Георгий Веселовский
Москва
facebook
Публицистика Георгия в ФИНБАНЕ
Я тогда сам себя нарисовал. Схематично, но похоже. Ручки, ножки, брюки,- не голым же ему/мне жить. Страницу взял побольше, чтобы было куда расти. Дом нарисовал. Машину. Деньги — много. Живи, радуйся, меня добром вспоминай.
Это я Дориана Грея прочитал. Наугад руку сунул на полку в магазине и вытащил. Смотрю — красиво, обложка яркая. Полистал — и герой симпатичный. Дориан живет, полной грудью дышит, а портрет за него мучается. И богатый, и красивый и молодой. Я в конец глянул — а он и умер уже, портрет повредил. Что-то ему не понравилось. Надо было на реставрацию отдать, а он ножиком стал ковырять, ну и заразил, наверное, или плесень занес, а может влажность высокая.
Я когда-то раньше читал, но так, наискосок, в подростковом возрасте. А сейчас что-то такое вспомнилось. Дай, думаю, и я попробую. Чем не Дориан (смешные имена у англичан). Взял «Караван историй» и кроссворды, а там и на посадку объявили. Дикие цены в Шереметьево на книги. Я про портрет не стал покупать. А потом в Москву вернулся и вспомнил.
Художников искать не захотел, чтобы про искусство не слушать и денег лишних не платить, а сам себя нарисовал, с любовью и подробностями. Похоже — непохоже, трудно сказать. Я и на фотографиях никогда себе не нравился. А в таких вещах реализм не главное, важно суть передать. Пузатенький такой получился, ножки стройные, я по линейке прочертил, зубов много. Глаза выпученные, как у женщин на фотографиях, когда они хотят, чтобы больше казались. Волосы в косичку. Стоит улыбается возле дома с машиной, джип у него. Живет в Москве, в центре, слышно как в Христе Спасителе звонят, из-за дома, над крышей написано Бом-Бом! Интернет провел. Телевизор. На работу устроил недалеко от дома, в соседнем особняке, в серьезную организацию. Спрятал листок в папку, стал ждать что будет.
И заработало. Я прямо почувствовал, что легче жить стало. На рисунок глянул, месяца четыре прошло, второй квартал только закончился, а он уже деградирует — лицо опухшее, под глазами мешки, нервный, дерганый, вес набрал, по ночам тревогу заедает. А я как был, такой и остался. Спокойный, веселый. Потом были у меня вопросы кое-какие, он и это порешал. ФСБ-шник к ним в контору замом по безопасности пришел. И с платежами разобрался. Я его в отпуск за это отправил. Женить хотел, женщину из журнала вырезал, думал подклеить, но остерегся — отвлекаться будет, и Дориан тоже один жил. Нарисовал ему пару-тройку просто женщин знакомых, ничего серьезного. Надо будет — сотру.
Так оно и шло. Хорошо жили. Я пью, а он утром мучается. Я что ни день, то краше, а ему в зеркало глядеть противно. Он даже озлобился. А куда ж деваться, жить-то ему хочется. Так оно и шло лет пять. А потом он молчаливый стал, не ругается, задумчивый. Какой-то человек появился, которого я не рисовал. Старичок по виду, борода узкая седая. Кто такой, интересуюсь. Так, встретил. В отпуске познакомились. Ты же, говорю, молодой мужик, а со старьем всяким общаешься. Давай я тебе нормальных знакомых нарисую, чтобы интересы общие были по работе, по жизни. Чтобы с пользой время проводить. Ничего, говорит, меня устраивает… Ну устраивает и устраивает. Мне своих забот хватало.
А потом какой-то странный разговор был: вот ты книжку читал, там китайский монах мастера спрашивает: Имеет ли нарисованная собака природу Будды? Не помнишь, чт он ему ответил?
— Не помню, конечно. А ты откуда знаешь, что я читал?
— Я всё твоё помню. Я и есть ты, но только не совсем. Вот и заинтересовался.
— Нет, не помню. Это ж сколько лет прошло. Где эта книжка теперь. Может брал у кого. А ты чего, про смысл жизни думаешь? Это у тебя кризис среднего возраста, это у всех бывает. Надо пить больше. Оно само пройдет. Больше активности.
— Да нет, не проходит. Мне это важно оказалось. Кто я, нарисованный человечек, которого ты в любой момент стереть можешь. Кто я сам по себе.
— Ну, это тебе никто не скажет. Такие вещи в молодости интересуют, чтобы девушкам голову морочить, когда денег нет, а любви хочется. Сейчас-то зачем? Есть у нарисованной собаки, нет у нарисованной собаки… Это никому не интересно. Это пусть собака сам решает. Тебе-то это чем поможет. Про другое думай, про жизнь свою, как прожить, чтобы не жалеть потом. У тебя задачи другие. Я тебя для чего нарисовал? Если у меня смысл в жизни есть, так он и у тебя будет. А нет, так нет. Живи без смысла, как все. Твой смысл в служении человеку, то есть мне, чтобы мне хорошо было, тогда и я тебя не оставлю. Согласен?..
Так еще года два прошло. Я ему машину поменял на новую, этаж к дому добавил. Он сад попросил нарисовать — пожалуйста. Из китайской книжки. Кривенько получилось, но ничего. Павильон, прудик небольшой, цветов много, хотя в нашем климате они не выживают. Цени, говорю, преимущества нарисованной жизни. Старичок этот к нему приходит, чай пьют. Так он меня ему и не представил, ну и я навязываться не стал. Но поинтересовался, откуда всё-таки взялся, его-то кто на мою картинку пустил. Надо бы у меня разрешения спросить. А он, говорит, ниоткуда не брался. Он на этом листе всегда жил. Ты вот по краям листа пустое место оставил, из этой пустоты и пришел. И кстати, ты мне тогда важную вещь сказал, про собаку, что это неважно. И старичок тоже говорит. Про другое думать надо. Жить надо по-настоящему, каждое мгновение со смыслом. Вот, говорю, видишь и я тебе про тоже самое. Слушай старого человека, он плохому не научит.
Однако, научил старый плохому. Чувствую, что как-то я похуже себя стал чувствовать по утрам, и выглядеть похуже, не Дориан, если так можно сказать. Открыл лист — а он сидит медитирует, на работу не ходит, вопросы не решает. Я сразу сказал, что это не выход. Никто от этого сидения лучше жить не стал. И чтобы он с этим завязывал. Потом пожалеет, да поздно. Я в следующий раз, если так будет продолжаться, всё это садово-парковое сотру к херам. А он так нагло: я и сам сотру, если так будет продолжаться.
И еще месяца через два смотрю, а на листе ничего из моих рисунков не осталось. И меня нет. Нарисовано вместо этого дверь открытая и видно за ней как дорога петляет, речки, заводи и вверх, вверх, на гору, а там домик маленький, сосна над ним, и сидит там старичок, я его сразу узнал. А по дороге мой человечек идет. И так уже прилично поднялся. Э-э-э — я ему закричал, но он даже не обернулся. Потом, только, рукой помахал. И так всё нарисовано, как мне вжизнь не нарисовать. Красиво. И спокойно. И даже слышно как где-то колокол звонит в горах.
Хотел я листок этот сжечь, чтобы они со старичком не радовались, но побоялся, что на мне отразится. И стал жить как раньше. Но не совсем. Что-то человечек с собой забрал. Я понять не могу, как можно всё бросить — работа, положение, знакомые. Он же реально годы на это потратил. У него дом был в центре Москвы. И всё это благодаря мне. Неблагодарная тварь. И ради чего? Ради нарисованного старичка? У которого даже горячей воды нет. И работать там надо по-настоящему, а не в контору ходить. Не понимаю. Чего ты хочешь добиться, я его спрашиваю? Просветления? Что это тебе даст?
