Марина Кудимова — Феликс «На весах Иова»
«Возвращение» памятника работы Вучетича и выбор путем голосования между мокрым и круглым — если и политика, то в пределах постмодернистского дискурса. Это такой тип сознания — опосредованного, базирующегося не на фактах, а на их множественных отражениях и интерпретациях. Кто убил, кого, сколько и за что, не имеет для этого типа сознания никакого значения, поскольку не воспринимается как реальность давнопрошедшего. Тут помним — тут забыли. Постмодернизм пользуется не воображением, но лишь вариативными умозрительными построениями, конструктами (может, он убил, а может, его убили, какая, на фиг, разница!). Постмодернизм — эстетика, а не политика, но эстетика подростковая, анимешная. Подросток лишен основы мировосприятия взрослых — мотивированной серьезности. На социальном уровне она именуется ответственностью. Серьезность подростковых предъяв («А они рэп не вкуривают!» Вариант: «А они Николашку прославляют!») внекультурна и внеисторична. Поэтому особенно смешны декларации о «единстве истории». Во-первых, часть не равна целому, эпизод или кадр в кино, самый выигрышный, не равен всему фильму, храм Христа Спасителя даже символически не тождествен статуе работы Вучетича. 70 лет и тысячелетие — в том же соотношении. В щель урны для голосования по выборам в Думу одно впихнешь, если сложить вчетверо, а другое — никак. Узкая историческая специализация в действии. «Сложный человек» во всей красе. Постмодернизм базируется на умножении симулируемых сущностей. Сегодня снесли, завтра принесли — никто особо и не заметил! Не ищите тут последовательности или символики. В лучшем случае — отвлекающий маневр.
Каждый симулякр отдаленно напоминает нечто, но при этом в корне противоположен первооснове. Царская тиара напоминает ночной горшок. Горшок, в свою очередь, напоминает рыцарский шлем. Туда-сюда-обратно. «Железный Феликс», возможно, напомнит всероссийский а-я-яй и «борьбу с беспризорностью» в рамках докомпьютерной игры «Сперва замочи родителей». Ну, может, и не напомнит, но все равно ведь погнали наши городских! А главное: святой благоверный князь Александр в подобных обстоятельствах тоже становится симулякром, коль скоро выбор-то искусственный.
Я предлагаю водрузить посреди Лубянской площади скульптурную композицию «Алексиевич в объятиях Козакова». Одна воспевала Дзержинского, потому что «верила», когда за это давали комсомольскую премию. Другой исполнял роль председателя ВЧК столько раз, сколько предлагали. Вот это постмодернизм, а не снести-внести. Умножать сущности, так уж умножать!
