Дмитрий Галковский — Каша из топора
посвящаю N.Т.
Эпиграф: «Писать, значит выносить приговор самому себе»(Генрик Ибсен)
| возраст | ||
| Гагарин Дмитрий Евгеньевич | Гагарин Дмитрий Евгеньевич | 33 года |
| Расторгуев Светозар Кириллович | помещик-отец | 60 лет |
| милиционер (Смирнов) | 45 лет | |
| директор театра | 60 лет | |
| врач | 45 лет | |
| Расторгуев Петр Светозарович | помещик-сын | 23 года |
| следователь | 35 лет | |
| солдат | 35 лет | |
| Захариа Рубен Рачикович | Захариа Рубен Рачикович | 40 лет |
| Петровна | баба | 45 лет |
| мать Гагарина | 55 лет | |
| Нина Ночевная | актриса | 23 года |
| медсестра | 23 года | |
| Мюллер | 50 лет | |
| Гринев Алексей | 25 лет | |
| Хмыз Андрей | 25 лет | |
| Чуваров Игорь | 25 лет | |
| полковник | 50 лет | |
| Алена Владим., парикмахерша | 35 лет | |
| генер. директор «Солнца-М» | 30 лет | |
| 1-й зам. директора «Солнца-М» | 25 лет | |
| 2-й зам. директора «Солнца-М» | 18 лет | |
| Аня, сестра Гагарина | 26 лет | |
| 1-й кавказский кооператор | ||
| 2-й кавказский кооператор | ||
| 3-й кавказский кооператор | ||
| Он | 18 лет | |
| Она | 17 лет | |
| мальчик, сын бабы | 6 лет | |
| девочка, дочь бабы (Верка) | 10 лет | |
| 1-й медбрат (Боря) | ||
| 2-й медбрат | ||
| 1-я крестьянка | ||
| 2-я крестьянка | ||
| отец Гагарина | 45 лет |
Особые приметы:
Гагарин — внешность заурядная, носит очки.
Рубик — восточный тип, по-русски говорит без акцента, одутловатый, с короткой густой бородой и большими красными губами.
Мюллер — немецкий профессор, говорит с акцентом.
НочЕвная Нина — актриса, тип красивой украинской проститутки.
Полковник — солидный, в новом тренировочном костюме.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Деревенская изба, печка. Баба, двое детей. Резкий стук. Все вздрагивают. Входит солдат.
С о л д а т. Здравствуй, хозяюшка, здравствуй, сударушка, здравствуйте детки, пироги и котлетки. (Ерничая, преувеличенно весело.) Позвольте представиться: “Отставной козы барабанщик, бывший солдат 6-й роты 31-го Сумского пехотного полка Пётр Расторгуев».
Б а б а (пряча детей за спиной). Здравствуйте, господин солдат. С чем пожаловали?
С о л д а т. Чем пожаловал Царь-батюшка, с тем и пожаловал. Пустите, так сказать, переночевать.
Б а б а. Рада бы, батюшка, да тесно у нас, да и попотчевать нечем, совсем обнищали. Шли бы вы к соседям, они люди богатые.
С о л д а т. Нет, барышня-сударышня, теперь нарошно у тебя останусь. Вижу, пригорюнилась ты, припечалилась. И должон я тебя теперь развеселить-утешить. А легко на сердце — и работа спорится. Спорится-скорится, вот и достаток в дом пришёл. Так что не обессудь, останусь.
Садится на лавку, снимает вещмешок и шинель. Баба молчит и настороженно смотрит на солдата. Пауза. Солдат похлопывает себя по коленям. Внезапно вскакивает, пускается в бешеный пляс с взвизгами и прибаутками, пляшет перед бабой. Она отчуждённо стоит в той же позе, скрещивает руки на груди. Солдат столь же внезапно прекращает пляску, оправляет гимнастёрку, разглаживает усы. Пауза. Солдат кашляет.
С о л д а т. Да… Так есть, говоришь, нечего у тебя?
Б а б а. Совсем нечего, господин солдат.
С о л д а т. Да, невесело. Ну что же, неси топор.
Б а б а (вздрагивает и прижимает к себе детей). Дров нарубить хотите, господин солдат? В пояс вам поклонюсь.
С о л д а т. Нет, тут не дрова.
Девочка выбегает из-за спины бабы, та пытается её удержать, но девочка вырывается и бежит к выходу. Солдат пинком сапога сшибает её на пол.
С о л д а т. Тут не дрова, тут дело фантастическое, страшное… Кашу варить будем.
Б а б а (в ужасе). Ка-какую ка-кашу?
С о л д а т. Хорошую кашу. С маслом. Неси топор.
Б а б а (валится на колени). Добрый солдат, пожалей не меня — деток моих. Бери, что хочешь, и иди с Богом, не губи души христианские.
С о л д а т. Не спеши, сударушка, у нас с тобой вся ночь впереди. (Внезапно орёт:) Неси топор, падла!!!
Баба вытаскивает из-за печки топор, передаёт солдату.
С о л д а т. Хорош топор. Ах-ах, хорош.
Проводит пальцем по лезвию. Баба начинает тихо выть. Солдат со всего маха вонзает топор в лавку.
С о л д а т. Чугунок неси.
Баба перестаёт выть, вытаскивает из печки чугунок. Солдат осматривает чугунок, проводит пальцем по ободку, заглядывает внутрь.
С о л д а т. Та-ак, перьвым нумером мы в ём воду кипятить будем… Ты давай кипяти (швыряет чугунок бабе в лицо, она его судорожно ловит), а детки пущай поют и пляшут «Во поле берёзонька».
Баба наливает воду из ведра, разжигает печь и ставит в неё чугунок. Солдат кладёт в чугунок топор. Мальчик и девочка в это время пытаются петь и плясать, топчась на одном месте и махая над головой тряпочками. Баба к ним присоединяется, поёт и танцует хорошо, со всё большим задором, дети тоже оживляются.
С о л д а т. Ну, ладно, надоело. Доставай чугунок.
Баба кладёт на стол чугунок. Солдат достаёт из-за голенища сапога ложку, пробует воду.
С о л д а т. Каша хорошая, горячая. Крупы только не хватает. У тебя крупа есть?
Б а б а. Да была где-то.
С о л д а т. Добавить надо.
Баба достаёт крупу, солдат сыплет в чугунок и сам ставит его в печь.
Б а б а (заискивающе). Нам плясать-то надо?
С о л д а т. Ладно, мать, расплясалась. Ты лучше расскажи что-нибудь.
Б а б а. Что же мне рассказать, любезный солдат?
С о л д а т. А расскажи, как тебе целку ломали.
Истерически хохочет. Баба краснеет и крестится.
С о л д а т. Ладно, шутю я. Чой-то вы бледные какие-то, прям как из погреба. Надо гимнастикой заниматься.
Б а б а (настороженно). Чего?
С о л д а т. Гимнастикой говорю.
Б а б а (ещё более настороженно). Мы этого не понимаем.
С о л д а т. Ничего, чичас поймёшь. Делай — раз!
Садится на корточки, вытягивает перед собой руки.
С о л д а т. Делай — два!
Ловко переворачиватеся через голову и снова вытягивает руки. Встаёт. Мальчик смеётся.
С о л д а т. Ясно?
Б а б а (крестится). Господи, за что мне такое, за какие прегрешения?
С о л д а т. Делай — раз! (Пауза.) Я чо, непонятно сказал? Делай — раз! (Бьёт мальчика по затылку.) И ты тоже с Машкой.
Д е в о ч к а. Я не Машка, я Верка.
Баба её одёргивает. Все втроём садятся на корточки и вытягивают руки.
С о л д а т. Такушки. Эх, серость расейская. Живёте здесь, ровно свиньи какие. Делай — два!!!
Дети кувыркаются, баба упирается головой в пол и перебирает ногами, пытаясь перевернуться.
С о л д а т. Вы на небо-то хоть раз посмотрите. (Щиплет бабу за зад, та взвизгивает и кувыркается, падая спиной на пол.) Ишь, чувырла. Каша-то упрела поди. Вынай на стол.
Баба охая поднимается, достаёт кашу. Солдат пробует.
С о л д а т. Масло давай.
Б а б а. Нету.
С о л д а т. Я те дам нету. Нут-ка, подь сюды.
Баба подходит. Солдат щёлкает ей ложкой по лбу.
С о л д а т. Ну как — нет масла?
Б а б а. Нету.
С о л д а т (щёлкает ей ложкой по лбу с оттяжкой.). А ты подумай. Нету масла?
Б а б а. Есть. (Достаёт масло.) На, ирод.
С о л д а т. Делай — раз!
Кладёт масло в чугунок. Баба и дети садятся на корточки и вытягивают руки.
С о л д а т. Делай — два!
Кладёт ложку с кашей в рот, баба и дети кувыркаются.
С о л д а т. Делай — раз!
Опускает ложку в чугунок, баба и дети на корточках вытягивают руки.
С о л д а т. Делай — два!
Смотри позапрошлую ремарку.
С о л д а т. Кр-ру-гом!
Баба и дети, докувыркавшиеся до конца сцены, поворачиваются на корточках.
С о л д а т. Где соль?
Б а б а. Соли нет. Честно нет соли. Пойти что ли к соседям попросить.
С о л д а т. Я те попрошу. Интересное дело, что не попросишь, ничего у тебя нет. (Отодвигает котелок.) Ну ладно, соли нет. А Бог есть?
Б а б а. Есть.
С о л д а т. Ишь та. Справно. А я говорю — нет.
Б а б а. Есть.
С о л д а т. Нет.
Б а б а. Есть.
С о л д а т. Нет.
Б а б а. Есть.
С о л д а т. Нет.
Баба встаёт с корточек, выпрямляется.
Б а б а. Всё.
С о л д а т. Чегой-то?
Б а б а. Всё!
С о л д а т. Ась?
Б а б а. Всё!!!.. Я знаю, кто ты. Это за грехи мне. За мальчика моего, Петрушу, что в прошлом годе утоп. Недоглядела я за ненаглядным моим, родимочкой. (Беззвучно плачет.)
С о л д а т. А раз знаешь — терпи.
Б а б а. Я и терплю, я и терплю. Только сил моих больше нет.
С о л д а т. Ишь та — нет. А о слезиночке, о слезиночке ребёночка свово, Петруши, подумала? Что не сорвёт он лапушками своими листочков клейких весенних — об этом думала, дурья твоя голова!!!
Последние слова со злобой, крича. Баба в ужасе замирает. Солдат встаёт из-за стола, начинает расхаживать по сцене, держа руки за спиной.
С о л д а т. Живёте здесь чёрт знает как. Везде грязь, тараканы, соли нет. Грамоте не знает в деревне никто. Колодец от деревни за версту, а рядом выкопать лень. И это в то время, как на других планетах, может быть и даже несомненно, есть разумные существа, они следят, строят эфиролёты для междупланетных сношений. (У бабы открывается рот.) Разуй глаза, серь умонепроглядная, выйдь за околицу, посмотри на небо бездонное, усыпанное мильёном звёзд, алмазным венцом горящих на чёрном, гробовом бархате вселенском.
Я Земля, я своих провожаю питомцев Сыновей, дочерей. Долетайте до самого Солнца И домой возвращайтесь скорей!
Начиная петь, достаёт из вещмешка водолазный шлем, одевает на голову и маршируя идёт к двери. Раскаты грома. Солдат открывает дверь. Шум дождя.
С о л д а т. Я Земля, я своих провожаю питомцев
Грохочет молния, вспышка освещает фигуру солдата в шлеме, он исчезает. Баба вскрикивает и падает на пол. Потом встаёт и с криком «Антихрист, Антихрист пришёл» выбегает из избы. Шум за сценой, крики. Плачущую бабу вводят обратно под руки две крестьянки.
П е р в а я_ к р е с т ь я н к а. Ну чего испужалась?
Б а б а. Ой, испужалася я, ой испужалася.
В т о р а я_ к р е с т ь я н к а. Да не боись, Петровна, это же сыночек барина нашего, Светозара Кирилловича шуткует.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Усадьба. Отец и сын Расторгуевы.
О т е ц. Вы ведёте себя отвратительно. Ваши шутки ужасны. В конце концов я вам в морду дам.
С ы н. ПапА? Вы? Браво, браво. (Хлопает несколько раз в ладоши двумя пальцами.)
О т е ц. Вы… Вы совершенно не любите поселян.
С ы н. Мало любить живую природу, надо её изучать.
О т е ц. Вот-вот. И использовать для удовлетворения собственных сиюминутных прихотей.
С ы н. Отнюдь — основополагающих принципов человеческого естества. Надо на жизнь проще смотреть.
О т е ц. Да уж куда проще: измываться над несчастной поселянкой, горе которой неутешно. Попирать оным измывательством основополагающие столпы человеческого естества…
С ы н. Сказки это. Русские народные сказки. Дозволенные, между прочим, духовной и светской цензурой к печати. Мы же, папА, страшно далеки от народа. Кто мы для него? Увы, сказочные, легендарные персонажи. Не более и не менее. Вы хотите осмыслить образ народа через гуманистические идеалы, так сказать, посмотреть на деревенское хамство сквозь магическую призму общечеловеческих ценностей и увидеть его в виде доступной и понятной сельской идиллии, а жизнь, повторяю, проще. Вас для них просто нет. И чем больше вы погрязаете в идеалистических грёзах своей философической библиотеки, тем больше вы растворяетесь. Барин превращается в дым. Мираж. И заметьте, папА, наоборот, чем больше и больнее вы порете мужика, вразумляете его идиотскими сентенциями, тем больше вы для него материализуетесь, приобретаете относительно понятный, ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ образ.
О т е ц. Пьер, значит, вы отрицаете животворящую и созидательную силу народа русского; значит, считаете его неспособным к усвоению идей высшего мира?
С ы н. Значит, отрицаю.
О т е ц. Так поздравляю, мон шер, вы нигилист.
С ы н. Да, я, если угодно, нигилист.
О т е ц. Так где же ваша позитивныя программа? Вы отрицаете общечеловеческие ценности, попираете основы человеческого естества…
С ы н. Было это уже…
О т е ц. Не перебивать! Но что для вас является точкой опоры в этом мире? Ведь без таковой вы полетите вверх тормашками.
С ы н. Мы отрицаем всё.
О т е ц. И святое, дивное искусство?
С ы н. В первую голову.
О т е ц. А дальше? Сделали из мастерской Рафаэля гуталинную фабрику, А дальше?
С ы н. Хорошо, я отвечу. Но сначала ответь, чему посвятил жизнь ты.
О т е ц. Я? Ты знаешь.
С ы н. А вот не знаю.
О т е ц. Знаешь.
С ы н. Не знаю.
О т е ц. И не догадываешься?
С ы н. И не догадываюсь.
О т е ц (в упор смотря в глаза). Совсем?
С ы н (отводя глаза в сторону). Почти.
О т е ц. А что ты знаешь?
С ы н. Ну-у…
Пауза. Отец смотрит в глаза.
С ы н. Собственно, я не видел тебя так долго…
О т е ц. Но ты живёшь в Расторгуевке уже второй год. И последние шесть месяцев практически здоров.
С ы н. Ну, я заметил, что ты часто спишь днём, а ночами спускаешься в подвал и, видимо, там занимаешься… естественнонаучными опытами.
О т е ц. В подвал заходил?
С ы н. Да, однажды ты не запер.
О т е ц. Видел?
С ы н. А, это… в колбе… с клешнями.
О т е ц. Да, сынок.
С ы н. Ну, видел.
О т е ц (волнуясь). И как?
С ы н. Да как сказать… В природе, конечно, такого не бывает. С энтомологической точки зрения любопытно. Хотя довольно противно. Зачем она тебе?
О т е ц (передразнивая). «С энтомологической точки зрения». Да что ты знаешь в жизни… Да что ты о моей жизни знаешь. 50 лет непрерывного труда, бессонных ночей, тетрадей с формулами… «С энтомологической точки зрения». Да ты знаешь, что она говорит?
С ы н. Кто?
О т е ц. Она.
С ы н. Она???
О т е ц. Ну, пардон за фасон дэ парле, чего варежку открыл.
Проходит по зале, проверяя закрыты ли окна и двери, и спускается с сыном по лестнице в подвал.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Подвал. На стенах горят факелы. Красноватый полумрак. В центре большая реторта, в ней в человеческий рост личинка короеда с большими жвалами. Личинка лениво шевелится, жвалами потихоньку двигает.
О т е ц. Есть, сын мой, великое гуманистическое братство, существующее тысячелетия. И мы, носящие гордое имя Расторгуевых, вот уже сто двунадесять лет имеем счастье необыкновенное быть сопричастными идее великой и нести свет просвещения в сей стране: ныне озлобленной и тёмной, но завтра Мировой Авроре, коея миру просияет и путь укажет вечный. Ныне Россия — это табула раза, но завтра на этом девственном воске мы напишем великие и прекрасные письмена. Здесь, в Полярной Гиперборее, будут созданы будущие люди. И вот, сын мой, ты первый после меня видишь человека будущего. Пока он тускл и невзрачен, но близок час — сбросит уродливый кокон и восстанет из пробирки новый гомункулюс. И мир содрогнётся, и падёт ветхий адам, и закурлычит и гордо замашет крыльями царственный пеликан, тот пеликан, сын мой, который жертвенной кровью сердца собственного птенцов окормил и взлелеял для полёта горнего.
С ы н. Н-нда… Значит, сначала мне жизнь дали-с, а теперь от «простого к сложному» камни оживляете. Весьма похвально. Творец-с.
О т е ц. Молча-а-а-ть!!! (Набрасывается на сына с кулаками.)
С ы н (уворачиваясь). А вы, папенька, — материалист. Вы-то материалист и есть. Не из личинок надо человека совершенного выращивать, это путь примитивного материализма Северо-Американских Соединённых Штатов.
О т е ц (отступив назад). Вот как?.. И это говоришь ТЫ?.. Неожиданно, неожиданно. Я удивлён.
С ы н. Да, папА. Нам нужны не личинки, а сила искусства. Новое искусство у нас в России создаст реальность, в которой люди и будут личинками, масками. Не искусство для человека, а человек для искусства. И тогда, ха-ха, и не надо ничего. Россия это Грубая Европа. Европа, где всё закономерно, просто, зримо. Россия — реторта для идеальных экспериментов. Будут эксперименты грубых идей. И их, этих идей, будет мало. Но они будут в России живыми, они будут расти, сгрызать друг друга в идиотской примитивной комедии. И наконец в конкурентной борьбе победит одно. В Европе много. У нас — одно. Мы создаём новое. Мы — писатели.
О т е ц. Петруша! Какая колоссальная мысль!!!
С ы н. Там естественный отбор людей, здесь естественный отбор идей. Потому что у нас идеи — живы. Люди — мертвы. Там — герои. Здесь — сценарий.
