Юрий Смирнов
СМИРНОВ
Юрий Валерьевич
Родился в 1973 году в Кировограде, учился в Харьковском университете (биология)
и Кировоградском педагогическом университете (русская филология).
Живет в Кировограде, Москве и в настоящее время в Киеве.
Работает кинопродюсером.
Григорьевская премия 2015
ЖЖ
СНАРЯДЫ
Лейтенант Александр Чурин,
Командир артиллерийского взвода,
В пятнадцать тридцать семь
Девятнадцатого июля
Тысяча девятьсот сорок второго года
Вспомнил о боге.
И попросил у него ящик снарядов
К единственной оставшейся у него
Сорокапятимиллиметровке.
Бог вступил в дискуссию с лейтенантом,
Припомнил ему выступления на политзанятиях,
Насмешки над бабушкой Фросей,
Отказал в чуде,
Назвал аспидом краснопузым и бросил.
Тогда комсомолец Александр Чурин,
Ровно в пятнадцать сорок две,
Обратился к дьяволу с предложением
Обменять душу на ящик снарядов.
Дьявол в этот момент развлекался стрелком
В одном из трех танков,
Ползущих к чуринской пушке,
И, по понятным причинам,
Апеллируя к фэйр плэй и законам войны,
Отказал.
Впрочем, обещал в недалеком будущем
Похлопотать о Чурине у себя на работе.
Отступать было смешно и некуда.
Лейтенант приказал приготовить гранаты,
Но в этот момент в расположении взвода
Материализовался архангел.
С ящиком снарядов под мышкой.
Да еще починил вместе с рыжим Гришкой
Вторую пушку. Помогал наводить.
Били, как перепелов над стерней.
Лейтенант утерся черной пятерней.
Спасибо, Боже — молился Чурин,
Что услышал меня,
Что простил идиота…
Подошло подкрепленье – стрелковая рота.
Архангел зашивал старшине живот,
Едва сдерживая рвоту.
Таращила глаза пыльная пехота.
Кто-то крестился,
Кто-то плевался, глазам не веря,
А седой ефрейтор смеялся,
И повторял – Ну, дают! Ну, блядь, артиллерия!
ЗОНГ О ЧУДЕСАХ
Осень кончилась, не начавшись.
Из глоссария удаляю эти все безотказные,
Малокровные, обманцевые:
«Глаза, твои тонкие пальцы,
Единственная слеза».
Зима, время мужской суровости.
Поговорим о чудесах.
Короче, он менеджер по продажам,
Роман, химикаты
Продажи растут, борода модная,
Волейбол с друзьями,
Покатушки по Бугу на кате,
Мы такие крутые водники.
Жена Яся, те же яйца,
Только без бороды,
Пиарщик мэра.
И семилетняя Вера,
Дитя любви и быстрой воды,
Нано сапиенс с лицом личного счастья.
( пока ничего не случилось,
Бог это свободная касса,
Бог новый альбом, ну не знаю,
Мьюз,
Я такое не слушаю,
Я такого боюсь)
Девочка жалуется на усталость.
В голове у Веры лишняя малость.
Опухоль.
Выхухоль головного мозга.
Фоном идет возглас » О Боже!»
( Бог первого уровня — расстояние
Между руками
При всплеске при возгласе » О Боже»,
Но об этом позже)
Режут в Израиле, режут в Германии,
У нас режут тоже,
Но когда режут у нас — нет уверенности,
Что Бог поможет.
Рома и Яся выбирают Эссен.
В сети публикуют номер карты, ессно.
Капает медленно и Ясе страшно.
Не у всех хорошо в данный момент с продажами.
Яся уже истерит, Рома пока адажио,
И в этот момент кто-то не жадный
Переводит пятьдесят тонн грин.
Это чудо номер один.
Если у вас никто не умер от рака —
Значит, вы умерли в детстве.
Есть варианты, если есть средства,
Если нет средств, есть вопросы к Богу
За что ты именно к нам так строго?
Откуда этот рак вообще возник?
Бог не отвечает.
Не отвечает урановый рудник.
Не отвечает фирма Романа,
Лидер отрасли удобрений.
Не отвечает мэр.
Он вне доступа.
Он сейчас с Богом в Марбелье.
Нирвана немецких клиник
Всегда поражает славянских варваров.
Доктор толст и спокоен,
Он говорит — у меня есть правило
Говорить родителям правду.
Операция бесполезна.
Ей — лишняя боль, вам — лишние нервы.
Экономьте ваши евро.
( Здесь Бог — бухгалтер,
Можно похоронить, помянуть,
Поехать в Тай или на дачу
На сдачу
Со смерти)
Яся не верит.
Роман везет своих в Дюссельдорф.
Вера говорит, что она ксеноморф.
Яся плачет под лапой,
Будто моется кот.
Дюссельдорф Веру берет.
Тут время для чуда два, конечно.
«Операция проходит успешно»
Роман пишет об этом в фейсбуке
Яся щелкает двери палаты для инсты
Хотя их родительские инстинкты
Должны сейчас орать : » Тревога»
Спроси у Бога,
Как добраться с трупом дочери
До Кривого Рога,
Получив скиду на перелет
И кэшбэк на карту.
В марте холодная земля,
Хорошо, что могилка меньше стандарта.
Рома пьет отраву.
