Майка Лунёвская

By , in чирикают on .

Майка Лунёвская
(Ольга Александровна Жмылёва)
Родилась 9 мая 1988 года в Тамбове. С трех до шестнадцати  лет жила в селе Берёзовка. Окончила Тамбовский государственный технический университет по специальности «юриспруденция». Работала помощником аудитора, оператором аттракционов, бухгалтером. В 24 года поступила в Воронежскую государственную академию искусств на театральный факультет, но не проучившись и года, ушла из академии. Работала артисткой в детском гастролирующем театре, юристом. . Живет в селе Берёзовка Мучкапского района Тамбовской области.
ЖЗ


***
Осень.
Вот сейчас могилки окосим
и так до Пасхи.
Божья коровка, не бойся,
закрывай свои чёрные глазки.
На красной спинке
принеси нам блины на поминки,
пирожки с начинкой из яблочного варенья,
булочки и печенье.
На, заползай на ветку,
лети, улетай на небко.
Передай привет для близкого человека.


***
Здесь столько времени угроблено
на то, чтоб вылезла ботва.
Ты возвращаешься на родину
и видишь – родина мертва.

Где школьных дней тянулись линии,
там не осталось ни черты,
но есть иллюзия идилии,
она устойчивей, чем ты.

Кирпич, стены своей не помнящий,
и мысль, что вовремя ушла.
Ты возвращаешься для помощи,
вот только помощь не нужна.

Вовсю растут под липой ландыши
и мох на шифере у крыш.
Ты возвращаешься? Ну надо же.
Кого ты этим удивишь?

«А ты надолго здесь останешься?» –
и будет спрашивать семья.
Ты никуда не возвращаешься,
ты превращаешься в себя.


***
дорогой тариф у здешнего колеса
я прошла пешком бо́льшую часть пути
не тамбовский волк берёзовская лиса
в темноте глаза и страшно вперёд идти
год или два назад в этой же полосе
вынужденно присев ближе к березняку
я смотрела в глаза мёртвой уже лисе
посреди берёз лежала она в снегу
и бежала с гусём в зубах под немой горой
и свою стерегла нору у ольшанских вод
и бросалась под бампер нивы огненной головой
шла за мной шла за мной шла за мной
и ещё идёт


1.

Цыпа, моя цыпа,
лапа, моя лапа.
Мясо – моя работа,
мясо – моя зарплата.
За коровью кровь холодильник.
За быков купили диван.
Ходили за скотиной, ходили,
холили и водили
по нивам, не по Невам.
Кого берегли – убили,
всё в дом купили.

2.

лежит голова
(из-под неё трава
красная вся) мертва
говорит слова

дни начались короткие ножевые
а были и мы живые
бегали по двору
думали не умру
а теперь берут и кладут
в холодный сундук

3.

умирает жалко и только
жалко утёнка цыплёнка жалко
полотенце ему одеялко
а большого гуся не жалко
и кур не жалко они тушёнка
жалко цыплёнка гусёнка
гусеницу не жалко она противна
комарика не жалко зачем кусался
что ли детства жалко оно наивно
остальные выросли ты остался


***
С чего начинается утро:
мы выгоняем гусей и уток,
стережём на траве,
охраняем от хищных,
чтобы самим в пищу.
Мы любим свою еду.
Берём бережно к пуху,
на ночь кладём в сундук,
теплее друг к другу.
В деревянном ящике щёлка,
чтобы дышать, смотреть.
Мы знаем, что нужно для них и ещё как
лучше выращивать смерть.


***
Сначала мы поехали смотреть
на воду (не ушла ли половодка),
потом пошли на кладбище смотреть
(на рост травы и надо ли грести),
а после я уехала бросать
на землю абрикосточки от лета,
чтоб вырос сад среди больших полей.
И синее, почти как изолента
(что держатся два ястреба на ней),
лежало небо, брошенное в воду.


***
Я не помню, то ли трактор,
то ли был комбайн колхозный,
был он красный или ржавый,
год какой, распад державы,
я не помню, но талоны
точно были, газ в баллонах,
в трубах газ не проводили.
Мы на тракторе играли,
залезали на подножку,
на колёса залезали
и в кабину вроде тоже.

Не брыкался, а покорно
он стоял с детьми на шее,
и оранжевые зёрна
в животе его лежали,
и подшипниковый шарик,
и шнурок для украшенья.

Был не грустный, а серьёзный,
молчалив, но не печален,
он последний зверь колхоза
на развалинах развалин.

Не осталось и скелета,
может бродит призрак где-то.


***
Вечернее небо – раздавленная малина.
Пыльное поле, скошенная поляна.
Детство совсем запомнилось как молитва
(мысленно, постоянно).
С бывшего дна осколки от перламутра –
это была река, но она засохла.
Здесь на цветках лежит золотая пудра,
а от людей остался пакет и стёкла.
Я забрала с собою (хотя куда мне?)
в память об этом дне небольшие камни.
Как свою прошлую жизнь
(а могла бы и налегке),
так и ношу те камушки в рюкзаке.


***
Шансы – для того чтоб их лишаться,
много кто об этом говорил.
Я иду по улице по Шацкой
пошататься, выветрить акрил,
подождать запрет у светофора,
возложить на мусорку пакет.
Потому что нет внутри опоры,
и снаружи кажется, что нет.

Впереди гранитные аллеи –
это на Воздвиженском уже.
Не зову, не плачу, но жалею,
а ещё использую клише.
Бог ты мой, прошёл четвёртый месяц,
а вернулись к этому опять.
Хватит всем и виселиц, и лестниц,
надо только выучиться ждать.


***
Напиши об этом, напиши об этом.
Остальное всё уже написали.
Как хотел отчаянно стать поэтом
и не стал поэтом. И что вначале
было слово, а после него молчанье.

Напиши – хотел научиться зренью,
чтоб суметь зерно отделить от плевел.
И хотел подобья, не повторенья.
И любил стихи, а счастливым не был.

Суета. Об этом в Екклезиасте.
Между вдохом-выдохом жизнь, как минус.
Напиши, как сильно хотелось счастья
и горящий куст перед домом вырос.

Напиши, как было на самом деле,
что смотрели ангелы с верхотуры.
Что писал стихи, а они горели,
что они не стали литературой.


***
Когда заканчивался минус
и вверх подпрыгивала ртуть,
я замечала: жёлтый вырос,
и шла гулять куда-нибудь.
А город, к празднику готовый,
уже стоял навеселе.
На остановке пахло сдобой,
собаки спали на земле.
Летали в воздухе пакеты,
бумажки плавали в грязи,
и мальчик, в лёгкое одетый,
садился в белое такси.
Во всём предчувствуя удачу,
смеялась юность и ждала
(не так, как ждёт больной лежачий,
а так, как крови ждёт игла).
Я шла по набережной к парку,
там музыкант для денег пел,
а ворон всем бесплатно каркал,
пока на дереве сидел
(оттуда было видно трубы,
в другую сторону – вокзал).
Я подставляла солнцу губы,
а мне их ветер целовал.
С тобой не встретившись ни разу,
я шла, сверяясь по звезде.
Весна была – как метастазы –
не только в лёгких, а везде.
Я шла и шла, земля кончалась,
«вчера» звучало как «пчела».
А в парке девочка качалась
и нежность розовым цвела.

Recommended articles