Дмитрий Плахов
Дмитрий Плахов
Родился во Львове в 1972 году. C 1981 живет в Москве. Юность провел в биологических экспедициях в разных труднодоступных местах СССР. Работал трактористом, кровельщиком, завхозом женского монастыря, в кино и на других интересных работах. Поэзией стал интересоваться лишь после тридцати лет. Автор двух поэтических сборников «Черношвейка» (М.: «Memories», 2006) и «Tibi et igni» (М.: «Вако», 2012) . Публиковался в журналах «Шо», «Арион», «Современная поэзия», «Сибирские огни», «Урал», «Литера_Dnepr» и других. Член СП Москвы. Дипломант Волошинского международного фестиваля.
.
.
Журавли
мне кажется порою что солдаты
с кровавых не пришедшие полей
не полетят на отдых в эмираты
не поведут супругу в дю солей
не будут фигурантами потехи
присяжными не вынесут вердикт
и не возьмут жилищной ипотеки
и среднесрочный банковский кредит
они летят до сей поры и жуток
их ровный строй среди воздушных масс
и если есть меж ними промежуток
то этот промежуток не для нас
я не делю на правых и неправых
в руках синицы в небе журавли
как хорошо что с тех полей кровавых
вы в радостное завтра не пришли
.
.
Кубанские казаки
пылает закат
гордей гордеич будто не наяву
уязвленный победой в состязании колесниц
галину ермолаевну хватет за белый локоть
в деснице его сила пяти десниц
в нем плещется гнев и похоть
он валит галину в траву
под стрекот цикад
пылает закат
слышен храп стреноженной кобылицы
запах ветра аромат чуть подкисших щей
изо рта гордея гордеича до ближайшей станицы
восемь верст макар не погнал бы сюда телят
и согласно природе вещей
председатель ебет председателя
на глазах у цикад
пылает закат
здесь он пылает всегда это тебе не бальзак
с его шагреневой кожей белое как горячка
тело галины ермолаевны пряное молоко
плавится в рыжей стерне ломая крылья цикад
ей тяжело ну а кому легко
грузен гордей гордеич но не грузин – казак
и она казачка
.
.
воркутинская
дормидонт дормидонтов доселе
не слыхал над собой божий глас
ни плеяды над ним не висели
ни персей ни цефей ни пегас
он по штольням гонял вагонетку
невесомой словесной руды
он и небо видал только в клетку
за все годы свои и труды
если с маршевой ротой на западный фронт
вся награда твоя дормидонт
ферапонт дормидонтов товарищ
был красив как яйцо фаберже
здесь читатель ждет рифмы влагалищ
и похоже дождался уже
он небось растутдыть богоматерь
вожделеет запретных утех
но прости мой любезный читатель
я сегодня пою не про тех
я пою о возвышенной дружбе мужской
пополам со вселенской тоской
табачком разведенная дружба
как полынью горчит молоко
конвоира опасная служба
ферапонту давалась легко
он в порыве одном со страною
различает где классовый враг
но теперь обходи стороною
за хозблоком холодный барак
там застреленный в сердце лежит дормидонт
и рыдает над ним ферапонт
как поют в старой каторжной песне
по коротким ночам не до сна
хоть умри дормидонт хоть воскресни
непременно наступит весна
мы живем в ожидании чуда
в белом венчике из тубероз
ферапонт дормидонту иуда
дормидонт ферапонту христос
пусть рассудит потом православный народ
может так может наоборот
.
.
Сын полка
Небеса разверзлись,
и майский ливень обрушился на марширующие колонны.
Густой людской поток разбился на тысячу ручейков.
Я свернул бессмертного деда в рулон
и сунул в рукав армейской куртки.
Потом мелкими перебежками пересек проспект,
и нырнул под козырек автобусной остановки.
«Дождь, — подумал я. – Дождь».
Как название либерального телеканала.
