Олег Бахарев

By alexandrbabushkin , in rus-photo on 12.04.2016 .

Олег Бухарев с сыном Васей. Фото Елены Агафоновой

Бахарев
Олег Николаевич

1938-1996

«Пока он был жив, как-то в голову не приходило справляться о подробностях его творческого пути, а теперь – поди узнай! Поздновато пришло понимание, что Бахарев был одной из крупнейших фигур петербургской фотографии своего времени и отмеренный ему судьбой этап эстафеты петербургской фотографической культуры прошел очень достойно. Поздновато, потому что архив мастера утрачен» Наль Подольский
цинк

После окончания Ленинградского института авиационного приборостроения работал в НИИ. Однако интерес к фотографии взял верх и, быстро пройдя стадию любительства, он становится профессиональным фоторепортёром. Работал в «Ленинградской правде», «Ленинских искрах», сотрудничал со многими издательствами. Долгое время был фотографом Худфонда РСФСР и комбината «Росмонументискусство».

Александр Китаев. Встреча с маэстро Бахаревым.

Непросто вернуть в памяти ощущения и впечатления, отодвинутые толщей немилосердных лет в далёкое прошлое. Ещё труднее воспроизвести что-то конкретное, то, что некогда воспринималось обычным, будничным, казалось константой, не требующей размышлений и фиксации. Так произошло и с Олегом Николаевичем Бахаревым (1938-1996). Пока он был жив, как-то в голову не приходило справляться о подробностях его творческого пути, а теперь – поди узнай! Поздновато пришло понимание, что Бахарев был одной из крупнейших фигур петербургской фотографии своего времени и отмеренный ему судьбой этап эстафеты петербургской фотографической культуры прошёл очень достойно. Поздновато и потому, что его живых соратников почитай не осталось, и расспросить почти некого. Я один из многих, кто обязан Бахареву своим становлением в фотографии – вот почему и решил закрепить на бумаге хотя бы то, что сохранилось в моей легкомысленной памяти.
Мы с Бахаревым регулярно встречались на редких в 70-80-гг. прошлого века выставках, где Олег был то экспертом, то экспонентом. Однако, разница в возрасте и, что важнее, в классе, была непреодолима, так что близкого общения между нами не было. Да, пожалуй, и быть не могло – какой в те годы я мог представлять для него интерес? Так сложилось, что мы сосуществовали в разных фазах творческой активности. Поясню. Когда в начале 1970-х я увлёкся фотографией, Бахарев был ведущим фотокорреспондентом газеты «Ленинградская правда». Журналистская фотография пропагандистского толка меня мало интересовала – не за тем я взял в руки фотоаппарат, – и за его официальной работой я не очень-то следил. Пик моего энергичного участия в фотолюбительском движении, сначала в фотоклубе ВДК, потом в «Дружбе», пришёлся на конец 1970-х и самое начало 1980-х гг. К этому времени Бахарев уже ушёл из разочаровавшей его журналистики, предприимчиво и профессионально сотрудничал с ленинградской творческой интеллигенцией и редко появлялся как на выставках, так и в любительских клубах. Он тогда углубился в индивидуальное творчество и вынашивал свои произведения без спешки, свойственной былой репортёрской работе. Это была своего рода внутренняя эмиграция.
Мой путь тоже был витиеват. Поняв в 1982 году, что мне катастрофически не хватает гуманитарных знаний и разочаровавшись в фотолюбительстве, я прекратил всякую творческую деятельность. Мой мораторий на фототворчество длился пять лет. Как раз на это время пришёлся расцвет Бахарева как фотографа-художника. Накопленный им творческий потенциал требовал выхода, но существовавшие тогда фотографические институции прозябали, и предоставить художнику возможность достойно представить своё творческие достижения публике было просто негде. Словом, ситуация была патовая. И тогда Бахарев, а я убеждён, что закопёрщиком был именно он, инициировал создание творческой группы «Ленинград». Это, насколько я знаю, был беспрецедентный шаг в истории советской фотографии. Если, конечно, не брать во внимание известную московскую группу «Октябрь», созданную в 1928 году «левыми» фотографами. Но та даже просуществовала меньше. Исследование деятельности группы «Ленинград» и её роли в становлении и продолжении петербургской (ленинградской) школы фотоискусства ещё ждёт своего летописца. Я надеюсь – он явится. Разумеется, если мы не хотим, чтобы из истории отечественной фотографии была вырвана очередная страница. Сейчас я не стану называть фамилий, дабы кого не пропустить и тем самым не обидеть, отмечу лишь, что тогда в состав группы вошли лучшие профессиональные фотографы Ленинграда, в основном, нежурналистского профиля. Ими и были организованы ряд легендарных выставок в 1982, 1985, 1986 и 1988 годах, экспонировавшихся в Ленинградском Дворце молодёжи. Олег Бахарев был членом выставкома и экспонентом всех.