О т е ц. Сын! Я наконец слышу сына!!!
Незаметно из зрительного зала на сцену поднимается Гагарин.
С ы н. Мы миру нравственный образец дадим: «Люкс экс ориенталис махина».
Г а г а р и н. А люди-то не дураки. К ним с добром, и они потянутся, раскроют сокровища души неслыханные.
С ы н. А любовь человеческая есть мирового прогресса двигатель вечный.
О т е ц. Воистину, други мои. Боже, как хорошо!
Бросается на шею сыну, целует его сквозь слёзы. Они берутся за руки и выходят к краю сцены. Гагарин стоит позади. Отец начинает декламировать:
-
- Надо быть добрее, люди,
- Верить в доброту.
Г а г а р и н.
-
- Жить в безлюбье и безверье
- И зверью невмоготу.
С ы н.
-
- Надо за руки всем взяться
- И плясать вокруг добра,
Г а г а р и н.
-
- Весело в глаза смеяться
- И любиться до утра.
О т е ц.
-
- Как весомы буквы эти,
- Боже, как слова верны:
С ы н.
-
- Вера, доброта на всей планете
- Скажет нет годам войны.
Г а г а р и н (выходя к краю сцены между отцом и сыном и беря их за руки).
-
- Мы невидимые братья,
- Гнётся в капюшоне бровь
В т р о ё м.
-
- И записано в секретной книге:
- Вера, доброта, любовь.
Склянка падает и разбивается. Из неё выползает личинка, и две минуты на глазах у остолбеневшей троицы исполняет танец вылупляющегося богомола. Из личинки (мешка-комбинезона, с хрустом разрезаемого инзутри ножом) появляется Рубик. Расторгуевы и Гагарин обступают стоящего на четвереньках Рубика с трёх сторон.
Г а г а р и н. Н-нда. «Всюду жизнь».
Расторгуевы внезапно «видят» Гагарина.
О т е ц. А вы, собственно говоря, кто?
Г а г а р и н. Я? Гагарин.
С ы н. Князь?
Г а г а р и н. Берите выше.
Отец и сын переглядываются.
О т е ц (суетливо подобострастно). А мы тут опыты естественнонаучные.
Р у б и к (делая на четвереньках шаг в сторону отца). Я никогда в жизни не мог первым оскорбить человека. Не могу и всё.
О т е ц (шарахаясь в сторону). Ч-чёрт.
Р у б и к (делая ещё шаг). Я чурка нерусская.
О т е ц. Ш-што-о-о?
Р у б и к. Чурка нерусская.
Делает рывок вперёд и получает от отца сапогом в лоб. Отскочив назад, оборачивается к сыну.
С ы н. Откуда оно?
Г а г а р и н. Из колбы.
Р у б и к. Из Закавказья. Рубен Рачикович Захариа. (Делает шаг к сыну.)
С ы н. Э-э, Рубен Раков… э-э…
Р у б и к. Можно Рубик. Меня все Рубиком зовут. Я простой человек. (Делает ещё шаг к сыну.)
С ы н. Послушайте, милейший…
Р у б и к. Кунак! Люблю!!! (Обхватывает руками ногу сына).
С ы н (с брезгливостью дрыгая ногой). Назад! Руки!
Рубик отступает в центр треугольника.
Г а г а р и н. Ну, это уж прямо оперетта.
С ы н. Вы думаете?
Г а г а р и н. Думаю. Конец первого действия, а стыдно сказать, ещё ни одного убийства. Зрители недовольны.
О т е ц. Обидно… Пойдём, Петруша, наверх.
С ы н. (перед уходом, вполголоса). Ничего, мы тебе такую «оперетту» покажем, что на всю жизнь запомнишь.
Выходят.
Р у б и к (делая шаг к Гагарину). Хозяин, я сделаю.
Г а г а р и н. Думаете?
Р у б и к. Почему нет? (делает небольшой шаг к Гагарину.)
Г а г а р и н. А правильно ли это будет?
Р у б и к. Почему нет? (делает снова осторожный шаг к Гагарину)
Г а г а р и н. Ну что же. Покажи себя в деле.
Подаёт руку Рубику, тот, опираясь на неё, встаёт.
Р у б и к. Значит, так. Во-первых, не спектакль, а кино. Кино духовное. Будем играть «Кашу из топора» как экранизацию «Портрета Дориана Грея». Серьёзный, суровый фильм. Без всякой развлекаловки. Длительность сеанса — 4 часа. Это широкое полотно, и мы должны успеть рассказать здесь обо всём. И не в ритме Чарли Чаплина, а в ритме «Лунной сонаты». Без спецэффектов американского кинематографа. Настоящий серьёзный фильм должен быть скучен. Да, просмотр фильма — это тяжёлая работа. И тот, кто пришёл в кинотеатр лузгать семечки и любоваться на прелести голых баб, должен быть железным сапогом вышиблен из зала. Как хам, наготу отца своего открывающий, как ничтожный плебей, продающий свои поделки внутри ограды церковной. Да-с. Фильм будем снимать на чёрно-белой плёнке. Действие происходит на Багамах. (Годик на Багамах, а?) Вопрос улажен. Можно ехать хоть через месяц. Бумаги готовятся. Гагарина буду играть я. Гагарину сделать грим Ленина, но по мере развития сюжета его грассирование будет переходить в кавказский акцент, а огромный портрет, периодически выплывающий из глубины экрана, будет переходить в Сталина. Тема золотая. Мир содрогнётся. Наш девиз — духовность, духовность и духовность. Женских ролей не будет.
Г а г а р и н. А как же «роман»? (достаёт из кармана шарик и начинает надувать.)
Р у б и к. Ничего, пригласим Олежека Табакова, Костю Райкина. Они сыграют женские роли хоть куда. С подтекстом. Самого Гагарина — в шею. Ночевную — в шею. Хмыза, Чуварова и Гринёва — в шею, эта троица и как персонажи не нужна. Светозара Кирилловича будет играть…
Надутый Гагарином шарик оказывается чугунной гирей.
Г а г а р и н. (передавая «гирю» Рубику). Надо быть скромнее…
Р у б и к. Уя! (сгибается под тяжестью гири, делает несколько шагов туда-сюда, стараясь восстановить равновесие, что ему удаётся с большим трудом.)
Г а г а р и н. Теперь снова покажи себя.
Р у б и к (наконец водружая гирю на плечо и занимая таким образом относительно удобное положение). Тяжёлая, зараза. Я врач-кооператор из Нагорного Карабаха. Приехал в Москву, организовывал международный симпозиум «Врачи за мир». Было, знаете ли, в подчинении 300 человек.
Г а г а р и н. Значит, опыт организационной работы есть.
Р у б и к. Имеется. Намучился тогда я, честно говоря. Если бы вы знали, как трудно уволить бесполезного работника. Я сам не понимал, пока не побывал в шкуре руководителя. Я ведь никогда не могу первым оскорбить человека. Ну, не могу и всё. Не знаю, характер, что ли такой. Я добрый, мягкий. Ну в общем заработал я на этом деле кое-какие деньжата, ушёл с госслужбы и основал свой кооператив.
Г а г а р и н. Интересно-интересно. И чем занимаетесь?
Р у б и к. Да по разному. Вот, например, интересная задумка есть — определять здоровье москвичей по волосу. Выдёргивается волос и проводится экспресс-анализ (меняет плечо под гирей) на содержание микроэлементов. Сразу вся картина обмена веществ как на ладони. А стоит такое обследование — смешно сказать — один доллар. Сейчас решаем вопрос с Моссоветом. За 8 миллионов долларов всю Москву продиагностируем.
Г а г а р и н. Вот. Уже ближе к тексту. А издательской деятельностью не хотите позаниматься?
Р у б и к. А конкретно?
Г а г а р и н. Конкретно есть мнение издать ВРРБАП.
Р у б и к. Как?
Г а г а р и н.
ВРРБАП — «Вестник русской религиозно-богословской академии в Париже».
Р у б и к. Мечтал всю жизнь. Я недавно ходил к священнику молодому освятить крестик. У меня крестик такой с розочкой в центре. А священник и говорит: жидомасонские символы не освящаю. И сразу показал свою дьявольскую природу, ибо сказано: «Не судите и не судимы будете». Нельзя путать веру и суеверие.
Г а г а р и н. (в пространство). Да, совсем дурак. Такой и нужен. (Уходит.)
Р у б и к. Чего это я стою? Гиря какая-то. Режиссёр я или не режиссёр?
Сбрасывает гирю на сцену. Глухой удар. Занавес.
СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ
Совершенно пустая сцена.
С о л д а т. А катись ты к едрёной фене!
Р у б и к. Что? Как сказал?
С о л д а т. Говорю — пошёл на хуй.
Р у б и к. Так? да? так? (Ищет по карманам.) Так говоришь? (Находит в одном из карманов свисток, подносит к губам.) Тогда вот так! (Начинает свистеть. Громко кричит.) Милиция! Милиция! (Свистит.) Милиция!
Солдат удивлённо смотрит на него, обходит кругом, почёсывая затылок. Рубик продолжает кричать и свистеть. Тогда солдат нерешительно поднимает топор и легко (небольно) ударяет его обухом в темя. Слышен лёгкий стук. Свист и крики прекращаются. Рубик слегка приседает и замирает. Солдат отходит от него. Вбегает милиционер. Солдат незаметно прячет топор за спину.
М и л и ц и о н е р. Товарищи, ни с места. Кто кричал? (Натыкается на Рубика.) Гражданин, вы кричали? (Молчание.) Отдайте оборудование. (С трудом вырывает из сцепленных зубов Рубика свисток.) Вы кричали?
Р у б и к. Не я.
М и л и ц и о н е р (поднося свисток к его носу). Улика.
Р у б и к. В улику я свистел, а правоохранительные органы не я звал, а вот товарищ.
Ладонью, как бы скрываясь, полууказывает на солдата. Тот, отворачиваясь, незаметно перекладывает топор из-за спины за пазуху.
Р у б и к. Я, свистя, хулиганил, нарушал общественный порядок, а товарищ, возмутясь, стал кричать «милиция».
Милиционер смотрит на солдата. Рубик говорит отчётливей и твёрже.
Р у б и к. Признаю свою вину, готов нести справедливое наказание, выражаю благодарность товарищу гражданину и вам, товарищ милиционер, за своевременное пресечение хулиганского поступка.
Раздаётся стук. Топор падает из-за пазухи и вонзается в сцену. Солдат старается его вытащить. Милиционер вздрагивает, начинает быстро пятиться, лихорадочно расстёгивая кобуру, и с другого конца сцены стреляет в солдата.
С о л д а т. Уя, больно… (Раздаётся второй выстрел.) Уя… (Падает и больше не двигается.)
Милиционер с опаской подходит к трупу, переворачивает.
М и л и ц и о н е р. Убит… (Стреляет в воздух.) Попытка нападения на сотрудника правоохранительных органов. Был вынужден применить личное оружие для целей самообороны: выстрел в воздух, два — на поражение. Действовал по уставу.
Р у б и к. Убит… (Подходит к трупу тоже и пинает ногой.) Склонял меня к половому сношению через заднепроходное отверстие. Был вынужден оказать сопротивление в пределах разумной обороны посредством свистка…
М и л и ц и о н е р (тоже пиная и подхватывая как бы в танце). И устных криков: «Милиция, милиция».
Р у б и к (уже явно приплясывая). Проявившего оперативность работника правоохранительных органов за правильные и своевременные действия, повлекшие за собой пресечение преступления…
М и л и ц и о н е р (пляша). Наградить почётной грамотой от МВД СССР…
Р у б и к (пляша лезгинку на трупе). Медалью «За отвагу», денежной премией в размере 240 рублей и двухнедельным оплачиваемым отпуском в спецсанаторий под Москвой.
Пляшут, пиная труп. Наконец устают, садятся на него. Рубик достаёт поллитровку и стакан.
Р у б и к. Вам надо стресс снять.
М и л и ц и о н е р. Никак нет, я при исполнении.
Р у б и к. Чего же, уже исполнили. Надо вам лекарство…
М и л и ц и о н е р. Что ты говоришь, понимаешь? Будет экспертиза, я тебе на трубочке полонез Огиньского играть начну.
Р у б и к. Зачем так, начальник. Всё равно до завтрашнего дня ничего не будет. Завтра только приедут — город-то вон где. А сейчас выпить надо — стресс. Беречь себя надо, случай особенный. Уникальный.
М и л и ц и о н е р (беря стакан и бутылку). Это для кого как. Работа у нас такая — учить самолёты летать. (Нерешительно вертит стакан в руках, потом наливает, снова вертит.)
Р у б и к. Пей… (нерешительно добавляет) Кунак.
Милиционер пьёт залпом стакан. Открывает рот и странно смотрит на Рубика. Тот достаёт помидор.
Р у б и к. Съешь помидорку, дорогой.
Милиционер жадно хватает помидор, засовывает в рот, жуёт. В это время Рубик наливает ещё стакан.
М и л и ц и о н е р (прожевав). Так ты, что, водку?
Р у б и к. Как положено. По сценарию.
М и л и ц и о н е р. Ну, ты артист.
Рубик протягивает стакан.
М и л и ц и о н е р. Ещё?
Р у б и к. По сценарию.
М и л и ц и о н е р (хмыкает, выпивает, отбирает у Рубика бутылку и допивает из горлышка). По сценарию.
Р у б и к. Сценарий это не догма, а руководство к действию. (Смеются.)
М и л и ц и о н е р. Да, 70 лет пропридуривались, весь мир смеётся. Это ж надо придумать такое. В стране спичек не было, хлеба — стали крестьян в космос запускать.
Р у б и к. Мыслимое ли дело.
М и л и ц и о н е р. Одно слово: «крэзи рашен».
Р у б и к. А пьеса, которую мы играем? Да ерунда это на уровне студенческого капустника. Потом сам Гагарин…
М и л и ц и о н е р. Что Гагарин? (Далее всё более и более пьяно.)
Р у б и к. Сволочной мужик. Онанист. Я этот тип знаю. «Кирилл Изводов». И себя изводит, и других. Никому житья не даёт. Ну, как талант не знаю, не читал другие вещи его. Хотя, полагаю, дутая величина. Светозар Кириллович любит такие фантомы создавать. Создаёт, а они же его потом грязью и поливают. Но даже пускай. Я не об этом. Я по-человечески говорю. Как человек, Гагарин ничто. Так… лобастое насекомое. Чтобы поговорить по душам, посидеть — не-ет. К нему с бутылкой, а он этак губой: «Я не пью, извините». Смотрит сквозь очки, как робот. Линзы на них с три пальца толщиной. Не-ет, такие люди, конечно, не пьют. Себя БЕРЕГУТ. А окружающие для них так… шелуха. «Комедианты». А что он о тебе говорил, я вообще не могу передать.
М и л и ц и о н е р. А что?
Р у б и к. Да так…
М и л и ц и о н е р. Да нет, старик, ты скажи.
Р у б и к. Да что — моргает своими глазами. Ты тогда вышел, а он и говорит: «А это… существо тоже в спектакле играет?»
М и л и ц и о н е р. Что, так и сказал — «существо»?
Р у б и к. Так и сказал.
М и л и ц и о н е р. А ты?
Р у б и к. А что я? Я говорю: Николай Иванович очень хороший человек, талантливый актёр.
М и л и ц и о н е р. А он?
Р у б и к. А что он? Стоит, глазками своими под стёклами хлопает. И смотрит так, знаешь..
М и л и ц и о н е р. Как?
Р у б и к. С подъёбкой. Гнида он. И пьеса его… У нас всё-таки традиции. У нас Станиславский играл. На нашей сцене Питера Брука принимали. А тут вдруг «Гагарин». «Нас Юра в полёт провожал». «Перестройка».
М и л и ц и о н е р. И зритель не пойдёт.
Р у б и к. Конечно, не пойдёт.
М и л и ц и о н е р. Не пойдёт.
Р у б и к. Нет, не пойдёт.
М и л и ц и о н е р. Конечно, кому охота время на это «искусство» тратить?
Р у б и к. Да никому.
М и л и ц и о н е р. Вот и я про то же.
Р у б и к. Праздничней, говорит, надо. А чего «праздничней»? Он думает, что если посадить актёра на сцену и заставить его говорить как попугая: «Зритель умный, зритель на эту пьесу не пойдёт», то публика, потрясённая новым и оригинальным ходом, сюда валом повалит. «Гений»…
М и л и ц и о н е р (совсем пьяный). Я недавно Алексея Ремизова читал. Головастый мужик. Он знаешь, что сказал?
Р у б и к. Ну?
М и л и ц и о н е р. Он сказал: «Для актёра две вещи позорные — изображать пьяного и имитировать кавказский акцент».
Рубик смеётся.
М и л и ц и о н е р. Ты над кем смеёшься? (Хватает его за грудки.) Над собой смеёшься. (Отталкивает Рубика, но падает сам.)
Р у б и к. Абыжаищь, началник.
М и л и ц и о н е р (становясь на четвереньки). Поговори у меня ещё… Ох, плохо что-то… Ну, Гагарин, попадёшься ты мне… Шекспир совковый (блюёт). Я Сталина в двух фильмах играл (блюёт).
Р у б и к (отходит в другой конец сцены, звонит по сотовому телефону). Светозар Кириллович? Я не могу так работать… Ну что, Смирнов опять нажрался как свинья. Заблевал всю сцену, скотина… Светозар Кириллович, я понимаю, но у любой специфики есть, как говориться, предельный допуск. Потом эти его хамские намёки… Да не хочу даже говорить. Я отношусь к вам с глубоким уважением и говорю вам это совершенно искренне, но из уважения к вам я просто не в состоянии передать… Говорит, что вы «существо» какое-то… Моё мнение: гнать таких из труппы поганой метлой. Пьеса Гагарина сложнейшая, многоплановая, масса подтекста. Приходит свинья и заблёвывает всю сцену.
Милиционер сидит на полу вытянув ноги и пытается дудеть в свисток с другой стороны. Раздаются компрометирующие звуки.
Р у б и к (проходя мимо, выхватывает свисток). Руськая прымытывщина.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
СЦЕНА ПЯТАЯ
Квартира Гагарина. Гагарин сидит за столом, входит мать, держа в руках тарелку супа. Рядом с Гагариным на полу вещмешок.
М а т ь. Тебе надо обязательно суп.
Г а г а р и н. Не надо.
М а т ь. Нет, надо.
Г а г а р и н. Мам, мне нельзя жирное, у меня гастрит.
М а т ь. А он совсем не жирный, диетический (ставит на стол).
Г а г а р и н. Ну как же не жирный, тут даже воды не видно, жир сплошной плёнкой.
