Юрий Милославский — Свадьбе не бывать

Беседа с писателем Юрием Георгиевичем Милославским

Живущий в США русский  писатель и  публицист Юрий Георгиевич Милославский в беседе с корреспондентом «Русской идеи» Юлией Горячевой рассуждает о путях сохранения языкового багажа в эмиграции,  рассказывает о Русской Церкви Заграницей и о своем видении современного Русского мира. С точки зрения писателя, «Русский мир», который есть иное наименование Русской цивилизации, должен осознать свою цивилизационную уникальность и перестать искать любовного союза с Западом.

***

Юрий Георгиевич Милославский — русский прозаик, поэт, историк литературы, публицист.

Родился в Харькове. В 1972 году окончил филологический факультет Харьковского университета. В 1994 году в Мичиганском университете (Энн-Арбор, США) защитил докторскую диссертацию «Лексико-стилистические и культурные характеристики частной переписки А. С. Пушкина». Писать прозу начал сравнительно поздно, на исходе 70-х годов прошлого века. С начала 80-х годов стал постоянным автором выходившего тогда в Париже журнала «Континент» под ред. В. Е. Максимова. Почетный член Айовского Университета (США) по разряду изящной словесности (1989), Член American PEN Center, член правления Русского Пен-Центра. Автор романа «Укрепленные города» (в России — впервые опубликовано в журнале «Дружба народов», кн. 2, 1992), повести «Лифт» (1993), нескольких циклов рассказов, получивших известность сперва в эмиграции (сборник «От шума всадников и стрелков», Ardis, 1984), а с начала 1990-х годов — в России (Сборник «Скажите, девушки, подружке вашей», ТЕРРА, 1993). В 2011 г. вышел сборник прозы Ю.Г. Милославского «Возлюбленная тень» М.: АСТ, Астрель, а в 2014-м – роман «Приглашенная» — М.: АСТ (Редакция Елены Шубиной). Книги рассказов Ю. Г. Милославского были также опубликованы во французском (1990) и английском (1994, 1997, с предисловием И. А. Бродского) переводах, вызвав многочисленные отклики. Так, в 1998 году ведущий британский критик-литературовед Джон Бейли писал в The New York Review of Books: «если русская проза XIX в. вышла из гоголевской „Шинели“, то вся новейшая русская проза вышла из Милославского». В 2000-е годы Ю. Г. Милославский опубликовал в России (изд. «Царское Дело», СПб) книги-исследования о чудотворном мироточивом образе Божией Матери Иверской-Монреальской («Знамение последних времен», 2000) и о православной ветви рыцарского ордена иоаннитов-госпитальеров («Странноприимцы», 2001). В 2007 году Милославским были опубликованы воспоминания о И. А. Бродском, вызвавшие ожесточенную полемику. Продолжение этих воспоминаний («Поцелуй смерти») появилось в 2010 году в «Частном Корреспонденте». Лауреат Горьковской литературной премии за 2016 год в номинации «Русский мир» за книгу документалистики «Что мы с ней сделали». Член секретариата IV Всезарубежного Собора (2006). Член Поместного Собора Русской Православной Церкви ( 2009)

Перестать свататься к Западу!

**

Юлия Горячева

— Юрий Георгиевич, Вы – известный литератор, живущий за рубежом. Оказало ли на Вас воздействие то обстоятельство, что Вы начали писать прозу, оказавшись за пределами России? И что Вас побудило к этому?

Юрий Милославский

Весьма оказало. И это воздействие я полагаю решающим и далеко-далеко выходящим за пределы собственно сочинительства.  Пребывание вне русского культурного, — лучше бы сказать, опираясь на формулу великого  Николая Сергеевича Трубецкого, вне дружественного лингвокультурного контекста, — развило во мне крайнюю внимательность к родному языку и скупость — почти плюшкинскую. Об этом диагнозе я подробнее упоминал в очерке «Aquae et ignis interdictio» (Лишённые воды и огня), сочинённом специально для некогда знаменитого Венского  конгресса Writer in Exile 1989 года.  Позже очерк был опубликован и в России, в некоем московском издании,  быть может, в «Moscow Times». Сразу же, на всякий случай напомню, что «лишение воды и огня» — это уголовное наказание, предусмотренное римским правом,  означает изгнание из пределов Рима.

