— С 2015-го года — после всей этой истории с запретом вашего выступления с оркестром в Торонто — что поменялось? Тогда вы из Канады переехали во Францию, Вы сейчас там живете?
— Сейчас я переехала в Италию. С Америкой, в общем-то, покончено. Я гражданка Америки, гражданка Украины…
— У вас два гражданства?
— Ну, украинское невозможно потерять. Хотя меня Порошенко заблокировал на твиттере — как мы знаем, он сам этим занимается (смеется). Но в принципе, никто у меня его не отбирал. Паспорт у меня просрочен, я не могу просто пойти его получить – мне вообще говорят, что нужно ехать в Киев и по месту жительства получать, потому что у меня внутренний просрочен. Конечно, поехать я не могу, даже пытаться, но я гражданка США и Украины. С паспортом США можно ездить все-таки.
— Однако недавно возвращались в Торонто — у вас был концерт, полный зал, овации…
— Да. Вы знаете, все равно тяжело, на душе неприятно. Очень много людей там меня поддержало, но знать, что там на местах (в зале) также вот эти фашисты… Но интересно, что благодаря украинской кампании – люди узнали, кто их соседи, с кем они живут… И вот сейчас был очень большой скандал с их министром иностранных дел, Христей Фриланд – выяснилось (см. публикацию в Observer — «РР»), что её родители были не просто пособниками фашистов: её отец был заведующим пропагандистской газеты «Краковские вести», он получил эту позицию прямо от помощника Геббельса, есть фотографии – они забрали дом и типографию у евреев. Проблема возникла, когда был день поминовения, и она написала, как она гордится своими родителями. Какие они были герои, и как они пострадали от Советского Союза. И вот канадские коммунисты раскопали эту историю, и сказали: «вот она гордится свои отцом — он был пропагандист Геббельса». Причем, в прямом смысле – это не метафора, он действительно работал пропагандистом, он этим гордится, и она прекрасно знала это.
— Появились ли новые детали в той истории с украинским лобби?
— Украинский комитет написал письмо в оркестр с требованием меня запретить за то, что я оскорбляю украинскую повстанческую армию, Бандеру. Они жаловались, что я национальных героев, Бандеру, называю фашистами. Один человек даже угрожал меня убить. Еще он нашел кого-то в международной еврейской организации и попытался обвинить меня в антисемитизме. Но они не смогли найти ничего антисемитского на меня, хотя вообще они занимаются тем, что ищут антисемитов. Но вы знаете, в чем меня обвинили? Я угрожала войскам НАТО. Какая я страшная, подумайте! Вот я так встала и «р-р-р-р!!!». Это они в Торонто рассылали жалобы по всем оркестрам. У них было стандартное письмо, в котором они писали о том, что я угрожаю войскам НАТО. Это же вообще, ну елки-палки. Включайте Лаврова, называется…

— При этом у Марин Ле Пен откровенно пророссийская позиция по многим вопросам…
— Она сказала «Крым – наш» и все такое. Но ей просто нужны были деньги, никто не давал. Но если она обнимается с Тягнибоком (лидер националистической партии «Свобода» на Украине – «РР».)… Он – фашист, по-настоящему. Так что вряд ли мы можем сказать, что она за что-то разумное. А Италия — очень левая. Это первое. В Италии строят памятники российским солдатам, открыли представительство ДНР. И в Америке есть антифашисты, так они себя называют. Конечно, половина из них – просто хочет похулиганить, но также нельзя сказать, что, когда люди вышли на Майдан, там были одни фашисты. Вышло полно людей, которые действительно хотели перемен, но была группа фашистов, которая ими двигала и рулила куда надо. То же самое – в Америке антифашисты, там есть группа людей, которые проплачены, и которые устраивают эти побоища, которые специально раскачивают ситуацию, но очень много людей, которые действительно себя считают левыми… И, Вы знаете, у них очень слабое представление о том, что такое левые, социалисты или коммунисты. Они в ужас приходят, если им процитировать «кто не работает, тот не ест». Потому что они думают, что при социализме все едят и никто не работает.