Как раз в канун названных событий, если мерить не масштабом дня или месяца, мне довелось побывать в мастерской Олега Бахарева. Эта встреча, вероятно, из-за абсолютной новизны ситуации – я тогда впервые был в приватной мастерской фотографа – не выходит из моей памяти и по сей день. И то сказать, по тем временам уже наличие такой мастерской у фотографа была большая редкость! Произнесённые мастером слова, его размышления об искусстве вообще и фотографии в частности, о самоощущении художника, и, наконец, показанные им фотографии, произвели на меня настолько яркое впечатление, что я мысленно возвращался к содержанию этой встречи на протяжении многих последующих лет. То, споря и не соглашаясь, то, признавая безусловную правоту старшего коллеги. Правда, помню всё фрагментарно, и бог знает, почему запомнилось одно, а не другое. Быть может, со временем память вытащит на свет божий что-то ещё, но сейчас расскажу хотя бы то, что близко лежит.
В те годы мастерская Бахарева находилась в старой питерской Коломне, в уютном двухэтажном дворовом флигеле дома № 100/43, стоящего на правом, если стоять лицом к Фонтанке, углу площади Тургенева и проспекта Маклина. (Эту площадь ленинградцы всё равно называли по-старому «Покровка», а проспекту ныне вернули петербургское имя Английский). В 1980-м (или в 1981-м?) мы, члены сбившейся внутри клуба ВДК неформальной группы «Окно», пришли к маэстро с единственной целью – набраться знаний в так интересовавшем нас фотоискусстве. Помню, как поначалу мы с любопытством рассматривали устройство помещения. Мастерская в два этажа. На первом – нечто среднее между гостиной и приёмной. Книги, картины, уютный уголок для чая или чего покрепче. На втором – прекрасно оборудованная лаборатория с кюветами для большого и малого форматов, склянками и пакетами химикатов, рулонами и коробками фотобумаги и т.д. Там же архив мастера – на полках тысячи отпечатков в картонных столистовых коробках от фотобумаги. Все аккуратно подписаны по темам – где и что лежит. Это я тут же взял на вооружение и впредь многие годы так же хранил свои контрольные отпечатки. Помню наше недоумение от небрежно лежащего где-то в прихожей объектива от среднеформатного «Салюта» – немалые деньги и дефицит по тем временам! Хозяин, небрежно кивнув на него, сказал: «Такой “ватный”, что им только орехи колоть, пусть валяется».
Ему, вероятно, тоже необходимо было общение. Тем более что в нашем случае диалог шёл как бы сверху вниз, от мастера новоначальным. Без уколов и шпилек, неизбежных со стороны равных по стажу и опыту. Он видел, как зажигались наши глаза, вглядывающиеся в его фотографии, и показывал нам всё новые и новые. Большого формата и прекрасно напечатанные снимки производили на нас сильное впечатление. В первую очередь своим содержанием, так не похожим на виденное в журналах и альбомах советской поры. Судя по всему, это были свежие, совсем недавно напечатанные работы последних лет. Ещё не явленные публике. Забегая вперёд скажу, что вскоре многие из них будут показаны на первой выставке группы «Ленинград» и станут классикой. А пока, похоже, мы были первыми зрителями. Уча уму-разуму, говорил: «Есть у нас в городе Летний сад. Кто только в нём не снимает! В этом отснятом вдоль и поперёк месте сделать собственный снимок, создать свой образ сада, непохожий на все предыдущие, ох как нелегко! Но если это удалось, значит всё, ты сдал экзамен на профпригодность. Ты – мастер».
Он экспериментировал с подачей – часть отпечатков была прикатана эмульсией на стекло. (Позже я убедился, что этот эксперимент неудачен – отечественное стекло-оконка зеленит, и белое перестаёт быть белым, снижая широту тонального диапазона отпечатка.) Мы смотрели и слушали. Комментарии к снимкам чередовались раскрытием «секретов». Например, мастер спрашивал нас: «Вот вы входите в небольшое помещение, переполненное людьми. Вам надо снимать. Как сделать так, чтобы на вас не реагировали-позировали, не смотрели вам в объектив, а продолжали делать то, ради чего собрались»? Видимо для него этот вопрос был особенно актуален – его крупную фигуру непросто было затерять в толпе. Мы – все к этому моменту уже имевшие некоторую практику – не знали. «Да очень просто! Входя в комнату, ни в коем случае не встречайтесь ни с кем глазами. Встретились глазами – вступили в контакт, и теперь за вами будут следить. Непосредственности сцен на снимках уже не добьётесь». Так просто! На теперь уже собственном опыте утверждаю – совет верен.