Суть моих соображений состояла в том, что, пребывая в этом самом изгнании, я с голодухи стал примечать и охотно пользоваться такими мелкими языковыми чешуйками да лушпайками, на которые в отечественном изобилии не обратил бы внимания. Так что в этом смысле пребывание за пределами Отечества пошло мне на пользу.

Но главное, ради чего затевался очерк, заключалось в ином. Пора было признать, что огромное множество изгнанцев, — подобно первому нашему «профессиональному изгнаннику» Григорию Карповичу Котошихину, чиновнику российского МИДа/подьячему Посольского приказа времен царя Алексея Михайловича, — в сущности, вовсе не было лишено воды и огня на Родине, но «самоизгналось», надеясь на зарубежные огонь и воду лучшего качества. Я не касался – и теперь не касаюсь причин подобного выбора. И уж само собой – не дерзнул и не дерзаю дать таковому выбору какую бы то ни было нравственную оценку. На вопросы о том, почему уехал я, отвечаю немедленно и готовно: по глупости.  Когда на венском конгрессе я прочел свой очерк, недовольство профессиональных изгнанцев, и без того несколько встревоженных своей дальнейшей судьбой по случаю перемен в СССР, едва не перешло в бешенство.

Я бы хотел обсудить проблематику «самоизгнания по глупости».  В таких случаях все еще принято пенять на воздействие внешней пропаганды, превосходно разработанной специалистами «Гарвардского проекта»[1]

Я-то убежден, что главным детищем/продуктом «Гарвардского проекта» со второй половины 50-начала 60-х годов прошлого века стали «агитпроп»  и борьба с «идеологическими диверсиями».  Деятелям этой последней ни разу не удалось предотвратить или обезвредить хотя бы одну подлинную идеологическую диверсию. Во всяком случае, «Гарвардский проект» в 2018-м году празднует свое 70-летие.

А вот, к примеру, стихотворец и либеральный свободолюбец, — в том числе, и в сфере интимной, — Иван Андреич князь Хворостинин (умер 28 февраля/10 марта 1625) постоянно повторял: «На Москве народ глупой, жить не с кем!». Как сквозь время назад протянулись к нему гарвардские? Князь Иван покаялся и отошел в путь всея земли примиренным с Церковью Божию. Но задолго до «Гарварского проекта»  в нашем нижнем господском слое (так я, вслед за С.А. Рачинским[2], именую российскую интеллигенцию), сформировалось неприятие русской цивилизации  — ненависть к ее «кровавому деспотизму, мракобесию, извечному рабству, захватничеству» и прочее. «Прочел в “Русских Ведомостях” просто захлёбывавшуюся от радости статью по поводу натолкнувшейся на камни возле Гельсингфорса миноноски, — отмечает В.В. Розанов. – Да что там миноноски: разве не ликовало все общество и печать, когда нас били при Цусиме, Шахэ, Мукдене?/…/ Да, русская печать и общество, не стой у них поперек горла “правительство”, разорвали бы на клоки Россию, и роздали бы эти клоки соседям даже и не зa деньги, а просто за “рюмочку” похвалы».

Эта заметка из «Уединенного» относится к 1912 году. Российской Империи оставалось пять лет, но то, что дни ее сочтены, – осознавали, а вернее, готовы были осознать – немногие. Злокачественную приложимость розановских слов к нашему времени – не заметить нельзя. Но то-то и оно, что приложимы  они ко много более ранним временам: Ермолова и Паскевича, Корнилова и Нахимова. И, разумеется, Государя Александра Первого. И Александра Второго. И еще прежде.

Этот культурно-психологический излом нашего бытия возник постепенно, в соприкосновении ранних российских элит с иной цивилизацией – Западной/Европейской. Последствия возникшего при этом рокового недоразумения были разрушительны.

Человек русской цивилизации, по словам Вальтера Шубарта — немецкого философа и трогательного русофила, в отличие от человека западно-европейского, «одержим не волей к власти, а чувством примирения и любви. Он исполнен … глубочайшего доверия к сущности мира. Он видит в человеке не врага, а брата.  … Он не хочет делать ближнего своим средством». /…/ «Западно-европейский человек рассматривает жизнь как рабыню, которой он наступил ногой на шею..».