М а т ь. Ешь, что дают. Всё хорошее. Я ела и ничего.
Г а г а р и н. Конечно, у тебя же гастрита нет.
М а т ь. Не выдумывай. Сам себе надумываешь и веришь. Это всё от надумывания у тебя.
Г а г а р и н. Ну как же надумываю, если мне гастроэндоскопию делали.
М а т ь (с раздражением). Ешь, суп хороший, диетический. Я сейчас на работу ухожу, чтобы всё съел.
Гагарин демонстративно вздыхает и начинает есть.
М а т ь (заводясь). Повздыхай ещё у меня. Поросёнок паршивый. Ты таким с детства был: всё ноешь, ноешь. Уж мы тебе бутылку с соской, в воду сахара по пять ложек клали, а ты ревел, обоссывался. Кричал «пить», «пить», а потом бутылку за горлышко об пол хрясть — наотмашь.
Г а г а р и н. Ну да, я пить хотел, а вы меня вместо воды зачем-то сиропом поили.
М а т ь. Сиди, всё не так у него. Вся порода у них такая — «гагаринская». Шизофреники хуевы.
Г а г а р и н (вздыхая). Да, всюду жизнь.
М а т ь (заводясь ещё больше). Я тя положу, я тя положу, шизофреник хуев.
Г а г а р и н. Я пьесу про тебя напишу.
М а т ь. Напиши, Павлик Морозов. Хуй моржовый, не успокоится, пока все углы не обоссыт. Жопа с ручкой. Каждый кулик своё болото хвалит, а ты всё на люди.
Раздаётся звонок. Мать открывает дверь.
М а т ь (преувеличенно приветливо). Здравствуйте, мальчики, заходите.
Ч у в а р о в (из дверей). Здравствуйте! Дмитрий Евгеньевич дома?
М а т ь. Да, обедает.
Ч у в а р о в. Ой, мы помешали.
М а т ь. Нет, что вы, я ухожу. (Гагарину:) Дима, к тебе пришли.
Уходит. На сцену выходят Чуваров, Хмыз и Гринёв.
Г а г а р и н. А звери! Привет!
З в е р и. Здравствуйте, Дмитрий Евгеньевич! (Здороваются, отходят от стола и выстраиваются шеренгой.)
Г а г а р и н (отодвигает пустую тарелку, вздыхая). О-о-ой!
З в е р и. Что, Дмитрий Евгеньевич?
Г а г а р и н. Желудок болит. У меня гастрит, мне жирного нельзя. Изводят меня — с 27 лет седина появилась.
Г р и н ё в. Я прочёл вашу последнюю статью. Дмитрий Евгеньевич, вы — исполин.
Г а г а р и н (расплываясь от удовольствия). Всюду жизнь.
Ч у в а р о в. Дмитрий Евгеньевич, вы часто повторяете эту фразу. Откуда это?
Г а г а р и н. А это название известной картины Сальвадора Дали. На ней изображён украинский художник Ярошенко, держащий в руках часы с цепочкой. А в часах под открытой крышкой кишат муравьи… Однако, господа, я вас пригласил по конкретному поводу. (Встаёт из-за стола и начинает декламировать, ходя по сцене и жестикулируя. Декламация идёт крещендо) Что есть самое страшное оружие? Бомба водородная? Нет — расстояние. Взорвалась бомба в ста метрах — и никакие бомбоубежища не помогут. Испарятся броневые плиты, и ваше сердце превратится в пепел. Но стоит отойти всего на какую-то тысячу километров — и страшный взрыв будет не ярче карманного фонарика. Главное — расстояние. Главное — отсутствие. Почему на Западе плата за обучение в школах различается на порядки? Платят за качество образования? Нет, платят не за то, что есть, а за то, чего нет. Нет лоботрясов-одноклассников из пуэрториканских семей, украшающих вашего сына синяками и ссадинами в течении 10 лет. Это стоит многого, за это стоит и заплатить. Основа сервиса — не услуги, а отсутствие услужливых дураков. Есть человек — есть проблемы. Нет человека — нет проблем. Главное — вовремя уйти. Сидите на лавочке, книжку читаете. Рядом пивной ларёк с интенсивной жизнью. Молодой пролетарий положил на вас глаз, попросил закурить. Идея битья ещё не сформировалась — будет бить завтра в это же время. Оставил на сладкое. На следующий день уже бежит к ларьку «на свидание», к пиву развлечение — Гагарина бить. А Гагарина-то и нет, он на другой лавочке в другом парке. День испорчен. Нет, расстояние — это великая сила. Главное — вовремя.
З в е р и. А как же мы, Дмитрий Евгеньевич?
Г а г а р и н. Кто будет работать, того мы возьмём с собой на леденцовую гору. Да. Но. Для прыжка нужны деньги. Есть мнение деньги заработать. Как? Заработать переизданием эмигрантского журнала 20-30-х годов «Вестник русской религиозно-богословской академии».
Ч у в а р о в. А, это бердяевская белибердяевщина.
Г а г а р и н (доставая из вещмешка и надевая на Чуварова лапсердак и еврейскую шляпу с приклеенными пейсами). Согласен, журнал глупый, издававшийся глупым Бердяевым. Но нам с него не чай же пить. (Прикалывает к лапсердаку жёлтую шестиконечную звезду.) Возьмём кассу и сделаем скачок из царства необходимости и царство свободы. (Поёт):
Я Земля, я своих провожаю питомцев Сыновей, дочерей. Долетайте до самого Солнца И домой возвращайтесь скорей! (Визжит голосом Ленина, делая характерный жест рукой): «Апеацию п’едлагаю назвать «Кэнгуу».
Х м ы з (делая шаг вперёд). В честь любимого животного Дмитрия Евгеньевича.
Г а г а р и н. Да, я люблю звеюшек, но слухи о моих симпатиях к сумчатым сильно п’еувеличены.
Х м ы з (делая второй шаг вперёд). Кенгуру похоже на динозавра.
Г а г а р и н (оживляется, нормальным голосом). Действительно! Правильно мыслите, товарищ Хмыз! Я динозавров в детстве из пластилина лепил. Хотел стать палеонтологом, как скульптор Герасимов и писатель Ефремов (резидент английской разведки, между прочим).
Хмыз вздрагивает.
Г а г а р и н. Я все разновидности до блеска знал. Правильно мыслите, Хмыз, помните. Утешили старика.
Вытаскивает из вещмешка карликовый трёхколёсный велосипед и даёт Хмызу. Хмыз на него садится и вкатывается в строй.
Г а г а р и н. Однако вернёмся к кассе. Итак, журнал. Ну что же, предлагаю сразу распределить доходцы. По общим подсчётам чистыми в текущем году получится порядка 1,5- 2 миллионов. Есть мнение создать группу из 6 человек. Любимому Дмитрию Евгеньевичу 50%, 40% техническому исполнителю — некоему Рубену Рачиковичу, и вам 5% поровну. Разумеется, не считая ежемесячной зарплаты.
Г р и н ё в. 50 + 40 + 5 — остаётся ещё 5%.
Г а г а р и н. А оставшиеся 5% вам как премия. Чтобы перспектива была. Каждому в зависимости от итогов работы.
Г р и н ё в. А зачем 40% техническому исполнителю?
Г а г а р и н. (доставая из вещмешка Гринёву лыжи и лыжные палки.) Вопрос провентилирован, обсуждению не подлежит. По сути это правильно. Я заключил сделку, я дал идею, я дам научное обеспечение проекта. Но дело, в общем, техническое. Я в этом профан.
Г р и н ё в (одевая лыжи и беря в руки лыжные палки) Гипербола.
Г а г а р и н. Я скромный и трезвый человек. Да, профан, а без технического обеспечения дело не пойдёт. В общем, задание получено, цели определены, за работу товарищи. Ну как, согласны?
З в е р и. Дмитрий Евгеньевич, жизнь дали.
Г а г а р и н. Я земля,
З в е р и. Я своих провожаю питомцев…
Звери поют дальше, делая круг вокруг стола, и удаляясь за сцену — впереди Чуваров в лапсердаке, за ним Хмыз на велосипеде и Гринёв на лыжах. Входит Аня.
А н я (орёт). Спиздили! Спиздили!! Твой Гринёв батарейки от плейера спиздил!
Г а г а р и н. Да откуда ты взяла? зачем они Лёше-то?
А н я. А чего он здесь крутится? Водишь к себе шоблу всякую, квартиру в проходной дом превратил.
Г а г а р и н. А что, мы тебе мешаем?
А н я. Мешаете. Чтобы завтра батарейки у меня на столе лежали. Понял, гандон штопаный.
Г а г а р и н (грустно): Ань, отстань ты от меня.
А н я. Я от тебя отстану, эгоист хуев. Я тебя заставлю с мнением окружающих считаться. Мать придёт, она тебе даст. (Хлопает дверью.)
СЦЕНА ШЕСТАЯ
Административное помещение театра: стандартная мебель советской парикмахерской — журнальный столик, кадка с чахлой пальмой, дешёвые кресла-штам- повки из пластмассы. На заднем плане висят портреты актёров. Окно.
Г а г а р и н (по телефону). Да, вот пьесу мою ставят. (Входит Ночевная.) Получил доступ к молодым, очаровательным артисткам. Только так. Для этого и писали, для этого и писали. Ну хорошо, я попозже ещё раз вам позвоню… Здравствуйте, Нина.
Н о ч е в н а я. Здравствуйте, Дмитрий Евгеньевич.
Г а г а р и н (берёт журнал со столика). Я смотрю, тут изображено одно известное мне очаровательное существо.
Н о ч е в н а я. Да, это я.
Гагарин раздвигает руки крыльями, ходит вокруг неё и жужжит: ж-ж-ж-ж-ж.
Н о ч е в н а я. Что-то, Дмитрий Евгеньевич, у вас сегодня хорошее настроение.
Г а г а р и н. А рядом на фотографии кто с вами?
Н о ч е в н а я. Это мой муж.
Г а г а р и н (опускает крылья и садится в кресло). Чего-то я сегодня себя не очень хорошо чувствую.
Н о ч е в н а я (зевая). Погода пасмурная.
Г а г а р и н. Да, от такой погоды у меня давление подскакивает.
Входит Парикмахерша.
П а р и к м а х е р ш а. Дима, что вы к нам не заходите?
Г а г а р и н. Да дела всё. Прыгаю, бегаю.
П а р и к м а х е р ш а. Вот и отдохнули бы у нас.
Г а г а р и н. У меня в четверг дела в вашем районе, я с вашего разрешения мог бы заглянуть.
П а р и к м а х е р ш а. А без дела в районе заглянуть не можете?
Г а г а р и н. Могу, но люди могут неправильно понять. Да. А вот Нина Ночевная, познакомтесь. Это Алёна Владимировна, коллега Рубена Рачиковича.
П а р и к м а х е р ш а. Я видела «Косу и камень». Очень понравилось.
Н о ч е в н а я. Спасибо за комплимент. Дмитрий Евгеньевич, мне надо зайти наверх, повидаться ещё со Светозаром Кирилловичем. (Парикмахерше) До свидания. (Уходит.)
П а р и к м а х е р ш а. Причёска, конечно, у неё всё портит.
Входит Рубик.
Р у б и к. У кого?
П а р и к м а х е р ш а. У Ночевной.
Р у б и к. Я считаю Ночевную очень-очень хорошим человеком и красавицей.
П а р и к м а х е р ш а. Да? А я значит тебе не нравлюсь?
Р у б и к. А ты хочешь, чтобы мне нравились только женщины твоего типа?
П а р и к м а х е р ш а. Конечно. Р
у б и к. Здравствуйте, Дмитрий Евгеньевич, сколько лет, сколько зим.
Г а г а р и н. Здравствуйте. Как журнальчик продвигается?
Р у б и к. В правильном направлении.
Г а г а р и н. Когда будут перепечатаны первые пять номеров?
Р у б и к. Ведётся работа. Да. А вы, кстати, слыхали, что Ночевная недавно развелась.
Г а г а р и н. Да? Гм… Я не знал… Гм… Вы знаете, нашу сегодняшнюю встречу, видимо, придётся скомкать. Внезапно возник целый ряд неотложных дел, так что…
Р у б и к. Ничего-ничего, не беспокойтесь. Цейтнот вещь знакомая. Встретимся в следующий понедельник.
Рубик и Парикмахерша прощаются с Гагариным, выходят. При выходе сталкиваются с возвращающейся Ночевной.
Н о ч е в н а я. А кто эта Алёна Владимировна?
Г а г а р и н. Не знаю. Я в этих советских специальностях плохо разбираюсь. По-моему, что-то вроде парикмахерши. Она философа Лосева стригла в последние годы, Аверинцева. Личная педикюрша у Тахо-Годи.
Н о ч е в н а я. Господи! И не противно вам общаться с такими людьми?
Г а г а р и н. Ну почему же. Она же советская. Для советской она достойно живёт. Это у них интеллигенция. А потом, кто я? Разве я другой?
Н о ч е в н а я. Не кокетничайте.
Г а г а р и н. Знаете, однажды давно я читал воспоминания Цветаевой о матери. Её мать была прекрасной пианисткой. Пятилетняя Цветаева сидела под роялью и со всех сторон звучала невыносимо прекрасная музыка. Это одно из наиболее сильных её детских впечатлений. И вдруг, когда я прочёл это, мне стало так грустно. Невыносимо грустно, тоскливо. Я сначала не понял, в чём дело, и только потом догадался — мать. Я представил свою мать, сидящую за роялем в неопрятном уродливом халате, пытающуюся просунуть толстые сосисочные пальцы между клавиш, кривящую лицо от нечеловеческой злобы. У нас, между прочим, был рояль — предмет постоянных издевательств над несчастным отцом, которого она изводила насмерть. И извела. А рояль сожгла на помойке.
Н о ч е в н а я. Вы это всем рассказываете про свою мать?
Г а г а р и н. Нет, только вам. Знаете, Нина, я так одинок. У меня никого нет. Совсем.
Н о ч е в н а я. Это странно. Вы же известный.
Г а г а р и н. Это всё так, знакомые. Я к ним хорошо отношусь. Но я никогда не бываю с ними искренен. Я не знаю, о чём говорить, и выдумал для общения с обывателями фантастический язык, который на самом деле ничего не значит. «Всюду жизнь», «не любите людей», «у нас любой труд почётен». И им я не интересен. Интересны некоторые результаты моего труда, но не я сам. У меня, собственно, друзей нет. А ведь друг это вовсе не высшая степень близости. Есть, Нина, вещи гораздо более личные, чем дружба. (Пауза.) Раньше я ещё как-то сопротивлялся одиночеству. Но сейчас я не могу оставаться один. Я устал. Если бы вы знали, Нина, как я устал.
Н о ч е в н а я. Вы ещё молоды.
Г а г а р и н. Да? Я начал седеть в 27 лет. Меня изводят, изводят насмерть. И изведут. Главное даже не сами слова, а тон. Говорите кактусу каждый день утром (с нечеловеческой злобой) «добрый день», и он через месяц завянет. Я так люблю чистый воздух. Запах летней ночи, утренней прохлады, осеннего леса, моря. А живу в отвратительном Нагатино, где страшная трупная вонь. Смрад. (Повышая голос, с раздражением.) Представьте себе. Во- первых, моя комната находится в 40 см. от уборной и кухни (гениальная советская планировка). Воздушный поток проходит по квартире так, что вся квартирная вонь и чад затягиваются ко мне. Единственное окно моей комнаты выходит на помойку. Помойка рядом. Маман, озверевшая от «фрейдизма», каждое утро заходит ко мне и говорит на протяжении последних 12 лет одну и ту же фразу: «Чтой-то вонь у тебя такая, проветрил бы, закупорился, шизофреник (непечатные слова я опускаю). Всё закрывается, закрывается. От кого. От родной матери. Мать всё знать должна». И так далее. Но это не всё. В подвале, так как дом стоит на болоте, скапливается вода. Она гниёт, миазмы с полчащами комаров поднимаются наверх. Далее, наш район со всех сторон окружён огромными заводами, включая литейные цеха и т.п. Очистных сооружений там практически нет. Я это знаю отлично — сам проработал в горячем цехе три года. То есть пыль, гарь, всё, что угодно. А поскольку Нагатино находится в низине, всё скапливается и образуется смог. Далее — это ещё не всё. Рядом с Нагатино находятся так называемые поля аэрации, то есть отстойники городской канализации. И я никогда за всю свою жизнь ни разу не выезжал из Нагатино. Своей (с сарказмом) родины. Родина-мать мне, Дмитрию Гагарину, такое место определила. Нашла место на 1/6 части суши. (Обхватывает руками голову) Боже мой, какая гадость! Ненавижу. Ведь я же нищий. У меня нет ничего. Даже сейчас, находясь по сравнению с прошлой своей жизнью на вершине славы, я получаю 6 долларов в неделю. Я никогда не смогу уехать с этой помойки. Мой отец работал всю жизнь. Воевал на фронте. Ну пил, но не так уж — «как все». И что он за всю свою жизнь заработал в этой стране. Ничего. То есть буквально ни-че-го. Его похоронили в единственном приличном костюме и всё. Мне осталось несколько рубашек и электрическая бритва. Которой я не мог пользоваться, так как ей брили в морге отцовский труп. А рубашки были велики. Даже часов у него не было. А костюм, в котором хоронили (голос прерывается) — его ночью из могилы вытащили. Мать при-шла на свежую могилу, а там земля просела — видно, что разрывал кто- то…
Н о ч е в н а я. Дмитрий Евгеньевич…
Г а г а р и н. Да. Извините, Нина. Всё кончено. Но другие как-то устраиваются, хоть чуть- чуть. А я не могу. Мою жизнь… заели.
Плачет. Ночевная смущена.
Г а г а р и н. Знаете, я хочу уехать отсюда. В светлые минуты мне мечтается, что я живу в белой стране, в какой-нибудь Австрии, Швейцарии. Я встаю утром, а вокруг стеклянная терраса, летний ветерок шевелит занавески. Солнце уже поднялось довольно высоко. И я вспоминаю, что уже давно живу в хорошей, доброй стране. Мой дом — это, Нина, МОЙ ДОМ, — расположен невысоко в горах. Я ем простую здоровую пищу: молоко, творог, сыр, свежие овощи. Душистое, приготовленное на огне мясо. У меня есть любящая жена. И дети — 5 человек. Три сына — Георгий, Иван и Дмитрий, и две дочки — Саша и Валя. И ещё собака. Интеллигентная и смешная. С ушами. Кличка: «Чудовисче». Она меня тоже любит. И так мы живём. Хорошо, мирно. У меня есть на втором этаже свой кабинет с милыми книгами. И туда никто не может зайти без спроса. И мы так живём, живём — всю жизнь. И не надо больше ничего. Чёрт с ней, с известностью, с гениальностью. Не в этом дело. Человек должен жить достойно. На том уровне достоинства, который он может достичь. А я так жить смогу. И не обленюсь, не запью, не начну доводить ближних. Надо мной надругались, мне, художнику, кисти рук перебили — что же, надо достойно дожить.