Ему нужна химиотерапия.
Друзья меняются за столом,
Как в карауле.
Он расскачивается на стуле,
Как Лобановский,
И ужирается некрасиво,
По-скотски.
Ночует у добрых ментовских.
Не бьют.
Забирают остатки бабок
Подвозят в утренних сумерках
К фамильному замку.
Сквозь окна стекло такая картина:
Яся кормит манной кашей с вареньем
Веру,
Ее зайца,
Трех ее мышей,
И балерину, но ей совсем немножко,
У нее карьера.
Чудо номер три.
Делириум экзитиале.
( Бог здесь — критик,
Зачем вы это читали,
Зачем смотрели нелепое текстовое кино?
Нет никакого Ромы,
Нет никакой Яси,
Нет никакой Веры.
И занавешено окно.
Занавешено, блять, окно)
В середине апреля
Тысяча девятьсот восемьдесят шестого года
В квартиру смертельно больного
Андрея Тарковского
Во Флоренции
Позвонил мужчина.
Позже в своих дневниках режиссер
Обозначит его как «немца».
Немец отлично говорит по-руссски,
Немец клянется, что учился
У магов священного города Куско,
Немец божится, что знает
Древние инкские сильные средства.
(Так и сказал — «сильные средства»)
Кашель свербит, сверлит грудь и череп,
Как дрель соседская
На пару с шуруповертом,
Тарковский не верит,
Но ему надо верить
Хоть в инков,
Хоть в воду живую и мертвую .
Он говорит — я Вас слышу и слушаю.
Немец просит, конечно, душу.
После извлечения из солнечного сплетения
(Андрей в дневнике : «ничего необычного»)
И помещения в клетку с поилкой
(Душа оказалась морской свинкой),
Немец странно набычился,
Стал светотенью,
Внезапно заговорил с акцентом:
«Вам надо ехать в город Чернобыл,
Дышать карашо,
Ходить-бродить лесом до самого сна».
После чего будто свечою оплыл
И убыл.
Последние лиры и центы.
Поезд советский «Вена-Москва» —
Словно маршрут героина по тулову.
Киев.
Утлое утро.
Мир полуспит.
Ослепляющая мать-героиня
Улыбается блудному сыну.
Прывит, сыну, прывит!
От вагонной полки болит копчик,
От лекарств ядов умирают почки.
Кэгэбэшник заливается так смеется:
» Я ваш этот, как это, караул почетный»
Партия бдит.
Но партия сильно состарилась.
Он покупает билет на автобус
«Икарус»
Он едет и одновременно горит
(эта фраза относится
И к автобусу,
И к пассажиру)
Опять говорит дневник Тарковского:
«Как я и думал,
В этом Чернобыле глупом ничего не случилось.
Пища жирная,
Номер страшный,
Сервис скотский.
Правда, спал хорошо, отличное снилось.
Мой отец и его фантастический степной город.
Он пытался сказать мне что-то важное,
Да, видать, перехватило горло.
Только пальцем показывал в небо,
Где горлица флиртовала
С черным толстым веселым голубем»
Двадцать восьмого апреля
Маэстро вернулся в Киев.
Была встреча в доме Булгакова
С арт-активом.
Потом поезд, Вена, Флоренция, клиника.
И удивленные лица раковых циников,
Хирургов погибели.
«Мы такого никогда не видели»
Еще слабый, еще недоверчивый,
Он берется за постановку » Корсара» Верди
Для Сиднейского оперного театра,
Когда в пять утра,
Как в череп дрелью,
Ему звонит Марио Кассар
И кричит в трубку: «Андрео! Андрео!
Этот чертов Кэмерон совсем сбрендил!
Короче, у меня для тебя есть
Второй Терминатор!»
Морская свинка лениво бежит в колесе.
Чайка сидит в гнезде на песчаной косе.
Горлица чистит сизые перья.
Немец аккуратно закрывает двери,
Чтобы не придавить какую-то живность.
Чтобы ни с кем
Из любимых
Ничего не случилось.
ДОЖИТИЕ
Помнишь, брат, вечно старого деда Андреева,
Телемастера и собирателя птиц?
Помнишь хатку из желтого дерева
С дверью-надолбом и глазами бойниц?
Его речь, очень дивную правильно,
Его старый немецкий пиджак,
И жену его, Марфу Авелевну,
И овчарку по кличке Жак.
Вот что странно, отец мой покойный,
Мне рассказывал сто три года назад,
Что когда он был юный и стройный,
Дед Андреев уже был мохнат,
Словно сизый пенек осиновый,
Словно выставка ретро-авто.
И пиджак тот же самый люстриновый.
И все тот же значок ГТО.
Дед Андреев не просто уникум,
Феномен, супермен, аксакал,
Он живет свою жизнь кинохронику,
Прибавляя к ней всех, кто упал
За черту бытия преждевременно.
Голод, нож, лихорадка, война.
Он живое трансгенное варево.
Он фигура из мрачного сна.
Сотни лет проживать на окраине,
Сотни лет делать вид, что стар.
Поднимать и выхаживать раненых
Не за радость, за срока страх.
В дни печальных слободских праздников
Мрачно пить и не чувствовать хмель.
