Вспомнилась наша давняя поездка в Ростов Великий. Не знаю, как у вас, а на меня во всех поездках самое сильное впечатление производят вовсе не главные достопримечательности, истоптанные туристами, а совсем наоборот – случайные открытия.
Туристические объекты я, если честно, как-то не очень люблю. В смысле – до отвращения не люблю. Туристы затирают печать истории своими подошвами и пугают призраков прошлого вспышками фотоаппаратов. Теряется ощущение подлинности, глубины нет.
Иное дело, когда случайно нарвешься на что-нибудь, не обозначенное в путеводителях, расположенное где-нибудь на отшибе, куда не доезжают туристические автобусы, где не щебечут скороговоркой экскурсоводы и не щелкают затворы фотоаппаратов.
Вот там – да. Там этот культурный слой не то что ощущаешь — впитываешь кожей. Только там и понимаешь, что много столетий назад на берегу вот этого же озера так же как и ты стояли твои предки, и все теми же кляксами на березах чернели вороньи гнезда.
В Ростове у нас было несколько таких случайных подарков. Расскажу об одном.
Мы бы туда никогда не попали, если бы не наблюдательность моей жены Лены. Я, как всегда, перед поездкой нарыл всю информацию о ростовских достопримечательностях – нигде о нем не было ни слова. Даже на продававшихся в городе картах для туристов. Но вот когда мы проходили мимо огромного щита с картой города, Лена обратила внимание, что на самой окраине города, далеко за Богоявленским Авраамиевым монастырем обозначен еще какой-то «Петровский монастырь». Давай сходим?
Пошли.
Это действительно самая восточная окраина, куда туристы отродясь не забредали. Частный сектор, на улицах такая грязь, что ездить там надо исключительно на тракторе.
Местные жители наперебой уверяют, что мы заблудились: «Нет там никакого монастыря, вы его прошли давно». Объясняем, что в том, что прошли, мы уже были, а теперь ищем именно этот загадочный Петровский монастырь. Пожимают плечами.
Наконец, тетушка на остановке: «Церковь, что ли? А вон – туда, и до конца».
В конце был щит с надписью: «Монастырь святого Петра Ордынского».
И тут ваш покорный слуга с размаху бьет себя кулаком в лоб и едва не пускается в пляс: «Точно!!! Он же в Ростове жил! Как я, балда, забыл про это?».
Дело в том, что история жизни Данияра (Даира Кайдагула), ставшего русским святым Петром Ордынским, мне прекрасно известна. История эта, мягко говоря, интересна, а если по-честному, то случай выдающийся.
Во-первых, это самый первый документированный случай татарского выезда в русские земли на постоянное место жительства, он произошел не позднее 1261 г. — XIII век, Русь только завоевана, пресловутое «иго» только началось.
Во-вторых, никогда до этого столь высокопоставленных «иммигрантов» у нас не было. Переехал не просто ордынский вельможа, а чингизид, правнук самого Потрясателя Вселенной Чингиз-хана. Началось все так.
Во время поездок в Орду ростовский епископом Кирилл сдружился не сдружился, а как-то сошелся с малолетним сыном брата всесильного хана Берке. Пацан, выросший в степи, жадно слушал рассказы о никогда не виданных городах, о красивых храмах с золотыми куполами, ну и естественно, о христианской вере, о которой епископ не мог не говорить. Слушал и проникался.
Однажды у Берке заболел сын, и вызванный в Орду Кирилл вылечил наследника. И, когда Кирилл уже собирался обратно, к нему подошел тот самый «отрок» и заявил, что он поедет с ним – желаю, мол, принять православие и жить в прекрасном городе Ростове.
Надо сказать, что епископ успеху своего миссионерства не обрадовался. Подвиг, конечно, велик, но не забывайте – пацан еще несовершеннолетний, и как посмотрит дядя на отъезд племянника – абсолютно непонятно. Епископа вполне могли обвинить в похищении и тогда – молись, урыс-шаман, своему урысскому богу.
В общем, «владыка же почти его и повеле ждати, бе бо размышляя о искании отрока».
