Мирослав Макстенек много лет занимается мониторингом и анализом крупных проектов, просчитыванием их рисков и прогнозированием, ведущий аналитик в области конкурентной разведки. Еще в 2014 году заявлял, что «крах глобализации поможет России совершить научно-технический рывок»

Совершенно очевидно, что мы вступили в пору кризиса, о котором давно предупреждали специалисты, пророча его на 2015–2020 годы, и он носит общесистемный, планетарный характер. Что значит «общесистемный кризис»?

Это означает, что он затрагивает не какую-то одну из сторон жизни, отдельную подсистему, будь то экономика или финансы, политика или культура. Все подсистемы, а главное, связи между ними оказались под ударом. И включилась «теория систем», которая гласит, что система, достигшая и переросшая предел своей сложности, либо погибает, либо должна упроститься. А что значит «упроститься»? Развалиться на подсистемы и перестроиться в некую новую конфигурацию. К слову, примеры упрощения все мы видели не раз, тот же ЕГЭ — один из ярких примеров такого упрощения, но об этом чуть ниже. Итак, «либо гибель, либо упрощение». Первый путь понятен — глобальная ядерная война. Не будем о нем.

Второй путь — сложнее и мучительнее. Потому что он запускает механизм тотальной фрагментации: во всех подсистемах (социуме, экономике, политике, культуре, религии и т.д.) будут обрублены старые и начнут формироваться новые связи.

Самая элементарная подсистема — это Homo sapiens, человек. Он вступает во множество связей и взаимодействий — с пещерой, планетой, пищей, воздухом и другими человеками-сапиенсами. Ограничившись рассмотрением только взаимодействий между людьми, мы говорим о системе под названием «человечество». В ней есть свои подсистемы — «семья», «племя», «жрецы», изменив угол зрения, мы увидим подсистемы «религия», «экономика», «культура», «политика», «социальный институт». Каждый человек может входить в множество подсистем, и делает это с неизбежностью, даже если он отшельник. Важно, что эти подсистемы тоже имеют границы, признаки общности и связи с другими подсистемами. Но сейчас структурная сложность этой системы превысила устойчивость, нарушился баланс между ней и окружающей средой. Наглядно это можно представить так: у нас есть котел с водой, куда добавляется куча органики, там запускается процесс органического синтеза, а мы еще и нагреваем это. Не нужно быть химиком, чтобы понять, что рано или поздно этот котел рванет, да еще и забрызгает вас дурно пахнущими ошметками.

Так вот. Мы находимся внутри переходного процесса «рванет» — то есть на пути к взрыву. И это проявляется во всем. Возьмем религию. Налицо кризис традиционных религий и формирование множества новых религий, культов, сект. Попробуем просто перечислить, но собьемся со счету — неохристиане, необуддисты, неоязычники, неошаманисты, ваххабиты, салафиты — несть им числа, катится вал новообразований и наблюдается массовый уход людей из традиционных религий в различные новообразования. Или возьмем культуру. Тут и без микроскопа видно: новые формы чудовищных мутаций в живописи, музыке, литературе, перформанс и инсталляция уже стали мемом. Берем экономику, финансы. Биткоин? КризисБреттон-Вудского мира? Кризис глобализма и крах ЕС? Политика и геополитика? И там несладко. И тут происходит дефрагментация мира на отдельные компоненты, рвутся связи с другими компонентами. Иллюстрация? Нарастающая по частоте волна локальных конфликтов, от Югославии до Сирии — Хорватия, Сербия, Албания, Ирак, Сирия. Шотландия против Британии, Страна Басков и Каталония против Испании, Фландрия против Бельгии и Великобритания против ЕС, Украина, прогнозируемый развал Саудовской Аравии, «Штат одинокой звезды» и индейцы Лакота против США. Признаки аналогичных дефрагментаций, развалов и перемен можно без труда найти в образовании и науке, инженерии и промышленности. Мы же упоминали ЕГЭ!

Социум… Вот тут все особенно интересно. Есть ощущение, что здесь как раз ничего не происходит. Видимо, потому, что социум — это клей для «сборки» новой системы, и для него еще просто не пришло время. Хотя и здесь идут экспери-менты и формируются новые механизмы социальных объединений, причем тут задействованы люди, а потому конфликты почти сразу приобретают характер войны — это войны скандалов, судов и компроматов, информации… Интересно, что общесистемный характер кризиса обуславливает и природу современной войны. Характерным для нее оказываются выход за рамки традиционного международного права — никто никому войну не объявляет, локальный характер этих событий, а также участие в них «некомбатантов». Комбатанты, то есть вооруженные силы воюющих сторон, подчиняющиеся законам и обычаям войны, были в прежней системе, а теперь воюют люди, осознавшие свою новую идентичность в ДНР, в Косове или в Лакоте. Свадьба в Дамаске на фоне руин и боев — отличная иллюстрация…

А все почему? Формируются новые структурные единицы, новые подсистемы. Люди обретают новую идентичность через принадлежность к ИГ (запрещенная в России террористическая организация), к ДНР, к неорелигиозным организациям. Прежние связи и отношения рвутся. Так и формируется ныне фрагментарный бульон, в котором присутствуют новые подсистемы и осколки систем старых. В своем броуновском движении они перемешиваются, дружат и дерутся между собой, устанавливая новые связи и конфронтации. Так возникают мутанты: Великая Польша и Великая Украина, Великое Княжество Литовское… И так — не только в политике, так, если задуматься, везде.

