Епископ Егорьевский Тихон (Шевкунов) — НЕ БОЯТЬСЯ ПРАВДЫ (ответ Александру Сокурову)

4 июля в Библиотеке иностранной литературы состоялась открытая лекция председателя Патриаршего совета по культуре, наместника московского Сретенского монастыря епископа Егорьевского Тихона (Шевкунова) «История реальная и вымышленная. Механизмы формирования образов». 

Недавно в пермском интернет-журнале «Звезда», а затем на сайте радиостанции «Эхо Москвы» было опубликовано интервью известного кинорежиссера Александра Сокурова. Значительное место в беседе уделяется истории Церкви. Я бы не стал комментировать эти высказывания, а тем более дискутировать на темы, предлагаемые Александром Николаевичем, если бы речь шла только о привычной для него критике нынешних священнослужителей. Нас можно критиковать сколько угодно. Мы действительно бываем разными, в том числе не соответствующими своему высокому призванию. Считаю, даже несправедливое суждение нам следует выслушивать со смирением. И с пониманием того, что, пусть и не в таких масштабах, основания для нелицеприятных оценок имеются.

Скажу больше, я позитивно отношусь к критике Церкви. Она полезна хотя бы тем, что дает возможность взглянуть на себя со стороны. Однако, если хула, как и случилось в интервью Александра Сокурова, обрушивается на события столетней давности, на тот трагический период отечественной истории, когда Русская Церковь дала христианскому миру целый сонм новомучеников, здесь, без сомнения, необходимо расставить точки над «i».

Все мы наслышаны о фальсификациях истории, о том, что наше прошлое зачастую умышленно искажается недобросовестными трактователями в тех или иных интересах. Это уже стало штампом, и люди относятся к таким утверждениям с легким недоверием: приелось. Тем не менее, тема актуальности не теряет. История вообще — материя особая. Известный французский поэт и автор множества замечательных афоризмов Поль Валери высказывал в начале прошлого века такую мысль: «История — это самый опасный продукт, выработанный химией интеллекта… Она опьяняет народы…, порождает у них ложные воспоминания, вызывает… манию преследования и делает нации желчными, высокомерными, нетерпимыми и тщеславными».

Речь, конечно, об искаженной истории, о таком ее изложении, в котором нет правды. Еще Цицерон говорил, что первый закон истории состоит в том, чтобы бояться какой бы то ни было лжи, а второй — в том, чтобы не бояться какой бы то ни было правды. Если мы соблюдаем это правило, пытаемся со всей ответственностью придерживаться истины, какой бы она ни оказалась, занятия историей могут принести ни с чем не сопоставимую пользу. Однако если в сознание людей пытаются внедрить лживые подмены, это наносит народу ни с чем не сравнимый вред.

Есть такой английский режиссер Кен Лоуч, по убеждениям троцкист. Вот его кредо: «Важно, чтобы история писалась нами, потому что тот, кто пишет историю, контролирует настоящее». Циничные, однако весьма точные слова. Можно добавить: тот, кто пишет историю, формирует не только настоящее, но и будущее. Сегодня на одном конкретном примере я предложил бы понаблюдать, что именно предлагают иногда обществу под видом нашей истории. И как на практике действует механизм создания убедительных для многих исторических образов.

Вот какой образ Церкви формирует для нынешнего поколения Александр Николаевич Сокуров:

«В Российской империи церкви вообще ничего не принадлежало. Все было собственностью государства. Вы, наверное, обращали внимание на заброшенные, но не разрушенные церкви во многих селах, малых городах. Таких по всей стране огромное количество. Когда-то богатый селянин или помещик построил церковь за свой счет и сдал ее “на баланс государства”. Изредка храмы строились на государственные деньги. Церковь оформлялась как приход, и священнику назначалась зарплата из госбюджета. Строились такие церкви почти всегда на частные деньги.