Здесь я немного отвлекусь, и напомню, что история Данияра-Петра нам известна большей частью по житийному списку, так называемой «Повести о Петре царевиче Ордынском». Но этот текст примечателен ничуть не меньше, чем сама история. Несмотря на все рассказы о чудесах, совершенных Петром (ну житийная литература, что вы хотите?), он невероятно правдив, и, очень похоже, рассказывает эту историю без всяких лакун, именно так, как было. Очень уж живые там люди – со всеми своими слабостями и недостатками, это, прямо скажу, большая редкость для текстов тех времен. Не верите мне – поверьте Ключевскому: «Легенда о царевиче, при всей живости и драматичности ее изложения в житии, остается довольно прозрачной и плохо закрывает действительные события, послужившие для ее основой».
Но вернемся к нашему осторожному епископу. В итоге сговорились на том, что юный чингизид со своим двором поедет вроде как в путешествие, на экскурсию, «видети божницу русския земля», а там — посмотрим.
Царевич Данияр приехал, Ростов ему понравился, но местные власти все равно осторожничали. И тут умирает хан Берке. Полный переполох, борьба за власть между наследниками, «Орде мятущееся», и всем уже не до отъехавшего юноши – «искания отроку не бе».
В Ростове успокоились, юного монгола, после долгих его просьб, наконец-то крестили и нарекли Петром. Так и появилось в Ростове татарское поселение. Юноша, несмотря на крещение, от степных привычек не отказался, «и царския своея не преставая утехы: бе выездя при езере ростовстем птицами ловя».
Во время одной из таких соколиных охот вблизи озера Неро он ненароком уснул, и приснились ему святые апостолы Петр и Павел, которые повелели основать монастырь на том же месте «иде аз спах при езере».
Юноша, как благочестивый христианин, решил наказ исполнить, но тут встало неожиданное препятствие — ростовский князь. Тот почему-то от этой идеи в восторг не пришел и начал откровенно вымогать мзду: «Всед на конь, и глумяся изрече Петру. Петре, владыко тобе церковь устроит, а яз места не дам, что сотвориши?». Деньги у Петра, как и у всякого знатного чингизида, водились, и именно этим мешком с деньгами, и объясняет текст поведение князя: «Князь же яко виде мешца Петрова в епископьи, и помолча и помысли, колико отлучит от владыки и от святых апостол».
В общем, слаб человек. Чиновники на Руси, судя по всему, никогда не могли спокойно видеть деньги в чужих руках, вот князь, по русскому обычаю, решил что-то с этого дела «попилить» себе.
Пришлось Петру «не пощади имения родитель» и выкупить себе землю на монастырь за «девять литр сребра, а десятую злата».
Мздоимства этого юный чингизид не забыл, и, закончив строительство, засобирался обратно в Орду. Пошли вы нафиг, рэкетиры иноплеменные. Тут уже всполошился князь, резонно опасаясь, что после рассказов Петра родственникам его репутация у товарищей из столицы станет не самой лучшей. «Видев же князь и владыка Петра умолкающа, и рекоша к собе: аще сей муж, царево племя, иде в орду, и будет спона (урон) граду нашему».
Решили Петра прельстить приманкой, на которую из веку в век мужчины клюют как испуганные. Сделали ему предложение: «Петре, хощеши ли, поймеве за тя невесту. Петр же прослезився и отвещав: аз, господи, възлюбих вашу веру, и оставль родительскую веру, и приидох к вам. Воля Господня и ваша будет».
В общем, все как положено в сказке, закончилось свадьбой. Петра женили, причем на ровне — на дочери знатного ордынца, «беша бо тогда в Ростове ординьстии вельможи». После свадьбы, как положено, все стало хорошо. Князь его возлюбил всем сердцем, к свадьбе он подарил своему питомцу «множество земель» — «от езера, воды и лесы«, не забыв оформить дар грамотой. Этого, надо сказать, Петр просто не понял – «Аз, княже, от отца и от матери не знаю землею владети и грамоты сия чему суть». Не забывайте, что Петр все-таки вырос в степи, а кочевнику личная собственность на землю должна казаться полной дикостью. Но грамотку молодой муж все-таки прибрал, как позже выяснилось – не напрасно.