— Или, наоборот – все не едят…
— Это другие, это консерваторы. Они говорят, что при социализме ничего не работало и все были нищие. Но в Италии еще хорошая вещь в том, что там правительство очень слабое. Там самоуправление.
— Свободней дышится?
— Не свободней, а безалаберней. Там и мафия поэтому, наверное. Это самоуправление, оно возникает там, где вакуум, там, где нет государства. Интересно, в общем.
— После вашего визита в Донецк в 2015-м, после всех скандалов, вызванных украинским лобби, выступления на «Прокофьевской весне» в ДНР в 2016-м — как теперь вам работается на международной арене – сложнее или легче? Не мешает ли вам этот бэкграунд с учетом нынешней антироссийской истерии на Западе, или наоборот – открыло для вас какие-то новые перспективы?
— Безусловно, открыло. Во-первых – промолчать не получилось бы. Я думаю, что до какой-то степени моя карьера так быстро шла, потому что все готовилось к тому, что будет с Украиной, и меня выставляли как рекламу. Но молчать мне никто не дал. Был такой эпизод, уже когда Крым забрали, у меня выходил новый диск, и у меня было интервью в крупной итальянской проправительственной газете Corriere della Sera. Статья должна была пойти в раздел моды и культуры. Ничего общего с политикой. А они меня всё спрашивали: «Вот, что вы думаете о Майдане? Что вы думаете о Крыме?». Я честно, совершенно спокойно говорила – они никак не реагировали, я видела, что они не получали ответ, который хотят. Потом они спрашивали о том, какие мне дизайнеры нравятся, что я люблю готовить, такая обычная ерунда. И я даже не видела статью, которая вышла, а потом мне написала девочка, которая смотрела меня на ютюбе, русская, которая живет в Италии: «Валентина, вы правда считаете нас вампирами?». Я говорю: «О чем это вы?». И она мне присылает фотографию этой газеты, а там крупным текстом написано: «Валентина Лисица: Русские — это вампиры, которые пришли сосать кровь с нашей земли».
— Прямо так и написали?
— Да. Вампиры! Русские — это вампиры. Вы знаете, я просто офигела от этого совершенно…
— То есть они это выдумали, дописали?
— Выдумали совершенно. Вложили слова, которые им хотелось получить от меня. Понимаете, молчать – не получалось. Теперь давайте пойдем дальше. Я знаю не по слухам, что русских «режут» на международных конкурсах, им не дают премии очень часто. Они по-прежнему получают, потому что мы сильны, сильна наша советская музыкальная школа. Но если раньше получали множество премий, то теперь заранее режут. То, что, например, с Олимпийскими играми происходит – потому что там обвинили в допинге…
— Правда, недавно признали, что доказательств для большинства обвинений – не найдено.. 
— Ну а чем это поможет? Какой ужас для бедных спортсменов? Для них это – вся жизнь, их будущее, и их так уничтожили. То же самое происходит на международных конкурсах.

— У вас была насыщенная программа, вы посетили Ясиноватую, Горловку…
— И Снежное. Почему я говорю о предложениях благотворительных концертов – мне написала преподавательница из школы в Снежном. Она не просила меня играть концерт, не знала, что я еду. Она написала: «Валентина, наши ученики вас обожают, можете написать им пару теплых слов, просто обратиться?» А я говорю — а как насчет того, если я приеду сыграть? Она, конечно, совершенно обалдела — как это может быть. Поговорила с филармонией, с министерством, и после Саур-Могилы мы поехали туда. Был битком набитый зал. Такое вот народное получилось…
— За эти три визита на Донбасс вы объездили много городов — почти вся Республику…
— Да.
— Что нового за эти два года Вы увидели? В прошлый раз вы сравнивали Донецк с европейскими городами и Донецк положительно отличался. А что сейчас?