Как только начались революционные события и большевики захватили банки, они первым делом отделили церковь от государства. Денег и без того было мало. И священники перестали получать зарплату. Помыкавшись месяц-другой, они забирали свои семьи, закрывали храмы и уезжали в города. Занимались торговлей, устраивались на работу. А храм оставался на разграбление селу. У народа не было особого отношения к храмам. Их разбирали, грабили, жгли. К слову, о нашем обществе: люди, которые молились, умилялись, плакали перед иконами, лбы разбивали, отмечали религиозные праздники, — позже ходили и грабили это все, жгли, воровали, загаживали. Тот же самый народ. Потом советская власть приспосабливала некоторые из храмов для своих нужд. Большевики взрывали только крупные, знаковые церкви.

Поэтому разговоры о том, что мы возвращаем церкви то, что ей принадлежит, — далеки от правды. У церкви не было своего имущества. Когда началась революция 1917 года, миллионы людей обрушились на церковь, потому что в глазах православных людей церковь и николаевская Россия были одним целым. Священный синод участвовал в управлении страной, благословил вступление России в Первую мировую войну, благословлял расстрелы рабочих, когда начались первые бунты в Сибири и так далее. Священный синод ни разу не заявлял, что убивать нельзя и надо поступить по-христиански. Поэтому в представлении населения это была одна, попросту говоря, компания. Поэтому в течение нескольких месяцев продолжалось “триумфальное шествие советской власти”. Страна полностью отошла от монархического режима. Церковь, которая могла бы быть посредником в Гражданской войне, им не стала».

Оставим пока вопрос о зарплатах священников, хотя он здесь стоит на одном из первых мест. Вернемся к нему позже. Деревенские церкви, как правило, строились крестьянской общиной, куда входил и сам священник. Иногда, действительно, храмы возводили помещики, но в основном церкви в деревнях были общинными. И принадлежала церковь не государству, в чем по непонятным причинам убежден Александр Николаевич, а именно общине.

Соответственно разорение храмов уж точно не было делом общины, то есть собственницы. В этих деяниях никогда не участвовала большая или просто значимая ее часть. Безусловно, бывали случаи причастности отдельных деревенских люмпенов к разрушению церквей. А вот несколько документальных примеров, кто и как на деле разорял храмы:

«Забравшись в храм под предводительством Дыбенки, красноармейцы вместе с приехавшими с ними любовницами ходили по храму в шапках, курили, ругали скверно-матерно Иисуса Христа и Матерь Божию, похитили антиминс, занавес от Царских врат, разорвав его на части, церковные одежды, подризники, платки для утирания губ причащающихся, опрокинули Престол, пронзили штыком икону Спасителя. После ухода бесчинствовавшего отряда в одном из притворов храма были обнаружены экскременты».

Это Юг России. Из отчета особой комиссии при генерале Деникине, 1919 год.

А вот Север России, Печорский край. Командующий краем у красных Мандельбаум доносил, что «священник (Дмитрий) Спасский произносит проповеди против советской власти, называя ее властью грабительской. Арестовав священника Спасского, я с отрядом отправился далее. В пути был произведен допрос священнику Спасскому, который подтвердил свое выступление в церкви… Заседание совместно с членами Усть-Сысольской Чрезвычайной комиссии решило: приговорить священника Спасского к расстрелу, каковое постановление и было немедленно приведено в исполнение».

Местные крестьяне рассказали дочери отца Дмитрия о его последних днях: «Они (красноармейцы) все время били его нагайками. И пока везли на пароходе, все время били за то, что он не отрекся от веры Христовой, а их называл слугами сатаны. Пароход остановили под утро на безлюдном месте. На опушке леса велели батюшке выкопать себе могилу. Да, видать, не глубоко смог он выкопать… Когда расстреляли его и забросали песком яму, дождь, ливший целый день, размыл песок, и кисть руки его торчала из могилы, как будто и мертвый он проклинал их».

