Коза кричала нечеловеческим голосом

А что природа делает без нас?

Кому тогда блистает снежный наст?

Кого пугает оголтелый гром?

Кого кромешно угнетает туча?

Зачем воде качать пустой паром

И падать для чего звезде падучей?

Ни для кого, на всякий случай?

В первой же сцене зритель понимает, что Бузыкин безусловно талантлив. Хотя и скромничает: «я просто перевожу». Кто-то может удивится, но в литературном переводе тоже нужны талант и сверхспособности.

Магия перевода: потеря в оттенках или обретение новых красок.

Давайте поразмыслим: что теряют, или наоборот, приобретают художественные тексты при переводе? И как лучше переводить: максимально близко к оригиналу или возможна импровизация? И до каких пределов?

Переводчики — это и сапёры, шагающие по минному полю смыслов, и архитекторы, возводящие мосты между культурами. Их труд невидим, как Wi-Fi: обычно вспоминаем, только если плохо работает.

Можно ли передать не только текст, но и его душу, перевести все шутки, отсылки и ритмы? Что происходит с оригиналом, когда он пересекает языковые границы?

Когда дело доходит до литературных переводов, мы вступаем в мир тонкой магии.

Не без потерь?

Англичане говорят: шутки — это первое, что погибает при переводе. Что вполне объяснимо. А ещё игра слов и фразеологизмы. А ещё обороты речи, чей культурный или исторический контекст давно забыт, но фраза продолжает использоваться благодаря её зафиксированному значению.

Давайте переведём на любой язык, к примеру, что-нибудь такое:

Педиатр начинается с вешалки

Старообрядцы двумя перстами печатают

Балкон не терпит пустоты

Филологу никто не зво́нит

Идиомы, игра слов, аллюзии и каламбуры либо теряют свой юмор, либо превращаются в сложный разъяснительный абзац.

Тезис 1: при переводе чего-то будет не хватать.

Как, скажите, какой-нибудь даже гений-филолог, выросший в жаркой Калифорнии, поймёт, а тем более передаст метафору Ильфа и Петрова «грязь под луною сверкала, как антрацит»? Ежели он никогда не видал чернозёма и не топил углём печку? Культурный, бытовой, социологический контекст так и норовит ускользнуть.

В поэзии ещё сложнее. Стихи отличаются от прозы ярко выраженным ритмом, расположением звуков и образов, недосказанностью, лаконичностью. Передать, извиняюсь за тавтологию, буквально в буквальном смысле — невозможно. Зачастую удаётся только ритм, или только смысл, или только настроение. Возможно, этим объясняется большее количество переводов рифмованного текста. И трудно выбрать лучший.

Возьмём самую популярную пьесу всех времён и народов. «Какая-то в державе датской гниль» — интерпретирует угловатый Пастернак. «Подгнило что-то в датском государстве» — вторит щепетильный Лозинский. Согласитесь, на русском вот эта «гнилость» вызывает физиологическое отвращение. «Неладно что-то в датском королевстве» — ловко выкручивается третий переводчик, даром что Кронеберг.

Тезис 2. Поэтам позволено куда больше вольности. Но, как говорил Панков Жеглову, инициативы, а не самодеятельности.

Трудности перевода

— Как правильно: звонит или звонит?

— Звонит.

— Спасибо.

Давайте перепишем этот диалог на любой другой язык. Будет смешно? Конечно нет. Придётся сделать сноску на полстраницы, после которой иностранному читателю станет всего лишь понятно. Но не смешно — пропадёт эффект неожиданности, один из краеугольных камней юмора.

Тезис 3. Никаких громоздких сносок! Даже лучший перевод «Алисы» авторства Нины Демуровой местами превращён в тягомотную канцелярщину. Выкручиваться, импровизировать — или не браться вовсе.

Смогла же Дина Орловская сочинить занятную абракадабру про то, как хрюкотали зелюки. Конечно, в нынешнем Житомире за это словосочетание впаяли бы лет десять. Опасная штука профессия переводчика, вон при Иване Грозном, который менял профессию, и подавно в котёл с кипятком чуть что кидали.

Шутки в сторону: некоторые языковые и культурные барьеры непреодолимы. Семнадцать якутских слов, означающих белый цвет — ибо что кроме белого есть вокруг — как объяснить какому-нибудь коренному буркинафасосцу? Или японские словечки кокоро и коро-коро: Дмитрий Коваленин ухитрился не вдаваться в дебри разъяснений и простыми русскими словами через действия и диалоги передал соответствующие тонкие смыслы.