Мир меняется на наших глазах! И, что важно, система упрощается, что требует уничтожения «ненужных» или не выдержавших конкуренции систем. Да и локальные войны вполне могут вести к геноциду проигравших.

…Однако вернемся на Родину. В среднем (подчеркну — среднем) звене госуправления действительно достаточно сильны настроения и тенденции, созвучные понятиям «Перон», «Каудильо», «солидаризм», «народное корпоративное государство». Причем воспринимается это не как призыв, а как практическая задача, руководство к действию. Любопытно, что, похоже, на практическом уровне именно к этому свелись все искания «скреп и основ». Нацизм или даже фашизм итальянского толка не проходит: страна у нас мультикультурная, мультиконфессиональная. Нам интересен и небесполезен иной опыт. Например, практика Хуана Доминго Перона (аргентинский военный и государственный деятель, президент Аргентины с 1946 по 1955 год и с 1973 по 1974 год. —«ВМ»), довольно успешно строившего корпоративное государство в мультинациональной и мультиконфессиональной Аргентине. (Напомним, что перонизм предполагал авторитаризм в управлении, использование лучшего из опыта что социализма, что капитализма, опору на собственные силы в экономике и ловко комбинировал национальную идею с принципами социальной справедливости. — «ВМ».) Любопытен и опыт Бразилии — также строившей (и успешно, как выяснилось) государство в тех же рамках. Можно много говорить о «полицейском государстве» и «эскадронах смерти», если забыть о том, что смысл и цель всех хунт (опускаю коррупционную составляющую, она неизбежна при любом режиме) — унификация поведения, мобилизационный режим. А вот если об этом помнить, то получается, что введение режимности — единственный способ удержаться на краю.

Как настоящий верующий агностик православного толка я склонен рассматривать происходящее с технической, а не метафизической точки зрения. Солидаризм (известная политическая теория о необходимости солидарности и стремления к компромиссу, социальному сотрудничеству и духовному доверию среди различных слоев общества) — это тот компромиссный вариант построения общества, который интуитивно был нащупан в 1920–30-е годы как альтернатива двум крайностям: большевизму и капитализму. Этот компромисс был популярен в Европе, а после Великой депрессии и в Америке. Не нацизм, как ошибочно полагают пропагандисты, а именно солидаризм! Да, Гитлер этот путь угробил, склеив с расовыми бреднями. Сознательно не упоминаю Муссолини: фашистская Италия дискредитировала понятие «народного государства» до уровня клоунады.

Но Франко, Перон, Салазар продолжили идею в той мере, в которой смогли в условиях многолетней блокады. Перон фактически в одиночку, первым в Латинской Америке сказал: «Янки, гоу хоум!» Сразу после Второй мировой войны это было дерзко. Антониу ди Салазар сломался, надорвавшись экономически, слишком мала была его Португалия. А вот Франко, со всеми его проблемами и руганью в его адрес, продержался немногим менее Советского Союза. В одиночку! Почему? И почему именно эта идеология, если можно так сказать, — архитектура общества — сегодня вновь стоит на повестке дня? Разберем по пунктам.

Итак, первое. Крах глобализма, совершенно уже очевидный, означает распад всех существующих институтов, склеивающих, соединяющих общество, — экономики, финансов, культуры, религии. Конечно же, и семьи. Все эти подсистемы подлежат разрушению как обеспечивавшие связность современного мира, мира глобального капитализма, а если быть точнее — мира, построенного вокруг спекулятивного капитала. Но почему произошел крах? А потому что исчерпался главный ресурс капитализма — уже пространство экспансии. Очевидно, что цивилизация веками развивалась исключительно через захват и освоение новых территорий, рынков и ресурсов.

Но теперь «планета закончилась», кончилось место, куда ему можно было расширяться. Нет внешних систем, в которые можно двигаться за счет разности потенциалов. Так что коронавирус с бесстрастной и циничной «политической точки зрения» случился удивительно вовремя, поскольку точно ударил именно по остаткам упомянутого «социального клея», по социуму, по институту семьи, по коммуникационной связности, по экономике услуг, финансовому сектору.