Таких примеров множество. И все они связаны с теми священниками, которые, по мнению Александра Николаевича Сокурова, оставив храмы на разграбление односельчанам, бежали в города для занятий торговлей…

27 сентября 1918 года при занятии Печорского уезда красные арестовали настоятеля Никольского Собора отца Анфала Суровцева. Настоятель претерпел от большевиков мученическую смерть: «Сначала ему причинили невыразимые страдания, т.к. целые десять дней его били нещадно плетьми, а потом постепенно отрезали нос, уши, вырвали язык, затем застрелили и сбросили в реку».

«Священник Бакуринского прихода на Печоре о. Иосиф Распутин был схвачен красноармейцами, увезен в Ижму и там, привязанный к телеграфному столбу, расстрелян. Несмотря на мольбы жителей (тех самых, которые, по Сокурову, должны были в это время разорять храм), его не дозволили похоронить. Труп священника был обглодан собаками…»

Но, быть может, в родной для А.Н. Сокурова Сибири все обстояло по-другому?

Нет. То же самое. К примеру, по воспоминаниям игумена Евгения (Красноперова), бывшего насельника Вознесенского монастыря, на территории храма за один только день было расстреляно 30 монахов.

А вот как происходили закрытия храмов. Перед нами заявление граждан села Введенщина Иркутского района (специально беру область, где жил А.Н. Сокуров) в Иркутский горсовет.

«Первого апреля 1935 года нашим сельским активом граждан села Введенщина было созвано общее собрание граждан села, на котором стоял вопрос о закрытии местной церкви. Собрание протекало в извращенном виде, то есть молящимся не давали выступить, а которые выступали, были всяко осмеяны сельским активом. Собрание умышленно было затянуто до 12 часов ночи, когда большинство граждан разошлись по домам, тогда они поставили вопрос на голосование. Голосование проходило так же в явно извращенном виде, т.е. при подсчете голосов голоса верующих умышленно пропускали, и в результате такого голосования они постановили закрыть церковь. Мы, молящиеся граждане села… просим назначить вторичное собрание и прислать своего представителя. Или разрешить, чтобы открыть церковь. Просим не отказать в нашей просьбе».

Очень странно выглядит и тезис А.Н. Сокурова, что большевики будто бы взрывали только крупные, знаковые храмы. Это ни в коей мере не соответствует действительности. Например, в трех районах Владимирской области было разрушено 110 сельских храмов. Вообще, среди нескольких десятков тысяч ликвидированных дореволюционных церквей основную долю составляли именно сельские.

От репрессий 1920–1930-х годов пострадали более двухсот церковнослужителей Иркутской области. Это люди, которые не ушли из своих храмов, оставаясь там до конца. Хотя осознавали, какой финал их ждет: тюрьма, пытки и зачастую смертный приговор. На родине Александра Николаевича Сокурова, по некоторым данным, было расстреляно до 70 процентов арестованных церковнослужителей.

Конечно, объявлялись и отступники, но их было абсолютное меньшинство. А как поразительно держали себя на допросах земляки Александра Сокурова, священники, не сбежавшие в города и не оставившие своих прихожан!

Священник Федор Федорович Верномудров служил в церкви Тихвинской иконы Божией Матери. Вот что и как говорил он на допросе в апреле 1931 года: «Воспитан я был в религиозном духе, в любви к Отечеству, государю и русскому народу, и своей общественно-политической деятельностью я до последних дней внушал эту любовь. До последнего времени считаю, что виновником гибели Великой Руси, упадка нравственности, междоусобной вражды является революция…» После многократных ссылок — Соловки, Колыма, Тара — в 38-м году отца Федора Верномудрова и двух его сыновей Владимира и Святослава расстреляли в Иркутске на полигоне «Пивовариха»…

Крайне пренебрежительно отзывается Александр Сокуров о «Николаевской России». Однако не следует забывать, что эта страна к 1917 году была четвертой-пятой экономикой мира: США, Англия, Германия, 4-е и 5-е места делили Франция и Россия. По темпам роста экономического производства мы занимали первую строчку, как сейчас Китай. Эти и другие весьма показательные факты имеются в свободном доступе, полюбопытствуйте на досуге. Скажем лишь об одном — о «безграмотной России». Перепись населения 1920 года, в разгар Гражданской войны, показала, что грамотность подростков от 12 до 16 лет — 86 процентов. Дело в том, что в 1908-м была начата программа всеобщего начального школьного образования, и развивалась она, как мы видим, весьма успешно.