Не прошло и минуты, как под крышу вбежал щуплый,
с нечесаными волосами парнишка.
На лацкане его кургузого пиджачка
болталась лента, не гвардейская, но глумливо переливающаяся
цветами хроматического спектра.
Ткань стираной футболки украшала надпись «Путин – вор».
— Ты кто таков? – задал я вопрос.
— Я – поэт.
— Поэт? Ну, почитай свои стихи, поэт.
Чудила как-то по-балетному подбоченился,
и произнес нараспев:
— Расскажу вам про блокадницу, что за хлеб давала в задницу…
Договорить он не успел, потому что я головой боднул его в лицо.
Явственно хрустнула переносица.
Согнувшись в три погибели, держась почему-то за пах,
он вдруг пискнул:
— Крым не наш!
За что сразу же получил коленом по зубам.
Поэта аж выпрямило, отбросив на антивандальное стекло остановки.
Харкая кровью, выплевывая зубовное крошево,
он смотрел на меня затравленно, силясь что-то сказать.
— Еще есть что добавить, пидор?
— Да, — булькнул он, — Аллах не велик.
— Но и не мал, — ответил я, —
и ребром ладони перерубил ему горловой хрящ.
.
.
рыбак
вот бывало рыбачишь на черном пруду
напевая сквозь зубы осанну труду
кропотливой работе рыбачьей
и не знаешь где вынырнет твой поплавок
может в космосе дальнем где млечный поток
словно рыбьи молоки прозрачен
вот однажды ты сядешь напишешь письмо
средь тяжелых портьер с золотистой тесьмой
в полутемном пустом мезонине
пусть сухие слова на ветру шелестят
пусть почтовые голуби в небо летят
а тебе несподручно за ними
вот приходит ответ ты пускаешься в пляс
но в конверте ни строчек ни точек ни клякс
только белой бумаги осьмушка
нет не ловится рыба на голый крючок
должен быть на крючке дождевой червячок
или мушка
.
.
бытие
я видел так внизу была вода
а между ней и верхнею водою
земная твердь кремнистая гряда
вставала созерцаемая мною
топорщилась и морщилась земля
мела метель в любой предел ея
как водится была метель бела
но чудилась кремнистая полоска
где эта боль которая была
ни эха от нее ни отголоска
я выпил сто потом еще полста
земля была безвидна и пуста
метель мела как должно ей мести
был путь кремнист и временами млечен
но таймер я еще не запустил
в безвременье я был увековечен
какой лемносский бог меня сковал
я не был здесь я не существовал
мой дух мятежный над собраньем вод
над бездною кромешною носился
мела метель и гулкий небосвод
на совесть и на зависть уродился
открылась бездна звезд и впрямь полна
ни счета им и бездне нету дна
.
.
шелк
за северной башней династии сунь
где виза потребна для въезда
сакральная корсунь а может корсунь
и далее волглая бездна
мой предок почтенный возил туда шелк
но встретил псоглавцев таможенный полк
и участь его неизвестна
читатель пытливый подумает чья
шелков ли торговца полка ли
глаголы поэта что речи ручья
чьи хладные воды лакали
потомки атиллы и северной мглы
сердца из хитина но длани теплы
от властной такой вертикали
коль скоро отчизна тебе гуандун
в мошонке пылает конфуций
тут каждый второй самогонщик колдун
зато не обрезан препуций
расти шелкопряда вкушая байцзю
дозволь мне подруга я в землю вонзю
свой стебель прозрачный и куцый
мы после обмоем потерю бойца
что стягом обернут атласным
он яблочко песню пропел до конца
но жертва его не напрасна
ликуют псоглавцы но здесь вам не тут
стальной шелкопряд громоздится на тут
и шелк орошается красным
.
.