Н о ч е в н а я. Дмитрий Евгеньевич, все бы мы хотели так в домике, в Швейцарии. Только где уж нам. Приходится здесь устраиваться.
Г а г а р и н. Не скажите, Антонина Николаевна, не скажите. (Далее уверенным голосом.) Я тут одно дельце проворачиваю. Если выгорит, а всё пока к тому идёт, миллиончик в дереве получается. То есть порядка 50 тысяч долларов. Доллары можно улучшить, переведя в кое- какой товар, по этому направлению тоже работа ведётся. Итого получится максимум через год 150 000 долларов. За сто тысяч «домик», 50 тысяч в местный банк на хозяйство + я могу там, конечно, немного подрабатывать. То есть тысяч 15 в год можно обеспечить. А больше и не надо.
Н о ч е в н а я. Вы это серьёзно?
Г а г а р и н. Вполне.
Н о ч е в н а я. Гм, а я и не думала, что вы, оказывается, такой деловой человек.
Г а г а р и н. Жизнь заставляет. Знаете, Нина, я никогда не ошибаюсь в стратегии. В тактике — постоянно. Я неудачник. Но в главном — всё хорошо получается. Я учился в школе на одни двойки, а потом окончил МГУ. Я остался после университета без работы, но в результате по сравнению с однокурсниками я сделал головокружительную карьеру. (Разводит руки: «Ж- ж-ж-ж»)
Н о ч е в н а я (смотрит на часы). Ох, я уже опаздываю.
Г а г а р и н. Извините, я вас заболтал.
Н о ч е в н а я. Я сама виновата. До свидания.
Г а г а р и н. До свидания.
Ночевная уходит
Г а г а р и н. Она такая хорошая. (Пауза.) В Швейцарии я никогда ни с кем не буду ссориться. Мы все будем дружить и помогать друг другу. Ласковая, милая страна. Ласковый, милый народ. (Вопль:) Где никто не лезет в душу своими грязными пальцами с жёлтыми азиатскими ногтями!!!
СЦЕНА СЕДЬМАЯ
Снова квартира Гагарина. Гагарин, на заднем плане стоят шеренгой соответствующе обмундированные звери . Входит Мюллер.
М ю л л е р (с немецким акцентом). Позвольте представиться: профессор славистики Кёльнского университета герр Мюллер.
Г а г а р и н. Очень приятно.
З в е р и. Здра-а!
М ю л л е р. Увы, не могу приобрести ваш хаупт-верк в магазине, и мне порекомендовали.
Г а г а р и н. Конечно-конечно. К сожалению, только ксерокопия.
Передаёт Мюллеру огромную стопку бумаги. Мюллер с трудом просовывает её в портфель. Неловкая пауза.
М ю л л е р. Данке шён. Вот ваше разумное вознаграждение.
Передаёт конверт. Гагарин кладёт его на стол.
Г а г а р и н. Большое спасибо. Может быть, чаю.
М ю л л е р. Буду очень признателен.
Садится к столу, Гагарин наливает чай.
Г а г а р и н. Первый раз у нас?
М ю л л е р. Можно сказать, да. Первый раз я был во время оттепели, прошло столько лет. Я стажировался в МГУ. Потом не пускали, считая антисоветчиком. И вот опять в России.
Г а г а р и н. Ну, и какие выводы?
М ю л л е р. Россия страна на границе Востока и Запада. Она отсталая. Я полагаю, что сейчас она предпринимает мучительные попытки выйти наконец в ряды цивилизованных государств. Это политика Горбачёва. Надо решительней идти по пути Запада. Надо приватизировать предприятия, обеспечить правовыми гарантиями предпринимательскую деятельность. В области сельского хозяйства следует распустить колхозы. Они показали свою неэффективность. Будущее русского сельского хозяйства…
Г а г а р и н (скучает, пытается вставить фразу, наконец ему это удаётся). Да уж чего уж. Наверное, вы правы.
М ю л л е р. Но вы идёте по этому пути недостаточно активно.
Г а г а р и н. Да, надо поактивней.
М ю л л е р. Вот-вот. Вам мешает инерция мышления. В России всегда было недоразвитие личностного начала, не уважались права личности, даже отсутствует само понятие «частная жизнь», «прайвести».
Г а г а р и н. «Приватное» — почему же, есть такое слово.
М ю л л е р. Но оно не русское.
Г а г а р и н. А «казённое» — русское.
М ю л л е р. Да-да.
Г а г а р и н. Слово казённое, то есть «общее», «не-частное», «государственное», носит в русском языке издевательский оттенок. «Казённое» — это почти ругательство. Сомневаюсь, чтобы аналогичное слово в Германии звучало именно так. Всё это преувеличение.
М ю л л е р. Нет, не преувеличение. Иначе откуда это всё? Даже строение русской речи архаично. Все временные формы перепутаны, никакой логики.
Г а г а р и н. Ну это, милейший, палка о двух концах. В немецком вон все существительные пишутся с большой буквы. Это вообще палеолит: Один Питекантроп с большой буквы утонул в Проруби тоже с большой буквы. А фамилии немецкие — «Монтигомо Ястребиный Коготь». Но русские не говорят, что это следствие дикости.
М ю л л е р. Но миры России и Германии совершенно разные. Я не осуждаю, отнюдь. Я восхищаюсь вашим народом, его верованиями, плясками. Загадочной русской душой, восточнохристианской мистикой. Иконами Рублёва. Я не расист, вы меня неправильно поняли. Я только говорю, что следует приватизировать колхозы, потому что…
Г а г а р и н. А я расист.
М ю л л е р. Как?
Г а г а р и н. Так. Белые мы. И никакой разницы нет. Только Россия слишком большая. Представьте себе, что вся Европа от Швеции до Испании — это унылая холодная равнина, на которой все европейские темпераменты, все народы не расселены по этническим гнёздам, а перемешаны. И от этого мешают друг другу. Потом из-за громадности населения огромный вертикальный разрыв, всё перепутано. В России нет устоявшихся классов и нормальных связей между классами. Вы, европейцы, поэтому всё время ошибаетесь в русских. Вам кажется, что если русский крестьянин плохо обрабатывает землю, то это указывает на слабое развитие агрономии. А русское почвоведение было лучшее в мире. И наоборот, вы судите по отдельным проявлениям русской культуры и не видите того болота, на котором эта клюква растёт.
М ю л л е р. Это кажется вам так. Вы здесь живёте и не видите целого. А как русские говорят — со стороны виднее. Отсталость — бич России.
Г а г а р и н. Ну, ладно, отсталость. Я не спорю. Смешно это — Вы не понимаете, с кем вы разговариваете. Вы представитель германского класса интеллектуалов. Таких, как вы, в Германии живёт 40 000. А я представитель русской сверхэлиты. Людей моего уровня в Германии человек 40, а в России я вообще, может быть, один. Тем не менее вы совершенно не понимаете, что у нас разные весовые категории. Если бы вы говорили в Германии с человеком моего класса, это было бы для вас событием, жизненной удачей. Здесь вы этого просто не понимаете. Почему? — Потому что в нормальных обществах короля делает окружение. В России окружение делает король. Но какое окружение может сделать человек сам? — Да только пародийное. Себя можно сыграть, если есть для этого партнёры. В принципе, в героические минуты человек может сыграть себя сам — произнести последний монолог в пространство и упасть на меч. Но человек, играющий своё окружение, восприятие себя — неизбежно смешон. Люди, окружающие его, — комические маски. Человек играющий многих, толпу — неизбежно комик, мим, в лучшем случае кукловод. Вы этого не понимаете и, думаю, не поймёте никогда. Берётесь судить-рядить, напыщенным тоном говорите сверхбанальности, а трагедии-то нашей жизни и не понимаете. Я не имею никакого отношения к Русскому Государству. Даже Хайдеггер, роющий противотанковый ров в нацистской Германии, полностью ощущал причастность к своему миру. А я говорю: я-то тут при чём? Возьмите историю последних 75 лет России — меня там нет вообще. Да когда мне говорят «вы — русские», мне просто смешно. Зулус, забравшийся в сгоревший остов “форда- посреди африканской саванны, имеет большее отношение к знаменитой американской кампании, чем русский к русской истории. Я имею в виду связь личную, а не биологическую, связь «я». Вам кажется личностное начало недоразвито, потому что вы не видите его проявлений в русской истории. А русская история просто не обращает внимание на эту личность. Которая мыслит, которая существует, которая корчится от боли под колесом коллективистской жизни, которая ненормально умна для своего биологического окружения и которая, в конце концов, гораздо крупнее, оригинальнее и индивидуальнее личности западной. Потому что для вас экзистенциальная ситуация это — момент истины в коридоре у онколога: предсмертная вспышка потухающей навсегда лампочки; а для нас это — быт, потому что вся жизнь русского человека — тоскливое ожидание в раковой очереди. Вы проживите-ка так жизнь, а потом говорите, кому дана актуально конечность его бытия, а для кого это милая риторика.
М ю л л е р (растерянно). Дмитрий Евгеньевич, я очень сожалею… Это весьма печально… Видимо, какие-то неприятности, я вас так не вовремя побеспокоил…
Встаёт, берёт портфель. Портфель растёгивается, листы вываливаются наружу. Мюллер, Гагарин и звери их собирают. Неловкая сутолока: Гагарин и Мюллер от смущения стараются не встречаться взглядами, Хмыз собирает бумаги, не слезая с велосипеда, а Гринёв — не снимая лыж.
Г а г а р и н. Ничего-ничего. Всё на самом деле замечательно. Всюду жизнь.
М ю л л е р (пятясь и прижимая расстёгнутый портфель подмышкой). До свидания. До свидания.
Все раскланиваются с Мюллером. Он уходит. Гагарин вскрывает конверт, лежащий на столе.
Г а г а р и н. 20 марок дал, сволочь. У них ксерокопирование стоит 10 пфеннингов лист. А он 2 000 листов унёс, как минимум. То есть простое размножение этого хозяйства стоит 200 марок. Ну и заплатил бы как ни за что — 200 марок. А он, нет, прикинул: 20-ти хватит. И правильно прикинул. 20 марок это 300 рублей. 300 рублей за какие-то бумажки никому не нужные. Очень хорошо. А три тысячи это уже глупо платить. Уважать не будут. «Личностное начало недоразвито». Так вот и помоги личности-то русской. Исходи из ситуации конкретной. Личностной. А он: «Колхозы надо распустить». То, что я специалист-гуманитарий высочайшей квалификации, гораздо более высокой, чем у него, — просто нищий, он этого не понимает. Не бедный даже — а нищий. Да, дать милостыню неудобно, и я не взял бы. Но тут предлог хороший. Просто заплатить за вещь 200 марок. 2000 марок. Я на 2000 смог бы волшебно изменить всю свою жизнь. Я мог бы не бегать за гроши высунув язык, а снять на год дачу за городом и написать 3-томную «Историю русской культуры», книгу, которую 30 мюллеров будут писать 30 лет за 3 миллиона марок и не напишут. А я напишу. Я не попрошайка. Я всю жизнь работал. Я в 17 лет в литейный корпус пошёл работать. Но меня обокрали. Воры советские, сволочи гуманные, всё украли. А он, интеллектуал, не понимает. Он ВООБЩЕ понимает. А конкретную ситуацию не понимает. Если бы я без рук, без ног приполз — тогда бы понял. А так не видно. Почему? А потому, что в его тупой немецкой башке личностное начало недоразвито. Он добряк, видно сразу. Но ему легче 3 миллиона марок в абстрактный проект вложить, в колхозы советские, чем вот конкретному человеку дать один пфенниг. Почему? Неразвито личностное начало.
Г р и н ё в. Сволочь он.
Г а г а р и н. Не-ет, Алёша, вы людей не любите. Мюллер хороший добрый человек. Он дал 20 марок — это 300 рублей за паршивые бумажки. Кому мы нужны, ничтожества. Обидно, что при этом он со мной как с равным говорил. Ну, почти как с равным, то есть всё-таки говорил. А я сидел перед ним безногим фронтовиком на тележке и жалобно ждал, когда хороший господин денежку в шляпу положит.
Г р и н ё в (падая и в ожесточении обламывая себе концы лыж). Ну и надо было Мюллеру всё это так и объяснить, раз он «белый человек». Что, не понял бы…
Г а г а р и н. Алексей Михайлович, вы хороший, добрый человек. Дай вам бог здоровья.
Г р и н ё в. Да люблю я людей, люблю. (Ломает последний конец лыжи — получаются мокроступы.)
Г а г а р и н. Нет не любите. А людей надо любить, надо понимать их психологию. Вот давайте — я это Мюллер. Ну-ка объясните мне ситуацию.
Г р и н ё в (делая трость из лыжной палки). А чего тут объяснять-то. Раз видишь, что человек заходится, так помоги материально.
Г а г а р и н (радостно). Недоразвитие личностного начала у вас, фон-Гагарин, опять же. Вы личность. Взрослый, самостоятельный человек. Так не выклянчивайте себе «пособий», а работайте. Всё в ваших руках. В СССР сейчас открыта дорога частной инициативе. Более того, поскольку всё только начинается, конкурентов мало. Так думайте, если голова на плечах. Боритесь. Из чистильщика сапог в миллионеры. Если для вас материальная сторона жизни действительно главное.
Г р и н ё в (пробуя ходить на обломанных лыжах и с тростью). Поздновато в 33 года чистильщиком сапог-то.
Г а г а р и н. А он и тут вывернется. Он же умный, немец. В его словах есть логика. Да, есть логика… В России в нашей шкуре он бы умер через месяц, это ясно.
Г р и н ё в (делая жест тростью). Обушком по спинушке.
Г а г а р и н. Да нет, инфарктец. Когда бы его себя доказывать стали заставлять. Это ведь самое мучительное для них. Живёт это самое существо, думает: «Я — Мюллер». А тут к нему рыло подходит, нет, стая рыл, и говорит: «А ты не Мюллер». Он начинает барахтаться, оправдываться. «Да Мюллер, Мюллер же», бумажками трясти. А тогда ему и говорят, что он не я. Что его, как я, нет. Вот тут уже фильм ужасов начнётся. (Начинает строить из зверей пирамиду.) Основной сюжет которого типичен для голливудского кинематографа: один или несколько рыцарей при помощи электрических пил и автогенов борются с вгнездившейся в недра западного острова — звездолёт, подводная лодка — коллективистской плесенью: осьминогоподобной заразой, которая (заканчивает строительство пирамиды: в центре Гринёв в позе ласточки, по бокам вверх ногами Хмыз и Чуваров. Гринёв держит их за ноги, они держатся за ногу Гринёва. В целом получается переплетение довольно замысловатое) высасывает у них мозги, кромсает их такие удобные отдельные европейские тела железными зубами и клешнями. И самое ужасное, кульминация — когда лица пожранных чудовищем членов экипажа проступают на его туше и просят ещё сопротивляющихся: убей, убей МЕНЯ, помоги МНЕ. А кому МНЕ? Его-то, как «я», уже нет. Но он живёт. Как элемент восточного коллективистского спрута. И его автогеном. А он кричит, визжа, дрыгая щупальцами, плюясь царской водкой. Да. И эта мистерия переживается в России как быт, как вдруг ощущаемый столб атмосферы, давящий человека, вдавливающий в почву. Каждый день, час, минуту. Везде. Всюду. Во всём. От расползшихся шнурков на ботинках и криво ввёрнутой в потолок лампочки до Чайковского и Достоевского. И всюду, без просвета. И без азиатской слепоты. Всё видно, всё прозрачно в морозной хрустальной русской ночи, освещённой огромной волчьей луной. «Личностное начало недоразвито». И это говорит МНЕ кто — да жалкий актёришко, играющий в русском театре комическую роль второго плана — литературный образ “немца-. (С сарказмом:) «У Гааза нет отказа.» (Уходит.)
Х м ы з. Жалко его.
Г р и н ё в. Это почему?
Х м ы з. Выдохся. Я же помню, каким он десять лет назад был. Теперь всё. Ошибается, ситуации не видит.
Ч у в а р о в. Ничего, Дмитрий Евгеньевич дело знает. Это так только кажется, что ходит идиотик и повторяет «всюду жизнь», «не любите людей». А он так людей зомбирует. Он ситуацию на пять уровней вглубь видит. Ты пьесу возьми, например, — он же её как хочет, так и крутит. Вы чувствуете, что наша пьеса постоянно переворачивается. О чём она? А так, ни о чём. «Каша из топора». И никто ничего поделать не может.
Х м ы з. Зачем он с азиатом связался? Нашёл себе «друга». Сколько времени прошло, все деньги свои в журнал вложил, МЫ работаем. А результат на нуле.
Г р и н ё в. А мне по хую (все морщатся.) Мне обещано — заплати. Гагарин никогда с деньгами не подводил. Моё дело — маленькое. А журнал выйдет, нет — мне до фени.
Делает шаг вперёд, пирамида разваливается.
Х м ы з. Ну ты, Лёш, тоже… Не надо так грубо. Не абстрагируйся от коллектива.
Г р и н ё в. А его взаимоотношения с женщинами? Ему 33 года, а он совсем ребёнок.
Х м ы з. Вон Николай Недолётов, это из Ростова, который под Борхеса пишет, его возраста между прочим. Всё нормально — машина, буль-терьер «Абзац», дача в Переделкино. Четвёртая книга выходит. Подумал человек вовремя о своём будущем — женился на дочке секретаря союза писателей. Между прочим, симпатичная девица была, за ней, кстати, Чуваров в своё время ухаживал.
Ч у в а р о в. Да, упустил кадр.
Достаёт ножницы, обрезает пейсы и делает из шляпы американскую шапку с утиным козырьком. Примеривает. Входит Гагарин.
Г а г а р и н. Ничего, издадим журнальчик, жизнь волшебно изменится. Во-первых, кассу возьмёте, во-вторых, на стажировочку в Парижик к Никите Струве — плохо ли?
Ч у в а р о в. Всё шутите, Дмитрий Евгеньевич. (Обрезает лапсердак до размеров пиджака.)
Г а г а р и н. Всё в наших руках.
Ч у в а р о в (примеривая обновку). Дмитрий Евгеньевич, я тут, кстати, для парижской «Русской мысли» заметку написал. Можно прочитать?
Г а г а р и н (с деланным интересом). Вот как?
Ч у в а р о в. Я прочту?
Г а г а р и н. Любопытно.
Ч у в а р о в (достаёт из кармана пиджака бумагу и читает со всё нарастающей злобой).