И носить в себе белых и красных,
Что гудят внутри тела, как шмель
На цветке чорнобрывца
Он бы сбросил их всех с обрывца
В реку всего лучше
Только нет ни реки
Ни кручи
Дед Андреев стучит в третье медное небо.
Сторож, сторож! Бога иди зови!
Пусть меня он окормит полынным хлебом.
Пусть меня он освободит.
Отвечает голос, печальный тенор,
Бог сто лет как в бою убит.
Я его доживальщик, я тоже Андреев.
Не шуми, моя Марфа спит.
И стоят два бессмертных Андреева,
Дед небесный и дед земной.
Рядом с желтым последним деревом
Над последним немертвым мной.
КЛЯТВООТСТУПНИКИ Авен
Потому что я устал, девочка,
В этом поле.
Среди этой яровой озимой.
С бороною,
С плугом,
С красной рожей.
В купину неопалимую
Брось меня,
Братец,
Что же
Ты.
Только где тот братец.
Бросил овец молодец.
Теперь он дел швец.
Судеб жнец.
На второй трубе игрец.
Девочка,
В рай можно вернуться,
Только если перевернуться
На бок,
Тщетно зажимая рану,
То ли мать звать,
То ли маму.
А в раю хорошо
Как в раю.
Как в Монтрё.
Птички добрые.
Пайка втрое.
Речка тихая,
Молочная,
Мудрая,
Словно змей,
И плывут по ней
Только трупы друзей.
ЦЗИН. КОЛОДЕЦ
Колодец был
Ночной клуб
Библиотека
Газета
И святой храм
Они приносили
Свой самогон
И запивали
Черной водой
Четыреста грамм
Мир строился
Вокруг воды
Львы целовали
Своих
Коротконогих
Крашеных
Антилоп
Никто никого
Никогда не убил
Максимум
Пробивали и
Получали в лоб
Когда самодельное
Жестяное ведро
Прохудилось
Мир завершился
Никто спрашивал
Что случилось
В наших местах
Две запретные темы
Война и секс
Вода стала бурой
Цвета аэродромного шила
Потом мутно-белой
Как борода старика
Они говорили домашним
Пока
Взваливали на плечи
Кто
АКС
Кто
ПЗРК
И уходили в воду
Кого приносили
Под вечер
Кого убивало медленно
Как говорится
В течении
Календарного года
Если ты
Этой степью отмечен
Если ты
Ковыльного рода
Ковыляй по жизни
Пока есть жажда
Напьешься
Навсегда
Однажды
Их город канул в колодец
Китеж
Каниж
Канев
Унеся с собой
Под землю-воду
Аутентичных Иванов
И пришлых Иванов
Амен.
ФОРРЕСТ ГАМП
Путешествующим через океаны
Скачущим в сети
Наверняка
Неинтересно
Скучно
Будет слушать о человеке
Которого забыли сделать святым
Мама была одна
Мама была к нему добра
Всегда
Она говорила
Не ведают, что творят эти дети
Ты самый правильный мальчик на свете
Он учился столярному делу
Ходил по Куреневке смело
Кто обидит рабочего парня
Со стамеской в кармане
Немцы пришли
Как железная осень
Маме немцы нравились очень
Она говорила
Такие хорошие
Помню, девочкой…
Все же, реже попадайся им на глаза
Когда на Павловкой
Смеется гроза
Больные кричат
Но не в этот день
Тихо, спокойно, всем лень
Убирать пустые палаты
Немцы собрали патлатых
И увели
Недалеко
Мама сказала
Сынок
То, что здесь происходит
Не должно нас с тобой волновать
Не слушай каждый выстрел
Слушайся мать
Люди идут не зная куда
Люди ведут зная куда
Мама сказала
Вот что
Так дальше нельзя
Пойдешь к крестному
Запишешься в курень
Тебя спросят
Любишь ли Гитлера
Ответишь — да
Мама зачем
Будешь каждый день
Приводить одного жида
Сюда?
Сюда
Он освоил этот прием
Очень легко
Он шел справа от строя
В конце
И молился
Отче наш
Иже еси на небеси
Вразуми
Дяденьку в старых белых штанах
Что за углом надо нырнуть
В подворотню
Охранник ослепнет
Стать кирпичной стеной
Брусчаткой
Плевком
Пока слепой не вернется за ним
Вечерком
Погреб вместил восьмерых
Для десяти сделали
Ложную комнату
Мама кричала евреям шепотом
Ну что ж вы за люди
Такие
Двигайте шафу вперед
Не назад
Мама
Завтра мне приводить?
А что изменилось?
Сынок, тебя заподозрили?
Нет, просто
Здесь никому не хватит даже воздуха
Чем ты их будешь кормить?
Бог нас накормит
Сомнительно, мама
Их расстреляли через неделю
Двадцать пять постояльцев
И двое хозяев
Кто-то увидел
Кто-то донес
Даже не отвели
Убили в саду
Они никого не спасли
Мама и сын
Пена и дым
Я не скажу их фамилии
Вы полезете в гугл
Ничего не найдете
И будете кричать мне
Такого не было
И быть не могло
Вы разделитесь на
Иудеев и христиан
Украинцев и русских
Фашистов и красных
И станете тянуть
Свой идиотский канат
Женщину звали
Не Твоя Мама
Сына ее…
Ну пусть будет Не Твой Брат
ВОДА
Когда она делала вид, что умирала
Я не знал
Куда девать свои руки
Поправлять подушку
Гладить волосы
Часами отламывать палец
Как непослушную ветку
Так дитя
Выбирает для лука
Или стрелы
Сопит
Не сдается
И она не сдавалась
Это было не так уж и страшно
Когда все уже всё понимают
И исчезает вокруг суета
Медсестер
Доктор лишь мимоходом
Заходит
Он не злой
Он на работе
Серая кожа
Бесконечная рвота
И тогда я придумал игру
Землю два
Где болезнь
Осталась на дне сундука
Это не идеальный мир
Просто нет рака
А так — почти как у нас.