— Сейчас еще более положительно отличается. Особенно, когда я переехала в Рим: у нас днями нет воды, мы наливаем в бачки воду, чтобы сливать туалет, и нет интернета совершенно. Тут это вообще… Это что-то невероятное, я уже такого не видела… Удивительно! И дороги – многие починили. Мы на 140-150 неслись по дороге от границы. Я помню, в прошлый раз она была побитая, а сейчас гладкая. Мы еще посмеялись, знаете – нам бы Захарченко мэром, может быть, Рима. Он своими методами там навел бы порядок (смеется).
— Разве? А как же хваленые европейские автобаны? 
— Дороги там построили древние римляне, и с тех пор их не ремонтировали. Водопроводы тоже построили древние римляне, но в Древнем Риме были муниципальные команды, которые вычищали корни из труб, ремонтировали — и смотрели, чтобы никто нелегально не врезался в водопровод. Таких людей распинали на стороне дороги. Мы, кстати, живем на Аппиевой дороге, Via Appia – когда подавили восстание Спартака, всех рабов распяли вдоль этой дороги от Капуи до Рима. Но теперь – почему нет воды в Риме? Потому что Рим теряет 50% воды – она исчезает. Врезаются в водопровод и бесплатно поливают свои сады, поля. Мафия этим занимается, домовладельцы… Ой, а с мусором! (Смеется). С мусором у нас хуже, чем во Львове. Они уже не знают, как бороться с этим мусором, потому что горы мусора везде. Поставили уже скрытые камеры – и начали под веселую музыку выкладывать видео людей, которые выбрасывают мусор. И всё равно выбрасывают (смеется).
— Потому что некуда?
— Не то, чтобы некуда – мы не выбрасываем просто на свалку у дороги, но что мы делаем – мы выбрасываем там, где есть съезды с платной дороги – и там стоят мусорники. Они переполнены. Потому что все этим занимаются – приносишь пакет, и поехал дальше.
— Там какие-то особенные налоги на мусор?
— Не забирают мусор! А если забирают, то за все стараются наказать. Нам выписали штраф, потому что у нас в пакет для мусора, который не сдается в переработку, попал пластик. Они надорвали пакет, увидели пластмассовую баночку, и выписали штраф. Никому не хочется этим заниматься, все выбрасывают просто так. Это Европа. Ну, естественно, там очень много наших соотечественников, это вторая по размеру группа после молдаван.
— Пересекались, наверное, с ними? Как они на вас реагируют?
— Совершенно нормальные заробитчане с Западной Украины, они по-русски даже говорят, и все совершенно нормально. Люди работают, они по-настоящему страшно вкалывают. Там условия труда страшнейшие. Много людей гибнет, работа совершенно немилосердная.

— Некоторые говорят, что люди искусства не должны касаться политики, другие – наоборот, что художник имеет право высказывать свою позицию… Где, по вашему, проходит грань – что можно, чего нельзя? Как вы смотрите на пересечение этих двух сфер – политики и искусства?
— Политика, особенно политика, которая переходит в такие вещи, как война, накладывает отпечаток на людей. Когда я играю здесь, даже для детей – эти дети повзрослели гораздо раньше, чем их сверстники. Сегодня я преподавала 12-летней девочке, и думала – у меня 12-летний пацан, но он же сущий ребенок по сравнению с этим ребенком. Она все хватает на лету, понимает музыкальные детали, которые я говорю. Она ухватывает это. Потом были совсем маленькие, восьмилетние детки – они настолько старше своего возраста, потому что они столько пережили. Даже если они не были прямо под бомбежками, они знают кого-то, они слышат это, они понимают, что происходит – или, может, даже не понимают полностью, как взрослые, но они чувствуют, что происходит, и душевно они значительно старше. Как общаться с такими людьми, как для них играть? Например, в классической музыке, в классическом искусстве, произошла революция после великой французской революции, после террора. Когда люди ополчились друг на друга, когда появились первые геноциды, убивали людей ни за что, когда на людей доносили… Когда произошел этот катаклизм – вся музыка и все искусство, которое было очень припудренное, душистое и культурное – исчезло. Буквально – Бетховен снял с себя парик, он лохматый – это новое поколение, которое пришло. Общение и искусство потребовалось гораздо более интенсивное для того, чтобы общаться с людьми, которые это пережили, с поколением, которое имело такую душевную рану. Искусство, безусловно, отражается. У нас был расцвет исполнительского искусства после Великой Отечественной – появилась плеяда невероятных музыкантов, как результат того, что весь народ пережил. Я сейчас слушаю ребят, которые играют на мастер-классах – это мировой уровень, причем на самом лучшем уровне. Как они этого добиваются? Безусловно, они не занимаются на 20 часов больше в сутки, чем китайские студенты. Невозможно. Это тем, что они впитывают, и что они понимают. Музыкой мы выражаем азбуку Морзе, которая написана на бумажке, мы ее переводим в звуки, а звуки мы переводим в то, что невозможно высказать. И когда им есть что сказать – пускай в этом виновата политика, но об этом они не могут молчать, оно передается. Подсознательно.