В 1912–1913 годах в России находился французский экономист и журналист Эдмон Тери. Тогда наша страна брала много займов во Франции, предполагалось кредитоваться еще. Банкиры прислали Тери с ответственным заданием: выяснить, что происходит с экономикой России и можно ли далее вкладываться в эту страну. Вот что он пишет в своем заключении: «Если дела европейских наций будут с 1912 по 1950 год идти так же, как они шли с 1900 по 1912 гг., Россия к середине текущего века будет господствовать над Европой, как в политическом, так и в экономическом и финансовом отношении». Не все было плохо в той самой «Николаевской России». Не все ужасно. «Но почему же в таком случае произошла революция?» — обычно следует вопрос. Сознательно не стану сейчас касаться этой темы — тут требуется отдельный серьезный разговор. Продолжим путешествие по истории Александра Сокурова.

Александр Николаевич утверждает: «Священный синод участвовал в управлении страной». Ну, для начала Синод назывался не Священным, а Святейшим. Впрочем, ладно. Но каким образом он участвовал в управлении? Где факты? То, что митрополит Филарет (Дроздов) приложил руку к написанию Манифеста об освобождении крестьян? Что еще? Какое управление страной?

«Благословил вступление России в Первую мировую войну, благословлял расстрелы рабочих, когда начались первые бунты в Сибири…» Вступление России в Первую мировую сопровождалось невиданным патриотическим подъемом всех слоев российского общества — аристократии, дворянства, купечества, рабочих. Даже думская оппозиция не протестовала. Что касается благословения Церковью расстрелов рабочих, когда начались первые бунты в Сибири, — хотелось бы увидеть хоть один подтверждающий документ, хоть одно свидетельство. Ничего подобного, конечно же, нет. Зачем распространять напраслину?

«Священный синод ни разу не заявлял, что убивать нельзя и надо поступить по-христиански… Церковь, которая могла бы быть посредником в Гражданской войне, им не стала». Как можно обвинять Церковь в том, что она якобы не поднимала свой голос против братоубийственной брани, если Собор 1917–1918 гг. ежемесячно обращался со специальными посланиями и обращениями, призывавшими к установлению мира и прекращению пролития невинной крови? Тексты этих документов изучаются сегодня не только в вузах, но и в средней школе.

Вот цитата из послания патриарха Тихона 19 января 1918 года: «Забыты и попраны заповеди Христовы о любви к ближним: ежедневно доходят до нас известия об ужасных и зверских избиениях ни в чем не повинных… людей, виновных только разве в том, что честно исполняли свой долг перед Родиной, что все силы свои полагали на служение благу народному. И все это совершается… с неслыханною доселе дерзостию и беспощадной жестокостию, без всякого суда и с попранием всякого права и законности, — совершается в наши дни во всех почти городах и весях нашей отчизны: и в столицах, и на отдаленных окраинах».

«Опомнитесь, безумцы, — пишет патриарх Тихон в другом послании, — прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это — поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню гееннскому в жизни будущей — загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей — земной».

И после этого осмелимся утверждать, будто никто из священноначалия «ни разу не заявлял, что убивать нельзя и надо поступать по-христиански»?