веселый молочник
молочник лишь молочницу любил
была она агафья был он нил
не в честь реки египетской но все же
своим стадам не худший фараон
гонял коров на бывший полигон
ракетных войск о сохрани нас боже
молочник пьет сухое молоко
доносит благовесты с колоко-
льни льни ко мне развратной теплой сукой
но нет не льнет подойником гремит
покорна мужней воле как гранит
и полон глаз терпением и скукой
молочник спит молочник видит сон
его жена и фельдшер паркинсон
погрязли в безднах похоти и свинства
невыносимо хочется кричать
но на устах сургучная печать
неумолима словно сфинктер сфинкса
молочник весел потому что пьян
его друзья кузьма и валерьян
клонят ланиты к овощным салатам
они в неравной битве сражены
не водкой но красой его жены
и мир над ними неделим как атом
.
.
день шестой
мир начинался с кухни огонь в печах
жарко шкворчали колбасы вздыхало тесто
бог самовар золоченый широк в плечах
сковороде жених и его невеста
маслом кипит подвигая к нему борта
и женихом горда
мир протекал в уборной сливным бачком
ржавое жерло утробные хляби бездны
там клокотала стремниной тугим волчком
живородящая влага и мне известно
что возвращалась она на исходе дня
дважды омыв меня
мир завершался в спальне окрестный мрак
в ней загустел осязаемо но не мною
каждый охотник знает где спрятан враг
не повернись ненароком к нему спиною
кончился день шестой моего труда
но не пойду туда
.
.
теплород
по дождливому граду пройдешь налегке
толерантный насквозь но с отверткой в руке
до табачной палатки
уместив в сантиметр погонной строки
тепловозов перервы ночные гудки
и газельи глаза азиатки
суетливо мелькают огни впереди
но паскудное чувство засело в груди
что тебя обокрали
что не выпить уже нам с тобою вдвоем
где пространству придали не смысл но объем
трубы хладные теплоцентрали
здесь обрящешь себя и найдешь поутру
весь скукожен и гол на холодном ветру
и подобен вороне
где метет по асфальту чужая метла
где застыл человек не дожив до тепла
на пустынном перроне
.
.
ripples in the water
вписанный в круг квадрат спорит суммой углов
с внешней окружностью — dura lex квадратуры
круга для бодающих единственной из голов
острый угол острога или прокуратуры
с этих позиций не слишком страшит исход
чартер в египет дома и посевы бросив
шествуя на закат узреешь в пути восход
как моисей или вообще иосиф
вот тебе южное море утренняя звезда
островной чиновник любитель домашней птицы
щупавший грудь перепелки и зад дрозда
остро глядит как лучник сквозь щель бойницы
на очертания облака более всего
напоминающие скорый визит люмбаго
он глядит на облако а облако на него
накрыв собой тринидад и кусок тобаго
.
.
Herd
здесь куда ни глянь — всё скота падеж
и падежный ряд вызывает дрожь
произволом формы порядка для
потребляем всуе артикль “бля”
здесь вороний грай и коровий сап
моровая язва живет в лесах
век от века спорит с длинной версты
я в стигматы эти влагал персты
бога нет имперский императив
вот извечный мой или твой мотив
хоть на ухо туг хоть на глаз слепой
хоть губою тресни а только пой
пой мой милый в августе и танцуй
в сентябре почет воздадим певцу
лобызаньем уст золотым гербом
сычугом коровьим бараньим лбом
.
.
delusion
проживая последнюю жизнь не по лжи
все мы сеем у бездны разверстой во ржи
ощущая себя моисеем
неразумно разумное сеем
неподвластны учету твои типажи
о колхозник застынь у последней межи
и персея рифмуй с одиссеем
о колхозник крещенный вороньим крылом
что ж ты чешешь упорно сквозь рожь напролом
трудовым опьяненный порывом
над откосом оврагом обрывом
я ведь тоже слепил полифема колом
я горгонам соски и пупки проколол
где-то между итакой и крымом
лишь у самого края как некий штатив
сегментарной ногой пустоту ощутив
ты поймешь клокоча и зверея
здесь ни эллина нет ни еврея
здесь тезаурус беден и пуст нарратив
и единственный годный к убийству мотив
что бурлит по ночам батарея
.