К рецепту Бахарева могу прибавить ещё. Не только в помещении, но и на улице, если вы хотите снять нечто живое, не подстроенное и не сыгранное, тоже не следует ни с кем встречаться глазами. Даже если речь идёт о пейзаже. Старайтесь быть незаметным, такой же частью пространства, как все и всё. В те годы, когда я много снимал, я одевался как можно проще и избегал кофра и штатива, этих мет фотографа-профессионала. Великий Картье-Брессон даже свою скромную «лейку» чёрной изолентой заматывал, чтобы не привлекала своим блеском внимание уличной публики, а уж сам-то и вообще никому не бросался в глаза. Сегодня сплошь и рядом видишь на съёмках разряженных людей с фотоаппаратом и полной профессиональной экипировкой. Зачастую они выглядят фотографами намного больше, чем есть на самом деле. Не отсюда ли на современных выставках так много надуманных, переигранных снимков, из которых так и лезут уши фотографа?
Но я отвлёкся. Мастер-класс Бахарева продолжался. (Правда, тогда применительно к фотографии мы этого слова не слышали). Среди прочего он продемонстрировал нам технику изготовления точных монтажей. Перескажу её в общих чертах, вдруг кому пригодится? С первого негатива, в отпечаток с которого по замыслу предполагалось впечатать ещё одно изображение, он делал контратип – контактный отпечаток на плёнке с исходного. Здесь речь идёт о среднеформатных камерах, снабжённых шахтой. Затем помещал этот дубль-негатив (можно и позитив) на стекло видоискателя. Таким образом, при съёмке второго негатива с нужным сюжетом он видел точные границы поля, в которое намеревался вписать второе изображение. После этого оставалось, совместив в рамке увеличителя оба негатива, напечатать сквозь «бутерброд» задуманную композицию или печатать с двух негативов последовательно, один за другим. Увидев наш интерес к этой технике, он тут же высказал такое своё наблюдение: «Чем фотограф старше, тем больше у него опыта, знаний и умений. А творческих идей всё меньше и меньше. Вот почему важно общаться с молодёжью – они кипят новыми идеями, но реализовать их ещё не умеют. И тут у старшего и опытного преимущество». Преимущество, имел в виду Олег, не только в том, что он может, позаимствовав идею, быстро мастерски реализовать её, но ему и куда легче, в силу нахоженных дорог, пристроить продукт своего творчества. Тогда это откровение меня только царапнуло. Но всю свою последующую жизнь, чем я становился старше и опытнее, я чувствовал, что у меня всё происходило ровно наоборот: идей полно, а реализовывать их уже нет драйва, как сказали бы музыканты. И в этом мы с Олегом разнимся. Сколько раз всеми доступными способами я пытался вложить свои идеи в мозги молодых! Но каждый раз это оказывалось тщетно – свои глаза другому не вставишь.
А ещё Олег показал нам проект своего альбома «Ленинград – город морской». В те годы фотографу пробить издание своего альбома, не снятого по заказу того или иного издательства, было практически невозможно. И, тем не менее, в 60-70-е годы многие фотографы делали рукотворные макеты авторских альбомов. Этакий «фотографический самиздат». Сами продумывали композицию книги, выстраивали логику повествования, делали дизайн. Сами же и склеивали альбомы из напечатанных специально в нужный размер для полос и разворотов отпечатков. Получалась уникальная книга в одном экземпляре. Одни даже и не пытались предложить свой проект издательствам, прекрасно зная, что бдительная цензура не допустит никаких вольностей в неугодном властям показе страны развитого социализма. Другие надеялись на тираж. Но если что и попадало в печать, то в таком изуродованном, кастрированном виде, что какое ж тут авторство? Альбом Бахарева не содержал никакой крамолы. Это был гимн Балтике, красавице Неве и расположенному в её дельте Великому городу. Припоминаю снимки, на которых трудовые будни ленинградского порта, с его кораблями, кранами и докерами. Этапы постройки и спуски на воду кораблей на прославленных судостроительных заводах. Путина невских рыбаков. Военно-морские парады и курсанты многочисленных морских училищ на набережных города. И, конечно же, проводка кораблей в Белые ночи сквозь распахнутые крылья знаменитых мостов. Всё снято мастерски, с любовью и полной самоотдачей. Как жаль, что этот альбом не увидел свет! Что могло не понравиться советским чиновникам? Бог весть.
Мы ушли от Олега заряженные на творчество, с желанием, простите за пафос, в подражание ему идти по жизни своей собственной дорогой.
А. Китаев. 2009/2023