— Ну, вот в канадских СМИ шла полемика вокруг вас: ваши оппоненты твердят, мол, «Валентина заявляет, что она имеет право говорить все, что хочет, но при этом она использует свою популярность. Дескать, слушайте меня, потому что я известна – и озвучивает провокационные вещи. А затем она хочет, чтобы люди снова покупали билеты» Они часто используют эту манипуляцию. Понятно, что ничего крамольного вы не заявляете, хотя нередко бросаете вызов мейнстримной антироссийской пропаганде.
— Такая вещь. Я выхожу на сцену, я никогда не занимаюсь никакой пропагандой. Я даже снимаю георгиевскую ленточку, потому что не хочу… Я даже не мигала глазом, когда я играла во Франции на фестивале, пришло много людей, и пришел молодой человек, который был очень проукраинским, хотел сделать фотографию, и на телефоне у него был «Правый сектор». И я так смотрела, когда он стоял в очереди – вот что я буду делать? Я его пошлю к черту, или я ему выскажу, при том, что были и другие, были пророссийские, подходили – нет, он пришел слушать музыку, если он мне ничего не говорит, значит – снялись на телефончик, сделали фотографию. Может быть, у меня на душе скребли кошки – но он пришел слушать музыку, значит, он не знает, что я говорю – или, если он знает, он все равно пришел слушать музыку. Музыка в чистом своем виде, не должна этого касаться. Можно говорить, что музыка – это оружие, что она может привести к каким-нибудь политическим переменам. Но есть полно видео, когда замечательную музыку Бетховена играет совершенно замечательный оркестр в нацисткой Германии, с нацистскими дирижерами, это хорошее исполнение, и вот сидят люди в фашисткой униформе, которые отдают приказы убивать, и слушают эту божественную музыку. Значит, музыка ничего не решает, к сожалению, в этом смысле.
Есть полно великих музыкантов, которые имеют очень темное нацистское прошлое. Мой абсолютный кумир, пианист Вильгельм Бакхауз, я буквально училась с его записями. Тем не менее, он, когда пришел нацистский режим — он играл для Гитлера. Что я могу себе сказать? Могу ли я его ненавидеть, или сказать – я не буду ничего слушать? А играл он Бетховена и Брамса – никого нет гениальнее. Но у него в какой-то момент были такие взгляды. Я с ним не общалась, он давно умер. Я не знаю, правда ли он поддерживал это, добровольно или он просто присоединился к течению… Очень много людей говорили, что просто присоединились к течению, а потом выяснялось, что на самом деле они очень даже активно участвовали во всем этом, и было полно совершенно замечательный людей: великая австрийская певица Элизабет Шварцкопф, о которой знали, что она состояла в нацистской партии. Ну, состояла, и состояла. А потом выяснилось, что она не только была, она возглавляла молодежное крыло и занималась доносами, она выискивала красных… Она божественно поет Моцарта. Ну что я могу сделать? Значит, человек и музыка все-таки не одно. То же самое – Карто, французский пианист, которого потом освистывали во Франции, потому что он был настоящим коллаборантом. Очень много музыкантов в то время занимали позицию, которая нам сейчас кажется неприемлемой, а они думали, что это нормально.