Конечно, у Церкви не было доступа к газетам, но эти послания зачитывались во всех православных храмах. «К тебе же, обольщенный, несчастный русский народ, сердце мое горит жалостию до смерти… Очиститесь от грехов своих, опомнитесь, перестаньте смотреть друг на друга как на врагов и разделять родную страну на враждующие станы. Все мы — братья, и у всех нас одна мать — родная Русская земля, и все мы чада одного Отца Небесного… Взываю ко всем вам, архипастыри, пастыри, сыны мои и дщери, о Христе: спешите с проповедью покаяния, с призывом к прекращению братоубийственных распрей и раздоров, с призывом к миру, тишине, к труду, любви и единению».

А знаменитая анафема патриарха Тихона, которую иногда называют «анафемой советской власти» — она тоже забыта? За которую святейший поплатился тюрьмой и, вполне вероятно, жизнью, поскольку есть стойкая версия, что он был убит.

Далее Александр Николаевич, напомню, повествует: «Как только начались революционные события и большевики захватили банки, они первым делом отделили церковь от государства. Денег и без того было мало. И священники перестали получать зарплату. Помыкавшись месяц-другой, они… закрывали храмы и уезжали в города. Занимались торговлей и устраивались на работу».

Помните, у Маяковского: «Не домой, не на суп, а к любимой в гости две морковинки несу за зеленый хвостик». Это как раз о том самом послереволюционном голодном времени. В январе 1918 года дневной паек в Петрограде составлял сто граммов хлеба. В конце апреля — 50 граммов. Какие города, какая торговля в условиях полного огосударствления экономики большевиками и тотального обесценивания денег? Какие бегущие из деревень в города священники — люди, объявленные новой властью «классово враждебными элементами», и в городах первые кандидаты в заложники?

Подобные высказывания Александра Николаевича наталкивают на мысль, что он изучал историю по произведениям Ильфа и Петрова. Но нет: Сокуров окончил исторический факультет Горьковского государственного университета. И Алексей Венедиктов, главный редактор «Эха Москвы», опубликовавший беседу со всеми процитированными пассажами, — выпускник исторического факультета Московского государственного педагогического института, на протяжении двух десятилетий преподавал в школе историю. Как говорится, без комментариев.

Снова вернемся к интервью. Мы идем по нему шаг за шагом, абзац за абзацем.

«В Российской империи церкви вообще ничего не принадлежало, — говорит Александр Николаевич. — Все было собственностью государства… Разговоры о том, что мы возвращаем церкви то, что ей принадлежит, — далеки от правды. У церкви не было своего имущества», — настойчиво повторяет обучавшийся на историческом факультете Сокуров.

Том Х «Свода законов Российской Империи» в книге второй прямо говорит, что имущество Церкви являлось негосударственным: «413. Имущества, принадлежащие разным установлениям, суть: 1) имущества церковные, монастырские и архиерейских домов, (то есть нынешних епархиальных управлений) земли, угодья и мельницы, к церквам, монастырям и архиерейским домам приписанные, и все движимое их имущество».

Хорошо, можно не читать «Свод законов Российской Империи», но неужели в государственном университете в советское время не изучался ленинский декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», где черным по белому сказано, что церковная собственность существовала и именно поэтому данным декретом она упраздняется? Пункты 12 и 13 гласят: «Никакие церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют. Все имущества существующих в России церковных и религиозных обществ объявляются народным достоянием».

Вы, возможно, утомились, однако доведем наше странствие по истории Сокурова до конца: «Церковь оформлялась как приход, и священнику назначалась зарплата из госбюджета… Большевики… отделили церковь от государства… и священники перестали получать зарплату». В Российской империи к тому времени реальную полную зарплату получали военные и морские священники. Обычному духовенству, если в разные времена государство и платило, то далеко не всем и не всегда. Подсчитано, что если разделить общий объем ежемесячного государственного жалованья всех священников Российской империи в предреволюционные годы на количество духовенства, то на каждого приходилось бы по 67 копеек в месяц. Стоимость двух килограммов мяса или сорока яиц. В основном, в деревнях священники содержались сельской общиной, в городах — своим приходом. Более популярные справки на эту тему можно найти в курсе средней школы — в поэме Н.А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» и рассказах А.П. Чехова.

