«Моя живопись уничтожает православие, русскую нацию и Россию!» Лена Хейдиз

Во время встречи в «Доме книги» пообещал подвести итог дискуссии о Хейдиз.

Выполняю обещание. Обсуждение казуса с карикатурой со всей наглядностью показало, как глубоко поразила людей болезнь советского хамства.

Во-первых, бедной художнице прочли целую лекцию о неправильности её фамилии. Не трудно догадаться, что так себя ведут только дураки масштабов гоголевских. Потом было заявлено, что Хейдиз художница бездарная, так что нечего реагировать на её творчество. Карикатура написана плохо, несмешная. Затем эстетический анализ плавно перешёл в этический (сука-дрянь-мразь) и биологический (отсутствие благородной монгольско-удмруртской-русской-сенегальской-каракалпакской крови – нужное подчеркнуть).

При этом кто-то из жежистов имел наглость воображать, что я встану на их сторону и даже что я, так сказать, «стебаюсь», то есть, внешне защищая бедную художницу на самом деле участвую в её травле.

По этому поводу имею сказать следующее.

В социальной проекции речь идёт о примитивных социальных инстинктах и интересах, а в этих условиях о какой-либо «объективности» говорить не приходится. Объективность здесь это и есть чёткое следование интересам своей социальной группы. Если сапожник ведёт себя как пирожник, то он дурак набитый, которого пинком спихивают с социальной карусели. Тут каждый сам за себя, и один Бог за всех. Поэтому если зуборезчики, камнедробильщики и прочие электрики думают, что я встану на их сторону в споре с художником (СОЦИАЛЬНОМ споре), то они люди совсем глупенькие. Я буду гнуть свою линию даже при явной неправоте защищаемой социальной особи. Жителю деревни я предпочту горожанина, рабочему — образованного человека, клерку — представителя творческой профессии, физику – историка, капиталисту – наёмного работника.

При этом я сочту совершенно правильным такое же поведение представителей каждой социальной группы. Но с двумя очевидными условиями:

1. каждый из них должен защищать интересы своего, а не чужого сословия.

2. тенденциозность не должна переходить в прямую ложь и подтасовки. Социальный адвокат не должен врать и передёргивать. Его речь должна быть доказательной. Но равно он не должен выступать в защиту другой стороны. Это дело другого адвоката.

Теперь о собственно Хейдиз. Я прекрасно понимаю, что она не любит русских и всю жизнь прожила в среде, где русское отождествлялось с советским и автоматически подвергалось охаиванию. Но я не вижу в этом никакого криминала. Это её дело, да и вообще было бы странно ждать другого отношения евреев к русским. Это правильное поведение здоровой особи.

Очевидно также, что талант Хейдиз мало подкреплён художественным мастерством. Художник она слабый, её цикл химер просто детский. Получилась только одна химера – русская. И тут Хейдиз двигал не художественный талант, а вдохновение националистки-русофобки. У человека выросли крылья и он прыгнул выше головы. То же касается и «Петрушки».

Но это ни в коей мере не ставит под сомнение два маленьких шедевра. Хейдиз удалось сказать очень многое – и уму и сердцу. И это останется. А вот у Хилько-Кулика и прочих синих носов ничего этого нет. Действительно, мазня. Художественное начало есть в работах Комара-Меламида, Кошлякова, Дмитрия Врубеля.

Очевидно, можно возразить, что в данном случае я являюсь адвокатом не своей стороны и для русских выгодно добиваться остракизма Хейдиз, симметрично рисовать юдофобские карикатуры и т.д.

Возможно, это было бы верно, если представить евреев и русских равноценными сословиями или этническими группами. Но, по-моему, это шизофреническая мечта евреев, никак не подкреплённая демографическими и цивилизационными показателями. Современная еврейская община в РФ это каста полукультурных нуворишей, находящихся в жесточайшей оппозиции к основной массе населения. Причем даже в этом незавидном положении евреи оказались не по своей воле. В подобной ситуации русским пристало лежать на диване и, ковыряя спичкой в зубах, благосклонно наблюдать гельмановские «антраша меньшинств».

Мне кажется, на карикатуры может обижаться или некультурный идиот, или человек, находящийся в состоянии крайней фрустрации. Более того, даже в этом случае публичное оказательство обиды является мгновенным социальным проигрышем. Ведь никогда нельзя провести чёткой грани между добродушным юмором и едкой иронией. Кроме того, сам факт обиды означает, что стрела попала в цель. Социально правильно поблагодарить сатирика за его шарж, подшить в альбом, а если и критиковать, то за недостаточность художественного исполнения, беззубость, но ни в коем случае не за само направление и силу удара. Ответный удар следует наносить ВНЕ контекста данной сатиры, параллельно. Если жежисты отмотают плёнку, то они увидят, что я именно так реагировал в случаях, когда критика была направлена против меня лично. Например, когда некто стал писать поэмы и венки сонетов на тему Галковский-Паниковский, я покачиваясь в кресле поздравил его с очевидным успехом, а потом «закрыл тему», придавив его и ещё дюжину таких умельцев могильной плитой «Людей Книги».

И наконец последнее. Я про это говорил, причём не раз, но «хорошее повтори и ещё раз повтори».

В САМОМ ПО СЕБЕ в андеграунде нет ничего криминального и антикультурного. Любое творчество это новаторство, а новаторство это всегда разрушение. Момент созидания это хаос строительных лесов, сваленных материалов, саморазрушающихся экспериментов. У художника есть не просто право на ошибку, а всё его творчество в момент творчества это ошибка. Поэтому у него не просто право, а карт бланш. Перевожу на русский язык: «может делать что хочет». Безо всякой оглядки.

Андеграунд это свобода творчества, дополненная свободой социальной. Поэтому богема всегда обаятельна, — и вдвойне, даже втройне обаятельна для любого творческого человека. Посему этим людям прощают очень многое. И наоборот, богемные люди весьма часто достигают вершин творчества. Богемой был Есенин или ранний Маяковский. Это люди, оставившие реальный след в русской культуре 20 века. Из современников таким человеком был Венедикт Ерофеев.

Предугадать из кого что получится невозможно. К богеме надо относиться с уважением или, по крайней мере, с величайшей терпимостью. Даже из соображений утилитарных. Чтобы не выплеснуть ребенка и чтобы была сама среда – пограничная зона сквоттеров.

Я совершенно чужд этой среде, более того я её лично, по обстоятельствам жизни и профессии, презираю. Но умом вполне понимаю и принимаю её право на существование.

Я выступаю против совсем другого. Против такого положения, когда от воли андеграундменов начинают зависеть судьбы людей. То есть когда по каким-то извращённым причинам они становятся частью истеблишмента.

Проблема не в Кулике. То, что он наклал в Третьяковке это художественная глупость и стилистическая ошибка, но не ошибка художественная и не ошибка социальная. Примерно в это же время некий поэт стал раздеваться во время заседания в Союзе писателей. Это был Поступок. Сидят двести лысых госпридурков, «решают вопросы».

— Товарищи, за истекший период провЕдена большая работа по претворению в жизнь решений судьбоносного пленума ЦК КПСС. Больших успехов достигли творческие коллективы писателей Брянской и Тамбовской области, на 114% выполнен годовой план… (шум в зале) товарищи, что такое (смех) …

На сцене рядом с трибуной вылез молодой поэт и: пиджак в зал, рубашку в потолок, один ботинок налево, второй – направо… Хохот, крики, звонок колокольчика, милиция…

Разве не хорошо? Плохо другое. Когда «ботинок налево ботинок направо» начинает лысый идиот с колокольчиком.

2008-04-26
ссылка