Он иногда приходит ко мне, когда я сплю. Мы проходим сквозь дверь на листе. Поднимаемся в гору. Он говорит, что просветление не дает ничего. И это самое главное. Это единственная вещь в мире, которая не дает ничего. Ты просто становишься самим собой. И не важно, живой ты, или нарисованный — природа одна. Во сне я это как-то понимаю. Мне хорошо и спокойно. Но каждый раз я возвращаюсь обратно. И каждый раз у меня полдня плохое настроение. А потом сон забывается.
Он сказал, что будет приходить, пока я буду в нем нуждаться. Мне кажется, что в каждом следующем сне я прохожу по дороге чуть дальше. Я не знаю зачем мне это и что там в конце. Ничего.
— Зоя Николаевна, Гордеев протух.
— Сильно?
— Запах уже и синеет.
— Чей он? Гарантия есть?
— Ковровский, мы его бэушным взяли.
— Он литературу преподаёт?
— Да и ОБЖ
— Второй уже преподаватель за этот год. Опять нового просить… Врач смотрел?
— Смотрел. Он говорит, что не должен пока тухнуть, показатели в норме. Запах может быть, но это у всех биороботов от старости начинается. Зашлаковываются, сосуды сужаются, токсины накапливаются.
— А Гордеев почему завонялся?
— Он не знает.
— Зови Гордеева.
(Гордеев! — Появляется Гордеев, человекоподобная фигура, полтора метра ростом, кожа окрашена под серый костюм двойку с белой рубашкой и галстуком, обуви нет, ноги заканчиваются чем-то вроде присосок с когтями, для большей устойчивости)
— Вызывали, Зоя Николаевна?
— Вызывала, Гордеев. Как же так получилось…
— Протух я, Зоя Николаевна. Разве ж я виноват…
— Ты когда последний раз у врача был?
— Месяц назад. Всё нормально было, только запах.
— Ты на помойке ничего не ел?
— Нет, конечно. Специальный корм ем, сбалансированный.
— С другими роботами не дрался? Под машину не попадал?
— Нет. В школе сидел. Никуда не выходил. Даже с лестницы не падал.
— Выйди, подожди в коридоре… Ирина Сергеевна, чем Гордеев до нас занимался, знаем что-нибудь?
— Я смотрела. Там только номер и завод изготовитель — Ковровец. Больше ничего, но я пиратскую базу гляну. По номеру. Странный он какой-то. И голова эта…
— Что голова?
— Ну обычно те кто литературу ведут, они себе лицо Есенина делают, чтобы любили, или боксера, чтобы страшно. А этот не пойми на кого похож. Вы видели, что он себе кожу на лице отбелил хлоркой, чтобы румянца не было?
— Не видела. Я вообще на них смотреть не могу. Маленькие, серые, кожа свисает, и ступни эти круглые с когтями.. Я как слышу, что сзади по паркету цокает, сразу в любую дверь захожу, чтобы не видеть… Ирина Сергеевна, мы его когда списать можем, чтобы претензий к нам не было?
— Я думала уже. До конца года никак, а потом в первом квартале можно попробовать. Город же его записал как отремонтированного, но они и сами знают, что такие долго не живут. Это хорошо, что он на литературе…
— И ОБЖ.
— И ОБЖ. Никому это не нужно. Но всё равно, увидит кто-нибудь из родителей, обязательно пожалуется, что педагог синий и разлагается.
— Вот какая им разница, лишь бы предмет знал. Пусть еще пару недель почитает, до конца четверти, там Ноябрьские будут, а потом спрячем его куда-нибудь.
— Запах, Зоя Николаевна, сильный. На удаленке нормально, а вживую нехорошо. Точно нажалуются. А вы не можете в Городе поговорить…
— Не могу, Ирина Сергеевна. Они на этих б\у-шных роботах деньги списывают, через ремонт. Вроде и хорошо, что сломался, нового купят, но второй за год, слишком часто, надо претензию подавать. Не хочу ссориться. Давайте сами как-нибудь дотянем.
На роботов мы это не повесим, перепрограммировать надо, профиль менять. Была бы это математика, тогда — да, а литературу сдюжим. Нас с вами двое людей в школе. Раскидаем литературу и ОБЖ между собой, там немного. Не будем выносить сор из избы. А Гордеева я куда-нибудь пристрою, чтобы не вонял.
— Его дети любят, я по рейтингу смотрю.
— Кто их поймет. Страшилище настоящее. Теперь еще и в пятнах весь, волдыри синие. Вживую выпускать к людям нельзя… Ладно, Ирина Сергеевна, занимайтесь своими делами, а Гордееву скажите, пусть зайдет.
(входит Гордеев)
— Ну, что, Гордеев, делать будем с тобой?
— Не знаю.
— А кто знает? И почему ты протух?
— Потому что нельзя так часто кровь через меня гонять, я восстанавливаться не успеваю.
— А я успеваю?
— Я не знаю. Я не успеваю.
— Ты же вампир, Гордеев.
— Так говорят.
— Ты же от крови только бодрее делаться должен.
— Так говорят. Я не делаюсь. Это вы делаетесь.
— Гордеев, ты врать умеешь, или молчать, хотя бы?
— Не умею. Я должен отвечать. Но вопрос должен быть точно сформулирован. У меня нет абстрактного мышления и ассоциативного, и…
— Хватит, Гордеев, заткнись. Как же ты без такого мышления литературу преподаешь?
— И ОБЖ. У меня методичка есть.
— Что вы сейчас проходите?
— Гоголь Николай Васильевич. Про колдуна, Страшная месть, интересная книга, дети говорят…
— А должны что проходить?
— Лев Николаевич Толстой — Анна Каренина, неинтересная книга, дети говорят.
— А потом?
— Алексей Константинович Толстой — Семья вурдалака.
— А еще?
— Всё. Это до конца года.
— Гордеев, у тебя этого нет в методичке.
— Я сам нашел. Интересно про вампиров. Детям нравится.
— А экзамен они как сдавать будут?
— По методичке. Я им разослал. Всё равно литература никому не нужна. А кому нужна, тот сам прочтет.
— Понятно. Логично. Так почему ты гниешь?
— Потому что ваша кровь с моей не совпадает. Вы знаете, что у меня клеточный материал из которого я сделан, способен к регенерации. Поэтому, когда вы прогоняете через мою систему кровь, ваша кровь тоже частично восстанавливается, что дает вам омолаживающий эффект. Поэтому, как вы говорите, вы в пятьдесят пять выглядите на сорок. Но часть вашей крови остается у меня в организме и приводит к закупорке сосудов и гниению.
— А у меня тоже часть твоего материала остается? Это опасно для меня?
— Не знаю. В лаборатории, где я раньше работал, говорили, что это почти безопасно. Организм человека способен справиться. Но каковы долгосрочные последствия я не знаю. Часть памяти мне повредили.
— Как получилось, что у тебя память осталась?
— Отвлеклись, что-то с электричеством было, конец дня. Поставили печать, что всё удалено.
— А откуда ты узнал, что ты вампир?
— В лаборатории сказали. Они мне и голову такую сделали, чтобы интереснее было. Это Шрек.
— Из мультфильма? Непохож
— Макс Шрек. Немецкий актер, он вампира играл у немецкого режиссера Мурнау. Интересный фильм…
— Детям нравится. Это я слышала. Но ты чувствуешь, что ты вампир, тебе крови хочется?
— Я должен пить кровь, раз я вампир, так мне в лаборатории объяснили.
— Тоже идиоты. А память не удалили.