Г а г а р и н. Да, похоже. Какого-то губошлёпа всё время по телевизору показывают. Он у них «по связям с общественностью», что ли.
Ч у в а р о в. Зачем вы так. Я же понимаю, что вы это специально.
Г а г а р и н. То есть?
Ч у в а р о в. Да бросьте, Дмитрий Евгеньевич. Вы же понимаете, что этот текст нельзя понимать буквально. Тут же постмодернизм. (Последние слова произносит чуть не плача. Быстро выходит.)
Г а г а р и н. Хороший человек Чуваров. Только его, наверное, в армии били. (Уходит со сцены в другую сторону.)
Х м ы з. Гагарин в личной жизни, конечно, человек удивительно наивный. Я с ним когда познакомился, он всё время говорил мне: «Ничего, голубчик, найдём тебе девушку, женишься, жизнь волшебно изменится.» Я это всерьёз воспринимал. Мне 17 лет было. Ждал четыре года, как дурак. А потом только понял, что это у него «оборот речи» такой.
Г р и н ё в. Во-во. А журнал что, тоже «оборот»?
Входит Чуваров.
Ч у в а р о в. Издание журнала — это хеппенинг. Вы всё неправильно понимаете. (Снимает жёлтую звезду от своего «лапсержака» и незаметно прикалывает Хмызу на спину.)
Х м ы з. Ну, это ты загнул. Ты учти, что «Вестник» — это политика большая и нехорошая. Такими вещами не шутят. Гагарин, конечно, пойдя на его переиздание, кое-какие согласования в гуманитарных организациях предпринял. Помнишь, что он про Ивана Ефремова говорил?
Г р и н ё в. А Захариа?
Х м ы з. Вот тут и заковыка. Зачем ему этот тупой азиат, не способный к систематическому мышлению и явно полезший не в своё дело? Значит тут есть дополнительное измерение, ходов Гагарина в котором мы не видим. Это-то меня и настораживает.
Г р и н ё в. Эх вы, люди. Гагарин — это человек. По сути, вам на него наплевать.
Хмыз замечает звезду на спине, срывает её и незаметно прикалывает Гринёву. Уходит.
Ч у в а р о в. Жалко Хмыза. Он совсем в мещанина превратился.
Вздыхает, уходит. Входит Гагарин.
Г р и н ё в. Жалко Чуварова. Вроде учился в университете, подавал надежды. А оказался полной бездарностью… (Обнаруживает на спине жёлтую звезду, снимает.) Дмитрий Евгеньевич, а всё-таки, в чём подлинная цель переиздания журнала. То есть понятно, башли, то-сё. Ну, а всё-таки… Я же понимаю, что дело не в деньгах и не в эмиграции.
Прикалывает звезду Гагарину на спину.
Г а г а р и н. Видишь ли, Лёша. Кто мы по своей сути? Советская плесень. Я, ты, Чуваров, Хмыз, Захариа. Но я на всей этой плесени сделаю журнал. Пускай советские подлецы издадут: не для себя, а для своих детей, которые уже будут нормальными и смогут прочесть. Мы все мерзавцы. Не потому, что плохие, — другие. Язык один, а люди другие. Это как Мексика и Испания. В Испании Веласкес с «Венерой перед зеркалом», а в Мексике Сикейрос с коммунистическими лубками и окровавленным ледорубом.
Г р и н ё в (уныло). Ясно. (Уходит.)
Г а г а р и н. Жалко Гринёва. Мать умерла. Живёт один с восьмидесятитрёхлетним отцом. Дома даже телефона нет. Отец его очень любит, и по ночам плачет, что сын неудачник. (Снимает звезду со спины, смотрит на неё.) Как начинали: самый многочисленный белый народ мира, шестая часть суши. Толстой. И вот превратились в каких-то… евреев. (Комкает звезду в кулаке и швыряет на пол.) Драматурги!
Входит Хмыз. Звонит телефон. Гагарин берёт трубку.
Г а г а р и н. Алло.
Н о ч е в н а я. Здравствуйте, это Нина Ночевная.
Г а г а р и н (радостно). Очень приятно. Вы так редко звоните.
Н о ч е в н а я. Я как раз по этому поводу хотела поговорить с вами. Дмитрий, я думаю, почему вы постоянно мне звоните, встречаетесь.
Г а г а р и н. Конечно, у вас главная женская роль в пьесе, я как автор по просьбе главного режиссёра естественно…
Н о ч е в н а я. Это всё правильно. Но я не об этом. Вы понимаете, о чём я говорю и о чём думаю в этой ситуации…
Г а г а р и н. Нет.
Н о ч е в н а я. Нет, понимаете.
Г а г а р и н. Нет, не понимаю.
Н о ч е в н а я. Серьёзно?
Г а г а р и н. Да.
Н о ч е в н а я. Ну, тогда вы… не философ. Что я ещё в этой ситуации могу сказать.
Вешает трубку.
Г а г а р и н (Хмызу). Слушай, что ты на этом велосипеде всё, как ребёнок. Ну-ка, примерь.
Даёт Хмызу роликовые коньки. Тот слезает с велосипеда и одевает коньки. Стоит хорошо, делает круг по сцене.
Г а г а р и н. Ну вот, совсем другое дело. Есть мнение подарить букет Ночевной. (Даёт деньги.)
Х м ы з (удивлённо). Что, на все?
Г а г а р и н. А ты думал. И попраздничней. Придумай что-нибудь, чтобы на всю жизнь запомнилось.
Х м ы з. Сделаем.
Гагарин звонит по телефону.
Г а г а р и н. Здравствуйте, Нина. Я подумал о нашем последнем разговоре. Давайте встретимся и всё обсудим.
Н о ч е в н а я. Хорошо, завтра в шесть.
Гагарин вешает трубку.
Г а г а р и н. Значит завтра без пяти шесть в конторе вручишь Ночевной цветы. И праздничней, праздничней сделай.
Х м ы з. О’кей.
СЦЕНА ВОСЬМАЯ
Снова административное помещение театра. В кресле сидит Ночевная, листает журнал. Сзади в окне появляется Хмыз с огромным букетом роз. Он привязан к воздушным шарам. Окно с шумом распахивается, Хмыз протискивается в него, при этом шары лопаются. Ночевная в ужасе кричит. Хмыз на роликовых коньках, на лице у него прилеплен огромный нос из папье-маше. Он достаёт из кармана расчёску, обёрнутую в папиросную бумагу и, описывая круги вокруг Ночевной, начинает исполнять вальс Турандот. Ночевная забирается на стол и брызгает в Хмыза газовым балончиком. Он кричит «мама!» и выкатывается из помещения. Розы рассыпаются по полу, за сценой шум скатывающегося по лестнице на роликах Хмыза. Входит Гагарин.
Г а г а р и н (глупо улыбаясь). Здравствуйте.
Н о ч е в н а я. Здравствуйте. (Слезает со стола.) Господи, я заболею. До сих пор не могу прийти в себя.
Г а г а р и н. Почему?
Н о ч е в н а я. Как вы смели… Нет, извините (прислоняет пальцы к вискам). Я с уважением отношусь к вам, но это невозможно. Это всё нелепо. Я уже говорила вам об этом. Вы сами виноваты.
Г а г а р и н. Но это шутка, шутка.
Н о ч е в н а я. Неудачная. Да и не шутка, конечно.
Г а г а р и н. Значит моя пьеса вам не понравилась?
Н о ч е в н а я. Она не может не понравиться.
Г а г а р и н. Не может понравиться?
Н о ч е в н а я. НЕ понравиться.
Г а г а р и н. Как, то есть…
Н о ч е в н а я. Не может не нравиться мне.
Г а г а р и н. Я собственно… в известном смысле, писал её для вас.
Н о ч е в н а я. Это, конечно, неправда.
Г а г а р и н. Почему неправда — правда. (Пауза.)
Н о ч е в н а я. То, что вы говорите… в общем… В общем это невозможно. Вы можете называть меня негодяйкой, ведьмой и т.д., но я ведь не давала вам никакого повода.
Г а г а р и н. Да… Жалко… Извините… (Ночевная уходит, пока он произносит эти слова.) Господи, как стыдно. Новое издевательство. Она не виновата. Я совершил все ошибки: глупостью было кривляться перед ней как подросток, когда как в её глазах я был молодым метром; глупо было жаловаться на нищету и разбитую жизнь; глупо было набиваться в поклонники при явном равнодушии с её стороны. Но это всё ерунда. Я совершил главную ошибку. Она во мне. Она меня не любит. Меня никто никогда не любил. Никогда. Странно. Прошла вечность, появился я, и скоро снова развеюсь, и этого не будет никогда. Никогда не будет! Никогда!!! А если бы я мог вызывать к себе любовь. И всё. Все эти ухаживания — блеф. Я бы напился как свинья и совал ей селёдочный хвост за шиворот вечернего платья. И она бы думала: милый, он такой смешной, такой весёлый. И селёдочный хвост щекотал бы её так нежно, так ласково… (Пауза. Вытирает глаза.) Всё равно ты останешься со мной. Мы будем с тобой разговаривать, шутить. Ты будешь смеяться, и твой смех будет звучать как серебряный колокольчик. А иногда я буду тебе жаловаться, и ты будешь ласково гладить мою голову, утешать… Знаешь, недавно мне приснился отец. Он учился в консерватории, у него был прекрасный голос. А потом жизнь не сложилась. Отец спился и умер. Обычно он мне снился таким, каким был в последние годы, — сломленным жизнью, жалким. А тут приснился молодым, моего возраста. И стал петь. Внезапно во сне я вспомнил, как он пел мне колыбельную песню. (Поёт.) Спи, моя радость, усни, В доме погасли огни, Птички затихли в саду, Рыбки уснули в пруду, Мышка… Голос срывается, плачет.
СЦЕНА ДЕВЯТАЯ
Снова усадьба Расторгуевых. Светозар Кириллович, Рубик.
Р у б и к. Эта пьеса неправильная. Много лишнего. Зачем, например, эта триада: Хмыз, Чуваров и Гринёв? Не нужно этого. Лишние люди, лишние роли.
С в е т о з а р К и р и л л о в и ч. Вы людей не любите, милейший. А людей, как правильно учит Гагарин, надо любить. Беречь. Как патроны. Вот генерал Трепов сказал: «патронов не жалеть». Потом грянул 17-й год, а патронов-то и не оказалось, все вышли. Людей надо любить. Ты их любишь, и они тебе сторицей. Я, может быть, сам Дмитрия Евгеньевича попросил несколько эпизодических ролей ввести. Мне труппу занять надо? — Надо. Краски феерические надо перед зрителем в ожесточённой конкурентной борьбе развернуть? — Надо. А Рубен Рачикович, дорогуша, этого не понимает. Пьеса Гагарина, положим, между нами говоря, вообще слабая, скучная. Стыдно сказать, кончается второе действие, и в общем-то ни одного серьёзного убийства. (Начинает ходить Сталиным:) «Нужьна лы нащему зрытелю такая пиэса? Ми думаэм, что нэт, нэ нужьна.» Но Гагарин величина. Имя. На Гагарина зритель пойдёт. Вы что считаете, мне его легко было уговорить пьесу писать? Я, может быть, на коленях перед ним стоял. Пришлось в труппу эту проститутку Ночевную пригласить. Чего же — «романтическя любовь». Я этой стерве сказал: Гагарину не давай до третьего действия.
Р у б и к. Ну и как, не даёт?
С в е т о з а р К и р и л л о в и ч. Изводит Дмитрия Евгеньевича. А что ей? Ей всё равно. Первые пять партнёров для женщины это эротика. Следующие пятьдесят — секс. Следующие пятьсот — профессия. А дальше начинается раздел биомеханики: «сообщающиеся сосуды».
Р у б и к. Не любите людей, Светозар Кириллович.
С в е т о з а р К и р и л л о в и ч. Людей я люблю. И Ночевную я люблю.
Р у б и к. Шутить всё изволите. А ведь Гагарин сумасшедший. Можем ли мы успех предприятия ставить в зависимость от причудливой фантазии больного человека.
С в е т о з а р К и р и л л о в и ч. Это как? Объяснитесь.
Р у б и к. Понимаете, я никогда не мог первым избить другого человека. Ну не могу, и всё. Это мой принцип. А этим пользуются. Я ведь как сюда шёл? Думал, поставлю вещь, доставлю радость зрителям. Вдруг Гагарин мне журнал какой-то суёт, давай, говорит, издавай. Какой журнал, зачем нам это гнильё эмигрантское?
С в е т о з а р К и р и л л о в и ч. Я чего-то совсем запутался. Какой журнал?
Р у б и к. Ну этот, ВРРБАП.
С в е т о з а р К и р и л л о в и ч. О чём это вы?
Р у б и к. Вот и я говорю, зачем. Вообще, кто такой Гагарин? Не нужен он здесь.
С в е т о з а р К и р и л л о в и ч. Ну это, положим…
Р у б и к. А что? Я сам Гагарина сыграю. У меня уже и задумки есть.
Светозар Кириллович машет рукой.
Р у б и к. Да дело и не в задумках. Тут материальное подкрепление…
С в е т о з а р К и р и л л о в и ч (с интересом). А что?
Р у б и к. Есть наработки. Тут я на кооператоров вышел из «Солнца-М». Готовы проспонсировать спектакль. Да тут спектакль и не нужен. Фильм снимем, толканём на Запад. Гагарина в Кащенко, а бабки пополам с тобой, а?
С в е т о з а р К и р и л л о в и ч. Честно говоря, мне тоже надоел этот карнавализм. Живёшь, как в слоёном пироге из голландского сыра, шаг влево шаг вправо и проваливаешься на другой уровень. Я уж тоже запутался, где и что. Главное только обвыкнешь, а он пирог переворачивает, и всё летит вверх тормашками, снова проваливаешься вниз слой за слоем, и так без конца. Что я ему, мальчишка, что ли… А с другой стороны, ну, кооператоры говоришь, «Солнце-М». А вдруг кинут. Так-то мы будем потихонечку представлять — сегодня аншлажек, завтра. Глядишь, и расторгуемся. А тогда можно и Гагарина по шапке.
Р у б и к. Но прОблем. Я с этими кооператорами и не думаю всерьёз сотрудничать. Подпишу договорчик, а там неустоечка большая. И подведу так, что договор они по своей инициативе расторгнут. Бумага так составлена, что они волей-неволей мне заплатят.
С в е т о з а р К и р и л л о в и ч. Ну, ты артист.
Р у б и к. В том-то и дело. Тут чувствительность необыкновеннейшая, обнажённые нервы. И вдруг приходит идиот, шизофреник, и заставляет играть в спектакле, суть которого в издевательстве над личностью актёра. Тут и камень расплачется. А я человек.
С в е т о з а р К и р и л л о в и ч. Это с каких пор?
Р у б и к. А вот с сего момента. Хватит. Наигрался.
С в е т о з а р К и р и л л о в и ч. Ну что ж, добро. Будем посмотреть.
СЦЕНА ДЕСЯТАЯ
Контора. Рубик, Парикмахерша.
Р у б и к. Я не могу первым ударить ножом. Не могу и всё. Был случай, стояло три подонка, у меня был нож. Но не смог. Главное для меня, чтобы ВРРБАП издан был (голос задушевный, почти плачет). Деньги, почёт — это для меня вещи несущественные. Но с кем мне приходится работать? Гагарин — расчётливый делец. С ним надо говорить жёстко, обдумывая каждую фразу. Это хладнокровный и жадный человек. Для него, в отличие от нас, важно не издание журнала, а нажива. Ты заметила, как он пренебрежительно отзывается о Бердяеве? Для Гагарина на первом месте личное обогащение. Это предприниматель, и предприниматель, который нас, в сущности, обкрадывает, беря себе 60 процентов и не делая ничего.
П а р и к м а х е р ш а. Но научный аппарат, участие в подписной кампании, да и само дело он придумал.
Р у б и к. Не спорю. И этот труд следует оплатить. Но не 60 же процентов. Это более миллиона. За что?
П а р и к м а х е р ш а. Но мы же пришли на готовое.
Р у б и к. Может быть, ты и права с точки зрения «гуманитарной». Но Гагарин, повторяю ещё раз, прожжённый делец. Да, без его помощи нам было бы трудно. Но свою часть работы он выполнил, теперь очередь наша. Допустим, что он работал интенсивно, вложил свои личные средства, но я же предлагаю оплатить. (Входит Гагарин.) О, Дмитрий Евгеньевич, легки на помине. Здравствуйте.
Г а г а р и н. Здравствуйте. Итак, наступила завершающая фаза нашего проекта. Как мы договаривались, я принёс текст договора.
Р у б и к. Дима, я очень извиняюсь, но у меня сейчас назрела небольшая деловая встреча, вы подождите немного.
Входят три кавказских кооператора.
Г а г а р и н. Ничего-ничего (пересаживается в дальнее кресло).
Р у б и к. Чктаркогу орола.
К о о п е р а т о р ы. Ыткр орола.
Целуются, похлопывают друг друга по плечу, садятся.
П е р в ы й_ к о о п е р а т о р. Итморг кара икрим Толик-джан?
Р у б и к. И-и-и, рур-р-р раа ли кара-кара.
П е р в ы й_ к о о п е р а т о р. Ичкарталоп колбонай ытхон Толик по налику. Москва аттугар неораа абаз доллар. Имали — турданай, итули — калсонай, сандули — орола немолзай.
В т о р о й_ к о о п е р а т о р. Армянская обувная фабрика харман урмыг атретар. Бахчи атретар. Алтын брамтоз торнанером конвертирование ичхон. Разве я не прав?
Р у б и к. Вай! Крохмади алтын? Ар-роншар хармазан ныгнар?
П е р в ы й_ к о о п е р а т о р (с раздражением). Акбар колмантай — хуем сметём аттугар нагарлиз.
В т о р о й_ к о о п е р а т о р (первому). Э-э-э, архандог непадгар абаз бир, сумар алма сарай карманчи. Тарман? Хилиат шайтан унрачон. Тарман? Ширван сорынг акбар немолзай. Тарман? Старухи с серной кислотой на Красной площади чердарон акмандол. Разве я не прав, скажи?
Р у б и к (примирительно). Ар-роншар жонсолбон атвердонз 150 тысяч, памраждар мерседес.
В т о р о й_ к о о п е р а т о р. Йок парманджар, атвердонз манат гараж-мараж ыкармонголдартондопаматам.
Р у б и к. Ычкурторлоп вавенжорг отванг, Арслан-джан.
Т р е т и й_ к о о п е р а т о р. Совсем гнилой человек.
Р у б и к (с угрозой). И-й-йих, чаматр урынгвон! Через суд по договору возьму. Тармани?
Т р е т и й_ к о о п е р а т о р. Тарман, Рубик-джан.