Кстати сказать, с 2015 года под эгидой и при участии Фонда Гейтса прошли три учения (последние, Event 201, в октябре 2019-го), посвященные глобальному реагированию на биоугрозу. Это логично: люди ищут те модели и сценарии, которые могли бы обрушить существующую архитектуру мира. В банковском мире для таких учений придумано точное название: «стресс-тест». Ну а то, что полученный сценарий совпал с «пандемией» — бывает, что уж… Иными словами — идет атака на инфраструктурную связность нынешней цивилизации. И я далек от мысли, что нужно искать в этом тайную руку мирового правительства или пришельцев. Все прозаичнее: эти цели просто заманчивее с точки зрения прибыли, их атаковать выгоднее. Почему? Потому что в условиях нарастающего развала за них все отчаяннее цепляются.

Второе и главное: во что может трансформироваться наш мир. Построение социализма, коммунизма? Нет, возврата к этим проектам не получится, по крайней мере в ближайшем будущем. «Крупнейшая геополитическая катастрофа» надолго испугала, возврат к реалиям социалистического управления 30–40-летней давности — боже упаси! Основной проблемой практики социализма русского эксперимента (во всех версиях) было отсутствие обратной связи — то есть отсутствие реакции, приводящей систему к состоянию равновесия. Все метания позднего СССР — это попытки создания такой связи хотя бы в локальных подсистемах. Увы! Но если равновесие не обретается, неизбежны либо взрыв, либо стагнация и угасание. Достаточно небольшого толчка — и… И результаты все мы прочувствовали на собственной шкуре в конце 1980-х.

Есть еще два любопытных примера: КНДР и Куба. Первый — «социалистическая монархия», второй — «левое масонство». Замечу — это пример выживания малых народов именно за счет иной модели управления внутри. Смотреть на их практику выживания в блокаде — полезно.

Подведем промежуточный итог. Нужен компромисс. Такой алгоритм, который бы позволил из осколков различных систем и хаоса начать собирать новую систему, упрощаясь относительно системы «глобального капитализма» и выскальзывая из ловушки управляемости социализма. Логично, что при этом происходит обращение к тем моделям и методам, которые уже были сформированы.

Таким образом, решения, то есть пути развития и переустройства в нашей разрушающейся цивилизации — два. Первый путь — неофеодализм. Если государство рассматривать как своего рода «феод», то неофеодализм предполагает создание жестких правил пересечения границ вокруг него, авторитаризм — внутри, и федерализм и ситуативная коалиционность — снаружи, во внешних отношениях.

Второй путь — построение неосолидаризма. То есть построение государства, создаваемого вокруг общности национальных интересов, такого, в котором интересы своей нации доминируют над всеми остальными, где классовые противоречия нивелированы через механизмы экономического принуждения. Для примера — посмотрите на социализм Швеции или Норвегии. А «закрытие от всего», так называемая инкапсуляция, в этом случае происходит не в стиле «враг у порога», а скорее в варианте «идите куда хотите, нам не до вас», поскольку главный упор при таком сценарии развития делается на решение своих внутренних проблем.

Кстати, не напоминает ли вам это Трампа? Это его лейтмотив: «Америка грейт эгейн» («вновь великая») — через сосредоточение на своем внутреннем мире.

Ныне 20-е годы XXI века, а не XIX или XX, оттого у терминологии и появляется приставка «нео». Новые структуры вынуждены создаваться, как уже сказано, в режиме исчерпания экспансии — пространства для нее в территориальном или социокультурном смысле не осталось.

И в космос мы не вышли! А значит, мы вынуждены опираться на некоторые интенсивные ресурсы. А что осталось? И вот тут возникает на горизонте «матрица», информационное пространство, виртуальность.

Мысль о том, что основа «нового мира» — это в первую очередь информационные и энергетические потоки, стала общим местом, а то и доминирует в рассуждениях аналитиков и футурологов. Да и не только их. Обратим внимание на «Стратегию национальной безопасности России» и вопросы, связанные с информационной и энергетической безопасностью. Это уже практика, а не теория.

Любопытно, что «неомодель» Китай «убьет». Потому что Китай — это выстроенный симбиоз для работы в прежней парадигме экспансии. «Мы делаем много, дешево и наполняем пространство экспансии своим трудом».

Что и как будет происходить в США — вопрос. Есть гипотеза, что через холодную гражданскую войну они придут к модели неофеодализма. Но наш путь — в неосолидаризм. Просто потому, что Россия — превыше всего. Остальные — пусть как хотят: а мы попадем в рай.

15 апреля 2020

цинк

Мирослав Макстенек

Эксперт Научно-консультативного совета при Антитеррористическом центре СНГ, советник генерального директора ОПК-Ростех, экс-глава Аналитического управления АЦ правительства РФ.