Тезис 4. Переводчик должен оставаться невидимым. Читатель растворяется в истории и не выдёргивается за уши на самом интересном месте, чтобы разбираться в семантических и синтаксических загогулинах (это только для профессионалов и малочисленных любителей).

Финансовая сторона профессии — а деньги, товарищи, пока ещё никто не отменял — тоже препятствие. Во времена Маршака и Бузыкина переводчики хотя бы являлись элитой. А нынче действительно малозаметны, но не в вышеуказанном контексте, а в зарплатной ведомости. Весьма немного платят. Третьеразрядный КВНщик на корпоративах зарабатывает намного больше, намного быстрее — и вход в профессию проще и короче.

Тезис 5. Энтузиазм и искренняя любовь к своему делу — обязательное условие для успешного переводчика.

Кто-то теряет, а кто-то находит

Конечно, переводы делают литературу доступной для всех. Иначе русская читательская аудитория так и осталась бы в неведении, что творилось в Датском королевстве и кто сражался с ветряными мельницами. Благодаря переводам мы можем наслаждаться культурным многообразием мира, не выходя из дома. Ведь читать о путешествии Одиссея в оригинале могут не только лишь все (попробуйте, кстати, перевести этот шедевр киевского мэра).

Перевод позволяет путешествовать не только Одиссею, но и всей литературе. Так мир познакомился и с Достоевским, и с Маркесом, и с переоценённым Кингом.

Каждая адаптация создаёт новых читателей, даже если текст становится немного иным. Довлатов писал, что Курт Воннегут сильно проигрывает в оригинале. Шутки шутками, но иногда лингвист — как Рита Райт-Ковалёва в случае с Воннегутом — способен создать более увлекательное и гармоничное полотно.

Иногда переводчик способен увидеть в тексте то, что и сам автор не закладывал. Ненароком обнаружить скрытые смыслы, проявляющиеся в другой культурной парадигме.

Даже если их не было в оригинале. Это тезис №6, ироничный, но тем не менее.

Один читатель, общаясь с Дмитрием Ковалениным, взахлёб делился восторгом от «Охоты на овец». Переводчик скромно отмалчивался, как будто ничего особенного не сотворил. Дошли до короткого послесловия. О том, что в японском языке практически отсутствует множественное число. «Название книги вполне могло звучать «Охота на овцу», — пишет переводчик, — но, закончив перевод глав о городе Дзюнитаки, мы решили остановиться на нынешнем варианте, и полагаем, что не ошиблись».

— Как гениально Вы жонглируете смыслами в этой короткой коде! Нет множественного числа, я не знал, мы решили! — читатель визжал в экстазе.

— Мы — это я и редактор, — простодушно ответил Коваленин…

Ху из переводчик?

В книге «Трое в лодке, не считая собаки» главный герой по медицинскому справочнику находит у себя симптомы всех болезней, кроме воспаления коленной чашечки (перевод С.Пилипенко).

И шо?

В оригинале housemaid’s knee — «колено горничной». Воспаление сустава от длительного стояния на коленях, которое не может быть у главного героя, ибо он не женщина и не простолюдин. Толмач побоялся отойти от оригинала: в итоге и юмор потерян, и нужно делать сноску, верно?

М. Донской (тот самый, который переводил «Собаку на сене» и сочинил для Боярского гениальную песенку «Настанет день и час») поступил по-другому. Джи (он же Джей, смотря в чьём переводе) обнаруживает у себя все болезни, кроме родильной горячки. Ведь ирония в том, что болезнь является женской, и герой, при всей своей мнительности, не может приписать её себе. Вариант Донского никак не соответствует оригиналу, но вызывает улыбку, что важнее всего для юмористической книги.

Перевод — не копия, а интерпретация. Переводчик в той или иной степени соавтор. Иногда, если это, к примеру, вольный перевод приключений Винни Пуха, степень очень высока.

Осмеюсь предположить, что успешные коммерсанты типа Мураками, нацеленного на экспорт, намеренно создают тексты, по максимуму лишённые национального подтекста и прочих труднопереводимых материй. Что, конечно, ни разу не умаляет таланта япониста Коваленина.

Литературный перевод — это искусство, заслуживающее восхищения. Мастер передаёт стиль, настроение и характер оригинала. Он со-творец; их с автором общее литературное произведение органично существует в другой языковой среде. Это тезис № 7.

