Марина Полякова

Марина Полякова
Кривой Рог
facebook

ПОПЫТКА МОЛЧАНИЯ

Спит зверь енот, спит рыбина горчак.
Лес аспидный выбеливает иней.
День сир и сер, небесный пыл иссяк,
И мера всех вещей – октябрь. Картине,
Что глазу открывается, претит
Горячность наших слов и гордость взоров –
Покорно переходим на петит
В попытках речь. А лучше – разговоров
Избегнем, предпочтя глядеть окрест
Подобострастно. Думая – ведь осень
Соизмеряет каждый вздох и жест,
Не то что мы. И звонко грянут оземь
Рябиновые дроби, дрогнет лес
Вершинами, подбадривая ветер.
И мы смутимся пышности телес,
И неуменья жить на этом свете.

УРОК

Кочевников орда отхлынула к закату,
Витают запах шкур и горький дым костров.
Мы молча смотрим вслед, мы сами виноваты,
Нам слишком дорог был сожженный ими кров.

Нет, так любить нельзя сады, поля и стены,
Своих детей и жен, своих борзых щенков,
Нельзя по именам до пятого колена
Знать пращуров своих – страшнее нет оков.

Мы думали, что мир незыблем и надежен,
На месте ад и рай, всяк знает свой шесток,
Корова в стойле спит, висят в сарае вожжи…
Нам дорог был покой – покою вышел срок.

На пепелище мы сиротствуем отныне,
Нагаек щедрый дар – рубцы – горят огнем,
Как были мы смешны в своей слепой гордыне,
Какой нам дан урок! Как мы нуждались в нем!

К вопросу о незваных гостях

Туки-туки! Постучала в дверь лохматая старушка,
Юбка грязная до полу, бородавка над губой.
– Что тебе подать? – Водицы, и вчерашнюю горбушку,
Хорошо бы ложку каши, и похлебочки мясной,
Вот, рубаха прохудилась, – поищи в шкафу рубаху,
Кацавейку потеплее, и платочек поновей,
Гребень в поле потеряла – я такая растеряха –
Подари мне, дочка, гребень, ну-ка, дочка, не жалей!
Ишь ты, зеркальце какое на комоде серебрится,
Подари его мне, дочка, и в придачу – кружева.
Ты не жадничай, девица, не криви губы, девица,
Видишь, странница в лохмотьях, голодна и чуть жива!
У тебя коса до полу, мятой мыта, чередою,
Отдавай скорее, девка, мне к лицу она пришлась.
От твоей смугляной кожи пахнет талою водою,
Отдавай свои красоты, забирай мою ты грязь!
Я беру и кровь, и сердце, годы девичьи, надежды,
Песни, легкое дыханье, слезы, смех, твою зарю!
Ты – ступай по миру, дура, в драных, нищенских одеждах,
Гадкой, сморщенной старухой. На, держи клюку – дарю!

Ученица

Из тех краев, где воздух горше хины,
Где небеса испачканы сангиной
И вскрыты недра выжженной земли,
Тебя, в пути пробыв почти полгода,
Пройдя через ущелья, степи, броды,
Как ценную игрушку привезли.

Хозяин был пленен твоей красою,
Забыв дела и прочее – земное –
Учил тебя сладчайшей из наук.
А ты училась – без пера и мела,
И вскоре безошибочно умела
Его желанья знать по дрожи рук.

Твоя походка сделалась свободной,
Бедра изгиб – рекою полноводной,
И обоюдоострыми глаза.
А твой хозяин, медленно старея,
Уже не вспыхивая, только тлея
Ночами слышал – ты уходишь в сад.

Учитель твой, он даже был доволен,
Твои ладонь, плечо, ресницы, голень,
Воображая в темени ночной,
Что ученица – ясочка, услада –
В далеком уголке большого сада
Его не посрамит передо мной.