Петр со своими людьми обустроился капитально, поставив «домы по его землям», и остался ордынский царевич на новой родине уже навсегда. Жену, надо сказать, Петр очень любил, прижил с ней множество детей, а, овдовев, сильно горевал. Не перенеся утраты, он постригся в монахи, и доживал век уже в основанной им же обители. Там и помер.
Почитание Петра как святого началось сразу же после его смерти в 1290–1291 годах, а в XVI веке месточтимый святой Петр был уже официально канонизирован на Соборе 1547 года при митрополите Макарии.
Пару слов о потомках Петра. Этот татарский анклав довольно долго поддерживал связь с ордынскими родственниками, причем — не по своей воле. После смерти старого князя начались конфликты: «Внуци же стараго князя забыша Петра и добродетель его и и начаша отъимати лузи и украины земли у Петровых детей».
Причем конфликты были, как бы сейчас сказали, «на межнациональной почве». Как я понимаю, наличию татарской диаспоры, пусть и изрядно обрусевшей, радовались не все жители Ростова. Мотивация наездов звучит знакомо до боли – жизнь у нас поганая, и так живем в бедноте, а тут еще эти чурки понаехали, и жируют на нас: «А род татарскый, кость не наша! Что се есть нам за племя. Сребра нам не остави ни сей, ни родители наши».
В общем, разбудили внуки князя в петровских потомках национальную идентичность. Ах так? Мы, значит, татары понаехавшие, а не христьяне православные? Ну, будут вам татары. Престарелый сын Петра поехал искать правду у царя — в Орду. Ханская семья приехавшему в гости родственнику «возрадовашася», «почтиша его», «многы дары даша ему», и отправила обратно для разборок своего посла. Столичный ревизор и навел порядок: «Пришед же посол царев в Ростов, и возрев грамоты Петровы и стараго князя, и суди их. И положи рубежы землям по грамотам стараго князя, и оправи Петрова сына, и дав ему грамоту с златою печатию, еже у младых князей и внук стараго князя по цареву слову. И оттоиде».
Не могу не удержаться, и не вспомнить еще один эпизод, когда православным потомкам ордынского царевича пришлось вспомнить о своем происхождении. При жизни уже правнука Петра, Игната, случился татарский набег. «Прииде Ахмыл на Рускую землю, и пожже град Ярославль, и пойде к Ростову с всею силою своею, и устрашишася его вся земля, и бежаша князи ростовстии, и владыка побеже Прохор».
И тут у Игната, похоже, взыграла кровь Потрясателя Вселенной. Он выхватил меч, и, догнав дезертирующего владыку, пригрозил ему: «Аще не идеши со мною противу Ахмыла, то сам посеку тя». В общем, вышло навстречу орде Ахмыла все ростовское население, хоть и «страшно же видети рать его вооружену».
Представьте картину глазами Ахмыла. Мы подходим к городу, все уже изготовились грабить, вдруг навстречу высыпает толпа бородатых урусов. От толпы отделяется один из этих бородачей, неожиданно приветствует татарского предводителя по монгольскому обычаю, после чего заявляет примерно следующее: «Ты что делаешь, черная кость? Перед тобой, дураком, целый чингизид стоит, царского рода-племени. Ты чьи земли грабить собрался? Царствующего дома? Мы здесь «древняго брата царево племя, а се есть село царево и твое, господи, купля прадеда нашего».
Ахмыл, конечно, поверил не сразу – а кто бы на его месте поверил? Но, когда после проверки слова бородача подтвердились, мгновенно раскаялся. Так мол и так, ваше родовитость, не извольте гневаться, ошибочка вышла. Не признал, хотя и мог бы признать по лихости вашей: «Благословен ты, Игнатий, иже упасе люди своя и соблюде град сий. Царева кость наше племя, еже ти зде будет обида, да не ленися дойти до нас».
Не обошлось, конечно, и без компенсации причиненного морального вреда: «И взем [Ахмыл] 40 литр серебра, и вда владыце, а тридесять литр дасть клиросу его. И взя тешь у Игната, целова Игната, и поклонися владыце, и взыде на конь, и отъиде во свояси».