Бедняга Шубарт стал побочной жертвой очередной попытки передового отряда «западно-европейского человечества» наступить на горло русской жизни:  он умер в 1942 году в лагере для военнопленных в Казахстане. Но то, что человек русской цивилизации обычно «хочет дружить», верить будто бы всегда «можно и нужно договариваться», да еще и не принимает во внимание самой возможности цивилизационной несовместимости — не подлежит сомнению. Более того, русский изумляется и оскорбляется, если эта его вера – не срабатывает. Так изумился и оскорбился царь Иван Васильевич, когда ему не отдали в жены княжну Хантинскую, т.е. Марию Гастингс, происхождением из Плантагенетов, а потому – числящуюся в племянницах британской королевы. Царь полагал, что при столь тесных и взаимовыгодных (в этом он, увы, заблуждался) торговых и укрепляющихся державных (это был  и вовсе мираж) связях, династический брак – естественное увенчание русско-британского союза. Дружить – так дружить! Брататься – так навек! Но последовал изящный отказ, и до самой скорой кончины государя не оставляла обида и недоумение. Быть может, сплоховали дипломаты — не смогли донести партнерам нашу точку зрения?!

Так сформировался в русском сознании «комплекс гастингской княжны». Мы и поныне все еще не в состоянии примириться с тем, что нам никогда, ни при каких условиях не отдадут ее в жены. Да почему?! Уж не виновато ли в этом наше недостаточное следование гастингским ценностям?! Значит, мы должны на деле доказать, что мы такие же: хорошие гастингские ребята! Мы должны всецело присоединиться к передовой гастингской культуре! Надо вынудить наше правительство отказаться от вековой косности – и провести всеобщую гастингсизацию! А если власти упрутся – свалить их при поддержке гастингского руководства, и все-все-все структурно реформировать с помощью гастингских специалистов! И тогда свадьба не за горами!

Подобные умонастроения одержимых «комплексом гастингской княжны» исподволь набирали силу еще со времен Алексея Михайловича. И окончательно победили в царствование Екатерины II. Именно в таком умонастроении «изгналось» в гастингские края немало писателей.  Для поумнения – опамятования и излечения хотя бы совсем немногих – потребовалась шоковая терапия эмиграции в сочетании с отечественными 90-ми. И, разумеется, воля Божия. Я счастлив, что сподобились опамятоваться мои старшие товарищи по оружию: Владимир Максимов и Андрей Синявский. А я – последовал за ними.

Юлия Горячева

— Вы известны, в том числе, и изданными еще  в самом начале нынешнего века в России, книгами и статьями, связанными с историей Православия. При каких обстоятельствах Вы обратились к этого рода литературной работе?

Юрий Милославский

— Над заметками по истории русского православного паломничества на Святую Землю Палестины, — и уж поверьте, русское паломничество достойно романа-эпопеи,  – я начал работать с самой середины 80-х годов. Собрал немало материалов. Большая часть моих заметок была помещена в парижской «Русской Мысли»:  публикации были приурочены к 1000-летию Крещения Руси. Позже принялся за нечто более сложное, во всяком случае — многосоставное: историческая канва Двунадесятых Праздников Православной Церкви и Пасхи Христовой. Статьи были опубликованы уже в Отечестве, в различных русских изданиях. В 2016 году, дополненные и всячески проредактированные, они вместе со статьями по русской истории и литературе вошли в сборник документалистики «Что мы с ней сделали».

А на исходе 90-х, при обстоятельствах для меня тяжких, когда мне представлялось, что больше ни за что не стану сочинять какую угодно «беллетристику», я написал книгу о явленной в Русском Зарубежье чудотворной мироточивой иконе Божией Матери «Иверской-Монреальской» и трагической и высокой судьбе ее хранителя – брата Иосифа Муньоса-Кортеса, которого я знал лично.  Вышла книга в петербургском православном издательстве «Царское Дело», — большим, по тем временам, тиражом. Вслед за  нею, через год последовала иная книга: о православной ветви Ордена Святого Иоанна Иерусалимского и о Великом Магистре Иоаннитов, царе-рыцаре, Императоре Павле I Петровиче, — величайшем, быть может, русском царе. Павлу Петровичу предстояло изменить весь ход нашей истории, но он был изменнически убит и оболган, как никто другой из наших монархов. История нашего Отечества после событий марта 1801 года – действительно изменилась, пошла по иному пути: не будь того марта – не случился бы и февраль 1917-го.

Юлия Горячева

— Во второй половине 90-х прошлого века, работая в телевизионной компании EABC (Ethnic American Broadcasting Company), Вы были продюсером и ведущим православной русской телевизионной программы для США и Канады на протяжении пяти лет. Что дала Вам это профессиональная деятельность в плане личностного роста? Как происходила эволюция Ваших взглядов и ценностей?