Особенно тяжело комментировать следующие слова Александра Николаевича: «У народа не было особого отношения к храмам… Отмечали религиозные праздники — позже ходили и грабили, жгли, воровали… Тот же самый народ». Бывало и это. Но было и другое. В 1937 году провели знаменитую «сталинскую» перепись населения. Одним из пунктов опроса значилось отношение к вере. Еще раз: 1937-й. Человека тогда могли репрессировать за одно лишь упоминание дедушки-священника. Перепись была очной, проходила по месту жительства. Так вот, 56,7 процента того самого народа, о котором столь уничижительно отзывается Александр Николаевич, назвали себя верующими. Двадцать лет прошло после революции. Сколько людей уже выбили, выслали, пустили в расход, «перековали». И все же, несмотря ни на какие опасности, 56,7 процента. Причем эта цифра, скорее всего, занижена. Краснов-Левитин рассказывает в воспоминаниях, как переписчики потихоньку ставили в соответствующей графе «атеист». Так записали и его. И только после решительных протестов обозначили как «верующего».

Александр Николаевич говорит в своем интервью: «Ненавидеть и зверски истязать друг друга могут только русские, это характер русского человека. Это чрезвычайно порочная предрасположенность, наследственная. Она формировалась постепенно. Способность выделить главного козла в стаде и идти за ним». Подтверждает ли данный пример эту способность? Почти 57 процентов заявили о своей вере — то есть выступили поперек официальной линии государства с его репрессивным аппаратом. «Ненавидеть и истязать друг друга могут только русские…» Поразительно. Видимо, англичане, американцы, испанцы, французы в своих гражданских войнах осыпали друг друга лепестками роз и водили хороводы…

Александр Николаевич уверен, что противостоять такому «наследственно порочному» народу должны художники, интеллектуалы. Именно они, «возвышенные люди», призваны руководить страной. Не буду поминать всуе имена уже покойных деятелей, которых режиссер полагал бы в самые удачные правители. Но, боюсь, далеко не всякий творческий человек (так же, как далеко не всякая кухарка) способен созидательно, во благо нации управлять государством. 72 года назад наш народ самым жестким образом пресек творческий путь лидера крупнейшей на тот момент европейской державы, по совместительству венского живописца…

Но это лирические отступления. Все-таки главный предмет бичевания Сокурова — Церковь. Она, по мнению Александра Николаевича, дурна в любых своих проявлениях. Даже традиционное приветствие православных людей — трижды поцеловаться по старому дедовскому обычаю, — это плохо, криминально, недопустимо. «Не надо встречать священника поцелуями», — учит режиссер Александр Сокуров. Потому что «у священников паспорта граждан Российской Федерации. Единственная законодательно позволенная форма общения — это разговор как с гражданами. Церковь отделена от государства. Если губернатор будет следовать конституционному праву, если у него есть далеко идущие амбициозные планы, он не будет переступать через себя и идти на сговор». Какой сговор?! Люди просто поприветствовали друг друга!

Сокуров убежден, что, согласно Конституции, губернатор не вправе подойти под благословение. Однако та модель поведения, которую проповедует наш знаменитый режиссер, называется дискриминационной или сегрегационной. Она была характерна для атеистических режимов и некоторых весьма специфических стран. А принятая, как сейчас говорят, во всем цивилизованном мире (в том числе и в России) модель взаимоотношений именуется кооперационной. Или моделью сотрудничества. В ее рамках государство свободно сотрудничает с религиозными объединениями, а должностные лица имеют полное право выражать свою веру при соблюдении упомянутого выше принципа. И никто не может лишить их этого права, гарантированного 28-й статьей Конституции России.

А вот заключить хотелось бы цитатой Александра Николаевича Сокурова, с которой я всецело солидарен: «Мы, люди из среды гуманитарной… среды университетской. Наша задача — чтобы осуществлялась просвещенность и осуществлялось образование». Остается только воплотить в жизнь эти замечательные мудрые слова.