Разве не лучше читать в оригинале?

Для того, чтобы всё понять и получить удовольствие, язык нужно знать очень хорошо. Зачастую не только язык: ещё историю народа, культуру, бесконечное множество мелких деталей.

А интересные книги пишут не только на английском, но и на французском, немецком, китайском, японском, португальском, фарси и множестве других языков.

Довлатов — сейчас не важно, насколько он талантливый писатель, важна его конкретная мысль — как-то ответил на претензию, почему, дескать, не выучит английский настолько, чтобы читать англосаксонских писателей в оригинале. Он сказал, что уже не осилит язык так хорошо, чтобы воспринимать литературу по-настоящему: звуковую гамму, градус, цветовую и фонетическую структуру.

А перевод это ведь и способ развития языка. Ни один европейский литературный язык не смог бы развиться до сегодняшнего состояния, если бы на него ничего не переводили.

Больное видится на расстояньи

«Невероятно острая реакция на качество перевода — наша уникальная национальная черта» — пишет Галина Юзефович почему-то с негативным оттенком. Интересное наблюдение, хотя далее вся статья противоречит этому утверждению и скатывается к критике советской школы литературного перевода и заодно СССР как такового.

Узнаваемый и распространённый шаблон. Приведу конспект другого «исследователя», не хочу даже упоминать фамилию:

«В СССР победила идея, что перевод должен производить равноценное художественное впечатление и даже заменять подлинник. Советский человек не знает и не должен знать иностранных языков. После появления перевода сам подлинник будет уже не нужен — вначале советским людям, а потом и всем народам мира. То есть в основе «обычное советское безумие».

И далее, не моргнув глазом, очередной борец за западные ценности замечает, что «Гамлет» переведён на русский более пятидесяти раз и более двадцати раз — «Алиса». Перевод Райт-Ковалёвой называет исключительно «совковым» и «поднадзорным», а вдруг оказывается, что оригинал в США запретили к изучению из-за «обилия богохульства и недостатка любви к родине». Вот те раз, вот тебе и демократия.

Всеобъемлющее очернение всего советского со временем оказалось весьма спорным и зачастую мало аргументированным. И уж точно не заслуживает бессмысленного охаивания школа литературного перевода.

Замечательные работы Маршака и Чуковского, Донского и Лозинского, Райт и Ковалёвой это подтверждают. Не только художественные переводы, но и целый пласт научных трудов об искусстве переводчика. Которое, к счастью, поддерживается и развивается и сегодня — в частности, питерским профессором Ермоловичем.

Юзефович, поверхностно пройдясь по переводам Сэлинджера, обвинила Райт-Ковалёву в непрофессионализме. Видите ли, Рита Яковлевна не стала в 60-е годы делать сноску и объяснять, что такое гамбургер — а просто переименовала его в котлету. На святое замахнулась!

Кажется, статья была в поддержку Макса Немцова, опытного и авторитетного лингвиста. Но — и на старуху бывает порнуха. Я о Максиме Владимировиче. Его «Ловец на хлебном поле», возможно, намного буквальнее и ближе к тексту, да только вот совсем не то. Пропадает щемящая грусть и ностальгия и совсем не хочется сопереживать главному герою, который сыплет похабными словечками, как гопник-пэтэушник или одесский фраерок. Кипиш, халдей, трындеть, лохи… Туалетные принадлежности немцовский Колфилд называет «захезанные приблуды». А замечательная рыбка-бананка превращается у Макса в опять же приблатнённо-черноморскую банабульку.

Тезис 8. Нужны ли битвы переводов? Да на здоровье. И самоучка Гоблин-Пучков, и профессор Ермолович, и друзья-земляки из Владивостока Немцов-Коваленин — места хватит всем.

Только нужны честные битвы.

Держал как-то в руках пару книжек, изданных в некой постсоветской республике. Одна — «Алисы» на русском языке (ещё до его полного запрещения). Перевод был просто украден каким-то (возможно, вымышленным) переводчиком у Нины Демуровой. Украден слово в слово и присвоен. Вторая книга – перевод Мопассана на язык республики, откровенно сделанный не с французского, а с русского перевода.

Тезис 9. Советская школа литературного перевода — системная, тщательная, глубокая. Возможно, одна из лучших.

Тезис 10. Самый главный и, пожалуй, самый спорный. Хороший переводчик стихов — всегда хороший поэт. Хороший переводчик прозы — всегда хороший писатель.

Без этого никак.