Р у б и к. Орола чктаркогу.
К о о п е р а т о р ы. Орола ыткр.
Кооператоры уходят.
П а р и к м а х е р ш а (кокетничая). Зачем тебе мерседес?
Р у б и к. Так, пригодится.
П а р и к м а х е р ш а. А 150 тысяч?
Р у б и к. Тоже не помешает.
П а р и к м а х е р ш а. Крутит этот Толик.
Р у б и к. Толик очень хороший человек и Арслан-джан очень хороший человек. Но Толик его подводит. Честно говоря, дурачок он редкостный. (Гагарину.) Извините, трудно с этими азиатами, сами понимаете. Но ничего, я тут вышел на серьёзных партнёров из фирмы «Солнце-М». Там, наверное, что-нибудь интересное получится. Извините меня ещё раз. Текст договора подписали?
Г а г а р и н. Да, вот текст.
Передаёт договор Рубику. Тот не глядя кладёт его на стол.
Р у б и к. Я никогда не мог первым убить человека. Не мог и всё. Мне говорят: «Всё — «вендетта», «Корсика». А я это отметаю. (Засовывает руку за лацкан пиджака, как Наполеон.) Главное, что я ценю в человеке, это порядочность. Если человек непорядочный, он для меня не существует. Раз подписал бумагу, надо отвечать. Я люблю, чтобы отчётность была идеальнейшая. Надо уважительно относиться к людям, и особенно к женщинам. Женщина. К ней особый подход нужен. (Смотрит на Парикмахершу.) Да. Бумага это ДОКУМЕНТ, а перед тем как подписать документ, надо тщательно обдумать все «за» и «против».
Г а г а р и н. А вы с таким документом, как сценарий, ознакомились, перед тем как молоть подобную чушь?
Р у б и к. Я со всем ознакомился. Пока я не читал ваши произведения, я думал, что вы рафинированный интеллектуал, драматург. Но сейчас я резко изменил свою точку зрения. С такими людьми, как вы, мне будет трудно поддерживать деловые отношения. Мне нужен коллега, соратник по делу гуманитарного возрождения России, а не прощелыга, который хочет нажиться на издании моего журнала.
Г а г а р и н. Если можно, без ненужных эмоций.
Р у б и к. Ладно, сделаем без эмоций. Сколько вас всего работало над переизданием журнала?
Г а г а р и н. Прямо — 6 человек, по отдельным соглашениям ещё столько же.
Р у б и к. Ну, пускай 12 человек. Каждому по 2000 рублей наличными. Это 24 тысячи рублей. И притом вы же не поровну всё будете делить. То есть себе тысяч 15 можно.
Г а г а р и н. Нет.
Р у б и к. Тогда назовите себе цену.
Г а г а р и н. Никакой цены быть не может. Мы договаривались совершенно о другом, били по рукам. Что я скажу людям. Я не могу их предать.
П а р и к м а х е р ш а. Но почему?
Г а г а р и н. Я вам не верю.
П а р и к м а х е р ш а. Ах, вот как! Ну тогда вопросов нет.
Р у б и к. Мы предполагали и дальше использовать ваши услуги. Можно хотя бы оплатить работу со…
П а р и к м а х е р ш а. Ты что, не слышал, Дима нам не верит.
Г а г а р и н. Договор будете подписывать?
Р у б и к. Вы знаете, я бы подписал, но Алёна Владимировна против. У нас есть возможность переиздать журнал самим. Так что давайте определимся.
Г а г а р и н. Не надо определяться.
Р у б и к. Как, совсем?
Г а г а р и н. Совсем.
Р у б и к. Это вы с иронией.
Г а г а р и н. Нет.
Р у б и к. С иронией, с иронией. Ну, хорошо. Без обид. Останемся добрыми знакомыми. Сейчас у меня как раз переговоры с «Солнцем-М». Может быть, хотите со мной проехаться. Будет любопытное зрелище.
Г а г а р и н. Нет, спасибо. Я себя сегодня что-то неважно чувствую.
Р у б и к. А я так наоборот — бодр и весел.
Г а г а р и н. Ну, что же — большому кораблю большое плавание.
Р у б и к. Это вы опять с иронией?
Г а г а р и н. Помилуйте.
Р у б и к. Нет, с иронией.
Г а г а р и н. Да, с иронией, и до свидания.
Р у б и к. До свидания, и напоследок я вам скажу, что, извините, политик вы никакой. Зачем вы обостряете отношения с людьми? Зачем этот сарказм? Надо понимать психологию других людей. Учитывать пол, профессию, возраст, национальность. Хорошо — я открытый, здоровый человек. Но другие эту иронию воспринимают очень болезненно. Г а г а р и н. Извините, я уже опаздываю.
Р у б и к. До свидания.
Гагарин уходит.
Р у б и к (Парикмахерше). Гагарин хороший, честный человек. Но, по правде говоря, дурачок редкостный. От живых денег отказался. А его средства, которые он вложил в издание? Мог бы попросить компенсации. Всё бы я не отдал, а процентов 40 отдал. Теперь всё наше. Вот дурачок.
СЦЕНА ОДИННАДЦАТАЯ
Между зрительным залом и сценой опускается экран. В зависимости от желания режиссёра этот экран либо белый, либо прозрачный. В первом случае одиннадцатая сцена представляет собой проецируемый на экран вставной короткометражный фильм <font=-1>(*)</font=-1>. Во втором случае она является театральной имитацией чёрно-белого фильма (соответствующая подсветка и фонограмма). Дорога на берегу подмосковного пруда. На обочине стоит машина. За рулём Рубик, рядом Парикмахерша. На заднем сиденье три русских кооператора.
Р у б и к (Парикмахерше). Я люблю играть с умным противником. Вот почему так: если противник недостоин тебя, то, конечно, выигрываешь, но как-то глупо, бездарно. Детский мат. Никакого удовлетворения. Другое дело, когда противник сильный. Он чувствует позицию, знает, когда уступить. Понимает глубину замысла, композиции. Такого надо долго и обдуманно загонять в угол. Но победа над ним приносит эстетическое наслаждение. К нему относишься с полным уважением, как к партнёру, коллеге.
П е р в ы й_ з а м е с т и т е л ь. Рубен Рачикович, накладные и текст договора принесли?
Р у б и к. Сейчас. (Роется в портфеле.) Ах, Рубик, Рубик, садовая твоя голова, неужели дома забыл… Нет, вот они… Нет, это черновик… Вы знаете, я, наверное, забыл дома. Нет, даже не дома, я же с дачи приехал, — на даче. А туда только через четыре дня можно, так как мама уехала в Степанакерт. Во-от.
П е р в ы й з а м е с т и т е л ь. А деньги?
Р у б и к. А деньги как я могу отдать без квитанций?
Г е н е р а л ь н ы й_ д и р е к т о р. Действительно.
Р у б и к. Я и не планировал их сюда везти. Я бы выписал документ строгой отчётности, по которому вы бы получили всю сумму в нашем банке.
П е р в ы й_ з а м е с т и т е л ь. Ясно. Ну что же, более поздний срок нас не устраивает, давайте расставаться.
Р у б и к. Давайте. Но как быть с пунктом 6.6 договора с Гипроцентром? Ведь вашей стороне следует выплатить неустойку в размере 75% от общей стоимости плюс обязательные отчисления по 4 графам утверждённой сметы. Вы знаете, я аккуратист. Бухгалтерский учёт не терпит какой-либо расхлябанности и неточности. Всё должно быть оформлено по закону. Я после постановления об упрощении бухгалтерского учёта в негосударственных предприятиях своему бухгалтеру сказал: «Людмилочка Васильевна у нас никакого «упрощения» не будет. Давайте исходить из реалий — в на-логовой инспекции работают старые кадры, они привыкли работать определённым образом, будем уважать их взгляд на вещи».
Г е н е р а л ь н ы й_ д и р е к т о р. Это меняет дело.
Р у б и к. Да, меняет.
П е р в ы й_ з а м е с т и т е л ь. Это меняет дело. Давайте выйдем из машины, а то ноги затекли.
Р у б и к. Честно говоря, мы торопимся.
Г е н е р а л ь н ы й_ д и р е к т о р. Сейчас поедем. Выходите.
Р у б и к. Вы выходите, я посижу.
Г е н е р а л ь н ы й_ д и р е к т о р. Хорошо.
Кооператоры выходят из машины. Негромко беседуют невдалеке.
П а р и к м а х е р ш а. Я опаздываю на вокзал. Долго ещё?
Р у б и к. Сейчас «дойдёт» и поедем.
Первый заместитель подходит к машине.
П е р в ы й_ з а м е с т и т е л ь. Мы готовы заплатить неустойку, но нам необходимо тогда сегодня же встретиться с представителем Гипроцентра.
Р у б и к (облегчённо). Конечно, сейчас и поедем. (Парикмахерше) Извини, тогда тебе придётся отсюда на электричке поехать — это ещё часа на три, не меньше.
П а р и к м а х е р ш а. Хорошо. Как говорится, бизнес есть бизнес.
Выходит из машины и уходит. Первый и второй заместители вытаскивают Рубика из машины. Рубик молча сопротивляется и что-то вынимает из кармана. Руку перехватывает первый заместитель.
Г е н е р а л ь н ы й_ д и р е к т о р. Что у него в руке?
П е р в ы й_ з а м е с т и т е л ь. Ты разожми пальцы (пытается разжать, пока второй заместитель держит Рубика сзади). Я сказ-зал, разожми! (Вырывает свисток.)
Г е н е р а л ь н ы й_ д и р е к т о р. Чего там?
П е р в ы й_ з а м е с т и т е л ь. Свисток.
Г е н е р а л ь н ы й_ д и р е к т о р. В «Детском мире» купил?
Второй заместитель мягко отступает назад. Первый заместитель бьёт клиента ногой в живот. Рубик молча сгибается. Пауза секунд в тридцать. Стоящий сзади легко подходит и резко бьёт Рубика сверху по спине обухом топора. Хруст. Рубик наполовину выпрямляется, потом падает на колени. Валится на бок. Все трое окружают его, безучастно смотрят. Рубик хрипит, переворачивается на живот и на вытянутых как при отжимании руках ползёт вперёд. Ноги прямые, недвижно волочатся за ним, как хвост у варана.
В т о р о й_ з а м е с т и т е л ь. Ну, куда поползла, чурка нерусская?
Бьёт каблуком по кистям рук. Рубик падает на живот. Второй заместитель подпрыгивает и со всей силы опускает ноги между лопаток Рубика. Раздаётся хруст. Тело Рубика трясётся. Второй заместитель снова и снова прыгает на спину. Новый хруст. Рубик затихает. Генеральный директор и второй заместитель берут тело Рубика и несут к пруду.
Г е н е р а л ь н ы й_ д и р е к т о р (Первому заместителю). Надо к ногам чего-нибудь тяжёлое. Посмотри у него в багажнике.
П е р в ы й_ з а м е с т и т е л ь (открывая багажник). Ого, у этого чудака здесь гиря!
Достаёт из багажника гирю и верёвку, с трудом тащит гирю к пруду und so wejter. Плеск, хлопанье дверцами машины, шум удаляющегося мотора. Занавес.
СЦЕНА ДВЕНАДЦАТАЯ
Квартира Гагарина. На сцене три русских кооператора. Входит Гагарин.
П е р в ы й_ з а м е с т и т е л ь. Здравствуйте, Дмитрий Евгеньевич. Извините за неожиданный визит. Дело в том, что Рубен Рачикович Захариа умер.
В т о р о й_ з а м е с т и т е л ь. От неосторожного обращения с топором.
Г а г а р и н. Весьма сожалею.
П е р в ы й_ з а м е с т и т е л ь. К сожалению, он нам остался должен большую сумму денег. По этому поводу мы имели встречу с Алёной Владимировной. Она вошла в наше положение, согласилась продать квартиру, чтобы компенсировать наши убытки. Но этого мало. По её совету мы решили обратиться к вам.
Г а г а р и н. А я-то тут при чём?
Г е н е р а л ь н ы й_ д и р е к т о р. При чём тут вы, нам без разницы. Алёна Владимировна сказала, что у вас были общие коммерческие дела с Рубеном Рачиковичем, а раз были дела, значит есть и деньги. Так что надо поделиться.
Г а г а р и н. И сколько надо?
Г е н е р а л ь н ы й_ д и р е к т о р. А сколько есть.
Г а г а р и н. Денег у меня нет, что, я думаю, ясно и по обстановке квартиры. Никаких дел с Захариа у меня тоже нет.
П е р в ы й_ з а м е с т и т е л ь. Обстановки нет, а квартира есть — уже хорошо. Давай квартиру.
Г е н е р а л ь н ы й_ д и р е к т о р. Квартиру и ещё 5 000 баксов. Всё в течение недели. Дальше счётчик — 1 процент в день.
Г а г а р и н. Откуда у меня 5 000?
П е р в ы й_ з а м е с т и т е л ь. Это твои проблемы. Вон у тебя сестра ничего. Пошли её на вокзал — недельку поработает, уже навар.
Г е н е р а л ь н ы й_ д и р е к т о р. Ну, ладно, ты думай, командир, время у тебя есть. Вот телефон, звони. (Кладёт бумажку на стол.) Через недельку заглянем.
Уходят. В дверях вежливо раскланиваются с Аней, которая входит в комнату.
А н я. Наконец-то к тебе пришли интеллигентные люди: хорошо одетые, вежливые такие. Спрашивали, где я работаю.
Гагарин подходит к столу, наливает стакан воды из чайника. Пьёт.
Г а г а р и н. Н-нда. (Наливает второй стакан, пьёт.)
А н я. Ну чего распился, водохлёб хуев.
Г а г а р и н. Н-нда. (Берёт чайник и льёт воду себе на голову.)
А н я. Чего-чего? Ма-ма! Ма-ам!
М а т ь (из-за кулис). Ну чего тебе?
А н я. Он себе воду на голову льёт!
М а т ь. Чего, какую воду?
А н я. Какую, какую — из чайника. Иди сюда.
Входит мать.
М а т ь. Ну, чего идиотничаешь?
Гагарин берёт стул с подлокотниками, ставит его на стол. Садится на стул как на трон, закидывая ногу на ногу.
А н я. Ах ты сволочь…
Хочет броситься на Гагарина, мать её удерживает.
М а т ь (со злобной решительностью). Погоди-по-годи, Аня, я хочу посмотреть, что он ещё отчебучит.
Г а г а р и н. Ну что, давайте рассказывайте.
М а т ь. Чего рассказывать? Что у нас сын дурак и тунеядец, так это и так все знают.
Г а г а р и н. Ну, ладно, не скрывайте. Я же слышу, как вы про меня разговариваете. Говорите, что я талантливый писатель, мыслитель.
М а т ь. «Мыслитель». Хоть бы копейку в дом принёс. Да тебя печатают, чтобы смеяться. Правильно про тебя Татьяна Толстая в «Комсомолке» написала — «грязь подноготная».
Г а г а р и н (смеясь). Я же не дурак, я всё вижу. Вы на самом деле меня любите, восхищены моим талантом. Я же слышу через стену — вы по ночам как мышки шушукаетесь: «блестяще», «изумительно», «какой талант». Я всё вижу (шутливо грозит им пальцем).
А н я. Вот гад.
М а т ь. Погоди-погоди…
Г а г а р и н. Одно слово — «всюду жизнь». Хороший мужик Ярошенко, но украинец и генерал. Покончил жизнь самоубийством. Если прислонить ухо к часам, то слышно, как там живут муравьи — бегают, шевелят усиками (тонким голосом): «блестяще», «изумительно», «вы читали последнюю книгу русского писателя и философа Гагарина»? Черти полосатые, я же ВСЁ СЛЫШУ. Давайте втроём будем следить какие-нибудь науки. Я возьму философию, ты, мам, юриспруденцию, а Аня по эстетической части пойдёт…
М а т ь. Никак выпил, сынок?
А н я. Да какой выпил, ты что не видишь, что он рехнулся. Чудо в перьях.
Гагарин совершает гигантский прыжок со стула на другой конец сцены. Аня вскрикивает. Гагарин со страшным звоном и грохотом начинает рыться в шкафу.
М а т ь. Ты успокойся, успокойся. Чего ищешь-то, я, может быть, знаю.
Г а г а р и н. Чего ищу, чего ищу, чего ищу… Выключатель!!! (Резко оборачивается, держа топор в руках.) М а т ь (Ане). Иди вызывай скорую помощь.
Аня выбегает из комнаты.
Г а г а р и н.
Юбер аллен гипфельн
ист ру
ин аллен випфельн
шпюрест ду
каум айнен хаух.
Ди фёгеляйн швайген им вальде.
Варте нур, бальде
руэст ду аух.
Как клюшкой для гольфа, ударяет обухом топора по пустому чайнику, чайник разбивает окно. Мать выбегает из комнаты и закрывает дверь. Раздаётся стук.
Г а г а р и н. Да-да, войдите.
Входят звери.
Ч у в а р о в. Ой, Дмитрий Евгеньевич, мы не вовремя?
Г а г а р и н. Наоборот.
Раздаёт зверям деньги.
Г р и н ё в. Это за что?
Г а г а р и н. За всё. К сожалению, журнал в ближайшие пять, а, может быть, и десять лет издан не будет. Максимум, что я могу в этой ситуации, — оплатить ваш труд.
Г р и н ё в. Но у вас больше нет денег.
Г а г а р и н. В общем, нет. Да мне они больше и не нужны. Да. А Рубика зарубили.
Х м ы з. Как зарубили? (С ужасом смотрит на топор в руках Гагарина.)
Г а г а р и н. Топором. Да не этим, не бойтесь.
Кладёт топор на стол. Хмыз его берёт и прячет за спину.
Г а г а р и н. Есть предложение: гражданина Захариа в честь подобного неординарного события отныне именовать Захариа-Мазохиа.
Врываются два здоровых медбрата, бросаются на Хмыза, выхватывают топор. За ними входят мать и Аня.
М а т ь. Да не тот, вон он (показывает на Гагарина).
Гагарина скручивают, одевают смирительную рубашку.
Г а г а р и н. Позвольте… я попрощаться… я не договорил…
В т о р о й_ м е д б р а т (первому). Пусть поговорит — шофёр за сигаретами пошёл.
Уходит.
Х м ы з (трёт руку). Больно, я эту руку месяц назад сломал.
Ч у в а р о в. Ты не понимаешь, это постмодернизм.
Г р и н ё в. Достал ты всех своим постмодернизмом.
Ч у в а р о в. Да вы смотрите, смотрите.
Во время последующего монолога Гагарина всячески его поддерживает, подаёт знаки понимания: поднимает сцепленные руки над головой, закусывает нижнюю губу и трясёт головой, подмигивает, показывает большой палец вверх, работая как на зверей, так и на зрительный зал.