Юрий Милославский

— Возможность создания за пределами России телевизионных программ, адресованных русским православным американцам США и Канады, — это событие едва ли не чудесное, во всяком случае, единственное в своем роде. Я был продюсером и ведущим обеих: и «Русского Телевизионного Лицея», и «Русских Американцев», еженедельно выходивших в североамериканский «тарелочный эфир» в 1995-1999/2000 годы. Участниками этих программ стали все те из некогда «действующих орудий на знаменитые происшествия» (обороту этому я научился у первого российского министра просвещения графа Завадовского), кого еще пощадило время, и ближайшие их потомки: добрый знакомый А.Ф. Керенского и переводчик при штабе генерала Джорджа Паттона кн. Алексей Павлович Щербатов, глава Русского Дворянского Собрания в США; сын генерала Врангеля; Его Высочество Александр Никитич Романов; князь Трубецкой — приведенный отцом на торжественное заседание Поместного Собора в Москве, он видел, как был призван на служение Святейший Патриарх Тихон, Исповедник. Я не назвал и сотой доли участников, но материалы программ у меня сохранились, и я к ним, вероятно, вскоре вернусь.

То была в своем роде уникальная «пятилетка», и предварительный ответ на вопрос «что мы с ней, — Россией, — сделали?», как мне и теперь мнится, был найден. Кстати, слова эти принадлежат А.Ф. Керенскому. Произнесены в предсмертной беседе с кн. Щербатовым. Давным давно возник у меня жгучий интерес к русской эмиграции «первой волны»: я тщился понять, почему же они проиграли, — проиграли сперва без боя в 1917-м, не нашли поддержки в гражданскую,  — почему в дальнейшем не сработала методика «хоть с чертом, но против Сталина».  Черт обманул!? Человек, в большинстве случаев, слабее своей судьбы, а судьба, скрутившая человека на узких исторических дорожках – это не шутка. «Маленький человек не обязан идти на крест! — сердито вещал мне мой учитель, русский поэт Борис Алексеевич Чичибабин. – Грех тому, кто заставляет маленького человека идти на крест!». Он, Царство ему Небесное, скорее всего заблуждался, но все равно я с ним согласен.

Юлия Горячева

— Выступая перед участниками торжественного форума, посвященного десятилетию создания фонда «Русский мир» (Кремлевский Дворец Съездов, Москва, 2017), Вы подчеркнули значимость взаимодействия работы с церковно-приходскими школами за рубежом.  Вы являетесь иподиаконом Православной Церкви в юрисдикции Русской Зарубежной Церкви, состояли ответственным редактором ежемесячника «Нью Іоркъ Православный», преподавали и преподаете в  церковно-приходских школах… Просьба уточнить — каким образом Вы предлагаете организовать этот процесс?

Юрий Милославский

— Действительное сохранение за пределами России того, что зовется русскостью, невозможно вне Церкви. Подтверждение – многолетняя практика эмиграции. Но существует и специальное исследование, подготовленное профессором университета штата Нью-Йорк Надеждой Киценко. Никакие общекультурные соображения хоть сколько-нибудь помочь этому благородному делу не могут, родители тоже бессильны. Их русский язык, их воспоминания, их библиотеки, если они еще не исчезли при переездах — все это детьми усваивается достаточно неохотно. Просто потому, что никаких внешних стимулов-причин сохранения русскости – нет. Скорее, напротив. Это, как говорится, «непрестижно». Культуросохраняющие стимулы должны сохраняться внутри общины, а русской эмигрантской общины за русскими пределами более не существует, да она и не существовала на Западе в том роде и виде, как община итальянская или, скажем, греческая.

Все русское, — если это не магазины «русских продуктов», — сегодня находится в ограде Русской Церкви, что, однако, не превращает ее в «клуб по интересам». И это лишь соответствует русской исторической реальности, в которой без Церкви все обмирает. Ведь даже русские богоборчество и «антипоповщина» возможны лишь в присутствии Церкви, а иначе с кем бороться, кого отрицать, кого ругать последними словами?