Поедем в Киев

– Ты плачешь? – Нет. Январский ветер
До самых бортиков ресниц
Глаза наполнил. В сердце метил,
Но споро я простерся ниц –
Он на вершок скользнул левее,
Коснулся чуть, ожег плечо,
И вдаль по узенькой аллее
Умчался. Поживу еще –
Так хочется… Поедем в Киев,
Там нет зимы, там вечный зной –
Бьет солнце без промашки кием
В макушки. И вино рекой.
И можно быть самим собою.
Я, может, вылечу крыло…

И поцелуями покрою
Твое усталое чело.

К Парке

Как, черт возьми, проходит время быстро,
От марта до зимы – один шажок,
Один стежок, одно кольцо мониста,
Один протолкнутый глоток.
Вот почка – лист весенний – и опавший,
Длиннятся тени, тянутся дожди.
Вот кокон мой – сухой, пустой, не давший
Жизнь бабочке…
Стой, Парка, не пряди
Так быстро нить, притихни над работой,
Дай отдохнуть натруженым перстам,
Пусть на земле растянется суббота,
С ее неспешностью, и пусть печальный кто-то
Все смотрит вслед идущим облакам.

 Тень

Глянь – серпиком печальным, нежным
В зеленоватых небесах
Висит Луна. Февральским, снежным,
Хрустальным вечером в домах
Окошки вспыхивают дружно,
Взгляд бесприютного маня.
В них поэтажно и подушно
Народ посчитан. Нет меня
В затертом списке управдома,
В реестре радостных жильцов.
Я – тень — бездомна, невесома,
Неуловима для ловцов

Дырка от дуры

Где-то прибудет, а где-то отъемлется,
этот закон ты ведь знаешь, хорошая,
что же сидишь полуночною пленницей,
грустно уставясь на чашку в горошинах?

Ты академику зря не поверила –
дети крестьян до науки охочие,
и добредают с посконного Севера
прямо до Фрайберга, будь же настойчива

внучка крестьянская, буковка к буковке,
слово за слово, страницы листаются,
книжка за книжкою… что же ты букою
с чашкой сидишь, малоросска-красавица?

Нет в голове твоей места учению,
заполонил все кармашки и полочки
тот, от кого не находишь спасения
в этой растерзанной северной полночи.

Нужно же было влюбиться не вовремя,
как ты диплом-то напишешь – безумная?
Доченька, девочка, горе с тобою мне,
дурочка круглая, дырочка лунная…

Трансфер из деревни

Таможня пройдена. Разверзлася пучина
Руси невыносимой и родной.
Зачем во Франции так хороши мужчины
И дешево вино?
Зачем поутру горячи багеты,
Чисты собаки, парки зелены?
Я быть хочу сироткою Козеттой,
Горгульей Нотр-Дам, да хоть газетой
В парижской урне. Но горят войны
Отечественной близкие зарницы,
В штыки встречает милая страна,
Пятнает штампом пачпорта страницу.
Буонапарт – не я, и мне страшна
Кремля суровость, сурик стен, глядящих
Презрительно и тяжело окрест.
Рассветный дождь. Метрошный звероящер
Меня, еще живую, сладко ест.

С чем рифмуется Париж?

Решено, что мы едем в Эдем, это значит, мы едем в Эдем.
Михаил Щербаков

Я еду в Париж – это значит, я еду в Париж!
А кто-то сказал, что не сходятся реки и руки.
Батон нарезной был доселе с багетом в разлуке,
кузен круассан тосковал по кузине ковриж-

кедровых орешков насыплю я полон карман,
в кулечек – горячих каштанов, и ходу, и ходу –
ходить в сердцевине апреля, плевать на погоду,
а, впрочем, надеюсь, она будет просто шарман.

И будет шарманка играть, перепутав века,
а белый клювастый гадатель мне кинет билетик,
в котором всего-то пять букв, но картавые дети
увидят, как тетенька плачет от счастья. Пока

там кто-то качает на шляпе веселым пером,
я выдам за мессу ее настоящую цену,
рубли на Меняльном мосту разменяю – и в Сену
заброшу монетки, мечту оплатив серебром.