.
vitrum
когда вожделел виноградную гроздь
часами слюнявил витрину
тогда разбегались галактики врозь
в потоке надменных нейтрино
бесстыдно когда возжелал апельсин
оранжевый шар целлюлитный
в тот миг пробивались сквозь векторы сил
пульсаров сердечные ритмы
связующим вкусом развратной хурмы
мечтал наслаждаться орально
от черной дыры от сумы и тюрьмы
зарекся и это нормально
январский циклон в переулках тепло
и слякотно экая небыль
но камень которым запустишь в стекло
что камень подброшенный в небо
там выгнулась косо простерлась вовне
эклиптики плоскость кривая
а ты все стоишь по колено в говне
дыханьем стекло согревая
.
.
unlimited
девять дней одного года я пил один
об этом знают надлежащие надзорные органы
но молчат ибо имя мне никодим
побеждающий глас народа чьи связки порваны
я на них не в обиде поскольку давно собрал
боевой параплан большой разрушительной силы
в восходящем потоке вылетает он сквозь окна портал
сильный гордый спесивый
это вам не обвисший фаллос тёмного гёте
вороненый шотган иссохшего че гевары
на турелях его не спаренные пулеметы
репродукторов смысла комплиментарные пары
он летит а внизу дворцы современных дожей
оплывают мембраной и продуцируют зубную боль
он и сам мембрана которая смыслы множит
и умеет делить на ноль
тупиковой ветви ныне всякому видны контуры
эй товарищ прочь от эстетики большеротых мортир
разворачивай излучатель в сторону гордой кордовы
и ищи боковой фронтир
видишь право по борту искрит треща электростатик
воспари душа от двухмерного алтаря
финку сунь в сапог ведь уже в стратосферной страте
параплан мой парит и сверкает над всем царя
.
.
ex pluribus unum
не помню должно быть еще эпиктет
но ближе сенека наверно
всегда соблюдал деловой этикет
в конце нашей эры примерно
вернее в начале но это пустяк
не будем гадать на костях
позор англосаксу жующему порк
не им а примерным аидом
лечу бизнес-классом из йорка в нью-йорк
и буду работать там гидом
вот бойня мычат золотые тельцы
вот башни стоят близнецы
мой брат ты обрел выраженье лица
и устную речь без акцента
ты занял сто баксов у бога отца
под три годовые процента
с такими деньгами ты купишь нам всем
билет вавилон-вифлеем
я многие годы боролся со злом
под именем савл из тарса
меня называли в отряде козлом
а я им в ответ улыбался
с какими людьми я спасенье снискал
красильщик рыбак и фискал
не помню аврелий сказал или тит
оставь для благого благое
ракета касам в галилею летит
на радость еврея и гоя
но может комета галлея
на что я надежду лелею
.
.
bifurcation
не дерево которое растет
не птица что над деревом летает
но человек чей инструмент остер
в моем мозгу незримо обитает
не серафим из города саров
не святополк коварный и неробкий
а кто ж тогда обрел и стол и кров
в отдельно взятой черепной коробке
я помню все хоть это был не я
ходил мальчишкой на плотах в заречном
дробилась философская струя
о философский камень и о вечном
шептала мне вернее нет не мне
тому мальчонке я его не помню
он был кретин и при пустой луне
шептал слова одной кретинке полной
тетрадь моей исписана рукой
как я провел каникулы в толедо
в то лето я был в точности другой
но кто прочтет но кто поверит в это
сейчас и здесь а не тогда и там
азм есмь пин-код своей кредитной карты
так кто за мною ходит по пятам
и кажет кукиш из под школьной парты
так кто узнав секрет разрыв-травы
как сумасшедший с бритвою в деснице
в мансарду этой круглой головы
пролез сквозь обнаженные глазницы
та птица что над берегом реки
то дерево что непокорно корню
меня другим названьем нареки
я не был им я ничего не помню
.