Завершается «Житие Петра царевича Ордынского» так:
«Дай же, Господи, утеху почитающим и пишущим древних сих прародитель деяния зде и в будущем веце, а Петрову роду сему соблюдение и умножение живота, не оскудеет радость без печали. Вечная их память до скончания миру. Богу нашему слава, и ные и присно, и во веки веком. Аминь».
«Петров род» и впрямь не только умножился, но и принес немало славы своей новой родине. По некоторым данным, среди потомков ордынского царевича числится не кто иной, как сам Дионисий – один из Великой Тройки наших иконописцев. А позже потомки царевича Петра приняли фамилия Чириковых и несколько столетий служили России.
А что до самого Петра…
Он был очень почитаем на Руси. Достаточно вспомнить, что в Архангельском соборе Московского кремля, древней усыпальницы великих князей и царей, стены расписаны фресками с их изображениями. Не всех, конечно, но наиболее чтимых. Так вот, блаженному Петру отведена там почти вся стена справа от алтаря — две фрески, две большие сюжетные картины. Притом, что Александру Невскому и Дмитрию Донскому досталось по одной. В Ростовском музее висят иконы с его житием.
Увы, с основанным им монастырем время обошлось неласково. В 30-х годах разрушили колокольню и сровняли с землей храм Петра и Павла. Оставшиеся постройки и башни стены были переделаны под жилые дома и фабричный корпус.
Во время войны там был хлебозавод. В пятидесятые годы его перенесли в другое место, а в церкви Похвалы Богородицы начали разливать газированную воду.
Кстати, именно здесь снимали знаменитый фильм Георгия Данелия «Тридцать три», где Леонов играл провинциального пивовара, готовившего почему-то лимонад.
Прямо в храме стояли огромные резервуары для газированных напитков. В 70-х годах их демонтировали, причем, чтобы вытащить огромные бочки, рабочие разобрали часть кровли и краном поднимали их наружу.
К девяностым от монастыря не осталось практически ничего. Пытались восстановить церковь Похвалы Богородицы, но дело продвигалось плохо — денег нет.
А сам Петр… От храма Петра и Павла, где хранились его мощи, остались только фундаменты. На этих фундаментах были построены несколько боксов под грузовой автотранспорт.
В ту поездку мы с женой дошли до этого гаража.
Где-то там, внизу, под старым «уазиком», под асфальтовым полом, залитым отработанным маслом, и лежали останки Данияра-Петра, правнука Чингиз-хана, ставшего русским святым.
Я человек нерелигиозный, но еще тогда преисполнился убеждения, что все это как-то очень неправильно.
Слава богу, в последние годы кое что изменилось.
В апреле – мае 2005 года на средства благотворителей были выкуплены административно-хозяйственные постройки обанкротившегося предприятия и первый этаж братского корпуса. После сноса гаражей осенью 2005 года начато производство шурфов — искали останки Петра. К декабрю останки южной стены были полностью вскрыты и точно определено нахождение раки преподобного Петра, которое совпало с ранее установленным по сохранившимся чертежам собора.
На этом месте была установлена временная рака из кирпича с памятной надгробной плитой, а рядом был установлен и освящен памятный крест.
А вот так этот крест ставили:
Восстановленный монастырь живет трудно — сами видите по фотографиям. Но богослужения совершаются регулярно, 5-6 раз в неделю, потихоньку ведется ремонт и реставрация переданных зданий. Потихоньку — поскольку денег по-прежнему ни на что нет.
Но в России это, похоже, вечное состояние.
Мы держимся, да.
_____________________________
Практически все фотографии — с сайта Петровского монастыря. Изображения иконы «Петр царевич Ордынский в житии» и клейм с нее — с сайта ИКОНОГРАФИЯ ВОСТОЧНО-ХРИСТИАНСКОГО ИСКУССТВА.
Еще материалы Вадима Нестерова в ФИНБАНЕ
Вадим Нестеров — теперь могу писать некрологи
Вадим Нестеров — Почему Путин перестал встречаться с писателями
Вадим Нестеров — Сказочные герои меняют пол или Сидоров, который живет на крыше