Даниил Да

1972, Сочи. Участник арт-группы «Гильдия красивых» (1989–1999). Автор книг «Бескровная и безболезненная» (М.: Композитор, 1993) и «В руках отца» (М.: Humulus Lupulus, 2015). Стихи публиковались в журналах «Современная поэзия», «Воздух», «Носорог», а также были включены в антологии «Строфы века» (М.: «Полифакт», 1995) и «Русская поэтическая речь» (Челябинск: Издательство Марины Волковой, 2016). Короткий список Премии Андрея Белого (2015) и Волошинского конкурса (2017). Живет в Москве.

ЖЗ

facebook

***
Поезда дремучая архаика
чайники крючечки кофеек
я напился в поезде и Павлика
утащил задумчивый пенек

***
По вечерам над терренкурами
Стоит зубов чуть слышный скрип
Невыносимыми микстурами
Напоен каждый куст и гриб

Свеченье лиц голубоватое
У лавки каждой на пути
И бормотанье глуповатое
И сердце глупое в груди

Дай краба так, что не расцепишься
С клешнёй протянутой из мглы
С горящей тьмой глазами встретишься
Потом на тёмные углы

Переведёшь свой взгляд встревоженный
А там уже в рядок сидят
Как пересохшие горошины
Фигуры мутные ребят

И каждый нянчит будто лишнюю
Конечность сбитую в бою
Бутылку с жидкостью горчичною
И шепчет: я тебя люблю

***
Чайка в лапах домик унесла
Чайник без воды налил нам чаю
Щедрого кавказского стола
Нас зачем-то посадили с краю

Все вершится будто в детском сне
Свет вечерний озарил палату
К полднику позвали. На окне
Кот скривясь вылизывает лапу

В свете гор огромное лицо
В море погружается устало
И плывущих к берегу гребцов
Волны подгоняют до причала

***
У торговых рядов полумрак и прохлада укрыли столы
И в глазах продавца свили гнёзда свои две мохнатых пчелы.

Серебристый сарган, виноградная влага, коричневый мёд…
Казачок молодой по базару печально идёт.

Тонких усиков щёточка задрана бодро, висят на груди
Ордена неизвестных республик народных. Вся жизнь впереди.

Хочешь – впейся зубами в потресканный спелый инжир
Или пробуй ломтями нарезанный наскоро сыр,

Выпей чачи стаканчик. Чего загрустил, казачок?
Из шалмана глядит слеповатой совой старичок.

И торговец, что спящим казался, пока ты идёшь,
Засопел, закряхтел, подсобрался и вытащил нож:

«Знали дед и отец этой стали черкесской секрет.
Отдаю за бесценок. Понравился ножичек?» – «Нет.

Где купить, расскажи мне, цветок словно лёд голубой,
От которого жизнь наливается правдой, мечтой.

От которого сны закипают в крови среди дня,
От которого я в своего превращаюсь коня

И лечу в небеса на закатный мерцающий свет.
Есть такой у тебя? По глазам твоим вижу, что нет.

Так на что мне твои алыча, черемша, мушмула?»
Утирая слезу, прочь идёт казачок от стола.

***
Голоса лиловых гномиков,
Пробирающихся в сад,
Будят всех, кто дремлет в домике,
Тех, кто сном некрепким спят.

Лунный свет пролёг дорожкою,
Протянулся через двор.
Слизни с тоненькими рожками
Смотрят на вершины гор.

Дребезжит разбитой рамою
Подъезжая к гаражам
Экипаж с прекрасной дамою
В лёгком кружеве пижам.

Дверь открыта, в щель горящую
Виден стол, вокруг сидят
Пожилые звероящеры
В ожидании наяд.

Сок пустил шашлык израненный,
Морды в пепле и золе.
Цыганёнок тянет маленький
«Рюмку водки на столе».

И в окошко лучик тоненький
Свет последний дарит свой.
В страхе убегают гномики,
Мокрой шелестя листвой.

1979

Над рекой, где голос птичий,
Лёгкий дым летит в эфир.
Папа кипятит на спичке
Рыбий сморщенный пузырь.

Тлеет дерево, газета
Возле самого лица.
Мальчик, празднично одетый,
Смотрит за рукой отца.

Первомайский воздух ярок,
Жгут шашлычники костры.
По реке плывут к закату
Разноцветные шары.

Рыбья плоть, сжимаясь мягко,
Превратится в уголёк,
Ароматным капнув маслом
На газеты уголок,

Где с прискорбьем сообщают,
Но о чём – не разобрать.
– Жуй, сынок. И начинает
Мальчик вдумчиво жевать.

Ничего вкуснее нету
Этой вяжущей тоски,
Наступающего лета,
Жизни той, что впереди.

***
Здесь из юношей тепличных
Сок сосут, прищурясь, девы,
Королевы мест публичных,
Пышнотелые гетеры.

Горбоносые, со смолью
В волосах, лежащих влажно,
Ядовитой горькой солью
Посыпают день вчерашний.

«Мы учились на Инжирной,
Утром не ходили в школу,
Водкой сладкой, водкой жирной
Разбавляли пепси-колу

И курить учились в тайных
Санктуариях Мацесты.
Трав запретных запах сладкий
Был вкуснее знаний пресных.

Что ты скажешь нам на это,
О, смущённый кабальеро?
Видишь, тлеют лунным светом
Лупанарии Ривьеры.

В них усатые ловчилы,
Шевеля клешнями раков,
Выстилают нам могилы
Лепестками чёрных маков.

Попроси же счёт скорее,
Поспешим, уже светает».
Робкий юноша краснеет
И покорно уступает.

Сон мавра

Много дел предстоит, а повсюду лишь женские ноги,
Шорох юбок нежнейших, нездешние бледные икры.
Северянки строптивые, острые выставив плечи,
Выбирают маслины, смеются, считая монеты.

Даже в сны проникают: щипают, кусают, щекочут,
Норовят отломить от меня хоть кусочек, хоть пальчик,
Оторвать моей шёрстки бараньей тугое колечко
На удачу, на счастье, таить от ревнивого мужа.

В возбужденьи, в неистовстве диком бегу я в прибрежные рощи,
Чтобы унять острый зуд – об стволы узловатых деревьев
Долго тру бугорки молодых еле видимых рожек.

А когда нетерпенье к финальной приблизится точке –
Выбегаю на берег, где синие плещутся волны,
Перламутром горячим, крича, изливаюсь обильно
Так, что меркнут в глазах островерхие тонкие звёзды.

Не скопить так ни денег, не сшить себе нового платья,
Коль таиться всю жизнь у кустов и оград танцплощадок.
О, пустые виденья! О, рвущие душу соблазны!
Нет ни днём мне спасенья, ни ночью прохладной покоя!

***
В брюках тоненьких и узких
Сжав в карманах кулаки
Бродят по дорогам русским
Человеки-пауки

Как горох из молодого
И пузатого стручка —
Озорны, круглоголовы
Беззастенчивы слегка

Речи путаной тенёта
Лишь впрягись — и вот попал
Втянет липкое болото
Там, где ты не ожидал

Штаники подтянет — оп-па
Пучеглазый паучок
Будто парашюта стропы
Пальцы впустит в кулачок

Сплюнет липкой паутиной
Банку тоника сожмёт
И безумною пружиной
За забор перемахнёт

Только всмотришься — а вот он
Прямо грядки посреди
Винным лакомится соком
Из пакета на груди