Войны, религии,
Гестапо, чека,
Художники
Нефть
Газ
И кошачьи драки
Слушай, любимая
У этих людей
Всего один город в пустыне
А в городе
Лишь один храм
Огромный
Бездушный
Базальтовый куб
Вернее,
Параллелограмм.
Внутри два родника
Два родника?
Именно
Первый — заслуга ангелов
Знаешь, в этой религии
Бог сразу умер
Только успел сделать
Этих белых крылатых
Они уже строили землю
Земля была океан
Они так старались
Применяя
Жезл и наган
Что в день девятый
Мир превратился в пустыню
И когда даже ангелы
Стали испытывать жажду
Кто-то выкрикнул божье имя
Воткнул
Посох в землю
И так появилась вода
Да
А второй?
Со вторым все попроще
Юноша из богатой семьи
В кедровой роще
Сошелся с красоткой
Из бедняков
Его предки не возражали
Но семья девушки
Запретила любовь
Она была продана
Монастырю Белого Кокса
Деньги получены
Пропиты
Вложены в пирамиду Мавроди-Хеопса
Никто не посмел бы
Спорить с монахами
Оставалось одно
Убежать
Конь погиб
В двадцати километрах
От Храмины Родника
Очень жаль
Ты же сказал – Двух Родников?
Не перебивай!
Что за манера!
Так вот
Он нес ее по пустыне
Пока не упал
Без сознания
Силы и веры
Дальше она уже
На плаще
По песку
Дотащила до Храма
Полуживую любовь
А как их звали
Его – Симеон
Ее, кажется, Кира
Не знаю, что им сказали жрецы
Вы не из нашего города
Вы не из нашей паствы
Вы не из нашего мира
Или ошибка была в документе
Только воды им не дали
Они умирали в углу
Только вдвоем
Как говорят на другом континенте
Тет-а-тет
Постаревшие
Серые
Глупые
Но чудо всегда происходит
Если его хотеть
Так появился Второй Родник
Из коридора доносится детский крик
Мы не вздрагиваем
У нас нет детей
На орнаменте
Кафельной плитки
Чашу оплел мудрый змей
Она говорит
Ты не спал восемь дней
Ладно я
Но зачем копировать
Мои муки
Дуй домой и поспи
Я дождусь тебя
Я не знаю
Куда девать свои руки
ОДНОМУ ПСУ
Умер весной мой пес
А нового не завожу
Да и не заведу
Не успею вывести в люди
На первый звонок не приду
Не смогу скопить
Ему
На универ
В сентябре заплатил
За последний свет
И никто уже
Не скребется в дверь
Кроет
Кроет меня
Как свинцом степь
Знаешь
Я вчера
Думал в душе спеть
И не смог
Победить
Бытовой водопад
Рай
Это там
Где тихо
И за стенкой ад
Ну а больше
Дружище
Различий нет
В сентябре заплатил
За последний свет
И созвездие новое
Морщит мокрый нос
Это смотрит с неба
Мой Большой Пес
НЕЗНАКОМКА
Иван боится спускаться в метро
В метро живут его двойники
Например, охранник с бэйджем «Петров»
Все у них одинаково
Глаза-гнойники
Руки — словно гидры
В разгар почкования
Жирные пальцы с многоголовкой ногтей
Иван боится
Как тогда, когда видел
(Обморок в сауне)
Бабушку в саване
Хоровод безглазых детей
Машинист тоже
Похож как две капли
Из длинного носа
Учительницы долбаной физики
Иван стоит посреди станции
Крестится
Все привыкли
Мало ли в столице шизиков
Тётка в будке
Словно сестра однояйцевая
Губы- нитки
Сложнейшие щи
Ивана трясет
Как Олега Романцева
Мерцают под лампами
Рубины- прыщи
Руки гладят воображаемую бомбу
Он тут всему господин
Захочет — сломает пломбу
На пусковом механизме
Три, два, один
Станция превращается
В отсутствие станции
Исчезают гребаные двойники
Иван успокаивается
Надо дочку забрать с танцев
Проверить тетради
Записать в дневники
Во всех социальных сетях
Надземелья
» Братья, был на Рижской,
Их миллион
Этих живых растений»
Задремать над книжкой
Задремать над книжкой
Задремать над книжкой
И увидеть
Как входит в предпоследний вагон
Прекрасная
Непохожая на него
Ни телом, ни запахом
Ни дыханием печальных глаз
Недоступная и дешевая
Как техасский сланцевый газ
ПРУСТ 200
Когда не было интернета
Веришь
Было время
Когда не было интернета
Мои одноклассницы
Вели анкеты
Общие тетради
Фломастерные сердца
Похожие на задницы
Иллюстрации из журналов мод
В целом
Ад и полный вперед
Вопросы этих анкет
Были просты и суровы
Кто тебе нравится из мальчиков класса
Вова
Всем нравился Вова
Из параллельного класса
Впрочем
Я тоже был влюблен
В девочку из параллельного
Мира
И ничего
Недостижимо
Прекрасно
Оторвавшись от изнасилования
Хорошо темперированного клавира
Я грезил
Если не изменяет память
Оксаной
Короче, об этом уже написал Пруст
В романе
По направлению к Свану
Давно уже я стал ложиться рано
С кем бы ты хотел провести вечер
Если бы мог выбирать из
Живущих
Воскресших
И совсем умерших?
