Эта книга задумывалась в 2021-ом для мамы, когда её полуживую  (инсульт, ковид, рак, ХОБЛ) привезли домой умирать из красной зоны больницы Семашко. Из меня истерикой хлестали прощальные строчки. Врачи давали маме несколько дней. А страшное мучительное умирание растянулось на год. И я решил, что успею подарить маме последнюю книгу. Когда в Нью-Йорке дал добро на печать издатель, Сергей Юрьенен, я показал маме и макет обложки, и часть текстов. А потом… Потом мамина ужасная смерть, и я загремел в сумасшедший дом. На два года затянуло в черную дыру. Весь год маминого умирания я вёл Дневник, «Хождение по мукам». После её ухода я не хочу его перечитывать, и что с этим делать, я уже не знаю.
Ниже — крохи из того Дневника. Весь — по ссылке: https://finbahn.com/хроника-хождение-по-мукам/
Следом — мысли после маминой смерти.

Маменькин сынок

Я не должен был у тебя родиться. Что может родиться у блокадной девочки, которую кормили клеем и опилками, прятали под кроватью, чтоб не съели, и которая от блокадной дистрофии до конца школы была ростом с табуретку? Но я родился. Родился от большой и всепоглощающей любви. Такой большой, что отец, этот сраный консерваторский контрабасист, ручкающийся с Ростроповичем, нас тут же и бросил в съемной промерзшей деревянной халупе в Токсово, куда после Блокады ты с мамой уехала из Ленинграда (дом разбомблен, домовые книги сгорели – так и стали городские областными). Бросил, променяв на каких-то богемных блядей, карты и водку – да и сгинул в тюрьмах.
Когда я у тебя родился, то должен был сразу и помереть, потому что выдержать двенадцать воспалений легких подряд невозможно. Как невозможно представить, как ты меня двенадцать раз вытаскивала с того света, работая за гроши на режимном ядерном заводе ради комнаты в коммуналке заводского поселка.
Когда ты, наконец, привезла меня в эту выстраданную коммуналку, и в моей уже шестилетней жизни появился почти настоящий отец, всемудрый и, безусловно, самый справедливый на свете Бог Любви решил, что ты этой самой любви перебрала и разом сделал три компенсирующих хода: сначала на этом проклятом ядерном заводе взрывом на молекулы разнесло моего почти настоящего отца (то, что хоронили – соскребали со стен); следом остановилось сердце у твоей мамы; а на десерт… меня переехал армейский «Урал». Иногда я думаю, что в тот год всё и должно было закончиться. Твоё сердце должно было лопнуть. Ну и моё. Кудаж ему в реанимационном месиве без тебя? Но ты решила иначе. И случилась огромная жизнь, по которой я так и прокатился маменькиным сынком. Я так и прожил её день за днем, месяц за месяцем, год за годом с тобой. Прожил, не отходя от тебя ни на шаг; повесив тебе на шею и своих дочерей и своих внуков. Я отнял у тебя все надежды на личную жизнь. Я вымотал тебе все нервы своей поганой рефлексией. Я утопил тебя в себе. Задушил.
Сейчас ты умираешь. И мне страшно. Я не жил без тебя ни одного дня. Я без тебя не умею.

27.07.2021

С Днем рождения, мама!

В этот день 57 лет тому ты решила, что мне пора. Только пуповину обрезать толи забыла, толи не решилась, и случилась одна огромная жизнь на двоих. Конечно это клиника. И тысячу раз и тебе и мне на разные лады дули в уши про эту паранойю. Даже на Библию ссылались: «Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть. Тайна сия велика». Ну… отец и сам ручкой сделал на старте. А тайна сея и всамделе велика – тайна необрезанной пуповины. Через неё год за годом я и высосал из тебя все соки. До последней ли капли? Сейчас, когда ты уже второй месяц в кислородной маске смотришь в больнице инсультные сны, эти оставшиеся капельки жизни текут по пуповине к твоему свихнувшемуся сынуле, который тихо отъезжает от ужаса остаться без тебя.
С Днем рождения, мама. Если хоть чем-то я и надеюсь вымолить у тебя прощения за всё, то разве что самым честным, что я смог написать:

***
я почка
я кочка
я радиоточка
я отчимом дочкам
разбитая бочка
я отче не ваш
не спаси меня боже
я ложен
я как-то неправильно сложен
я пропитый
с кожею дряблой обвислой
я весь мочекаменный и углекислый
с моста
этот вечный развод над невою
и этой неве про вину свою вою
инфантом в разлив
я поранил свой пальчик
бежит к тебе мама
твой старенький мальчик

21.08.2021

Кислород

(лёгкие блокадного Ленинграда)

…ррррррррр – пых – пу, ррррррррр – пых – пу…
В темноте ночи полное ощущение, что ты находишься внутри гигантского живого механизма. Мозг молниеносно подбрасывает рефлексию:
https://www.youtube.com/watch?v=uAOR6ib95kQ
Хотя вру, нет – первая, это 83-ий, прядильно-ниточный комбинат им. Кирова у Большеохтинского моста (сейчас там Единый центр документов). Студентом там подрабатывал по ночам; до сих пор в памяти гул сотен ткацкий станков.
– Саша, что там за окном за стройка? (это перевод с инсультного…)
Вскакиваю с раскладушки, включаю ночник. Мамины глаза испуганно-удивлены. Рукой показывает на черноту окна.
– Мама, это кислородный аппарат. Вот он. Теперь это твои лёгкие.
Годы и годы на преднизолоне, потом (уже в нулевые) на фостере, беродуале, спериве — все эти десятилетия умирающих после Блокады, после ядерного химического завода легких. Теперь этот армейский зверь. Надежный, как танк. И такой же шумный.
Смотрит ошарашенно детскими глазами на огромного булькающего и моргающего неоном монстра.
– Да, мам, – это он. Во, зверюга. Это он дышит за тебя.
Во Введенской у её кровати стоял тихий, импортный. А дома – армейский. Ребята, что привезли, посетовали – из-за короны в Питере кислородные аппараты нарасхват, очереди. Мол, радуйтесь, что вообще свободный есть.
…ррррррррр – пых – пу, ррррррррр – пых – пу…
Лежать рядом со зверем маме страшно. Зато дома. Полуторамесячный реанимационный вираж позади.
– Вы её, сын? Ей сейчас уже можно всё. Отпустите её.
Это 20-е июля. Гениальная завотделением пульмонологии Введенской смотрит в упор. Спецназ. Внутри давно всё выжжено. Потому тихие убийственные слова убедительны.
А дальше? А это твоё дело. Врач, он же – ангел. А не всевышний. Ангелов тоже пожалеть надо.
– …сколько нам сталось?
– Вы с ума сошли! Я не господьбох.
И постучала каблучками к кабинету.
– Домой отдадите?
– Скажу честно, главврач категорически против. А я… Я отпущу. Так будет правильно.
И ведь отпустила уже. Почти. Реанимобиль стоял под парами. Только Наверху распорядились иначе. Праведники должны мучаться. То есть – ЖИТЬ. На тебе, блокадная девочка, ковид и инсульт на десерт. На тебе три недели красную зону. На тебе…А то мало покувыркалась. Домой хочешь? Поедешь – если и этот вираж пройдешь. Рая на Земле не обещали.

***
…ррррррррр – пых – пу, ррррррррр – пых – пу…
В темноте ночи господьбох смазывает шестиренки армейского кислородного аппарата и святым духом заряжает капсулы с дистиллированной (мертвой) водой.
– Живи, девочка. Дыши. Я всё управлю.