Если посмотреть на то, что происходит сейчас – в той же Украине, в России, когда одни актеры – россияне обижаются, что поддерживают российские актеры или музыканты, и чуть ли не идут в АТО… Знаете, когда идут, берут оружие в руки – это красная линия. Украинский певец, Василь Слипак – все было бы хорошо: пускай он дружил с Бандерой, обнимался, он писал гадости, он поджигал машины в Париже… И все было нормально, если бы он хотел собирать деньги на медицину – это все нормально. Но когда ты берешь оружие… Ты певец – иди на передовую и пой. Это прекрасно, ты будешь героем для своих, тебя не будут уважать на другой стороне, это нормально. Мы сейчас смотрим фильмы или читаем о гражданской войне – как было в Советском Союзе, когда брат был на брата, но потом это все забылось. Была гражданская война в Америке, люди друг друга убивали, потом они помирились, все забыли, и вместе жили.
Если бы мне сказали – хочешь пойти на передовую, я бы ответила – давайте рояль. Вот тот вот красный, из Горловки, пойду сыграю всем. Если меня убьют – ладно, а вдруг понравится? Вдруг затихнет? Но когда он берет оружие в руки – он уже не певец, он уже не артист.

— В одном из интервью вы говорили, что могли бы поехать в Украину, если бы там попросили сыграть концерт. Кто-то считает, что это невозможно.
— Сейчас это невозможно из-за «Миротворца».
— Не в техническом плане, а в плане моральном. 
— Морально я запросто бы поехала. Абсолютно. Без проблем. Как раз я думаю, что это было бы очень важно – поиграть и посмотреть, что из этого получится. Понимаю, что я столкнулась бы с огромным количеством ненависти, но это заставило бы думающих людей задуматься на секундочку, но это просто нереально сейчас.
Шнитке сказал когда-то, ведь его тоже травили коллеги, его ненавидели, ему завидовали, и он сказал: «Если я иду по улице, и на меня набрасываются собаки – я могу взять палку, гонять всех собак, и я никогда не дойду до своего места». Вот так и я.
— Сейчас все чаще говорят о том, что благодаря компьютеризации отмирают разные человеческие профессии. Вот нейронные сети научились писать музыку – в России Яндекс даже презентовал композицию, созданную его алгоритмом по мотивам Скрябина. Как вы считаете, как далеко это может зайти? Уберет ли машина человека из музыки, потому что нейросеть научится создавать произведения или имитировать стиль исполнения?
— «Имитировать», лишь «имитировать» – это очень важно! Оно может имитировать и достаточно близко – но это все равно не настоящая вещь. Есть очень много музыкантов, которые имитируют стиль, копируют что-то и играют очень «в стиле». Это очень близко, но критерий хорошей игры – не то, сколько нот будет сыграно, насколько чисто – а в том, что хотя бы один человек среди слушателей заплачет. Я пока не знаю искусственного интеллекта, который был бы в состоянии это сделать. Мы чувствуем, что настоящее, а что поддельное.
За мной следят молодые музыканты, все хотят, чтобы я дала им урок, но видите, как я сегодня провела с 11 до 5 безвылазно – я преподавала молодым людям (См. мастер-класс в Донецкой музыкальной академии). Ну, сколько было – 15 человек, а хотят миллионы. Мы с ребятами из Харькова, которые работают во Флориде над искусственным интеллектом, хотели сделать приспособление для рук, которое могло бы объяснить студентам, дать им почувствовать то, что должно чувствоваться, без педагога. К сожалению, стоимость уроков у обычного педагога, у нас в Советском Союзе это было бесплатно — это недоступно большинству детей даже в Америке. Если только ты не крепкий средний класс, чтобы платить за частные уроки по 50-80 долларов в час, это невозможно. А еще купить инструмент. А сколько детей любят музыку. И чтобы сделать для них такого педагога, сделать какие-то датчики на руки, показать это. Мы думаем — прекрасная идея, сейчас мы попробуем.

Официальные страницы Валентины Лисицы: