Константин Сутягин — ВОЙНА И МИР
КАРТИНЫ Константина Сутягина в ФИНБАНЕ
ВОЙНА И МИР
Смотрел современное кино про войну: закрученный сюжет, разведчики, диверсанты, погони, ух! Раньше так не умели снимать, а теперь научились – смотрел с открытым ртом, не отрываясь.
Только не понял в конце: вроде бы посмотрел кино про войну, а не плакал…
…
А потом смотрел передачу с учеными, которые воевали, а потом стали докторами наук – очень понравилось! Какие люди!
Ведущий их расспрашивал про войну, а они как-то уходили в сторону. Профессор Николай Егоров рассказывал смешные истории про свое детство, молодость, как он раненый добирался в госпиталь: вышел на станции купить арбуз и чуть не отстал от поезда – в одной руке арбуз, другая рука прострелена, а поезд трогается, чем хвататься? И арбуз бросить жалко, но он не растерялся, очень смешно!
— А вы как серьезные истории рассказываете своим детям, внукам? – спросил ведущий.
И другой профессор Симон Шноль ответил, что нет… Не хочется вспоминать страшное. Как твои друзья заживо сгорели в танке.
Мне дед тоже про войну только смешные истории рассказывал. Про страшное только один раз было, когда по телевизору играли «Чардаш» Монти, а дед сказал, что этот чардаш играл на баяне его друг летчик, и замолчал.
– И что? – говорю, ожидая интересную историю.
– Он погиб, — и всё.
Когда ведущий передачи спросил, зачем нужно праздновать День Победы, профессор Симон Шноль сказал хорошую мысль: хочется, говорит, чтобы молодежь знала, что у нас был стиль – защищать свою Родину. Что просто нельзя терпеть, когда по твоей земле ходит и распоряжается чужой — такой у всех был стиль.
…
Подумал, зачем еще нужно помнить про войну. Про ее ужасы, боль, грязь, смерть, глупость, жестокость, потерю близких… Про героизм… А вот зачем — потому что это цена мира, мир не бесплатный.
Поколение, которое знало, но не хотело рассказывать нам страшные подробности, ценили мир гораздо сильнее нас. больше радовались, больше сделали в жизни (Большой стиль)… Гораздо сильнее любили жизнь, чем мы, для которых война была где-то «там», «тогда».
Ну, война… И что? Со временем это превращается в какую-то абстракцию. Война – это весело, это приключения, погони, перестрелки, а самое страшное – это когда по телевизору играют чардаш Витторио Монти (с детства запомнил почему-то этого композитора).
Но как только война превращается в абстракцию — ровно в такую же абстракцию превращается «мир». Ну мир… Ну и что?
Если нет войны, то мир стоит гораздо дешевле. Не так жалко его сломать.
…
Сейчас в галерее «Ковчег» идет выставка художника Никиты Фаворского.
Это был Моцарт: смотришь его картинки – серьезные, тонкие, мудрые – читаешь дату: а он нарисовал это в 7 лет, кошмар!
Или в 8 лет.
Какое-то раздвоение в мозгу наступает: такую картинку и в 40 редкий художник нарисует, а Никита Фаворский нарисовал это в 12 лет…
В 15 лет проиллюстрировал первую книжку:
В 20 лет делает иллюстрации к «Капитанской дочке»:
Скульптура, живопись… Он мощно прибавлял с каждым годом. По описаниям друзей и родственников, был человек медлительный, склонный к самоанализу – сестра, Мария Владимировна, рассказывала, что он вообще лучше рисовал, чем говорил. Что когда нужно было что-то сложное рассказать, он брал карандаш и рисовал…
А в возрасте 26 лет (в 1941-м) пошел добровольцем в ополчение и погиб.
Из письма с фронта: «Я не знаю, что бы я делал сейчас в Москве. Мне кажется, что время сейчас слишком суровое, чтобы делать такое приятное и тонкое дело, как наше искусство … Я, конечно, чувствую себя убежавшим от искусства, но я вижу новые для себя вещи, получаю новые впечатления, много работаю. Думаю, что мне это будет на пользу и как художнику».
Стиль, да… Может, отсюда вырос Большой стиль, советский ампир? Когда всем вдруг очень сильно захотелось одного, большого, главного?
Константин Сутягин.