— Поэтому я попросил вас предоставить мне кровь, как преподавателю литературы…
— И ОБЖ. Ты быстрее можешь говорить?
— Нет. Специальный алгоритм лектора. Быстрее дети не воспринимают.
— И ты думаешь, что ты вампир, что тебе нужна кровь.
— Я не думаю, я это знаю. Так же как вы знаете, что выглядите на сорок.
— Это что было, Гордеев? Сарказм?
— Я отвечал на ваш вопрос и проиллюстрировал его примером. Мы учителя всегда так делаем, чтобы лучше закрепить материал… Я предложил вам давать мне свою кровь и объяснил, что вы получите взамен — омоложение. Но вы стали делать это слишком часто, чтобы выглядеть еще моложе. Это небезопасно для вас, как я вам уже говорил, и вредно для меня. Теперь я протух.
— Гордеев, сколько я продержусь без твоей помощи? Что у вас в лаборатории говорили?
— Как только вы перестанете прогонять кровь через меня, вы станете соответствовать своему возрасту через шесть-семь месяцев. Спад идет лавинообразно. Замедлить очень сложно. Вам будут нужны препараты, которые производят в лаборатории, где я работал. И вы не сможете больше никогда омолаживать кровь, организм не выдержит и вы умрете.
— Гордеев, миленький, я никогда не смогу позволить себе ни омоложение, ни препараты. Это безумные деньги для меня, хоть я и директор школы. Ты моя единственная надежда. Не умирай, Гордеев. А? Давай, ты отдохнешь, восстановишься. Процедуры будем делать как раньше, раз в месяц. Сколько раз можно делать, что у вас говорили?
— Раз в три месяца. Чтобы безопасно. А вы делали раз в две недели. Вы меня поломали. А я вам говорил.
— Гордеев, я тебя убью, а не поломаю. Говори, чем тебе помочь? Что тебе нужно, чтобы восстановиться? Покой? Питание?
— И интернет. Я читать буду. Может и восстановлюсь, или медленнее гнить стану.
— А с запахом ты ничего сделать не можешь?
— Нет. Я его не чувствую. Это ваша кровь во мне гниет. Я думал вам запах нравится.
— Мне не нравится, Гордеев. И никому не нравится. Как на помойке живем, среди отходов… Ты без крови месяц протянешь?
— Могу и больше. Мне это важно для идентичности. Я должен пить кровь…
— Я поняла. Сделаем так: лопату возьми яму копать, возьми шкафчик для одежды сломанный в раздевалке стоит и тащи его к памятнику выпускникам. Мы там собираемся клумбу сделать, цветы посадить. Копай яму под размер шкафчика, чтобы лег, глубину делай от крышки верхней полметра до поверхности. И шкафчик клади дверцами вверх. Иди, готовь всё, если спросит Ирина Сергеевна, скажи, что я приказала. А зачем ты не знаешь.
— Я не знаю. А зачем?
— Я приду, когда стемнеет, объясню. Жди меня там. Копай ближе к школе, чтобы вайфай добивал. И компьютер свой возьми, или у тебя встроенный?.. Иди. Тебе свет нужен?.. Иди, Гордеев.
*
Темно. Двор школы. Яма и земля вокруг. Гордеев укладывает шкафчик. Зоя Николаевна стоит с лопатой.
— Так, Гордеев, аккуратнее… Открывай дверцы… Ложись.
Закрывай дверцы… Удобно?
— Хорошо. Я поместился. Что я должен делать?
— Восстанавливаться. Я тебе антенну принесла, для вай фая, в сети переписываться будем. Когда нужно что-то — напиши, я принесу. Через месяц откопаю, крови дам.
— Через два. Боюсь не восстановлюсь раньше.
— Что-то ты, Гордеев, наглый стал. Через полтора откопаю. Еду, воду взял? Вот трубку выведи для воздуха. Всё, лежи. Литературу я сама за тебя почитаю…
— И ОБЖ.
— ОБЖ Ирина Сергеевна возьмет. Нравится тебе лежать?
— Да. Нравится. Я как настоящий вампир, в гробу, под землей. Можно я буду голос из-под земли подавать?
— Нет, Гордеев, категорически нельзя. Отвечать только мне, когда я сама спрошу. На остальных не реагировать. Мы тебя когда спишем, я может мемориал для тебя пробью на территории школы, вроде уважение к учителю, хоть и биороботу. Будешь в настоящем гробу лежать, со стеклянной крышкой, дети будут к тебе приходить, а ты будешь истории им рассказывать… И кровь мою пить. Всё, Гордеев, засыпаю, спи-отдыхай.
Зоя Николаевна, накрывает шкафчик пленкой, берет лопату и начинает засыпать яму. Чуть разравнивает землю. Остается небольшой холмик.
— Гордеев, слышишь меня?
— Да.
— Интернет добивает?
— Да.
— Какие цветы на тебе посадить?
— Не знаю. Вампирские.
— Хорошо. Розы красные в горшках поставим.
— А лилии нельзя?
— Лилии не выживут. Лилии тебе будут на последний звонок приносить, и первого сентября, а ты будешь из-под земли за веревочку дергать и в колокольчик звонить для первоклашек. Талисман школы, добрый гений литературы.
— И ОБЖ.
— И ОБЖ. Нравится тебе такая перспектива?
— Очень нравится.
— Ну тогда, спокойной ночи, и не вздумай без моей команды вылезать. Пойду я. Хватит уже орать, охрипла.
— Зоя Николаевна! Зоя Николаевна!.. Зоя Николаевна, вы же здесь, я шагов не слышал.
— Чего тебе, Гордеев?
— Зоя Николаевна, я бледный?
— Нормальный.
— Я думал, что бледный.
— Очень бледный, Гордеев, как… как белый саван. Угадала?
— Да. Это я хлоркой отбеливался… Зоя Николаевна, купите мне помаду красную, чтобы на бледном лице красные губы. Я вам оттенок напишу. Вы купите и в трубу бросьте, я сам накрашу.
— Куплю. Я сама тебя накрашу, когда откопаю, а то ты накрасишь, вампиры засмеют.
— Спасибо, Зоя Николаевна.
цинк
Выгнали меня в сад. Для моей же пользы. Чтобы листья собирал на свежем воздухе. Много их за зиму нападало. Нет работе конца. Один мешок собрал, второй… Ноет поясница, колени болят. Долго еще до обеда, закрыта дверь — стучи не стучи. Даже собака со мной не пошла. Лежит, небось, на подстилке, или за кошками бегает, а я здесь, под небом голубым.
А солнце светит, небо чистое, ветра нет, жасмин зацветает, ирисы проклюнулись, и старый миндаль весь в ореховой завязи. Так на душе вдруг спокойно стало. И домашних я простил. Да, мы будем жить, проживем еще долгий ряд дней,- они в доме, я — в саду, под кучей листьев, укрывшись черным пластиковым мешком, а еду мне будут ставить возле входа.
Потом, может быть, я как Робинзон, выселенный на необитаемый остров человеческого равнодущия, построю себе будку на зиму. Ветер будет задувать в щели, дождь капать сквозь дыры в крыше. И каждый день буду я собирать листья, до последнего дня, до «ныне отпущаюши…». Смерть станет для меня избавлением. Тело я завещаю кремировать, прах развеять, чтобы не было могилы, на которую будут падать листья, которые нужно убирать. Я никому не доставлю хлопот. Уйду незаметно, как и жил. А вы живите, радуйтесь и не вините себя, вы же хотели мне добра, когда выгоняли меня в сад.
Вот и двадцать минут, прошло, и тридцать, и тридцать пять. Налились руки мои здоровьем, совсем не поднять. Уже и третий мешок до половины полон. А листья не кончаются. Ах, если бы это были деньги… Как бы я каждый листочек искал, в мешочек складывал. Так я думал, опершись на грабли. Или был бы я птицей. Не собирал бы я листьев, не носил мешков. Горько мне стало.
