COVID-19: игра ва-банк

В логике KPI пандемия означает эмоционально нейтральный «подрыв инвестиционных ожиданий». Понятно, что за этим нейтралитетом скрываются свои драмы (банкротства, нищета, крушение надежд, самоубийства), но лексически они не считываются. Рынок их не калькулирует. Перефразируя Джона Локка, без проигравших выиграть невозможно.

• Любой финансист знает: пассивы – источник активов.

На фондовом рынке пассивами являются ожидания, активы фиксируются в обещаниях. Когда на бирже рушатся ожидания, в тиши кабинетов всегда обнуляются обязательства. За драмами миллионов стоит успех единиц. Чтобы этот успех не читался, нужно Big Drama Show, задача которого – хаотизировать сознание 7 763 035 303 держателей пассивов. Рынок давно живёт ожиданиями не только конкретных инвесторов, но и всего человечества.

Дом, который построил Uncle Sam

Проектный подход США к строительству общего рынка долгое время скрывался за неолиберальной риторикой. Государство – «ночной сторож», общественный уклад возникает сам собой, социальная иерархия – уходящая натура, будущее за сетевыми структурами. Подозрения, что большая приватизация (финансовая глобализация) носит политический (иерархический) характер, отметались как конспирология.

В 2008 году угроза потери глобальной конкурентоспособности вынудила США материализовать «невидимую руку», обнажив скелет проекта. Запустив программу количественного смягчения, ФРС США впервые открыто выступила как мировой Центробанк. Это был политический дефолт, Вашингтон признал несостоятельным проект большой приватизации и перевёл управление финансовым рынком в ручной режим.

Приватизация советского наследства (соцлагерь) сформировала огромный объём ожиданий. Их осметили и обналичили через фондовый рынок. Неторгуемые (не вписанные в мировую цепочку производства стоимости) активы включили в мировую финансовую систему как потенциальные стоимости (обещания).

• Это была беспрецедентная по масштабу и замыслу попытка глобальной интеграции в рамках единого юридического пространства. Ничего подобного человеческая история не знала.

Прежде все интеграционные проекты начинались с консолидации реального сектора (оккупация или союзный договор) и создания единого регуляторного пространства, после чего наступала очередь консолидации финансового оборота (ожидания/обещания).

Это был проект американской мечты: создать общий рынок требований на мировые активы, номинированные в валюте США. Реализуйся проект, и мир получил бы стабильное будущее на долгие годы вперёд. К 2008 году на фондовом рынке торговались ожидания не просто всего населения Земли, но и нескольких (ещё не рождённых) поколений. Это был бы реальный конец истории. Матрица, но без надежды на появление Морфеуса и Нео.

У проекта было одно слабое место. Реальные активы сохраняли национальный регламент регулирования. Долго двуединая система существовать не могла. Исполнить уже осмеченные обещания возможно было только при наличии единого мирового порядка. Отсутствие такового создавало для эмиссионного центра постоянную угрозу дефолта по обязательствам (невозможность исполнить обещания).

Попытка решить задачу с наскока (расчленение Югославии, оккупация Ирака) привела к слишком тяжёлым политическим последствиям (ползучая национализация на периферии и раскол в центре). Создание новой общей угрозы (глобальный терроризм) не дало результата. Последней надеждой была Индустрия 4.0, но Ассанж и Сноуден нанесли сокрушительный удар по единому информационному протоколу (ниже подробнее).

Затянувшийся правовой разрыв между реальным и финансовым контуром мировой экономики породил парадокс. Создатель проекта тотального доминирования потерял над ним контроль. По факту вышло так, что сначала США проинвестировали становление своих стратегических конкурентов (Китай, Индия, Россия). Потом конкуренты начали собственную экспансию, используя при этом созданные США финансовые институты.

В 2000-х годах инвестиции национальных государственных фондов в развивающиеся рынки превысили средства, выделяемые МВФ и Всемирным банком. Не будь кризиса, общая сумма суверенных фондов сегодня достигла бы 15 трлн долларов. Золотовалютные резервы одного только Китая в 2008 году составляли 3,8 трлн долларов, что в 316 раз превышало средства (12 млрд) на резервных счетах ФРС США.

Моделирование Всемирного банка показало, что при сохранении открытого доступа к финансовому рынку Китай к 2025 году будет давать более 30 процентов роста мировой экономики. А вклад Китая и Индии в мировой рост в два раза превысит вклад США и ЕС.

• Сегодня уже можно констатировать: кризис 2008 года носил рукотворный характер.

Причиной были не проблемы в экономике, а амбиции конкурентов. США оказались не готовы к роли глобального регулятора, а роль финансового агента модернизационных проектов Китая, России и Индии (ШОС, БРИКС, ЕврАзЭС, «Один пояс – один путь») их категорически не устраивала.

А теперь поджигай!

Чтобы понять суть глобального проекта США, надо забыть про свободные рынки и открытую экономику. Суть в денационализации социально-организующих компетенций, и их перенос якобы в международное пространство в реальности – в юрисдикцию единого (единственного) государства. Суть в установлении геополитического господства США (десуверенизация планеты).

Отказ от финансово-информационного суверенитета (приватизация) был условием допуска к глобальному кредиту (рынок обещаний). Вал обязательств США создавал иллюзию всесилия эмиссионного центра, блокируя политическую волю национальных администраций. Управленческий паралич буквально вынуждал местную элиту подгонять национальное законодательство под нормы регулятора глобального рынка.

США оформляли будущие прибыли уже сегодня, играли по заранее просчитанному плану (на опережение). Методичка гласила, что нас ждёт мир равных возможностей без государственных ограничений, где акторами будут рыночно детерминированные транснациональные (денационализированные) корпорации (ТНК).

Здравый смысл и вся история человечества отрицают возможность построения и существования асоциальной модели. Тем не менее через тотальное господство в СМИ модель удалось внедрить в массовое сознание, создав образ привлекательного будущего: «…чтобы в мире без Россий, без Латвий жить единым человечьим общежитьем».

• Однако отказ от суверенитета имел оборотную сторону. Национальные системы лишились права на принятие стратегических решений, но продолжали нести на себе социальные обязанности и риски.

Общемировая субъектность США, несмотря на целый ряд предпринятых Вашингтоном военных акций, оказалась недееспособной. Чем дольше длилось «двоевластие», тем выше были риски местных администраций.

Мина замедленного действия взорвалась в 2008 году. Индия, Китай и Бразилия отказались вскрывать свои внутренние рынки, чего добивались США в рамках Дохийского раунда переговоров ВТО. Вдруг оказалось, что страны периферии осознали себя субъектами мировой политики и по факту отстроились от Вашингтонского консенсуса. Завис (остался без гарантий исполнения) огромный объём ожиданий и обещаний.

У американской модели глобализации (мир корпораций под эгидой единого регулятора) появилась альтернатива (мир миров). Страны-антагонисты поставили свои сбережения под госконтроль и стали использовать политический ресурс как конкурентное преимущество, выстраивая новые союзы и коалиции. Модель, проектируемая США для господства, стала инструментом его разрушения.

У проблемы было две стороны. Во-первых, фундаментально чужой источник денег. Обязательства были зафиксированы в юрисдикции США, а реальные активы, обеспечивающие эти обязательства, для американских правоохранителей оставались недоступны. Во-вторых, за время «свободного рынка» акционеры из Китая, России и арабских стран проникли внутрь западных ТНК.

Решать двуединую задачу надо было кардинально (здесь и сейчас), не считаясь с последствиями, не обращая внимания на противников (Азия и Россия) и не ставя в известность союзников (Европа). Необходим был новый источник денег, по объёму не просто сопоставимый, а превосходящий сбережения периферийных стран.

Источник нашли внутри ФРС США.

• Масштабная эмиссия (14 млрд долларов в ходе трёх программ количественного смягчения) стала холодным душем для рынка.

К середине 2014 года прирост мировой денежной массы в долларовом выражении составил 40 процентов без изменений структуры экономики и темпов её роста.

Появившийся из ниоткуда колоссальный долг размыл прежние обязательства эмиссионного центра, накопленные странами периферии. Сделал невозможным (расширил зону конфликта) выработку новой модели взаимодействия субъектов рынка, минуя запрос США. ТНК (святая святых западной экономики) с помощью дешёвых денег выдавили конкурентов из стратегических активов через обратный выкуп.

Анализируя кризис 2008 года и действия США, наблюдатели концентрируются, как правило, на эмиссии. Однако новая модель (а это новая модель), помимо финансовой стороны, включала в себя и структурный элемент – политику дестимуляции сбережений как таковых. Частью этой политики стали снижение зависимости энергетики США от импорта (сланцевая добыча) и де-факто отрицательные ставки рефинансирования.

• Накопления развивающихся стран (Азия, Индия, Россия, Ближний Восток) конфисковали. Институт мировых сбережений деформировали, лишив его внутренней мотивации.

Смысл в валютных резервах пропадает, когда эмитент мировой валюты может свои резервы нарастить в любой момент и в любом объёме, не согласовывая свои действия ни с кем.

Миру детально объяснили, что управление глобальными обязательствами обеспечивает не единая (политически нейтральная) валюта, а единый репрессивный инструментарий. Источником правил на глобальном рынке является не техническая система мер и весов (эквивалент стоимости), а военные базы и ударные группировки ВМС США по всему миру.

Мюнхенская речь Владимира Путина тогда воспринималась миром как необоснованная заявка на субъектность, а залп русских «Калибров» будет много позже…

Копить нельзя потратить

В 2008 году мировую экономику перезапустили на принципиально новых основаниях и правилах. Все предыдущие настройки были сбиты: прошлое обнулили, будущее ликвидировали. Экономику подвесили в настоящем (поставили на стоп-кран). Финансовую систему перевели на ручное управление, подчинив политическим институтам США. Статуса рыночных агентов лишились инвестиционные банки и мировые аудиторы.

• Произошла радикальная трансформация мировой финансовой системы. Странам периферии отказали не только в доступе на новый рынок капитала, но и в праве на защиту капитала старого.

Однако мировое сообщество не сразу осознало новые правила.

Понимание пришло, когда новый финансовый механизм вышел в политическое пространство, был подкреплён практикой нетарифного регулирования (санкции, торговые войны). Политика США по прямому захвату ресурсов и лишению стран их суверенитета была лишь естественным продолжением дефолта прежнего проекта глобализации, объявленного в 2008 году.

Принципиальной особенностью новой модели стала эмансипация мировых финансов от мировых сбережений и мирового производства. Банковской системе сегодня не нужен реальный сектор. Источником мировых денег являются не промышленность и накопления, а центробанки (главным образом – ФРС США).

Как работает модель, хорошо видно на примере отечественного рынка, который воспроизводит глобальную матрицу на региональном уровне. Банки показывают прибыль (и в дождь, и в град, и в кризис), а производство падает. Воспроизводится финансовый оборот не за счёт кредитования, а за счёт экспортного дохода государства и бюджетного правила. В случае с финансовым центром – за счёт эмиссии доллара, который и есть главная статья американского экспорта.

Собственно, именно на этот эффект новая модель и была рассчитана.

• Задача состояла в том, чтобы сжечь накопления стран периферии, лишить их инвестиционного потенциала, путём создания бюджетных проблем снизить политические амбиции и заставить принять условия США при выработке новой промышленной повестки.

«Эмансипированная» модель мировой экономики не имела перспектив, носила временный характер «военного коммунизма». С помощью «финансовой химиотерапии» модернизационные проекты развивающихся стран заморозили, лишив их права распоряжаться своими сбережениями через транснациональные институты, но новый источник долгосрочного роста создать не удалось.

Между финансами и производством провели контрольно-следовую полосу (КСП). Капитал оказался заперт в фондовых инструментах и стал воспроизводить себя внутри спекулятивного цикла. Систему поставили перед необходимостью постоянно наращивать (накручивать) обязательства, исполнить которые без договорённостей со странами периферии было невозможно.

Как отмечалось на одном из базельских заседаний «финансовой G30» (объединение 30 крупнейших центробанков мира под эгидой Банка международных расчётов), количественное смягчение было кредитом для правительств на покупку дополнительного времени, а разрешение кризиса лежит в политической плоскости.

Обрушившийся на глобальную экономику вал новой ликвидности по своему эффекту (интенсивность, скоротечность и объём) превзошёл приватизационную волну. Если пересчитать сегодня мировую «наличность» в ценных бумагах (обещания), то на финансовый рынок в короткий временной отрезок должны быть выведены активы стоимостью в триллионы, если не в десятки триллионов долларов. Где их взять, когда реальное производство и сырьё находятся по другую сторону КСП?

• Опьянения геополитическим триумфом закончилось тяжёлым похмельем, а роль «капельника» взяла на себя ФРС США.

Вслед за экстренной терапией перешли к системной. В режиме полной секретности началась проработка Трансатлантического (TTIP) и Транстихоокеанского (TTP) торговых партнёрств, построенных на альтернативных ООН и ВТО принципах.

Сутью новых инициатив США была коммерциализация инструментов и институтов, через которые общество себя осознаёт и воспроизводит. Демократический принцип легитимации национальной власти (выборы) заменялся на режим международных инвестиционных соглашений (арбитраж). Государство в своих правах приравнивалось к ТНК.

Простое объединение рынков традиционных активов (пусть и на новых основаниях) проблему не решало. Необходим был принципиально новый рынок, способный поглотить огромный объём «лишних» денег. Рынок нетрадиционных (ранее не торгуемых) активов. Рынок инновационный. Так появился на свет проект цифровизации (Индустрия 4.0 или интернет вещей).