.
the birth of the clinic
пациент не приходит ко мне
боевому врачу
я каштаны нагрел на огне
а таскать не хочу
я привык ампутировать пясть
интубировать зев
возглашая асклепия власть
и каштаны презрев
пациент не приходит и пуст
полевой лазарет
постели мне на ложе прокруст
разбуди на заре
перкуссируй пальпируй вот здесь
вожделенно урча
эта похоть познания есть
символ веры врача
если горны вострубят в ночи
если завтра война
упакуй препараты мочи
гистограммы говна
панацеи секретный рецепт
заржавелый ланцет
расширитель диссектор пинцет
не забудь про пинцет
там где небо зарей на сносях
и дымятся тела
мы поскачем с тобой на рысях
на большие дела
в бандаже портупей и подпруг
по дороге кривой
вожделенный военный мой друг
мой хирург полевой
.
.
Sanctuary
во время термоядерной весны
в период изотопного распада
всем снились эротические сны
а мне теперь и этого не надо
ложись со мной и до поры молчи
нутру подобна водородной бомбы
не долетят смертельные лучи
до потаенной нашей катакомбы
пока поверхность корчится в огне
пускай щебечет мыслящая плесень
но ты не пой красавица при мне
мне от тебя теперь не надо песен
здесь не искал никто судьбы иной
здесь каждый пел как раненая птица
не ты ль сейчас взорвешься подо мной
и новая вселенная родится
.
.
Cancer carsus — 2
где вервие поддерживает тын
где ехал хмурый через реку грека
тебе цена в базарный день алтын
мой одинокий голос человека
прогнивший остов сумрачный причал
гуляет ветер меж дырявых крыш но
мой голос здесь во славе не звучал
руин среди его совсем не слышно
но слышен шепот будто из воды
я рак речной и здесь перезимую
зыбуч песок и не хранит следы
не то душа хранит любовь земную
сегодня ночь безлунна как на грех
лишь над волной звезда семиконечна
примкнуть штыки грядет рекою грек
не вдоль реки а поперек конечно
.
.
Arctus
это был действительно деревянный город
растущий на сваях на берегу ледяной реки
вблизи от устья а дальше щекой ощутимый холод
моря вцеплялся в мыс подобьем пятипалой руки
не беря в расчет времени вязкого словно тесто
в отсутствии точки отсчета источника родника
я намеренно не уточняю обстоятельства места
таймыр ли ямал чукотка разница невелика
если речь о простых вещах например о клочьях
облака вертолетным винтом раздерганного как
на цитаты бродский и ты выходя на площадь
деревянную их цитируешь и пружинишь шаг
по наклонной доске на пристань где ржавый остов
рыболовного сейнера что до навигации не дожив
застыл как и весь этот молью траченный полуостров
погрузившись в смолу безвременья в студенистые миражи
лишь тебе не уснуть днем белёсым до той поры
пока не дождавшись заката в сердцах уезжаешь прочь
обременив собой некий другой участок земной коры
только тогда выпадает снег и наступает ночь
.
.
missa brevis
и не то чтобы дело а так пустячок
ямщиковая песнь оседлав облучок
ту что в младости зычно орали
чем ты жив человече бобовый стручок
да пожухлый початок да тухлый рачок
на пустынном клочке литорали
несмотря на пониженный гемоглобин
ты остался в краю кумачовых рябин
здесь танатос от эроса близко
здесь граничат боками париж и харбин
погруженные оба в глубины вагин
недвижимы как зрак василиска
в эти годы командовал кто-то полком
или перья вострил раскаленным штыком
а теперь что обманутый дольщик
ты висишь между плинтусом и потолком
о гражданка судья подскажите по ком
заливается ваш колокольчик
.