Г а г а р и н (стоя в смирительной рубашке). Русское «я» размыто, что вызывает его артистизм, то есть постоянное путание роли и жизни. Отсюда, с одной стороны, лёгкость смены парадигм, с другой — бессмысленность и фиктивность этой смены, так как спектакль сам по себе для актёров не имеет смысла. Более глубокий, религиозный уровень — демонизм русской личности, её сверхчеловеческая природа, связь с потусторонними силами, рупором и проекцией которых является русское «я» — чем оно резче и отчётливее, тем яснее. Вообще чем резче и законченннее русский, тем он на самом деле расплывчатее, тем более ограниченно он живёт в настоящий момент, всё более и более явно играя какую-то роль. Борьба против этого — погашение личностного начала, специальная редукция диалога и система отказа от какого-либо общения. Навязывание сверхфиктивных и низменных диалогов. Это и есть ПОСЛУШАНИЕ. Я из вас сделаю орден меченосцев — и вы дадите потом стиль и смысл будущей культуре. Англосаксы не говорят серьёзно. Стилистику русского серьёзного разговора надо разрушить.
Возвращается первый медбрат.
П е р в ы й_ м е д б р а т. Ну ладно, закругляйся.
Медбратья тянут Гагарина со сцены. Он упирается. Чуваров берёт из стола большой лист бумаги, достаёт из кармана фломастер и что-то пишет.
Г а г а р и н. Слышите, никогда ни при каких условиях не разговаривайте с русской дрянью. Вы сами — русская дрянь. Поэтому — молчание. Мы создадим заговор молчания. Русская литература кончилась!
Чуваров поднимает над головой плакат с надписью «Ионеско». Слабо упирающегося Гагарина уволакивают со сцены. Звери тоже уходят.
Ч у в а р о в (перед уходом вдогонку Гагарину). Дмитрий Евгеньевич, здОрово. Я всё понимаю.
М а т ь. Господи, за что мне такое наказание (в изнеможении садится на стул).
А н я. Да ладно, мам, он это специально, чтобы материал собирать. Он умный.
М а т ь (сквозь слёзы). Замолчи, чувырла.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
СЦЕНА ТРИНАДЦАТАЯ
Психиатрическая больница. Кабинет врача. Гагарин сидит на табуретке в больничном халате, врач — за столом. Медбрат стоит рядом.
В р а ч. То есть вы утверждаете, что мы актёры, а вы драматург своеобразной пьесы?
Г а г а р и н. Конечно.
В р а ч. Ну и где же зрители?
Г а г а р и н (показывая со сцены в зал). Вот, целый зал. А в 8-м ряду очаровательное существо сидит. (Разводит руки и жужжит) Ж-ж-ж-ж… Не видит, голову повернула.
В р а ч. Но здесь же стена.
Г а г а р и н. Условная.
В р а ч. А зрители тоже условные?
Г а г а р и н. Интересно мыслите, доктор. В правильном направлении.
М е д б р а т_ Б о р я. «Драматург». Имели мы тут таких «драматургов». Ты, пьянь, 8 часов в сутки с психами поваландайся, да дневник наблюдений оформь. Это тебе не пьески. Ты годика четыре лес попили, падла, а не дураком прикидывайся. Чехов хуев. Светозар Кириллович, разрешите я курсик профилактический… (Засучивает рукава.)
В р а ч. А коньяк Боря, по утрам пить нехорошо.
М е д б р а т_ Б о р я. Да откуда вы, да я…
В р а ч. Да, Боря, нехорошо. Тем более одному.
М е д б р а т_ Б о р я. Понял. (Убегает.)
В р а ч. Последнее время наши писатели стали злоупотреблять темой очернительства лечебно-оздоровительных учреждений. Да, были в годы застоя недоработки, ошибки. И грубые ошибки. И преступления даже были. Но. Вы сейчас подумали, что я скажу, что изжиты теперь. Нет, не изжиты. Хотя и изживаются, и успешно изживаются, но не изжиты. И у нас, в нашем учреждении, не изжиты. Да. Видите, я откровенен. Но. Наши больные — это больные люди. Об этом не следует забывать. Вот диагноз — «неусидчив». А что это такое в НАШЕМ случае? Или «манерен». Все люди в той или иной степени анормальны. Речь идёт о дозировке. «Вспыльчив. В гневе ударил обидчика». Человек нормален. А мы пишем — «вспыльчив», когда он человека убил и разрезал на куски. А повод «вспыльчивости» — след от пепла сигареты, упавшего на кончик его сапога. Тут филология. Отсюда недоразумения. Вы писатель, человек ранимый, тонкий. Читаете анамнез: «раним, тонок». Идентифицируете с собой. А это человек, который облил себя и ларёк с мороженым бензином и поджёг, потому что ему порции не досталось. Теперь о персонале. Пойдёт ли нормальный человек работать с ненормальными людьми? Постоянно, всю жизнь? Думаю, что нет. Значит гиперкомпенсация. Плюс все прелести «бесплатного» здравоохранения. Некомплект среднего и низшего персонала, скученность больных…
Из двери выглядывает Боря.
М е д б р а т_ Б о р я. Светозар Кириллович, кони застоялись, хлопцев ждут.
В р а ч. Понял. Сейчас прийду. В общем, вы должны понять, что эта пьеса есть плод вашего больного воображения.
Г а г а р и н. Здорового.
В р а ч. Больного.
Г а г а р и н. Здорового.
В р а ч. Больного, Дмитрий Евгеньевич.
Г а г а р и н. А вы в бред включитесь. В книжке-то психиатрической как у вас написано — надо включаться.
В р а ч. Понимаете, Гагарин, пьеса ваша неудачная. Действие разорвано, сюжет отсутствует.
Г а г а р и н. А жизнь ваша удачная? Ни сюжета, ни действия.
Из двери снова выглядывает Боря.
М е д б р а т_ Б о р я. Ну Светозар Кириллович…
В р а ч. Вон отсюда! Невозможно работать! Дмитрий Евгеньевич, я тоже не смею вас задерживать. Мы вернёмся к нашему разговору потом.
Г а г а р и н (пожимая плечами). Как скажете. (Выходит.)
В р а ч. Всё настроение испортил.
СЦЕНА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Больничный коридор. В центре на скамейке сидит Гагарин. В углу сцены мать и Аня. Аня стесняется, выглядывает из-за кулис.
А н я. Ты ему книжку, книжку передай, которую я купила. Он любит книжки.
М а т ь (подходит к Гагарину). Сынок, это я пришла.
Г а г а р и н. Что же, вижу
М а т ь. Ты не узнаёшь меня.
Г а г а р и н. Что же, узнаю.
М а т ь. Я тут икорки принесла.
Г а г а р и н. Не надо.
М а т ь. Вот книжку. «Симфония разума», про философию. Ты любишь.
Г а г а р и н. Да не надо мне ничего. «Мать»-«мать». Что ты зациклилась на этом. Живи своей жизнью. (Мать с участием смотрит, как на больного.) Ты пойми, между нами пропасть. Я окончил университет, а ты швея-мотористка.
М а т ь. Я хотела учиться. Мне после школы в институт советовали.
Г а г а р и н. Ну, в конце концов, если ты так не понимаешь… Я здоровый 33-летний мужик. У меня своя жизнь. Что ты век мой заедаешь.
М а т ь. Самостоятельный. Вот и попал сюда — самостоятельный. Мать-то не слушал, в дурах держал, да сам дураком и оказался.
Г а г а р и н. Уйди, прошу тебя.
М а т ь. Я-то уйду, мать она всё стерпит. А н я (на краю сцены делает матери жесты, бьёт себя по лбу, наконец шипит). Не тревожь, не тревожь его. Книгу, книгу дай.
М а т ь (кладёт на скамейку книгу и икру и деланно весело прощается). Ну ладно, сыночек, выздоравливай. Аня тебе привет передаёт. Послезавтра снова навещу тебя.
Г а г а р и н. До свидания.
Мать подходит к Ане.
А н я. Ну как он?
М а т ь. Так вроде ничего, только бледный. А говорит чушь какую-то. Ты, говорит, брось меня (плачет). Как же я сыночка своего брошу.
Уходят. Гагарин засовывает банку с икрой в карман халата, берёт книгу.
Г а г а р и н. Так, «Симфония разума», Политиздат, 1987 год. Сборник философских афоризмов и изречений великих людей. (Открывает наугад страницу.) «Попытка других опровергнуть мои умозаключения — это всё равно что попытка разбить гранитную скалу яйцом. Можно перебить все яйца в Поднебесной, но камень не разрушится.» Китайский философ-материалист Мо-цзы, IV век до новой эры. Однако! (Открывает наугад другую страницу.) «Нужно и сейчас создавать хорошее. Я хочу, чтобы хорошего становилось больше». Советский философ, профессор Киевского государственного университета Джузеппе Мутантюк, ХХ век новой эры. Вундербар!
Смеётся, потом внезапно плачет. На сцену выходит Полковник<font=-1> (**).</font=-1>
П о л к о в н и к. Гм-гм, разрешите я присяду.
Гагарин молча отодвигается. Полковник садится.
П о л к о в н и к. Вот вы, молодёжь, Сталина ругаете. А было и хорошее. Например, он погоны в 1942 году ввёл.
Г а г а р и н. Нарушение революционных традиций. Боролись, боролись с офицерьём и вот на тебе.
П о л к о в н и к (ошарашенно). Это как вы? Это почему?
Г а г а р и н. Потом и с эстетической точки зрения. Звания как звучали: командарм, комкор. Действительно — ЗВАНИЯ. А петлицы какие были — кубари, ромбы, шпалы. Сразу видно — советские. Сталин, подумаешь, решил погонами удивить. Погоны и в Парагвае носят.
П о л к о в н и к. Вы интересный человек. Оригинально. Я вас ни от чего не отвлекаю?
Г а г а р и н. Наоборот, развлекаете.
П о л к о в н и к (пододвигаясь поближе). Вы знаете, у генералов всё не как у людей.
Пауза, Гагарин молчит.
П о л к о в н и к. Я говорю, всё не как у людей у генералов… Вы слушаете меня?
Г а г а р и н. Да, конечно.
П о л к о в н и к. Я говорю, генералы всё иначе делают. Это целый мир. Вы меня спросите: «Почему»… Спросите ведь?
Г а г а р и н. Да, действительно, почему?
П о л к о в н и к. Ну, как почему. Вот, к примеру, звания: какое звание выше «генерал- майор» или «генерал-лейтенант»?
Г а г а р и н. Генерал-лейтенант.
П о л к о в н и к (оживляясь). Правильно. Вы, я вижу, хорошо разбираетесь. Но ведь на самом-то деле должно быть наоборот: сначала генерал-лейтенант, а потом генерал-майор. Ведь майор выше по званию, чем лейтенант.
Г а г а р и н. А вы что, военный?
П о л к о в н и к. Я полковник КГБ… был. А теперь вот видите, здесь. Мне генерал-майора хотели давать, уже и приказ подписывать должны были.
Г а г а р и н. Вы переволновались из-за этого.
П о л к о в н и к. Никак нет. Сынишка пошутил, Мишка. Парню 13 лет, не учится ни хрена, ну и выпорол его под пьяную руку.
Г а г а р и н. Умер?
П о л к о в н и к. Умер, я бы генералом был. Он скотина потом ночью мне на погоны по двадцать звёздочек навернул. Я утром не глядя форму одеваю, и с докладом к начальнику управления. Вхожу, а он смотрит на меня как баран на новые ворота и молчит. Я рапортую, а он молчит. А потом говорит устало так: «Дурак ты, Иван, хотел я из тебя человека сделать, да видно так полковником и помрёшь».
Г а г а р и н. И что же?
П о л к о в н и к. Что — молча повернулся, выхожу в предбанник сам не свой, а там зеркало. Тут и увидел. На плечах сияние, под звёздами погон не видно. Я как был — бросился на улицу, и домой, думаю, убью гада. А дом найти не могу. Смотрю, вроде не та улица. Мне на улицу генерала Антонова, а это полковника Капитанова. Я думаю, почему Капитанова, спрашивать людей стал, люди смотрят на плечи — кто смеётся, кто в сторону шарахается. Вышел к метро какому-то, а там патруль. Я у патрульного стал штык-нож выдёргивать, говорю убью Мишку паразита, всю жизнь испортил, гадёныш. Ну связали, укол сделали. Оформили по хорошему: попытка покушения на Генерального секретаря ЦК КПСС. Теперь здесь.
Г а г а р и н. Н-да.
Пауза.
П о л к о в н и к. Чёрт, Дмитрий Евгеньевич, не могу этот текст дальше говорить. Ненужна моя роль здесь.
Г а г а р и н. Умный ты очень, Ваня. А умных не любят, запомни.
Встаёт, уходит. Сверху на нитке на колени полковнику спускается газета. Полковник её разворачивает.
П о л к о в н и к. Та-ак, что новенького? Экспедиция советских лыжников на Северный полюс, отказ Евтушенко от второго ордена Ленина… О, это интересно. «Смерть трёх кооператоров»: «Вчера в гараже кооператива «Солнце-М» нашли трупы генерального директора и двух его заместителей. По предварительным данным смерть наступила от отравления угарным газом. Кроме того, на телах генерального директора, и первого и второго заместителей было обнаружено соответственно 286, 113 и 99 неглубоких порезов безопасной бритвой.»- Господи, спаси и сохрани.
Крестится, откладывает газету и уходит. Входят Гагарин и Мюллер. Беседуя, подходят к скамейке и садятся.
М ю л л е р. Я как только узнал, Дмитрий, отменил рейс самолёта и к вам. Как вы себя чувствуете, как ваше здоровье?
Г а г а р и н. Да ничего, поправляюсь.
М ю л л е р. Я рад видеть вас таким. Я когда только приехал в Россию, то сразу захотел познакомиться, но не знал как. Я читал все ваши произведения, они произвели на меня впечатление. Покупка материалов была предлог. Но я был очень смущён и, очевидно, повёл себя не так. Я почувствовал, что мешаю, и ушёл. Я ваш поклонник, Дмитрий. Вы художник, ранимый. Я понимаю, как тяжела жизнь поистине творческой личности в России. Вы переутомились и вам следует отдохнуть. Мой брат, добрый и отзывчивый человек, является директором швейцарской клиники. Я пригласил вас на 40 дней посетить его санаториум в Альпах. Свежий воздух, здоровая пища, а не та, извините, грязь, которую у вас едят, бережное, внимательное отношение к вам. Какой ужас, я ужаснулся, когда узнал, что вы попали в стены этой ужасной клиники. Я читал, я следил за прессой. Это филиал пенитенциарной системы, орудие политических репрессий…
Г а г а р и н. Да сейчас этого нет уже.
М ю л л е р. Я понимаю, я ВСЁ понимаю, мой друг. Вот вам моя рука.
Г а г а р и н. Спасибо, но я плохо знаю язык и у меня нет денег.
М ю л л е р. Первое время я могу быть вашем переводчиком, потом это станут делать студенты моего курса русской литературы. О деньгах не беспокойтесь. Это дружеское приглашение, я оплачиваю дорогу и весь курс… профилактики.
Г а г а р и н. Спасибо, господин Мюллер, но это невозможно.
М ю л л е р. Почему?
Г а г а р и н. Я уже выздоровел и вскоре выписываюсь.
М ю л л е р. Это верно?
Г а г а р и н. Вполне.
М ю л л е р. Дмитрий, я вас чем-то расстроил?
Г а г а р и н. Нет, мне очень было приятно ваше заботливое внимание. Просто я ещё слаб.
М ю л л е р. Могу ли я состоять с вами в переписке?
Г а г а р и н. Конечно, господин Мюллер, в дружеской переписке.
Прощаются, Гагарин незаметно кладёт ему в карман банку с икрой. Мюллер уходит.
СЦЕНА ПЯТНАДЦАТАЯ
Кабинет врача. Врач, следователь в милицейской форме.
С л е д о в а т е л ь. Светозар Кириллович, мне интересно, по-человечески, как читателю. Такой человек. Что — Гагарин действительно «того»?
В р а ч. Голубчик, вы же сами принесли мне его формуляр из Ленинской библиотеки. Он прочёл труды сорока специалистов по психиатрии и психоанализу. Даже о сфере интересов некоторых я, профессионал, к стыду своему, не имею никакого понятия. Я просто некомпетентен. Вы знаете, у меня постоянно ощущение, что Гагарин знает обо мне что-то для меня страшное, но мне неизвестное. Я нахожусь в положении лошади Мюнхаузена, пьющей воду без половины туловища. Он видит, что у меня чего-то нет.
С л е д о в а т е л ь. Это всё, извините, психология. А какова реальность? Рубен — постоянный член труппы, заслуженный артист РСФСР — погиб. Три молодых человека, студенты щукинского училища, стажирующиеся в театре, — погибли. Кто следующий? Я понимаю, формально у Гагарина алиби. Но у него со всеми погибшими был конфликт. Что это, четырёхкратное совпадение? А зачем тогда симуляция психического расстройства?
В р а ч. Не знаю. Этот человек совершенно сознательно считает себя гением. Кто такой гений? Как говорили у нас раньше — «большой человек». Гагарин большой. Это неприятно. Представьте, что у вас над ухом лошадь дышит. Просто дышит, сопит. Это уже неприятно. Рядом что-то большое и живое. Чего от него ожидать можно, чёрт его знает. Лучше отойти подальше. Сам Гагарин человек вполне безобидный и даже ничтожный. Но созданные им вещи смертоносны, по крайней мере опасны. Их опасность — в избыточности. Господь Бог не делает простых вещей. В каждой клетке живого организма содержится полная информация о его строении. На самом деле это совершенно ненужно. Такая информация должна быть в половых клетках, и то только в половинном объёме — но живой природе свойственна чудовищная избыточность. На 70-летие Ким Ир Сену подданные поднесли блюдо с рисовыми зёрнами, на которых местный левша вырезал под микроскопом полное собрание его сочинений. Это уже почти что расточительность живой природы. Для полноты картины Ким Ир Сену оставалось только сварить из этих зёрен кашу и съесть. У человека есть защитный механизм против избыточности живого мира. Человек верит в маленькое. Если бы человек постоянно сознавал, что над головой у него бездонная галактика, а сосед по коммуналке гений, или даже проще — просто предполагал, что соринка на его пиджаке длиной в 50 метров, а вес пепельницы на столе 50 килограмм, он бы сошёл с ума. Платой за это, конечно, являются некоторые ошибки. Соринка на пиджаке у фокусника действительно разрастается на глазах у изумлённой публики в бесконечную нить, а пепельница в кабинете у министра среднего машиностроения оказывается сделанной из урана и неосторожно уроненная пробивает деревянный пол насквозь. Но это исключения, которыми можно пренебречь. Мне кажется, что Гагарин это понимает и специально подыгрывает мещанам. Всё его поведение направлено на незаметное, но постоянное подведение собеседника к мысли о его ничтожности и незначительности. Другой вопрос, что и в своём самоуничижении он доходит до нечеловечески избыточной степени.
