

Выхожу, за воротами черная «Волга». Из нее выходит девушка, представляется: Вентцимерова, с канала «Вечерний Новосибирск», давайте подвезем. Думаю: как вы узнали?

А рядом с ней мужик в кожаном пальто. У меня глаз наметанный – ну, динамовец чистый, я их так называю. Сажусь на заднее сиденье, она зажалась в угол – и я все понял. Тот, в пальто, разворачивается и протягивает чистый лист: Александр Иванович, я ваш поклонник, поставьте автограф. Я – водиле: тормозни. Беру ручку – и расписываюсь через весь лист: на, береги, *****, этот автограф будет стоить дорого, когда помру. Но это нескоро.

---

---

Фото: личный архив Александра Тихонова; РИА Новости/Григорий Сысоев, Алексей Филиппов, Владимир Песня, Владимир Вяткин, Екатерина Штукина, Юрий Сомов, Сергей Черных, Михаил Озерский, Дмитрий Донской, Яков Берлинер, Анатолий Гаранин, Александр Вильф, Мищенко; globallookpress.com/Alexander Chernykh/Russian Look, Pravda Komsomolskaya/Russian Look; biathlonrus.com; REUTERS/Vasily Fedosenko

---

03.12.2018

ссылка