На первый-второй рассчитайсь!

Рассматривать цифровизацию саму по себе (без новых регламентов TTIP и TTP) нельзя. Сама по себе (сегодня мы это видим) она теряет смысл. Идея, как вода, ушла в песок, оставив воздушную пенку в виде технологии блокчейна, рынка стартапов и глобального досугового клуба под названием Facebook.

Онлайн-общение, удалённый доступ и роботизация с автоматизацией к Индустрии 4.0 имеют примерно такое же отношение, как тюнинг к автомобилестроению. Это всё обвес, кружавчики и завлекалочки. Нового технологического уклада (промышленная революция) они не создают.

Революционные изменения, которые несла в себе цифровизация, касались не способов производства, а способов его регулирования. Сутью Индустрии 4.0 была денационализация узловых информационных компетенций, по факту формирующих общественный строй и уклад как таковой. Но представляли нам Индустрию 4.0 исключительно в рекламном формате.

Сетевая промышленность вкупе с сетевой энергетикой и сетевым информационным пространством. Люди и машины «общаются» в едином информационном облаке и в экстерриториальном (недоступном государству) пространстве. Производством и его обеспечением занимаются распределённые политически безликие промышленные агенты.

• Картина, что ни говори, завораживающая. Искусственный разум, штампуемый оптом и в розницу, осваивает мир. Сингулярность как она есть.

Человек освобождается от рутинного физического труда. Расцветают искусство и творчество. Креативный класс возносится на вершину иерархии, сметая оттуда Рокфеллеров, Ротшильдов и прочих Джей Пи Морганов. Все счастливы: «И гордый внук славян, и финн, и ныне дикий / Тунгус, и друг степей калмык…»

Несмотря на свою абсурдность, «рекламный буклет» Индустрии 4.0 захватил сердца и умы миллионов «свидетелей интернета Иеговы». Никто из новообращённых не задавался земными вопросами: где начинается и заканчивается та или иная юрисдикция; как выстраивается их взаимодействие на границе контрольных зон; от чьего имени подписывается контракт и кто несёт за него ответственность; к кому идти за защитой своих прав, если контракт нарушается; какую форму носят судьи и тюремные охранники.

Зато этими вопросами задавались авторы проекта. И ответ на них прост. В новом укладе за всё должен был отвечать тот, кто сможет собирать в единый образ и обрабатывать в реальном времени гигантские потоки разнообразной информации («мировой сисадмин»).

В 2014 году General Electric, AT&T, Cisco, IBM и Intel создали Консорциум промышленного интернета (Industrial Internet Consortium). Консорциум должен был заниматься и занимался выработкой единых информационных стандартов для Индустрии 4.0, будущей финансовой архитектуры и новой системы управления активами.

Если оценивать Индустрию 4.0 не с рекламной, а регуляторной точки зрения, то картина выглядит иначе. Синхронизация информационной и финансовой инфраструктуры в денационализированном правовом поле (TTP, TTIP) создавала оператору «общей» цифровой платформы асимметричные преимущества перед всеми остальными участниками хозяйственного процесса (на протоколе можно сбить любого). «Сисадмин» получал право и возможность проникать в чужие экономики и контролировать их извне.

Индустрия 4.0 нереализуема в межгосударственных форматах (конкурирующие политические стратегии).

• Новый уклад не решал общие проблемы глобальной экономики, он решал конкретные вызовы, вставшие перед США на рубеже нулевых годов.

Новый информационный механизм должен был соединить потенциал периферии с амбициями центра на условиях последнего и под его силовым (государственным) контролем.

Попытка гармонизировать интересы реальных и виртуальных собственников через взлом национальных систем привела к возникновению критических социальных напряжений на местах. Следствием чего стал национальный реванш и обострение межгосударственных противоречий. Лишение стран национальных амбиций ведёт не к новому мировому порядку, а к новой войне.

Три источника, три составные части

Когда информация о новых торговых регламентах (TTP, TTIP) была обнародована Ассанжем, а возможности дивного мира цифровизации (прослушка Меркель и Олланда) раскрыл Сноуден, стало понятно, что проект «американской мечты» мёртв. Победа Трампа с его «грэйтэгейнстом» зафиксировала результат.

Стремление США силовым порядком отстроить под себя меняющийся мир привело к разрыву стратегического диалога и после недолгого одностороннего наступления (цветные революции, «арабская весна», Ирак, Ливия) – к открытому противостоянию на Украине и в Сирии.