По обстоятельствам биографическим я занимаюсь церковно-приходскими школами почти два десятилетия. И знаю, что приход Русского Зарубежья, в котором о своей школе не радеют, обречен на постепенное исчезновение. Но не для всех приходов сегодня это в достаточной мере возможно, и дело здесь часто не в скудости приходской кассы. Поэтому я полагаю, что культурные центры «Русского мира», обыкновенно организуемые при колледжах и университетах, в США и Канаде стоило бы организовывать и при храмах, где существует достаточно мощная церковно-приходская школа, а уж оттуда распространять свою деятельность и на иные церковно-приходские школы данного благочиния или данной епархии. Разумеется, эти центры могут и должны быть устроены иначе, нежели привычные нам университетские. Но это уже предмет не для общих рассуждений, а для работы. «Русский мир» знает, как меня найти.

Юлия Горячева

— Вы являетесь лауреатом Горьковской литературной премии 2016 года в номинации «Русский мир» за книгу документалистики «Что мы с ней сделали» (читатель понимает, что  речь идет о России, да Вы только что сами это подтвердили). В этой связи просьба поделиться: что означает понятие «Русский мир» для Вас?  Как, цитируя  классика,  сегодня «обустроить» Россию?

Юрий Милославский

— Русский мир – это иное именование (титул, если хотите) Русской Цивилизации. Еще Шпенглер во втором томе «Заката Европы» рассматривает Россию как особый культурно-исторический мир, который нельзя смешивать с Западной/Европой.  «Русские вообще не народ в том смысле, каким являются немцы и англичане. Они содержат в себе возможности многих народов будущего, как германские народы времен Каролингов. Россия есть обещание грядущей культуры, в то время как тень от Запада будет становиться все длиннее и длиннее». Шпенглер также осознает, что Россия как цивилизация тяготеет к Византии и Иерусалиму, ибо русская цивилизация — наследница византийской.

Поэтому цивилизация европейского Запада (а в последние два века – и Северная Америка) вполне естественно и, так сказать, законно воспринимает русское как чуждое, «не свое». И нам следует, наконец, воспринять это как данность, как волю Божию о мире, перестать навязываться, огорчаться и обижаться, вновь и вновь засылать сватов к гастингской княжне. Свадьбе не бывать. Никто не виноват. Осознание этого необходимо как для выстраивания отчетливой политики внешней, так и для «укрепления тылов» в политике внутренней. Мы сами должны как можно скорее избавиться от опасных иллюзий, и тем самым способствовать, чтобы такие  же иллюзии не овладели нашими соседями.

Старый русский монархист, один из столпов Имперского Союза-Ордена, крестьянский сын Василий Криворотов, обитавший в Латинской Америке, в 70-х годах ХХ века рассказывал о своем разговоре с неким эсэсовцем-интеллектуалом летом 1941-го.  «У нас в генеральном штабе, ни перед Первой мировой войной, ни теперь, не было и нет ни одного офицера, который бы не интересовался вашей русской литературой. Ваши Толстой, Достоевский да и другие давно уже свидетельствуют о том, что в России нет крепкой ведущей верхушки и национально-сознательной интеллигенции. Ваша революция подтвердила еще больше это наше убеждение, и мы без сомнения и легко передвинем нашу восточную границу по меньшей мере до Урала». Штабные убеждения оказались ошибочными, и дубина народной войны, которую невнимательные эсэсовские аналитики пропустили у Толстого, свое дело сделала. Но какой ценой!

После сотрясшей Русский мир катастрофы 1985–1999 годов нам следует внимательно следить, чтобы новые, столь же невнимательные и столь же самоуверенные аналитики вновь не истолковали ошибочно какие-нибудь шедевры нашей словесности.

Недавно ушедший от нас русский дипломат Валентин Фалин в 1991 году написал: «Первейшей заботой каждого, кто принимает на себя ответственность за будущее страны, должна быть консолидация общества. Горчаковское “Россия, сосредоточивайся!” актуально как никогда. Сосредоточивать помыслы, энергию и усилия на созидании и возрождении, на примирении себя с собою. Иначе России не воспрянуть».

Светлейший князь Горчаков, канцлер Российской Империи, в действительности не изрекал эти крылатые слова в повелительном наклонении, но Валентин Михайлович понял их, смею сказать, верно.

Итак: сосредоточение, созидание, возрождение, примирение себя с собою. Последнее – едва ли не самое главное.

[1] Harvard Refugee Interview Project, затем Harvard Project on the Soviet Social System (HPSSS)…

[2] Рачинский Сергей Александрович (2 (14) мая 1833, с. Татево, Смоленская губерния — 2 (15) мая 1902, там же) — российский учёный, педагог, просветитель, профессор Московского университета.

ссылка