27.08.2021

Холодно-горячо

Маятник качнётся

… а сегодня утром мама нам с сестрёнкой и выдала: сколько мне ещё так мучиться? Ну мы и развели трулалы на два голоса: мол, не тебе решать; мол, ты нам еще не всё сказала-наказала; и проч, вылетающее на автомате в такие минуты — то, что у всех зашито в голове еще с детства, когда на любую, хоть самую распогибельную болячку, мамы нам курлыкали, как заклинание, гладя теплой ладонью — «Не бойся. Всё пройдет. Спи».
Участковый врач, уходя, расписала геограгафию путешествий по лечебницам с целью выяснения жизненного важного для Портала Госуслуг маминого болезного статуса, дабы ей (блокаднице) там чет было выписано-дадено от вселенских щедрот Всевышнего собеса. Посмотрел молча в её пустые глаза, поблагодарил, закрывая за ней дверь. А в голове — да иди ты нахуй со всеми этими ёбаными госуслугами. Берлин, блять, и то легче еще раз взять, чем… И пошел на кухню курить.
Сестренка у меня деятельная. У нас тут и курсы логопедии для инсультных, и гимнастика для пальцев рук, и массаж. Мама украдкой жалуется: Саш, тормозни её; она, не иначе, из меня паралимпийску чемпионку лепит. И улыбается. Дома улыбается. А не в больничках этих истребительных. В которые мы больше ни за какие коврижки. Откатались. Хватит.

14.09.2021

Парк культуры и отдыха

ЗАЧЕМ? (прикладная теодицея)

С утра жена отпустила домой навестить болеющего четверолапого. Котя после вчерашнего повторного визита к айболитам лежит пластом на моем месте в спальне. Только голову испуганно приподнял: «Неужт опять повезут? Или укол? Или…?» Что в лохматой голове? Какие страхи? Загадка. Обцеловал поникшего норвежца; он в ответ преданно облизал руки. Так и расстались. И поплелся с тяжким сердцем назад к маме.

Последние дни у нас нескончаемое прикладное доморощенное богословие. Как забили мамины нестерпимые боли трамадолом и решили рукотворно проктологический бином, ручеёк инсультных мыслей начал пробивать новое русло – ЗАЧЕМ? Мамина жизнь, как и у большинства в довоенном поколении – сумасшедшая смесь стоицизма жертвенного самоограничения и патологической независимости. И тут – бац – вериги инсульные. И сознание коротит. Гордое сердце отказывается принять такую участь. Привыкшее к борьбе за автономность, оно отказывается естественно принять любовь ближнего круга и обрести в ней успокоение. Гаснут глаза. В пустоту взгляд. У Майка ван Дима есть потрясающая фильма – «Характер». Там тож есть эпизод про неспособность принять помощь ближнего. Принять, переступив через гордость и гордыню. Вообще фильм убийственной силы. Ушибленный этим поразительным наблюдением голландца, четверть века и пробиваю уже в собственном сознании дорожку от теодицеи гностиков к знанию подлинному, к любви без объяснений. В маминой вселенной это не срабатывает. За плечами рюкзак почти векового самоотречения и смиренной автономки. Другая эпоха. Вавилоны памяти. От того, что мне туда не пробиться – психую от бессилия. Сам ведь изуродован псевдоатеизмом красной церкви. И что толку, что диссер философско-богословский о смысле любви родил (как ежа) уже 30 лет тому? Гомункул этот 30 лет мне мозг и выносит. От того и от проповедей моих маму тянет в сон. Её душу ни всеединством Соловьева, ни имяславием, ни ноосферами Вернадского не растормошить. Не греет. Да и мою давно не греет. От того и думается и пишется так:

скажи
чем сердце успокоишь
то на луну как пёс завоешь
забьешься
кучею тряпья
заткнёшь углы в ночи постылой
и заскулишь
так тянет жилы
не жизнь твоя
а боль твоя
воткнулась сызмальства заноза
в белковую метаморфозу
не приведи господь понять
и треплется листком бездомным
по хлябям сырости бездонным
случилась же такая
блять

Такие дела.