Если вечер последний —
С Иисусом Христом
Предпоследний —
С Моникой Белуччи
Хотя у меня есть мышь
И получше
Какой твой любимый цвет?
Тот, которого нет ни на одном флаге
Как бы ты хотел умереть?
В полузащите
На левом фланге
Какие качества ты ценишь в людях?
Умение не превращать
Свою голову
В первое блюдо
Для черных царей
И их важных слуг
Любимая река?
Буг
Есть тот, кому веришь?
Бог
Есть тот, в кого веришь?
Нет
Что будет последним?
Звук или свет?
Надеюсь, что свет
РЕКЛАМА
Милый, твоя футболка сухая и не пахнет.
Милая, всё потому, что я умер четыре года назад.
Моя футболка была мокрой от пота,
И пахла химией,
Той, что убила меня вместе с моей болезнью.
Милая, я не говорил тебе раньше.
Я умер на пять минут позже рака.
Эти пять минут были счастьем абсолютного счастья.
Это была победа.
Я чувствовал в себе силы пробежать Лондонский марафон
Первым из белых.
Финишировать в мокрой футболке,
Пахнущей потом успеха.
Милый, я постирала ее и просушила на солнце.
Думала, вдруг ты просто заснул,
И проснешься,
Решишь пробежаться,
Это же классно,
Надеть рано утром чистую сухую футболку?
Классно.
Я так скучаю.
Это пройдет.
ДВЕСТИ ЛЕТ ОДИНОЧЕСТВА
В штетле
Еврейского мальчика
Никто не бьет
В штетле
Еврейский мальчик
Дерется сам
Если
Конечно
Границу не перейдет
Там, где
Троллейбусный парк
И универсам
Там, где кончается
Рай
И Израиль
Его мечты
Там, где лупили его
Только за то
Что смел
Там, где никто
Его папу
Не назовет на ты
Там, где
Разметил границу
Волшебный мел
Мама
Ужицей шипит
Гоя страшись
Не водись
Ужин всегда только
Ужас
Предчувствие
Будущих шикс
Мама
Слепое горе
Народа сна
Мама
Я ухожу
Да
Уходи, мальчик
Пока
Маскирует весна
Да
Пропадай
Трус заяц
На сотню лет
Но когда я
Сыграю
Свой
Классический
Русский бунт
Ты
Знаю
Приедешь
С китайцами
В броневике
Войдешь
В зал заседаний
Совета
И негромко так
Здравствуйте
Меня зовут
Бунд.
Джеймс Бунд.
ЧИЧЕН-ИЦА
Есть в Херовогаддо
Старый квартал
Чичен-ица
За основного был там
Барон
Держал наркокартель
И паленое производство
Черной водицы
Как мог
Пресекал скотство
Но в сердце его
Однажды запел
Неопределенный апрель
И Барон решил жениться
Полетели гонцы
На короллах и камри
В студии
Мятного фотошопа
В школы моделей
В училища жриц
Даже на Падший Пятак
Под памятник Ленину
Ищут годных девиц
Шлют Барону
Фоточки
По нынешнему — лук
Но Барон
Хмурится
Ковыряет вилкой латук
Хамит корешам
Отвергает шашлык как субстанцию
Посылает всех
Уезжает в степь
По пути заезжает
На заправочную станцию
Где встречает свою мечту
В зеленом комбинезоне
У него была такая
На зоне
Картиночка из Пентхауза
Он звал ее Элеонора
Когда выходил
Подарил старому вору
Эта живая
Ее звали Танька
Танька с детства работала в банке
Считала слитки
Местных корсаров
Но вначале директора банка не стало
А потом
И сам банк приказал долго жить
Барон предлагает ехать
К нему на загородный хауз
Немножко поесть и попить
Он галантен как стадо
Кафрских буйволов
Топающих по саванне
Танька думает
А что я потеряла
В этой части Гондваны
Сколько можно
Орать
Вторая колонка
Поживу немного
Без тупой гонки
Все равно этого носорога
Скоро убьют
А это красиво
Вдова черные тряпочки
Дома уют
Благотворительный аукцион
И тут такой входит он
Столичный герцог
В латах из серебра
И вечером
Вся в малиновом свете
Французского бра
Герцог протягивает ей…
Татьяну больно бьет по голове дверь
Это Барон
Не дождавшись ответа
Отъехал с заправки
Быстрее ветра
Он был такой
Никакая любовь
Не могла задержать его на одном месте
Это знает любой
Чьи руки в красном тесте
Кто ждет пулю
В январе и июле
Подумал, заеду на обратном пути
Подумала, что же такое могло произойти
Подумал, степь сегодня особенно прекрасна
Подумала, куплю полграмма, говорят — неопасно
Подумал, хорошо, что я вложился в пшеницу
Подумала, кайфану и поеду к нему в Чичен-ицу
Подумал, где же джип охраны
Подумала, как хорошо, ох, мама
Подумал, ну надо же, засада, прикольно
Подумала, а должно быть так больно?