.
vis legibus est inimica
ты был инфант от инфантерии
гиперборейского царя
войска тебе не слишком верили
но опасались и не зря
поскольку мастер децимации
и шестимесячной губы
ты применял их вариации
с неотвратимостью судьбы
зато окоп лихого профиля
и хоть победа не близка
склады ломятся от картофеля
дрожжей и сахара песка
бывало вылезешь из бункера
где самогонный аппарат
и щуря глаз косые буркала
сподобишь принимать парад
вот с булавами ходят гетманы
у всех обрита голова
вот масса гетов с массагетами
несут ракету булава
вот скифы плотными колоннами
какая выучка и стать
теснятся плитами бетонными
и негде персику упасть
вот площадь полнится монголами
они лелеют обрусев
не лошадей брюшины голые
но жадный гаубичный зев
и штатским не понять проверено
кто этой доли не вкусил
проехать на кауром мерине
среди вооруженных сил
что как протоны с электронами
зажаты в атомной горсти
ты салютуешь эспадроном им
свое последнее прости
.
.
Singultus
утро приходит как вор что подошвы правит
острою бритвой и после не хрустнет гравий
крики гортензий в саду флоксов икота
не потревожат покамест иакова и федота
друга обряще вотще на сыром плаще
как дионис в плюще
утром нефритовый кролик приносит блюдце
с розовым чаем и губы его смеются
будет федот щетины лишен а иаков пейсов
крокусов рыжий пожар лед эдельвейсов
сопровождает неспешный их cup of tea
в утренней мякоти
полдень ворует тени и выси горни
страхом объятые травы пускают корни
время тягучее липкая струйка пота
вот переходит икота с якова на федота
после помедлив чуток снова на якова
после на всякого
вот никодим что смотрел на работе порно
гулко икает и кровь орошает горло
вот венедикта икота скрутила рогом
давеча лгал он и клялся при этом богом
прочие все кого страшный конец постиг
делали глупости
боже мой святый крепкий плечистый бравый
знает что делает левой и то что правой
минет ли чаша сия то моя ль забота
так возглашает иаков и бьет по лицу федота
нет не твоя прерывает федот иакова
и об колено шмяк его
.
.
current receiver
в городе омске где проживал георг ом
сопротивление равнялось пи эр квадрат
сила тока реки выталкивала паром
на пологий извилистый плёс аккурат
супротив котельной и чем упрямей сей факт
тем длинней транссибирский тракт
наводить индуктивность как тень на плетень мастак
дебаркадера ржавые рёбра речное лоно
изучил вполне и во всех побывал местах
мимоходом постигнув суровый закон кулона
закорючки магических формул на трёх листах
но чадит в изголовье свеча и постель пуста
прочь на реку отсель там проказы и бабий визг
заседает конвент на трибуне горит ампер
электрический скат нежно жалит его мениск
молодого мин херца лобзает седой мон шер
всё не то и опять горизонт градиентом сер
голова пуста как палата весов и мер
заключенный в округлый контур квадрата пи
напряжение жил на зияющий ноль деля
оголенной рукой вот попробуй теперь слепи
круассанов версаля и ромовых баб кремля
и замерзни потом на границе глухой степи
на участке большой цепи
.
.
canis lupus
не то беда что не впадает волга
ни в черные ни в белые моря
не то беда что ноги кормят волка
но плохо кормят честно говоря
не то беда что ворон лишь собрату
не выклюет в ночи вороний зрак
и ерунда что ты не друг сократу
ты и платону вроде бы не враг
пустяк бесцельно прожитые годы
и смолоду поруганная честь
что у природы нет плохой погоды
а только отвратительная есть
что жизнь подобна квадратуре круга
что сократили соцпакет на треть
что некогда прекрасная супруга
вот-вот начнет стремительно стареть
а то беда что обречен на глупость
[хотя не так уж тяжек этот крест]
хоть волком вой подобно canis lupus
homini homo безусловно est