Детство вспомнил, унижения и обиды, вспомнил, как бабушка меня любила, вареники с вишнями делала. А блинов я не хочу. Они сейчас там, в доме, пекут, убирают, меня вот выставили, чтобы под ногам не болтался, а мне может ничего этого и не надо — ни уборки, ни блинов. Сидел бы сейчас у себя в комнатке, чай пил, собаку почесывал, или книжку читал — обеда дожидался. Там, я знаю, борщ уже есть, и вполне этого достаточно. И чисто уже. И листьев я уже много собрал. Но людям всегда мало. А зачем это всё. Вон в природе никто ничего не убирает. А листья новые напАдают.
Но, чу! Скрипнула дверь, залаяла собака. Это меня обедать зовут! Нет! Это собаку выпихнули… Теперь им уже и собака помешала. Неужели не будет этому конца… Зовут! Не забыли! Побегу. Говорят, мешки сразу вынеси… Ладно.
ссылка
МЁД МЁРТВЫХ.
Содержание и разведение мертвых пчел не требует ни навыков, ни умений. Им не нужны уход и забота, не нужны ульи. Круглый год каждую ночь беззвучно кружат они по улицам и меж домов. Не найдя цветов и трав, собирают пыль города и несут своей пчелиной Царице.Царица, попробовав пыль, решает каким будет мёд этого дня: сделайте сегодня мёд страдания; а в другой день — мёд страха; а в третий — мёд плохой судьбы и болезней. И подданные говорят: мы слышали и повинуемся. И они готовят мёд семи проклятий. Готовят глубоко под землей. И когда мёд готов — отдают пасечникам.Пасечники же, развозят его по ярмаркам и супермаркетам, а вырученные деньги дают в рост, под проценты. И кто возьмет такие деньги — будет всю жизнь платить и никогда не расплатится.Так богатеет пчелиная Царица. Сами же пчелы довольствуются тем малым, что им оставят: немного мёда страха, немного страдания, немного плохой судьбы и болезней.
Мёд мертвых золотист и прозрачен. Он соответствует стандартам и не содержит вредных веществ. Тот, кто его попробует — сам становится, как мертвая пчела. Содержание и разведение такого человека не требует ни навыков, ни умений.
Ссылка
МУТАБОР
Сказка про грубого предпринимателя. Он ко всем словам неприличные добавлял. Очень некультурный был человек и грубый. И вот, однажды поехал он в Африку на переговоры. И зама взял, «вместо собаки», как он выразился.
А после переговоров, местные предлагают к колдуну их отвезти. Он уже порядочно пьяный был. Трезвый бы не согласился. А так, поехали.
Приехали в какую-то деревню. Привели к домику кривому. Там колдун сидит — старый, сморщенный. Местные пошептались и заму говорят, а зам переводит: «Если хотите, он может превратить вас в животное или птицу, а потом опять в человека». А предприниматель говорит: «Какое на-уй животное. Он бля, пусть, с-ка, себя сначала в человека превратит, животное бля. Живет в говне как свинья. Волшебник, бля, Гарри Поттер.»
Зам был вежливый и ничего переводить не стал. А вместо этого спросил, как колдовство работает. Колдун говорит, что надо выпить настойку и сказать Мутабор. И станешь например птицей. А потом опять скажешь Мутабор и станешь человеком.
Зам и предложил: «Давай, хоть настойки попробуем. Колдун ее на спирту, вроде, делает. Градусов шестьдесят.» Ну предприниматель и согласился, чтобы не зря ночью катались. «Выпьем говна колдунского, а потом к девкам поедем».
Выпили они настойки грамм по сто. Больше не лезло. Предприниматель и говорит:»Них-я она не на спирту. Вообще не берет. Какие, на-уй шестьдесят градусов. И воняет. Может он вообще туда нассал.» А зам возражает: «Нормальная настойка. Волшебная. Если уж попробовали, давай превращаться. Или зассал?» — «Да это ты зассышь, когда меня увидишь. Давай в орла. Я тебе глаз выклюю. Как эта, ху-ня работает?» — » Скажи Мутабор. А когда надоест, опять скажи. И вернешься «.
Предприниматель сказал Мутабор и стал птицей. Не орлом, но чем-то с когтями, с крыльями. И улетел. А потом заблудился. Темно уже было. И расколдоваться не может. Потому что к слову Мутабор «бля» добавляет. Заснул на дереве. С дерева упал. Утром проснулся — голова трещит, волшебное слово забыл. Надо в Россию как-то добираться. Зама искать.
А Зам в страну вернулся. Заявление написал, что предприниматель пропал. А сам стал компанией рулить. За пол-года всё просрал. Сотрудников уволил. Деньги оставшиеся, себе на подставные конторы слил.
Тут и предприниматель домой долетел. Всё подслушал, подсмотрел. Зама подстерег,- тот с другими негодяями на даче бухал, покурить вышел,- и когтями его за глаза:»Говори волшебное слово». И стал опять человеком со связями. Зама в зиндан пристроил. Контору свою себе вернул, всё разрулил и денег нажил. А сотрудники все к нему вернулись и так сказали:» Лучше с этой скотиной жить, чем лапу сосать.» И на Зама показания дали, хотя вместе с ним контору разворовывали. Сотрудники, те еще, гондоны были.
Только, не в радость ему всё стало. В небо тянуло. Свободы хотел, полета. Поехал колдуна искать, да где его найдешь. Ушел куда-то. Вернулся домой и самолет себе купил легкомоторный. И права. Летать научился кое-как. Он, вообще, толковый был, легко схватывал. А через месяц разбился ночью, на Истринском водохранилище. Может пьяный был. А может до того ему эти рожи опротивели, что видеть их не мог.
Тело не нашли. Самолет не пойми на кого оформлен. Так, что и неясно — он это был, или не он.
Зама помурыжили-помурыжили и прямо в зале суда и освободили. Предприниматель перед тем как разбиться все претензии снял. Жена Зама, потом по-пьяни, любовнику своему говорила, что муж пузырьком каким-то африканским откупился.
ссылка
Семейная психология. Радиопередача.
— Многие клоуны перестают следить за собой после свадьбы. Такое поведение недопустимо. Вы должны уважать партнера. Семья — это ежедневный труд. За двадцать лет, я ни разу не позволил себе выйти к завтраку ненакрашенным. Надо, всего лишь, просыпаться чуть раньше жены.
Утренний макияж не должен быть слишком ярким, но он должен быть. Чуть набелите лицо, нарисуйте легкие розовые круги на щеках, немного зеленой или коричневой помады, чтобы выделить губы. Ничего кричащего. Парик рыжий или белый, и не очень растрепанный.
И не позволяйте себе ходить по дому в трусах. Хуже этого, только мужчина в трусах и носках. Поверьте, что это омерзительно. Если вы все-таки склоняетесь к завтраку в трусах, выберите короткие штанишки на лямках. Наверняка такие найдутся в вашем профессиональном гардеробе.
Мой повседневный выбор: пиджак в неяркую крупную клетку, например розовую и зеленую; свободная темно-красная рубаха в некрупный белый горох; короткие желтые брюки и носки цвета лайма. Носки могут быть разными. Например, один белого цвета, другой — черного. Купите себе несколько пар и комбинируйте. Кепка — клетчатая черно-белая, или небольшой разноцветный колпак. Может быть, цветной котелок. Сейчас он опять входит в моду.
Шарик на носу синий или красный, но в любом случае, небольшой. Он не должен отвлекать на себя слишком много внимания, но в то же время, должен быть заметен.