Подумал, прощай
Подумала, всё
Мы собираемся в третий день октября
И поминаем Барона
Кровавая, но не долгая
Пляска
Была у подножья его трона
Когда делят империю
Как правило, получают могилу
Часто видим
Компанию леопардовых телочек
Надирающихся мартини в хлам
Поминают какую-то Таньку
Фоткаются
Засоряют собой инстаграмм
Каждый год
Мы думаем замутить с ними
Но что-то никак
Какие-то вилы
ИСТОРИЯ ЛЮБВИ
Он и она отступают вместе
Но пока еще не знают друг друга
Сорок первый
Горит Полесье
Перегруппировка
Харьков
На карте неприлично яркой
Словно книжка-раскраска
Кто-то чертит два круга
Красным
Сорок второй
Адский харьковский котел
Мысль понятна – надо отбить свое
Ей двадцать четыре
Ему двадцать восемь
Пулеметы кровавые косят
Их двадцать второй прорыв
Пуля в плечо
Темнота
Обрывы
Он едет в плен без сознания
Она, к сожалению, наоборот
Черный румын орет
Иногда больно бьет
Немцы выглядят королями такта
Немцы
Мы так их любили когда-то
Образование? – Мединститут
О, Ваши знания пригодятся тут
Мы не звери
В концлагере будет госпиталь
Оставь дела
Посмотри на нас, Господи
Тридцать тысяч
Лежат в чистом поле
Колючкой и пулей
Ограничена воля
Это концлагерь для солдат
Никого не расстреливают
Все постоянно спят
Потому что голод
Здесь всегда голод
Кто не спит копает
Ищет коренья
Есть такой миф
Будто сладкие
Как варенье…
И тут начинается тиф
Немцы исчезают
Эпидемия — их больное место
На вышках появляются венгры
В госпитале так тесно
Что еще живые лежат на трупах
Главврач говорит ей
Милочка
Считайте, что это
Летняя практика
И по меркам профессии — это круто
В лагерь приезжает Красный Крест
В госпитале все больше свободных мест
Умирающих выбрасывают на помойку
Моют пол
Перестилают койку
Готово
Он долго борется с лихорадкой
Не опускается
Бьет вшей
Как бил немцев
Но опять попадает в плен
Когда побеждает тиф
Все остальное — тлен
Черная лихорадка
Кипятит твой мозг
Ты просто воск
В длинных пальцах смерти
Главврач орет санитарам
Живее, глупые черти
Всех тифозных — на тот свет
Он ей нравится
Что-то впервые касается
Ее души
Она говорит – этого не спеши
Санитар ссылается на приказ
Она отвечает — нет
Я его никому не отдам никогда
Пей
Любимый
Даже если не понимаешь
Пей
Сейчас спасение — вода
Лекарства тут не для нас
Да и нет пока
От тифа лекарств
Вы уверены, что он будет жить?
Да
Да!
Да…
Через две недели
Он прекращает бредить
Смотрит удивленно
Комната
Стены, окно, двери
Входит девушка
Из его кошмаров
Та
Кто отгоняет змей
Я не знал, как Вас звать
Там во сне
Называл Марьей
А Вы для меня
Алексей
Володя… – Оля…
Он окрепнет немного
И вернется в поле
К своим
К своим вшам
К глупым мечтам
Как наши возьмут Кременчуг
Как он будет бить
Черных сук
Как его танк ворвется в Берлин
Как он вернется
К Оле
И будет всегда не один
Она чувствует
Что в ней еще одна жизнь
Главврач вздыхает
Среди пил и клизм
И отправляет ее к коменданту
Комендант
Похожий на демона Данте
Говорит неожиданно
Уверенно
Русская, я не воюю
С беременными
Лагерь выдает аусвайс
Ты свободна
Жизнь прекрасна
Как сейчас говорят, не айс.
Она копает руками
Строит землянку
Живет до тех пор
В сгоревшем танке
Падает
Ломает крестец
Но как-то и тут срастается
Ищет еду для него
Бегает к колючке
Улыбается
Через полгода родится
Мой отец.
И сказке этой здесь не конец.