Воспоминания фотографа Натальи Цехомской:

«Каким бы я сделала портрет Олега? Большой человек в длинном кожаном коричневом пальто на Ленинградской осенней улице, сумерки, уже зажгли фонари. В помещении ему было бы тесно.
Большой человек с ясным и чистым взглядом на мир. Такой взгляд на мир бывает в детстве. Известный скульптор Константин Бранкузи считал, что художник, если не остается ребенком, перестает быть художником. Олег открывал для себя мир, как ребенок. До конца дней своих. Его внимание, как художника, привлекали, казалось бы, обыденные вещи. Он умел увидеть в них нечто, удивлявшее его. Из простого он создавал образы, говорящие нам, что мир уникален. Хотя видят это немногие.

В Олеге было что-то монументальное. В нем не было суеты, мелочности. Болтливости.

Мы дружили, и для него состояние дружбы было совершенно естественным. Я до сих пор благодарна Олегу за помощь и поддержку в разных ситуациях. Он, конечно, был человеком-явлением. К сожалению, Олег ушел рано, не справившись с тяжелой болезнью. Но успел он много. Не говоря о его серьезном участии в общественной жизни, Олег был отцом шестерых детей, и одну девочку удочерил. Будучи уже взрослым, сформировавшимся человеком, он пришел к Богу. Его духовником стал известный священник протоиерей Алексий Коровин – настоятель Храма Казанской Божией Матери в Вырице. В душе Олега гармонично совмещались труд творческий и труд духовный.
Оставшийся творческий архив Олега Бахарева бережно хранит его семья.
Я думаю, каждый, кто знал Олега при жизни, вспоминает его как человека сильного, светлого, как Явление в творческой жизни Ленинграда – Санкт-Петербурга.»

Наталия Цехомская
Февраль 2023 года

Воспоминания Николая Благодатова:

«Бахарев Олег -оказался фотографом.
На одной из художественных выставок я познакомился с Леной Бахаревой. В раз упомянул, что фамилия мне знакома, что я учился в одном классе с Олегом Бахаревым. Потом мы иногда встречались, и она даже подарила мне несколько его фотографий. В основном я собирал рисунки нонконформистов, но были и несколько фотографий авторов этого круга – Бориса Смелова, Геннадия Приходько. Потом стали появляться и другие – Китаев, Кузнецова, Чабуткин… Фамилия Олега иногда звучала в разговорах о питерской фотографии. Чаще как учителя и деятеля. И вот теперь, когда приспело время напомнить об этой личности, и Лена задумала издать о нем книгу, она вспомнила и о моей обмолвке и попросила написать воспоминания. Но очень мало ощутимого. Практически мы не были знакомы. Учились мы в одном классе, девятом, очень недолго ( кого-то из нас куда-то переводили). Но Олег очень запомнился, это действительно была личность, и внешне и духовно. Крупный , но вместе с тем элегантный; яркий, но умеющий воспитанно себя вести. Он один был такой, среди послевоенных школьников в школе 245 у Аларчина моста. Помню, был уникальный случай, когда зачитали его сочинение на уроке перед всем классом, как пример. Была ещё одна встреча, тоже мимолетная и без последствий. После «газаневских выставок» я увлекся нонконформистами и стал собирать их рисунки, часто ходил по мастерским. По совету искусствоведа и художника Михаила Иванова я пошел в мастерскую Феликса Волосенкова и застал там компанию: Вячеслава Михайлова, Валеру Лукку, конечно Феликса и …Олега Бахарева, а Наташи Цехомской почему-то не было. О чем говорили я не помню, но присутствие Олега меня обрадовало – тоже свой человек, среди трёх богатырей. Я вспомнил про школу, но Олег ничего не помнил и не заинтересовался. На том мы и расстались.»

Николай Благодатов 02.02.2023 СПб.
Член Санкт-Петербургской Академии современного искусства