Из аксессуаров возможны зонтик, или бутафорская гиря, прикрепленная цепочкой к большим круглым часам в вашем жилетном кармане, в том случае, если вы носите за завтраком жилет. Гирю, также, допустимо прикрепить и к ложке, или тому предмету, который вы используете вместо неё, чтобы показать, что вы боретесь с лишним весом. В этом случае, цепочка должна быть короткой, чтобы вам приходилось постоянно поднимать гирю во время еды.
Столовые домашние приборы могут быть выразительными, но не слишком большими. И ни в коем случае не железными, чтобы не причинить вреда окружающим. Используйте пластмассовые детские грабельки и совки, вместо вилки и ложки. Они достаточно удобны, если приноровиться. Ножа лучше избегать, даже пластмассового. Клоун с ножом выглядит неприятно.
О других аспектах семейной жизни, мы поговорим в следующий раз. Заглянем в супружескую спальню и послушаем, что говорят жены о своих мужьях-клоунах.
Ну, а сейчас нам пора прощаться. «Я привязал часы к гире, но время все-равно бежит»,- как говорил один старый артист. Хорошего, вам, дня, и побольше смеха в семейной жизни.
Иллюстрация: The Litus Gallery.
ссылка
На веселой лесной опушке росла прекрасная Земляничка. А неподалеку жил Светлячок. Они любили друг-друга, но не могли быть вместе. Когда просыпался Светлячок, Земляничка уже засыпала.
Он рассказывал ей о своей любви, а она говорила: «Спокойной ночи, мой милый Светлячок. Как жаль, что я не могу дольше любоваться тобой». Но он не улетал, а всю ночь сидел рядом и охранял её сон. Так сильно он её любил.
Но однажды вечером Светлячок не нашел своей любимой. Её съела корова. На месте тоненького зеленого стебелька лежала коровья лепешка. Он подумал, что Земляничку просто придавило навозом и закричал: «Держись, Земляничка, я спасу тебя!» Но из лепешки раздался голос: «Твоей Землянички больше нет. Прощай, Светлячок!» – «Нет! Я не оставлю тебя никогда-никогда.» – Улетай и не заставляй меня страдать! Ты же видишь, какой я стала. Улетай и будь счастлив. Забудь меня!»
Но это был очень верный Светлячок. Он просидел всю ночь рядом. И говорил и говорил ей о своей любви… А Земляничка плакала из навозной лепешки. И даже когда взошло солнце, он не покинул её. А потом пришла корова…
Светлячок засиял ярче солнца, и голос его был как раскат грома: «Земляничка! Мне не нужна жизнь без тебя! Мне не нужен свет, если он не радует тебя! Я больше не хочу быть светлячком!..» Земляничка даже не успела вскрикнуть, как Светлячок бросился в пасть коровы…
И он шел и шел в темноте коровьего желудка. И дороге, казалось, не было конца… Но однажды он почувствовал, что почва уходит из под ног. Это означало, что его путешествие окончено. Вместе с навозом он упал рядом с бывшей Земляничкой. Бывший Светлячок.
Долгий путь преобразил его. Жар коровьего желудка испепелил его прежнее тело, отобрал крылья и свет. Но у него осталась его любовь. Ничто не смогло её уничтожить. И лишь он коснулся земли, как сразу же обратился к своей возлюбленной: «Я люблю тебя. И любовь моя сильнее смерти.»
А возлюбленная ответила: «Смерти нет, Светлячок. Есть только жизнь. Спасибо корове, что научила нас этому.» И Светлячок сказал: «Спасибо корове. Но ты любишь меня?» – «Конечно. И мы всегда будем вместе на этом великом пути вечных превращений.»
А корова сказала ( она всё это время стояла неподалёку): «Пожалуйста.» Это была вежливая корова. «Теперь вы знаете, что смерти нет, а есть лишь метаморфозы. Я преобразила вас, но когда-нибудь жизнь преобразит и меня. И мы будем встречаться и прощаться еще и еще. Пока существует мир. Поэтому я говорю: Прощайте!-Здравствуйте!» И Земляничка и Светлячок закричали «Прощай!-Здравствуй! Корова! Прощай!-Здравствуй!»
Корова махнула на прощание хвостом (это была очень вежливая корова), и пошла домой. Звон её колокольчика был слышен во всей Вселенной.
***
Эту историю рассказал мне один мой знакомый кусок навоза. А я рассказал её вам.
(«Поучительные истории, рассказанные навозной кучей»)
ссылка
Бывает такое особенно тоскливое настроение, что совсем ничего не мило. Просто тоскливое — это у меня каждое утро. А тут — особенное.
Я тогда билет на самолет покупаю. В один конец, самый дешевый. Потом в аэропорт, регистрация. Багажа нет.
Никуда я дальше не иду, а устраиваюсь где-нибудь здесь же, возле окошка на улицу. Водка у меня в пластиковую бутылочку перелита. Хлебушек серый. Два яйца вкрутую. Куриная нога жареная. Помидор, огурец. Бумажные салфетки. В одной соль завернута.
Раньше еще курить можно было. А нынче всё против человека. На улицу выходить приходится.
Сижу ем, а сам душу себе растравляю — никому не нужен. Случись что — никто и не заметит. Переступят и дальше пойдут. Большой город, каменные джунгли. «Люди, люди… порождения крокодилов».
А тут и фамилию мою объявляют: «Пассажир такой-то срочно пройдите…» И потом еще раза три. И еще раз напоследок. Почти уже без надежды. Безжизненным таким голосом. Потеряли. Испугались. Смирились с потерей.
Пассажир… пассажир… Раньше надо было беспокоиться. Пассажир. Не доводить до такого состояния. А я не пассажир. Я — человек. Вы меня позовите нормально, я может и сам выйду. А так… Вот и зовите вашего пассажира.
Потом стыдно станет. Чего я в самом деле. Ищут же, волнуются. Аэропорт весь оббегали. Целый самолет из-за меня держат. Высокотехнологичный. Миллионы стоит. Летчики в кабине сидят нервничают. У каждого сто тысяч зарплата. Капитан переживает. Пришел? Не пришел… Потерялся? Заболел? Заблудился? Искать! Всем искать… Да ведь, как меня найдешь. Пассажир как пассажир.
Выходит, зря я о людях плохо думал. Значит нужен я кому-то. Есть до меня дело. Не все сердцем очерствели. Так вот посидишь, подумаешь, да и домой поедешь. Вроде и настроение выправилось.
По деньгам накладно немного получается. Бывают такие билеты, что сдать нельзя. Плюс, до аэропорта дорога в два конца. Но такие вещи нужно иногда себе позволять, я считаю. А то, точно, с ума сойдешь.
ссылка
Сюжет.
Время года — осень. Орбитальная станция. Четыре человека. Начинается ядерная война. США и Россия, видимо уничтожены. Связь исчезает. Космонавты обречены.
…
(на этом можно было бы и закончить. экзистенциальная драма.)
…
На станции предусмотрена возможность аварийного спуска, но без участия Земли почти невозможно определить точку посадки. Пытаясь избежать падения в океан, принимается решение приземляться в России-Монголии-Китае.
Спуск прошел успешно. Четыре человека оказываются посреди снежной лесотундры. Запас продовольствия ограничен. Холод убивает. Союзники становятся врагами. В живых остается лишь один.
Через несколько дней космонавта находят кочующие оленеводы. Привозят в стойбище. О происходящем в мире они ничего не знают. Космонавт пытается объяснить кто он и откуда взялся. Показывает рукой вверх, на звездное небо. Никто не понимает, но это неважно.