03.11.2021

Детки в клетке

Всё возвращается. Со смехом, слезами, соплями. С неизбежными обидами и подозрениями на пустом месте. Возвращается детство. Но таким онтологическим сломом, от которого сердце лопается. Это когда Мафусаил впадает в младенчество. И ты, десятилетиями вбитый в пол его несокрушимой мудростью, не в силах вынести, как на глазах эта мудрость разлетается на атомы и молекулы капризного ребячества.
Два драмы свалились одномоментно. Инсульт вбил маму в паралич, а выстоявшее в этом аду сознание не пережило физической беспомощности и стало неумолимо сворачиваться в облачко детской игры (это когда дети изо всех сил скрывают от родителей, что они нифига уже не дети; а дурни-родители им подыгрывают).
И вот когда в августе мы с женой переехали к маме – в брошенном доме умер от тоски наш двенадцатилетний норвежский кот. Да, больной был – но спалила его брошенность. От него ушли.
Я дал слово жене, что в ближайшие годы кота в нашем доме не будет – зарывая своего любимца в осеннюю землю, рыдал, как ребенок. Но жена оказалась мудрей. Видимо, только женское сердце и чувствует, что горе человеческое (эту неизбежность ухода стариков) нужно не слезами заливать, а…НОВОЙ ЖИЗНЬЮ. Не сегодня-завтра быть нам прабабкой-прадедкой (старшая внуча школу заканчивает) – и на новую жизнь нам малеха поздновато решаться )). Вот так появился в нашей горестной жизни четверолапый малыш Симба – зверь невиданной породы (смесь шикарной сибирской мадамы и холеного британца). Жизнь, которая последние полгода – нескончаемый палиативный караул, вдруг сверкнула полузабытой суетой беготни за ушастым лохматым малышом. Как и все дети, он быстро устает, и мы укладываем его в большую коробку для игрушек, где он сам игрушкой и сопит в обнимку с плюшевыми друзьями. А в соседней коробочке-домашнем хосписе плачет на кардиокровати от умиления умирающая мама, глядя на планшете на это четверолапое сокровище у которого вся жизнь впереди.

17.02.2022

Личное дело №

Перед тем, как попрощаться с совершенно измученным телом, Душа неловко махнула крылышком и зацепилось за какую-то несуразную корягу бытия. Легкомысленно дернулась раз-другой (мол, что за фигня?..), потом, уже выходя из себя от досады, рванула что есть силы. Да тщетно. Коряга и впрямь оказалась несуразной – освободить крыло не выходило ну никак. Впрочем, и сама-то коряга держалась на какой-то легкомысленной сопле никчемного обстоятельства именуемого в народе «честным словом». Душа обреченно вздохнула и телеграфировала НАВЕРХ – так, мол, и так; задерживаюсь; дела. Небесная канцелярия дежурно проштамповала входящее и продолжила принимать-отправлять мириады входящий-исходящих Дел. Мало ли кто там задерживается. То ли Ангелы командировочные спустили, то ли черти опять крапленую колоду за стол протащили. За всеми не уследишь.
По первости Душа еще поглядывала на часы. Через месяц плюнула. Через год даже в календарь не заглядывала, свернувшись калачиком под несуразной корягой. Время в полуумершем теле течет вязко, как сироп. Вот тут ей и пригодились вызубренные наизусть конспекты спецсеминара Архангела Михаила «Успение Моисея». В конце концов негоже лезть в дела Архистратига. Надо будет – вострубит. Индивидуальная эсхатология – его епархия. А наше дело маленькое – не пылить и не отсвечивать попусту — смотреть, как Бог всё управит. Ему там видней.

27.07.2022

15.08.22

***

https://finbahn.com/александр-бабушкин-sola-fide/

https://finbahn.com/александр-бабушкин-крестики-нолики/

https://finbahn.com/увидеть-париж-и-умереть/

что-то ещё…