С л е д о в а т е л ь. Матерь божия. Теперь хоть бы до конца пьесы дожить. Вот попали.
Следователь уходит. В кабинет входят Гагагин и медсестра.
М е д с е с т р а. Дмитрий Евгеньевич, присаживайтесь.
Гагарин садится на табуретку, медсестра в кресло рядом с главврачом.
В р а ч. Как ваше самочувствие, только откровенно.
Г а г а р и н. Хотите откровенно — пожалуйста. Я абсолютно здоров. Здоров насколько это вообще возможно. Всё произошедшее есть симуляция. Конечно, как психиатр вы должны понимать, что сам факт симуляции психического расстройства не только не говорит о якобы психическом здоровье субъекта, но наоборот, является симптомом болезни. Например, больной манией преследования симулирует, как ему кажется, сумасшествие, чтобы укрыться от преследования в стенах психиатрической больницы. Так что моё признание не значит ничего — вы мне ничего не сделаете. Я говорю с вами дружески. Насильственную смерть Захариа было предвидеть легко. Он не имел о ситуации должного представления, как физик Рентген, положивший в карман брюк кусок радия и заработавший радиоактивный ожог. О «братве» вообще не говорю. Так что давайте расставаться.
В р а ч. Зачем же расставаться с таким интересным человеком.
Г а г а р и н. Я неинтересный.
В р а ч. Интересный.
Г а г а р и н. Неинтересный, и вы в этом убедитесь. Жизнь убедит.
В р а ч. Ваша ошибка, Гагарин, заключается в том, что вы слишком рациональны. А наш мир построен вовсе не на основании разума. Вы высчитали, как мне выгодно, и думаете, что я поступлю именно так. А я, может быть, озлобленный неудачник, несостоявшийся поэт, страшно завидующий вашему литературному успеху и готовый вам глотку перегрызть.
Г а г а р и н (встаёт с табуретки). Конечно. Так оно и есть. Вы думаете, я этого не понимаю. Поэтому-то я и хочу вырваться из этого отвратительного русского мира. Он мне неинтересен. Я некоторая сущность. Мой мир конечен. Я через какое-то не такое уж большое количество лет умру. Мне необходимо бесперебойное поступление а) свежего воздуха; б) качественной еды и питья; в) правильной и объективной информации. (Говорит всё более отчётливым и резким тоном, постепенно теряя правильное строение фраз.) Кроме того, мне необходима нормальная жилплощадь, рассчитанная на традиции и привычки белого человека, и необходимость находиться в достаточно простых ситуациях. Не в ситуации нищего гениального драматурга, пишущего пьесу о своём пребывании в сумасшедшем доме (кривляется, дотрагиваясь до левого уха правой рукой через ногу), а в ситуации располагающего некоторыми средствами джентельмена, снимающего виллу в Швейцарии. Но как мне этого добиться? Я с железной последовательностью использую единственно имеющийся у меня инструмент — мой разум. Да, это похоже на схему движений искалеченного краба, ведущего борьбу одной клешнёй. Но что мне остаётся. Бог не снабдил меня сотней жал, пружин и клещей. Я не могу прыгать на металлических пружинах или притворяться аквариумом с золотыми рыбками. Я нащупал слабинку у полуазиатских идиотов, которые никак не могут меня отпустить. Их женские педерасьи мозги любят купаться в аккуратно дренированном нравоучениями филологическом болоте. Ну что, я пьесу написал. Согласен, можно было бы и потоньше. Но я не могу, что я Люцифер какой-то, что ли. (Орёт) Просто белый человек, попавший в азиатскую историю.
Вбегает Боря.
В р а ч. Дмитрий Евгеньевич, вы не волнуйтесь. Сядьте, вам будет хорошо. (Боре) Идите. (Гагарину) Вы посидите, скоро ужин будет. Потом мы с вами ещё поговорим. Времени-то у нас много. До свидания.
Г а г а р и н. Да, извините, я кажется ошибся, сорвался. До свидания.
В р а ч. (уходя, тихо). Белые люди не кричат.
Гагарин в изнеможении садится на табуретку. К нему подходит медсестра и гладит по голове.
Г а г а р и н. Перестаньте.
М е д с е с т р а. Милый, это ты специально всё говорил, дурачок, чтобы мне понравиться. Гагарин, какой ты умный и несумасшедший.
Гагарин поражён.
Г а г а р и н. Вы… это самое… я…
М е д с е с т р а. У меня сегодня ночное дежурство, приходи сюда в 12 часов.
Г а г а р и н. Приду.
СЦЕНА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Кабинет главврача. Полумрак. Гагарин целует медсестру.
М е д с е с т р а. Это не пьеса?
Г а г а р и н. Нет.
М е д с е с т р а. Почему ты знаешь?
Г а г а р и н. Потому что другим не интересно — ну, целуются, чего здесь такого.
Медсестра смеётся.
Г а г а р и н. Мне так легко. Знаешь, впервые за всю жизнь мне легко.
М е д с е с т р а. А мне страшно. Меня нет. Но я же существую.
Г а г а р и н. Как плод моего воображения. Не как больного, а как автора.
М е д с е с т р а. Но я же тебя вижу.
Г а г а р и н. Лишь мою легальную форму. В халате.
М е д с е с т р а (обнимает Гагарина под халатом). А это форма нелегальная?
Смеются.
М е д с е с т р а (снова серьёзно). Не смейся. Я жить хочу. Возьми меня с собой.
Г а г а р и н. Куда?
М е д с е с т р а. В жизнь.
Г а г а р и н. Что я наделал. Похоже, я создал нечто лучшее, чем реальная жизнь… Вообще оригинально: жена — психиатр.
М е д с е с т р а (прижимает ладони к лицу). Какой я психиатр!
Г а г а р и н. А кто ты?
М е д с е с т р а. Артистка Ночевная.
Г а г а р и н. Ты серьёзно?
М е д с е с т р а. Да.
Г а г а р и н. Гм. Должен тебя разочаровать. Я действительно Гагарин. Меня пригласили сыграть роль Гагарина самому.
М е д с е с т р а. Идиот.
Г а г а р и н. Правда. Я ничего не могу поделать. Ты сделала правильный ход, но этого слишком мало. Это как шаг и жизнь.
М е д с е с т р а. Бывает жизнь в шаг. (Обнимает.) Сделай шаг навстречу.
Г а г а р и н. Ты думаешь, я могу просчитать все ходы? Я не Бог… А забавно будет, когда актёры будут играть наши роли и вдруг, проведя другу другу по щекам почувствуют не грубый картон масок, а живую человеческую кожу. Как они вздрогнут, как им станет…
М е д с е с т р а (прижимаясь). Хорошо.
Г а г а р и н. Не уверен.
М е д с е с т р а (снова прижимаясь). Нет, хорошо.
Г а г а р и н. Нам не пробиться сквозь демонический замысел. Мы никогда не найдём друг друга и не встретимся. Нас нет. И меня нет. У авторов тоже есть авторы.
М е д с е с т р а. Тогда может быть это и не важно: кто мы и где мы есть. Нам просто хорошо вместе и всё.
Г а г а р и н. Ты думаешь МОЙ автор это позволит?
М е д с е с т р а. А кто он?
Г а г а р и н. Разве я знаю. Я только догадываюсь, как и ты обо мне.
М е д с е с т р а. И о чём ты догадываешься?
Г а г а р и н. Я думаю, что он не человек. Он… страшен. Если бы ты знала, как это страшно. Ощущать, видеть, что Он есть, Он — смотрит. Он — знает. Никогда никому нельзя верить.
М е д с е с т р а. И мне?
Г а г а р и н. И тебе. Вдруг это ловушка. Ненужный и ошибочный ход сознания, нелепая трата огромной энергии.
М е д с е с т р а. Трата?
Г а г а р и н. Да. Ты живёшь благодаря мне. Я питаю тебя. Ты тоже светишь, но отражённым светом. Этот свет приятен и тёпел. Но всё равно трата. Значит — возможность ошибки… Да, конечно, ошибка. (Отстраняется от неё.) Остроумно, но не более. (В пространство:) Всё. Я понял. Выходи.
Медсестра исчезает. Загорается яркий свет. За столом сидит солдат.
С о л д а т. А раз понял, терпи.
СЦЕНА СЕМНАДЦАТАЯ
Пустая сцена. В центре стол, за столом напротив друг друга сидят Гагарин в обычном своём костюме и Солдат.
С о л д а т. Когда это произошло?
Г а г а р и н. В 15 лет. Дома никого не было. Немного болела голова. По телевизору показывали репортаж из Анголы. Тогда это была сфера советского влияния, шёл накат. Показывали какую-то негритянку с большой грудью.
С о л д а т. То есть привлёк секс.
Г а г а р и н. Да, по тем временам это было большой редкостью. Это всё равно, как если бы показали приземление инопланетян. Она плясала, её грудь равномерно колыхалась под майкой. В руке у неё был автомат Калашникова. Вокруг стояли люди, они пели на своём ангольско-португальском языке. Я помню слова и мотив. Что-то вроде
ГитодигИ-гитУна,
ГитодигИ-гитУна.
ГитодигИ, гитодигИ, ГитодигИ
ГитУна.
Певшие мерно отбивали такт длинными чёрными ладонями. Сначала возникло ощущение нереальности, абсурда происходящего. Головная боль, монотонная гипнотизирующая мелодия, неожиданная сексуальность, Калашников. И вдруг занавес раскрылся. Я УВИДЕЛ. Эта баба — любовница начальника отряда, дура набитая, в отряде её не любят и вообще скоро убьют, причём убьют страшно, по-африкански: сдерут кожу живьём или вывернут матку. Её вздувшийся труп будет лежать на красной земле, по нему будут ползать тропические насекомые. Внезапно все вещи приобрели объём, я стал видеть сущность событий.
С о л д а т. Да, это русский писательский ум. Вы, русские, наделены даром даром проникать в сущность явлений. «Дар напрасный, дар случайный.» Дар, в сущности, антикультурный, игнорирующий естественные запреты и умолчания. А на запретах и умолчаниях и основана любая культура. Вы своим материализмом исковеркали и испоганили пол-Европы. За это вам будут мстить столетия. Но если бы даже ничего не произошло и идеальная русская жизнь получила в ХХ веке своё естественное развитие, последствия были бы не менее ужасными. Может быть и более ужасными, ведь человек всё равно актёр и никогда не сможет стать режиссёром. В этом главная беда вас, русских. Ты, Гагарин, слишком содержателен, чтобы играть в игры смертных, но всё равно ты актёр и никогда не сможешь стать режиссёром. Изменить всё не в твоих силах. Тебя можно только спасти. Ты должен ввериться нам. Чужой, сознательной воле.
Г а г а р и н. Разве это не то же самое?
С о л д а т. Конечно, нет. До этого ты был затянут в игру бессмысленного русского хаоса. Великого хаоса, которому сопротивляться при помощи твоей индивидуальной микроскопической воли было бы смешно. Сейчас ты сможешь стать частью организованного космоса, и в твоей жизни не будет оскорбительных русских случайностей, вроде сумы и тюрьмы. В Европе нет ветра. То, что положено, — лежит. А чему положено летать — летает. Твой огромный мозг всё равно будет разрушен русской энтропией. Сколько лет, сколько сил ушло у тебя на пустяки. Вспомни, например, каких огромных интеллектуальных и волевых усилий потребовало поступление в университет. Перед этим ты почему-то должен был по ослиному замыслу дорвавшихся до московской власти украинских крестьян три года своей жизни, может быть лучшие три года, проработать чернорабочим. Зачем это? На Западе этой проблемы просто бы не было. Они пляшут свою «гитодигу-гитуну» и ладно. Видели мы это на протяжении тысячелетий. Ничего здесь ни нового, ни трагичного нет. И их не перепляшешь. Они тебя перепляшут напополам, превратят твою грудную клетку, твоё лицо в кровавое анонимное месиво. Мы, пришедшие из другого мира, всех спасти не можем. Да особенно и некого. Но тебя, избранника, — можем. Ты должен отдохнуть. Ты устал.
Г а г а р и н. А куда других?
С о л д а т. Это кого? Уж не Анну ли Евгеньевну, например? Самовлюблённое эгоистичное ничтожество, поставившее смыслом своей нелепой жизни издевательство над бедным братом?
Г а г а р и н. Аня добрая и несчастная девушка, очень любящая свою мать.
С о л д а т. Озверевшее хамьё.
Г а г а р и н. Нет, просто она меня не любит. Я её любил в детстве. Когда она родилась, отец привёл меня к её кроватке и сказал: “Вот Дима, твоя сестра Аня. Она тебя на шесть годиков меньше. Она слабенькая, беззащитная. Не обижай её, люби-. Я и любил, как сказали. Однажды, мне было лет 12, поехал навестить её летом на даче. Детский сад летом на дачу уезжал, мы два месяца с ней не виделись. Я подарок приготовил. Приезжаю с отцом, а она посмотрела на меня стеклянными глазами, а потом и говорит: «Здравствуй, Коля». Я чуть не расплакался.
С о л д а т. Вот-вот, это сестра. А дальше что.
Г а г а р и н. Просто я бедный и не помогаю им материально.
С о л д а т. Да ладно паясничать-то. Не на сцене.
Г а г а р и н. Для людей, не способных к духовной жизни, нет разделения на материальное и духовное. Материальное для них духовно, то есть служит выражением духовного. Я не могу давать деньги сестре и матери, и поэтому они полагают, со своей точки зрения вполне справедливо, что я чёрствый эгоист.
С о л д а т. Ну и освободи их от себя. Вообще всех от себя освободи. Живи тихо, живи незаметно. Да, ты опасен. Снаряд, выпущенный в мир. Этот. Из мира… иного. Но это — Сущность. А Дмитрий Евгеньевич никакой не снаряд, а человечек. (Обнимает Гагарина за плечо.) А человечки хочут жить. У них болят зубы, они влюбляются и стареют. Сотри программу, живи в Швейцарии. Человек — интеллектуальная бомба. Но ты человек, а не бомба. Вспомни о Мерилин Монро. Она тоже была не секс-бомба, а женщина. Ну и что получилось? Символ останется на тысячелетия. Человек — несчастный, издёрганный…
Г а г а р и н. А мне Мерилин Монро нравится. Она такая добрая. (Плачет.)
С о л д а т. Найдём тебе в Швейцарии-то. Вот бумаженцию (кладёт на стол бумагу и ручку)… подпиши.
Г а г а р и н. А почему вы меня не убьёте?
С о л д а т. Если бы мы убивали таких, как ты, мы бы не просуществовали тысячелетия. Ты — избранный. Великий Мастер. Вокруг тебя — магический круг света. Тебя не может убить никто. Ты должен убить себя сам. Ты не знаешь, КТО ты. В тебе сконцентрирована мощь мира.
Г а г а р и н. Я добрый, хороший человек. Я никого не мог ударить.
С о л д а т. Ты можешь изменять реальность, ты диктуешь законы миру. Всё, что здесь происходит, это твоё воление. Кто я — лишь созданный тобой образ. Творец. Шевельнёшь левой бровью, и я испарюсь, как дым.
Г а г а р и н. А я кто?
Вытирает глаза, подписывает бумагу. Солдат тут же её выхватывает.
Г а г а р и н. Я недавно сочинил стихи.
С о л д а т (юродски заинтересованно). Да? Вот как? Любопытно.
Г а г а р и н (не обращая внимания). И хочу прочесть.
С о л д а т. Стихи, говорите. А Вы молодцом. Ну что же, просим, просим.
Г а г а р и н (начинает сильно волноваться). Вот… Нет не могу.
С о л д а т (развалившись). Дмитрий Евгеньевич, а Вы не стесняйтесь, встаньте.
Гагарин встаёт.
Г а г а р и н. Вот (закашливается), вот, нет сейчас… сейчас…
Солдат демонстративно потягивается, зевает, потом уходит. Гагарин этого не замечает, и читает с трудом, с дрожью в голосе.
Вот и жизнь крылом прошла —
Как же глупа, пошла.
Ну и что ж, ноша была легка —
Ведь любил я во сне до дна.
Обхватывает голову руками, садится на стул, рыдает. На сцене появляется отец Гагарина. Звучит музыка колыбельной.
О т е ц_ Г а г а р и н а (поёт голосом оперного певца, подходя к Гагарину и кладя ему руку на плечо).
Спи моя радость, усни,
В доме погасли огни,
Птички затихли в саду,
Рыбки уснули в пруду,
Мышка за печкою спит…
Г а г а р и н (оборачивается, встаёт, делает шаг назад. Говорит сквозь слёзы). Отец, ты же умер 15 лет назад.
Подходит к отцу, обнимает его, падает перед ним на колени в позе блудного сына. Отец продолжает петь.
О т е ц_ Г а г а р и н а (обнимая стоящего на коленях Гагарина за плечи).
Глазки скорее сомкни.
Спи, моя радость, усни,
Усни, усни…
Свет медленно гаснет.
СЦЕНА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. ЭПИЛОГ <font=-2>(***)</font=-2>
Далёкое будущее. Музей Гагарина, отдалённо напоминающий его квартиру. В центре стоит большой бюст Дмитрия Евгеньевича, подсвеченный лазерами. Звучит «Я Земля» в исполнении Зыкиной. На сцену выходит пара странно одетых молодых людей и начинает благоговейно осматривать экспонаты: стол, диван, полки с книгами, айбиэмовский компьютер.
О н а (подойдя к столу). Явно зырь, что-то зафиксовано.
О н. Что?
О н а. Стихи.
О н. Озвучь.
О н а. Тут нано четыре строчки:
Вот и жизнь крылом прОшла
Как же глупа, пОшла.
Ну и что ж, ноша…
О н. Нога? нож?
О н а. Отторг, думЕю «груз», удвой «обуза».
Ну и что ж, ноша была легка,
Ведь любил я во сне до дна.
О н. Подбито?
О н а. Дмитрий Гагарин.
О н. Чаронго думЕю глюкан — Гагарин никогда не фиксовал стихов.
6.04.91 — 18.07.97
*) Кстати, из нескольких таких фильмов, снятых разными режиссёрами и в разное время, можно будет потом скомпоновать полнометражный фильм-пособие по технике и истории кинорежиссуры.
**) По традиции роль Полковника отдаётся спонсору спектакля: Брынцалову, Березовскому, Боровому и т.д.
***) Перед началом эпилога зрители уходят. Остаются заплатившие за спектакль в двойном размере.