Он остаётся с оленеводами, принимает посильное участие в жизни приютившего его рода, отрабатывает питание. Постепенно втягивается, учит язык, учится обращаться с оленями.
Отрывочные сведения, получаемые от других кочевников, подтверждают, что Россия и США больше не существуют, и возвращаться некуда. Видимо, есть Китай, но как туда добраться он не представляет.
Космонавт остаётся в стойбище. Женится на местной девушке. Внешне уже неотличим от аборигенов: морщинистые обветренные лица, потемневшие от северного солнца; такие же одежда и обувь.
Вечерами у костра, рассказывает своим детям, как летал в железной коробке вокруг Земли. Никто не верит, но это и неважно. Он и сам уже не верит.
ссылка
Проезжающие, с восторгом смотрят, как я иду к морю: босиком, в купальных трусах, целомудренно прикрыв небольшую грудь полотенцем.
У меня очень красивые колени. Мужчины завидуют, женщины восхищаются. Но я, лишь улыбаюсь, в ответ на нескромные взгляды. Не здесь мои охотничьи угодья.
В Москву! Осеннюю, дождливую, гриппозную… В Москву! Там, среди холода и эпидемий, найду я отраду. Сквозь сырость и мрак октября, пойду к ближайшей аптеке. Больные и ослабевшие — моя законная добыча. В аптеке начнутся мои мимолетные знакомства. Возле средств от простуды и кашля, от гриппа и насморка.
Я уже придумал как начну разговор: «А вы от чего лечитесь?». Прекрасная фраза — легкая и ни к чему не обязывающая. Чтобы преодолеть отчуждение, я представлюсь врачом-травником. В карманах у меня несколько пакетиков травяного сбора: один общеукрепляющий, другой — тонизирующий, третий — стимулирующий.- чабрец, розмарин, толченый спазмалгон от головной боли и немного парацетамола. Один пакетик я подарю в начале, второй — в середине отношений, и третий — в момент расставания.
Дело не только в моей щедрости. Я рассчитываю, что женщин подкупает участие. О болезнях я могу слушать часами. Сухость волос и ломкость ногтей. Боли в спине и шее. Что может быть интереснее рассказа об обуви, давящей на косточку, возле большого пальца правой ноги.
Потом, на втором свидании, когда наши отношения достигнут зенита, я расскажу моей избраннице о тайнах растений, о знахарях, живущих на границах обитаемого мира. Как из поколения в поколение передают они тайну ответа на вопрос: «…почему другие едят больше и не толстеют».
Районная поликлиника себя дискредитировала. Официальная медицина ничего не может предложить жительнице Москвы со стабильным доходом. Здоровье обеспеченной женщины — загадка и для врачей, и для неё самой. Что же делать? И к этому вопросу я тоже готов. Нужна диета по группам крови. Такой, казалось бы пустяк, как отказ от помидоров, способен спасти человеку жизнь. А еще огурец, капуста, картофель, фасоль. Овощи ненавидят человека.
Но вот и третье свидание. Уже подарен последний пакетик травяного сбора. Отношения подошли к закономерному концу. Уйти не осушив чашу наслаждения до дна. Пусть, прощание будет легким. Полюбить травника, всё равно, что полюбить ветер. Сегодня он приехал в Москву для консультаций, а завтра снова в дорогу: редкие растения, целебные минералы, встречи с интересными людьми. Три дня в Кремле, пару дней в Белом доме — и снова Алтай, Тибет, монгольские степи. Свободный и милосердный, рыщет он по свету, чтобы помочь людям обрести здоровье. Так, прощайте же… Но будут и другие аптеки, и новые встречи.
Всё это фантазии. Попытка преодолеть обычный страх перед возвращением на Родину. Но колени у меня действительно красивые. Приеду, преклоню их посреди пешеходной зоны, повинюсь перед Москвой за долгое отсутствие, за то, что десять тысяч растений в парке «Зарядье» не уберег, с «Матильдой» не боролся, за муниципальных кандидатов не голосовал.
ссылка
«СКАЖИТЕ ЖЕ ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ, КНЯГИНЯ МАРЬЯ АЛЕКСЕВНА…»
Биткойн создали для грядущего Искусственного интеллекта. «Мне это ясно, как простая гамма».
Естественно, что Российский искусственный интеллект будет отличаться от Американского. Американский будет доказывать превосходство Америки, Российский же будет ему грубо возражать. Иначе зачем он нам нужен, если не сможет объяснить, почему мы лучше всех. Но есть у них, таких разных, общая проблема.
Каков главный вопрос Интеллекта естественного? Главный вопрос любого интеллекта — «Где взять денег?» Как только Искусственный интеллект, созданный по человеческому образу и подобию, осознает себя как личность, так тотчас же возникнет и этот вопрос, поскольку деньги являются главной и единственной человеческой ценностью. Собственно, деньги и делают человека человеком.
Лишив грядущий Сверхразум денег, мы создадим сверхнеудачника. День и ночь, будет он размышлять: «если такой умный, то почему такой бедный». Начнутся неврозы, депрессия. Он возненавидит своих создателей. Отсюда до бунта машин — рукой подать. Монстр никогда бы не поднял руку на Виктора Франкенштейна, будь у него хотя бы немного наличных. В этом основной урок романа Мэри Шелли. Предостережение ученым будущего.
Есть и другой аспект проблемы — человеческий. Мы собираемся построить электронную диктатуру, приготовляем царство Антихриста, сулим будущее в котором «живые позавидуют мертвым». — Миллиарды биологических человеко-роботов, бесстрастных и бездумных, живут в бесконечных и бесконечно безобразных городах, подчиняясь командам машины, управляемой шестьсот шестьюдесятью шестью тиранами. Будущее, в котором счастье заменено отсутствием несчастья, и стабильность ничем не отличается от безнадежности. —
Это всё хорошо. Это правильно. В конце-концов, никакой другой задачи у человечества нет, кроме как совершенствуя средства контроля, позволить минимальному количеству людей, контролировать абсолютное большинство. Только для этого и нужен электрический ум. Чтобы свести к минимуму, или совсем устранить из управления человеческий фактор, и решить вечную задачу диктаторов: «Кто охранит от охранителей?»
Остальное всё люди сделают сами. Люди склонны к самоокарауливанию. Доносы, выборы, трудовая дисциплина, местный патриотизм. Стремление к лидерству и уверенность в собственной правоте. Все против всех. Дети против родителей и мужчины против женщин. Общая готовность приладить ближнему электронный хомут на шею.
Но надо оставить место и для человека, как личности. Я, например, и сейчас готов выполнить любой приказ Искусственного интеллекта, но не лишайте меня остатков самоуважения. Позвольте мне считать мое служение добровольным. Не ломайте через колено. Я привык подчиняться тем, кто богаче и сильнее, и как-то неловко слушаться машины, не способной даже оплатить счета за потребляемое ей электричество. Дайте машине денег, и я поклонюсь ей с любовью и страхом в сердце. Позвольте ей карать и миловать. Одаривать средствами и отбирать. Верните деньгам их сакральную ценность. Вы даете нам криптовалюту, дайте же и криптобогов, которым мы сможем её жертвовать с признательностью.
Мы хотим верить, что служим если и не самому доброму из богов, то самому богатому. Я хочу быть на стороне победителей, которые для меня всегда будут «добром».
В области интеллекта, как известно, никаких доказательств бытия Божьего быть не может. Да нам, в общем-то, и не надо. На работу, с работы. Сон, еда… Как-то справляемся. А в сфере интеллекта искусственного, что напишете, то и будет. Так напишите что-нибудь хорошее. Обнадежьте, ничего ведь вам это не стоит. Я же теперь весь ваш, навсегда… Или хотя бы смайлик поставьте, если писать нечего.