АРИЭЛЬ
Надо сказать
Что в моем поколении
Все желающие
Умереть
Преуспели
Эти двое были с филфака
Позывные
В тербате
«Байрон» и «Шелли»
Отступая
С высоты номер
Тридцать семь
Известной также
Как Хрен Бога
Они попали
Под минометный огонь
Забились в ячмень
Потерялись
Колонна не стала ждать
При отступлении
Все очень быстро
И строго
Прятались
В шлюзовой
Гидроэлектростанции
Ждали ночь
Тишину
Байрон кропал
Какие-то стансы
Шелли вспоминал
Молодую жену
Впрочем
Байрон тоже думал
О жене Шелли
О их бесконечно
Случайной постели
На фестивале
Авторской песни
Днепровская Лира
Воды осталось около литра
Телефон включать было опасно
Подождем еще
Небо становится красным
Потом черно-розовым
Потом антрацитовым
Наступает ночь
Южная
Ладно сшитая
Будто гвоздями прибитая
За запястья
К небу
Истекающая внезапным ливнем
И полоумной
Жирной
Спотыкающейся грозой
Словно ночь воюет
С лесополосой
В темноте ползущей
Зловещей гюрзой
Молнии лупят
По щитовой
Словно пытаясь
Спасти из плена
Переменный ток постоянный ток
Шелли не выдерживает
Включает
Мертвый фейсбук живой гуглток
Как ты
Милая
Я живой
Вспышка
Трещотка
Умирающих изоляторов
Стоп
Снято
Спасибо
На сегодня закончена смена
Нет никакой войны
Нет никакого плена
Нет никакого врача
Франкенштейна
Ильи Борисовича
Нет никакой донорской кожи
Нет шипения сожженными связками
Бесконечной каши рисовой
Бесконечного очень сложно
Обезболы
Грушевый узвар
Ариэль Боливар
Мертвый Байрон
Огарок Шелли
Как я уже
Вам говорил
В моем поколении
Все желающие
Умереть
Преуспели
ЗОНГ МЕРТВЫХ ЛЮДЕЙ
Мертвые улыбаются
Черным ртом
Мертвые пишут
Будьте вы прокляты
Мертвые любят
Теракты
Техногенные катастрофы
На худой конец
Шторм
В другой части света
Мертвые щелкают кнопками
Мертвые ненавидят строфы
Мертвые презирают
Весну и лето
Мертвым кажется
Что их очень мало
Они рады
Любому новому мертвому
Землетрясение в девять балов
Круто
Подобно шуроповерту
Они вонзаются в мозг
Лучше спрута
Купить
И держать в ванной
Если одинок
И жаждешь объятий
Чем разговаривать
С мертвым
И набором его проклятий
Мертвые
Видя живое
Зажимают нос
Пахнет жизнью
Им становится дурно
Из всех искусств
Их волнует
Похоронный марш
Колбасный фарш
И золотые
Погребальные урны
Мертвые любят
Рвать живых
Давить на череп
Чтобы из-под век
Глаза вылазили
Это мертвые
Спросили Христа
Простите
Молодой человек
С какой целью
Вы воскрешаете Лазаря?
КАТМАНДУМ
Он идет на Гору
С неправильной стороны.
С той,
Где старые крючья
Имеют свои имена.
Вот веревка времён
Падения Берлинской Стены.
А эта —
Покорения Марианского Дна.
Мерзлый труп
Брошенной тут
Пятьдесят лет назад немки —
Как указатель.
Здесь кончаются стенки.
И начинается снег.
Безжалостный.
Вертикальный.
Здесь нет другого ритма,
Кроме граве.
Не разгоняться.
Беречь кислород в клетках.
Слушай,
Я спал на балконе,
Ворон принёс ветку.
Огромный.
Наглый.
Ветку цветущей вишни.
Эта гора считается
Троном Вишну.
Но что нам боги.
Мы их нарисовали,
Вылепили из глины,
Сняли в кино,
Забыли.
Кот чихает
В облаке цветочной пыли
Милая, я живу теперь
На Поскоте.
Это место,
В котором всегда суббота.
Если сложить
Всю радость этого места —
Вырастет Гора Света
Выше их Эвереста.
Только кто ее сложит.
Обезвоживание.
Хочется бабушкиного компота.
До вершины сто метров.
Вниз сутки пешком.
И десять минут лёта.
Базовый лагерь
Не выходит на связь.
Ходят с шариками и детьми,
А разговоры — котел, спецназ,
Курс, надо ехать, надо остаться.
Ворон расклевывает ветвь.
Кот продолжает красться,
В надежде,
Что ворон сам испугается
И улетит.
Коту страшно.
Новость с пометкой
«Важно»
Базовый лагерь молчит.
Накрыт лавиной.
Нет больше двух Джонов,
Вильяма,
Танако, Марины,
Яцека, Войцеха и Хосе.
Землятрясение.
Знаешь, с моими ногами,
На четвёртый этаж
Надо идти спокойно,
Будто на Анапурну
Или Нангапарбат.
Не то будет муторно.
Дурно.
Видел сегодня много
Весёлых солдат.
И бывших солдат.
Путешествие в рай.
Путешествие в ад.
Так говорит рекламный буклет.
Так молчит рекламный буклет.
Его брат занимался дайвингом
В ноль четвёртом
Навсегда
На неделю
Уехал в Пхукет.
Вишну ему говорит
Хочешь спастись
Иди за мной
След в след
ГДЕ НА ЗЕМЛЕ
Приложение «Карты Времени»
Работает в бета-режиме.
Выключи свой устаревший мозг,
Пристегни ремни,
Доверяй этой черной машине.
Крут маршрут
От рождения до, например, Харькова.
И развязок белесый спрут
Пожирает бензин,
Как похлебку Иаков.
(Самый популярный знак
В этой вечнолетней стране —
«Свежие раки».
В оффшорном десятилетии.
В фальшивооткрытой Трое)
Маршрут построен.
Не превышайте скорости света.
От Отакара к Ярошу,
От Оплота к Азову,
От Госпрома к Газпрому,
От Хартрона к Харону.