Финансовая глобализация замкнулась в пределах традиционного Запада. Восток и примкнувшая к нему Россия мучительно ищут собственную модель роста в рамках евразийского контура. Метрика соразвития двух вновь формирующихся миров, включая рынок финансового капитала, технологий и капитальных активов, отсутствует.

Система долгосрочных инвестиционных ожиданий и кредитных обещаний вошла в фазу распада. Мы это видим сегодня как тихое, но широкое признание того факта, что доллар не может служить единой мировой валютой. В 2008 году США всем продемонстрировали, что проблемы «чужих» сбережений и накоплений для них не существует. Всё у них народное, всё у них своё.

В англосаксонской инвестиционной модели, заложенной в основу глобализации, механизм согласования национальных интересов отсутствует. Разломы множатся, конфликтная зона разрастается. Без юридически защищённого общего пространства (Вестфальский мир, Лига Наций, Ялта, ООН) замкнуть разорванный кредитно-инвестиционный цикл невозможно. Идёт поиск новой «идентичности», легитимирующей мировой хозяйственный уклад.

Глобальная пирамида ожиданий и обещаний не может существовать в условиях политической разноголосицы, требует глобальной системы управления рисками.

• На наших глазах социально-политическая модель США, которую пытались натянуть на весь мир, умирает, повторяя судьбу когда-то противостоявшей ей модели «коммунистического общежития».

Новая модель у США отсутствует, а в условиях неопределённости старый кольт лучше добрых намерений. И если «количественное смягчение» было своеобразной химиотерапией, то COVID-19 стал для мировой экономики искусственной комой. Больного уложили в реанимацию, чтобы избежать преждевременной смерти и последующего хаоса.

Мотор мировой экономики заглушили. Фондовый рынок пыхтит, симулируя деловую активность на время безвременья. Важно понимать, что речь идёт не об очередном циклическом кризисе. Проблема, с которой столкнулся мир, не технократическая. Выбор носит цивилизационный характер. Для США – экзистенциональный.

Дело не в том, что несостоявшийся глобальный триумф неизбежно приведёт к политическому коллапсу в США и смене управляющего слоя (причина идиосинкразии общезападного политикума к Трампу). Дело в том, что сегодня реализация «американской глобальной мечты» возможна только в форме фашизма, а отказ от неё означает социальное банкротство.

В экономике финансового пузыря закредитованы все сильные мира сего. После того как пузырь лопнет, произойдёт глобальная коррекция элит и смена идеологии. Это означает глубокую трансформацию мирового общественного уклада. Реальную трансформацию, а не обманку под видом цифровизации.

К одиннадцати туз…

Превращение социальной организации общества в рынок, а рынка – в настоящую игру (ставки как в казино, страсти как в жизни) было одним из самых гениальных изобретений политтехнологов. Благодаря фондовым спекуляциям англосаксонская социально-политическая модель была так привлекательна и так долго смогла просуществовать.

Человек в игре познаёт мир, а когда проигрывает, никого, кроме себя, не винит. Но как бы игрокам ни везло, рано или поздно выпадает к одиннадцати туз. В 2008 году американская модель глобализации потерпела фиаско, обнажив фундамент в виде идеи о геополитическом господстве. Заигрались.

В основе новой ситуации пока нет широкой теории (она ещё ждёт своих авторов). Можно говорить только о фактическом отказе от корпоративного гражданства.

• Государство (Nation State) вернуло себе статус правоустанавливающего субъекта мирового хозяйства. В центре повестки вновь общественные приоритеты, а не частные интересы предпринимателей.

Речь не про экономику, циклы, волны, сбережения и инвестиции. И не про новую экономическую модель мировой кооперации (хотя и про неё тоже). Речь о новой модели осознания себя и мира. Человечество возвращается к первичным вопросам бытия. Без теоретического обоснования социальный механизм и его развитие невозможны. Общество создаёт не материальные блага, а систему социальных связей. Воссоздаёт самоё себя.

Последние полвека мировая интеллектуальная элита делала всё, чтобы замкнуть человеческое сознание в инкубаторе личного счастья. Вопросы общественного развития передавались на внешний аутсорсинг, дабы освободить индивидуальность от психологии толпы. За иллюзией сетевой свободы скрывался мир тотального мониторинга.

Выбор, который сегодня стоит перед человечеством, – это выбор между эмпатией (ответственное поведение) и инфантилизмом (непосредственность). Условно – между «Туманностью Андромеды» и «Машиной времени», между миром разнообразия и миром морлоков/элоев.

Выбор ещё не сделан, но игра уже закончилась…

---

---

Леонид Крутаков — доцент Финансового университета при Правительстве России.

17 мая, 2020

---

---

цинк