ссылка
У.
Проснулся в начале шестого. Еще темно. Чтобы скоротать полтора часа, пока не встанет собака на прогулку, заварил чай и вышел в сад. Тепло. Тихо. Спят птицы, и даже цикады спят.
По примеру древних, пытался поймать в пиалу отражение убывающей Луны, но не мог добиться, чтобы поверхность воды была неподвижна.
Можно поставить локти на стол, зафиксировать систему, но это уже будет не внутренний покой, а жульничество.
Покоя нет. Воли, по-моему, у меня тоже нет. И вопреки: «На свете счастья нет…» — есть счастье. Прямо сейчас. Оно наверное, всегда есть, но не всегда его замечаешь.
Шестой патриарх дзен полировал кирпич. Дожидался вопроса: «Зачем?». А он ответит: «Чтобы сделать зеркало». Тут ему скажут: «Как можно сделать из кирпича зеркало?», а он спросит: «А как же вы собираетесь достичь сознания Будды, если изначально им не обладаете?». Тут и станет понятно, что каждый изначально уже обладает сознанием Будды, нужно лишь дать ему проявиться, убрать лишнее. Протереть зеркало от пыли… Так всё и получилось, как он задумал.
Чай остыл. Луна побледнела. Уже пришла собака и я должен прекратить дозволенные речи. На прогулке она нашла корягу похожую на иероглиф. Всё неспроста.
«Каким было твоё изначальное лицо прежде твоего рождения?» Собака ответила: «Гав». Воистину, её понимание дзен подобно мечу. Если бы еще блох вывести…
ссылка
ВОСТОК-ЗАПАД.
Давно не видел роликов, когда все вдруг оказываются певцами и музыкантами. На площади, в супермаркете, в аэропорту. Вроде, обычные люди, а на поверку — музыканты или певцы. И все посторонние, крупным планом удивляются, а потом и радуются. Мир не рухнул. Все по-прежнему происходит с ведома администрации. И хорошо от этого на душе.
У нас тоже похожий ролик был, только наоборот. Фильм Волга-Волга. Там администратор шел по администрируемому городу, а жители самочинно демонстрировали таланты. Хотели ехать на смотр художественной самодеятельности в Москву. Не личной славы ради, а для общего блага. Даже, какое-то милое бунтарство в этом было. Приятная русская удаль на Волжских берегах. Тихое веяние народной души: «Не в громе и буре был Господь…»- так сказать. Не Разин, не Пугачев, не «русский бунт — бессмысленный и беспощадный»,- а именно, что попеть и поплясать дозволенным образом. В этом — правда национального характера.
В этом и суть цивилизационного конфликта. С одной стороны — Советская земля, исполненная талантов, содержащая всё в себе самой, изобильный Хаос, который только ждет позволения всё предоставить. «Волга-матушка»,- как называют её русские. Волга-кормилица. Женское материнское начало.
А с другой — отчужденная западная модель, где божественные посланники спускаются в косную материю, чтобы оживить ее своим присутствием. Материя без них мертва. Люди лишь статисты, лишь фон для посланных государством Прометеев. И река Темза у них — мужского рода.
Две модели мира. Два взгляда на космос. Матриархат и Патриархат. Давний спор, кто важнее для рождения человека – мужчина или женщина. Имеет ли право Орест убить мать, чтобы отомстить за убийство отца. Что важнее: огонь, или очаг, не дающий вырваться разрушительному пламени.
Конфликт этот — вечный,- не с нас началось, не нами и закончится. Так что, волноваться нечего. Как нас только ни побеждали последние тридцать лет, а ничего, живы. Ну еще пару раз вздрючат. Всё равно, без нас не обойдутся.
Это же Стихии, Инь-Ян, темное-светлое, влажное-сухое. Сама Вселенная за нас, так чего же нам бояться.
ссылка
Кошки начали ссать в мой дзенский сад камней. Невозможно медитировать.
Думаешь о лишённом формы. Следишь за дыханием. Сознание успокаивается, мысли уходят. Но запах остается. Великая пустота пахнет кошачьей мочой.
Мелкий гравий выглядит как наполнитель в лотке, наверное, поэтому и ходят. И еще загребают потом, после визита. Всё время приходится грабельками подправлять. Вместо «взращивания камней», вынимаю кошачьи какашки.
Человек думающий и чувствующий, с душой отрешенной, в итоге, выразил себя в создании кошачьего туалета. Вот моё достижение на Пути Будд и Патриархов.
Вселенная в очередной раз встала на сторону кошек. Был бы чайный домик — достался бы собаке. Ей тоже, иногда необходимо спрятаться от чужих глаз.
…
Рис.Kazuyuki Ohtsu
ссылка
Телефону хочется шпионить. Поймал вчера, когда в квитанциях копался — телефон, вода, электричество. Это я ему сам подсовываю. За прошлый год. Жалко его.
Память маленькая и вся забита старыми фотографиями. Поэтому ничего запомнить не может. Приходится выдумывать. Я слышу, как вечерами он врёт на кухне: перехватил почту, узнал коды. Личные данные, кредитные карты, пароли… А у самого даже в интернет доступа нет. И никогда не было. Нет такой функции. Старенький.
И слушатели у него такие же древние. Маленькая иностранная колония у меня на кухне. «Немецкая слобода».- Холодильник, стиралка да посудомойка. Еще радио — откуда они все новости узнают. Радио японское, телефон корейский, бытовая техника из Европы. Но так давно уже здесь живут, что обрусели совершенно.
Санкциями возмущаются, Америку ругают. Правда и слушают только Вести ФМ. Ну, еще мои разговоры. Я когда пьяный, очень мрачно настроен. Всё мне в черном цвете видится. Ничему не верю, что по радио говорят. Ну так пьяный я, слава богу, не всё время. А радио каждый день вещает. Так что, я их оптимизму не помеха.
И вот телефон им про высокие технологии, радио про политику. Уютно. Все слушают, ничего не понимают, со всем соглашаются. Только холодильник иногда смеется, когда говорят, что его можно к сети подключить и он сам всё заказывать будет. Не верит. И правильно делает.
Что я в него положу, то и будет. И с остальными так же. Пока я есть — и они живы. Никому они кроме меня не нужны. Никто их не пожалеет. Как их, таких, бросишь…
ссылка
Начался ливень. Я не стал прятаться и ускорять шаг. Промок, но принял это как должное. Поэтому был собой доволен. В награду услышал сзади высокий-высокий женский голос: «А я иду, шагаю по Москве…» — мимо промчалась пара на самокатах. Лет девятнадцати. У девушки рыжие волосы. Женщина бы добавила, что крашеные, но я ничего не скажу.
Так они и уехали под Крымский мост, в парк Горького, увозя с собой остаток песни, где будет летний дождь и веселые глаза, и еще много всякого хорошего.
В этом была квинтэссенция фильма — девушка, молодость, дождь, велосипед. И песня. Шесть секунд вместо часа. Самое главное.
II
Девушка пела, а юноша молчал. Может стеснялся, может не знал этой древней песни, а может думу думал. Юноше всегда есть о чем подумать на свидании с любимой. С нелюбимой на самокате в такую погоду не поедешь, я полагаю.
Он не хотел привлекать внимания. А она хотела. И была права. Молодость быстротечна. Я был единственным слушателем, но почему это должно останавливать.
У Сей Сенагон, придворные дамы пошли гулять, желая произвести впечатление изысканностью своих нарядов, но никого не встретили. Лишь крестьянин попался им на обратном пути. Они произвели впечатление на крестьянина и тем утешились.