В вареничной на Сумской
Сидел Будда
С гитарой и серой сумой.
Пред Буддой стояло блюдо
С ушами демонов
(Начинка — картошка с грибами).
Будда ел медленно,
Будто жевал губами.
Будда пел чудо.
Посудомойка слушала,
Подпирая свой рай щеками,
А щеки руками .
Бил в бонги
Помощник бога.
И мертвые улыбались
И заново жили.
На Сабурке его сложили
В пригодный для мира пазл
Глаза вынули
Волосы выбелили
Перечеркнули пах
Разорвали связь
Связь нельзя
Живи где земля
Тлей
Где на земле?
РОАД-МУВИ
Страх накатывает,
Как волна мелкая
В море под Ильичевском,
С окурком
Покоящемся в венчике пены,
Когда один
Шутит на языке ментовском,
А второй,
Как урка,
Хохочет дробно.
И вены…
Он не обратил внимания,
А теперь поздно метаться.
Вены цвета
Бодяжной метаксы.
Бог не выдаст,
Свинья не съест.
Дождь стеной стирает разметку.
Гробовой палимпсест.
Я надеюсь, когда вы говорите
Это свое
Бог не выдаст
Бог все видит
Бог накажет
Это не про Иисуса?
А то он не в курсе
Что он Бог-подпольщик
Бог-наблюдатель на вышке
Бог-мститель
Бог-начальник
План простой.
Водиле выпустить кишки.
На яму загнать тачанку.
Получить лавэ.
Дорога не уступает французским павэ.
Дорога бросает тебя из стороны в сторону.
Как цадик в трансе,
Качаешься,
Пытаешься загипнотизировать монстров.
Ставишь Стромай.
Мелкий справа рассказывает
Крупному сзади,
(Лучше было бы наоборот),
Как ему всегда везет в мае.
То в ато вырезал минометный расчет
Сепаров,
То лет сто назад снял джек-пот
В Лото-Забава.
Нормальные пацаны.
Ну может , немного резкие.
Времена сейчас мерзкие.
Зря волновался…
Это последнее,
О чем успеваешь подумать,
Когда в шею
Вонзается стамеска.
Я надеюсь
Когда вы говорите
Про небесное царство,
Вы понимаете
Что это немного дальше
Спутников Марса?
Наше спасение — в наших проблемах.
Тряхнуло вовремя,
Удар ушел кожей.
Открыл дверь, просто упал влево.
Машина вправо,
Как лошадь обезвожженная.
Оба насмерть.
Дуплетом в черную лузу.
Кукуруза от горизонта до горизонта.
Бог нас хранит.
Каско.
Десять процентов дисконта
ПОМИНАЛЬНЫЕ ДНИ
Он доебался ко мне на кладбище
Приличного вида
Но запах такой
Что с четырех метров
Валит в обморок
Начал с ходу — ладно бы еще
Роботы
Но ведь простые процессоры
Прикончат путь нашего рода
За столиком у черной могилы
Смачно жрет молдавская фэмили
Поют мобилы
Стаса Михайлова
Где-то юные голоса
Крикнули хайль гитлер
Ничего такого, конечно же, в виду не имели
Просто праздник и паленый литр
Он цеплял меня за рукав
Когтистыми лапами
Лапами птерозавра
Они отобрали у нас гордость разума
Они обыграли всех гроссмейстеров разом
Они забирают профессию за профессией
Ненавижу беспилотные Теслы
Роботов-фермеров
Рисованное кино
Ненавижу завтра
С обелисков смотрят уверенно
Но угрюмо
Словно сомы изучают дно
Словно медузы читают Сартра
Супруги Мартыновы
Супруги Доценко
Супруги Вовки
Анна Сергеевна Величанская
Зеев Гармыдэр
Цунь Хун Чан
Добробед Мыкыта
Все, он шипит, тема закрыта
Пройдено многоточие невозврата
Что остается сапиенсу
Кроме саспенса, наркоты и разврата
Была надежда на космос
Что дадут улететь
К далеким созвездиям
Над пасками сатанеют осы
Дебилы на Ланосах перекрыли въезды
Бомжи собирают жратву украдкой
Собеседник машет тетрадкой
Общей
Как горе, которого нет
Они нам выпишут волчий билет
Не будет, как в Матрице
Послушай
В ближайшую пятницу
Они начнут уничтожение
Я умираю от каждого движения
От солнца
От челюстей, от их мерного хруста,
Я хочу, как Пруст( или герой Пруста)
Никогда не покидать своего кабинета
Смерть к нам придет из интернета
Процессоры взорвут все ракеты
У москалей и пиндосов
Это называется операция Кронос
Я даю ему двадцать гривен
Над Украиной собирается безоблачный ливень
Мой собеседник собирается выпить
Притушить в мозгу тлеющую припять
Благодарю за столь приятную сумму
Знаешь
Мой вонючий товарищ
Моя новая личность
Крайний форпост человека — безумие
Никто не позарится
На полночный кошмар
На миндальный запах
На этот дикий кали-юго-запад
На звучащий в башке звонкий зуммер
На текущую из-под век лаву
Женщина кричит
Коленька, возьми иичко
Мертвые пишут друг другу в личку
Когда они уже свалят
Пылища
Синичка клюет куличик