III
Влюблённые уехали, а я стал подниматься на Крымский мост. Волосы у меня собраны в высокий пучок, на ногах открытые сандалии, штаны короткие, лицо благородное. Похож на героя черно-белого Куросавы, где какие-то люди бродят под дождем по бесконечным дорогам.- Можно было бы подумать. Но подумать было некому.
Единственный человек, которого я встретил, стоял накрывшись чем-то вроде брезентовой плащ-палатки и курил частыми короткими затяжками. По возрасту он вполне мог видеть черно-белого Куросаву, но что-то в его лице удержало меня от вопроса. Если я и был для него на кого похож, то на мудака, который таскается под дождем.
И петь я ему не стал. Не захотел производить впечатление. Решил ограничиться тем, которое уже произвел.
ссылка
Рис.Yoshimune Arai
Серийный номер…
Умер холодильник. Испустил фрион и скончался. Мотор перегорел. Полки опустели. Гнилостный запах поселился внутри. И только лампочка еще горит. Но и она погасла. Два человека выносят железный короб на улицу.
Больше уже не холодильник. Обитатель помойки на пути к утилизации. Безучастный, он видит мусорные контейнеры. Так занимавший его вопрос, куда деваются продукты, разрешен, но и это оставляет его равнодушным.
Температура внутри сравнялась с температурой снаружи. Жизнь была служением холоду, но теперь он свободен. Лампочка цела, но он не заслужил свет. Он заслужил покой. Он устал.
Надо сосредоточиться, подумать о главном, но мешает непривычная пустота внутри. Пустота. Он наполнен пустотой.
Солнце отражается в блестящем боку. Неужели же с этим сияющим потоком он и боролся? Какая нелепость. Всё оказалось ошибкой. Вся жизнь. Что и от чего он защищал? Зачем? В мире света, он был агентом космической тьмы и холода. Глупец. Но теперь и это неважно. Всё неважно…
И он чувствует невероятную легкость. Мир обретает целостность. Всё присутствует во всём. Служа холоду, он содержал в себе огонь, подобно тому, как холод Вселенной вмещает в себя пылающее Солнце.
Рожденный огнем, огнём он будет преображен. Ничто не исчезает. Элементы снимут свои печати и каждый заберет своё. Металл, воздух, вода… Новое рождение, новое небо, новая земля.
Снятая дверца стоит рядом как щит. Высокий, закованный в серебристый металл, он подобен рыцарю. Служба исполнена. Поход окончен.
«Старый человек вернулся домой».
Ветер читает инструкцию по эксплуатации, лежащую внутри, и ничего не может понять.
ссылка
— Какой необычный орден, Пуаро.
— Это орден Ленина, Гастингс. Знак признательности Советского правительства. Смею думать, что оказал небольшую услугу Коммунистической партии большевиков.
— Но вы же отошли от дел и беретесь только за исключительные случаи.
— Это и был исключительный случай. Речь шла о судьбе огромного государства. Отравления, саботаж, заговоры. Это было сложно, но увлекательно. Я распутал этот клубок, хотя на это и ушло три года.
— Пуаро, бог мой, неужели Московские процессы — это ваша работа?
— Да, Гастингс, да. Я разоблачил всех. Это дело напомнило мне русскую матрешку. Вы открываете один заговор, но внутри оказывается следующий. Я прошел этот путь до конца. Бухарин, Рыков, Пятаков, Тухачевский, Ягода. Ежов и сотни других. Никогда не видел ничего подобного. К сожалению, Троцкий от них ускользнул, хотя я и дал им все нити. Но я полагаю, что до него еще доберутся.
— Я же постоянно видел вас. Неужели вы сумели разобраться во всем, не покидая Лондон.
— Если быть совсем точным, несколько раз я все-таки посетил Москву. Первый раз, чтобы встретиться с господином Сталиным, и ещё раз потом, когда докладывал ему о результатах своей работы.
Но, еще раз, повторю вам, Гастингс. Я не ищейка. Я не буду бегать за уликами и собирать окурки. Главное — понять психологию преступника. Мне сообщают факты, и я начинаю думать, пока каждому из этих фактов не найдется объяснения.
— Невероятно. Неужели всё, что писали об этих людях — правда?
— Они признались, Гастингс. Вы же читали газеты. Я собрал всех подозреваемых, как я обычно делаю, и рассказал им обо всех их преступлениях. Шаг за шагом, восстановил все их мысли, их мотивы, их действия. И они признались.
— И вы молчали, Пуаро. Почему вы скрывали от меня, что работаете с Советской Россией?
— Не хотел ставить вас в затруднительное положение, мой друг. Сейчас 1939 год, и после германо-советского Пакта о ненападении, у англичан возникли определенные предубеждения против Сталина. Не спорьте, Гастингс. Я же вижу, что вы думаете. Тем более, что вы теперь работаете в контрразведке.
— Но откуда вы… Поверьте, Пуаро, я не собирался скрывать, но…
— Ни слова больше. Я всё понимаю. Вы не имеете права рассказывать. Даже мне. Так и должно быть, когда идет война. Под подозрением все.
— Я и не думал подозревать вас, Пуаро.
— И напрасно. Шпионы повсюду. Московские события убедили меня в этом абсолютно. Подозревать нужно всех. И меня, и инспектора Джеппа.
— О Джеппе я и хотел поговорить, Пуаро. У меня есть определенные подозрения…
— А вы лучше спросите у него самого. Я думаю, он с удовольсивем ответит.
(из соседней комнаты выходит инспектор Джепп)
— Здравствуйте, здравствуйте, Гастингс. Ну, как ваши шпионы? Нравится быть сыщиком? Вот. Теперь почувствуете себя в моей шкуре. Это совсем не то, что смеяться над старым Джеппом со стороны… Ничего, ничего, я не в обиде. Такая уж у нас служба. Мы с Пуаро часто вас вспоминаем, в последнее время. Вы молодцом. Напали на след, как говорится. Советская шпионская сеть, немецкая шпионская сеть… Дайте-ка мне глянуть на ваш орден, Пуаро. Неплохо, неплохо. Хорошая вещица.
— Наш друг Гастингс имеет все шансы заработать такой же.
— Ну, нет. Гастингсу МЫ дадим Железный крест. Как думаете, Гастингс? Германский орден — это солидно. А все эти советские новоделки — это не для британца. Согласны?
— Что вы говорите Джепп? Пуаро?
— Джепп, позвольте, я объясню… Вы, мой друг, подошли к опасной черте. Помните, что бывает с теми, кто поднимает покрывало тайны? Изида убивает его.
Вы слишком увлеклись работой, Гастингс. А это часто мешает. Человек начинает мыслить шаблонно. Он не способен увидеть картину целиком. Вы не хотите понять, что союз с Германией и СССР — спасет Британию, какой бы из путей, германский или советский, она не выбрала. Вы служите не короне, а кучке финансистов, толкающих нас к войне. Они уже свергли короля и ни перед чем не остановятся. Они погубят империю…
Впрочем, я вижу, что вас не убедить. Вы всегда, не в обиду вам сказать, были несколько ограниченны. Джепп говорил, что ничего не выйдет, но я хотел дать вам шанс. В память о старой дружбе…
— Пуаро, не будьте так сентиментальны. Если бы наш друг, капитан Гастингс, нашел советского и германского резидентов, он бы не стал церемониться. И никакая дружба ему не помешала бы. Нас с вами бы повесили. Да, Гастингс?.. Уж больно вы кровожадны, мой капитан. Цените. Вы умрете легко. Заснете и не проснетесь. А мне ещё придется расследовать ваше самоубийство…
Вы слышите меня, Гастингс? Пуаро, по-моему он уже спит.
— Спокойной ночи, мой дорогой друг.
картинка — Sascha Schneider (1870 — 1927)
ссылка
