Вот такое хуёвое Лето (лонгрид)
Сергей и Егор Летовы
«В последние годы многие мои старые друзья оказываются в плену инерции. Допустим, разговариваешь с одним музыкантом о марксизме, коммунизме, левом движении. А он вспоминает, что его в молодости коммунисты заставляли подстригаться. И он до сих пор не может им простить, что стричься заставляли.
Есть ряд других людей, которые очень сильно зависят от поддержки зарубежного искусства. Вот представьте себе: человек живет большей частью за счет зарубежных фестивалей. Внутри страны он не зарабатывает. Но его выступления за границей оплачиваются. Не щедро, но по отечественным меркам прилично. Если этот человек начнет высказываться против, он совершенно точно потеряет поддержку.
Вот я как-то выступал в одном проекте в конце 90-х годов и высказался по поводу бомбардировок Югославии странами НАТО. Неосторожно. И это было последнее мое участие. На этом проект прекратился, сразу же. Может быть, это совпадение. Но я не думаю.
На самом деле, все эти кураторы, фестивали – это определенный аппарат идеологического принуждения. И если ты, так или иначе, не играешь по правилам, не выполняешь волю заказчика, то ты оказываешься исключен, как они говорят, из мирового художественного процесса. Не больше, не меньше! То есть, ты больше нигде не появишься, не будешь нигде выступать. У тебя перестанут издавать диски. Все!
…Современный художник – не властитель дум. Властителем дум он был в 80-х годах. А сейчас – это человек из сферы обслуживания. Он занимает такое же социальное положение, которое занимает официант. Современный художник создает для богатых арт-объекты, картины, которые будут висеть в банках. Или выставляться на биеннале. И музыкант – из сферы обслуживания.
— То есть, мнение богемы ничего не значит?
— Какое мнение у слуги в том или ином вопросе? За что ему деньги платят, такое у него и мнение. Зачем от него требовать своей собственной яркой жизненной позиции?
Однажды меня пригласила одна известная певица сыграть на дне рождения какого-то банкира. И там я увидел наших замечательных актрис, которые просят у всего мира простить их ради Бога, которые кричали банкиру: «Сергей Николаевич! Вы великий человек! Я рада, что я дышу с вами одним воздухом! И мне так повезло! Мы же родились с вами в одно время!». Там присутствовали наши выдающиеся актеры, кинорежиссеры, музыканты. И все они пели славу Сергею Николаевичу. Был даже настоятель буддистского монастыря из Индии, который звонил в колокол и пел мантры в адрес Сергея Николаевича на санскрите. Это мир, который ждет своего нового Гоголя».
(с) Сергей Летов
Виктор Цой с Алексеем Рыбиным
Алексей Рыбин (прозвище «Рыба» — участник первого состава группы «Кино») :
В юности я был антисоветчиком. Таким, в общем, ярым. И большинство моих товарищей — тоже. Кто-то декларировал это, кто-то — нет, но по умолчанию мы все были «против». Мы смеялись над Брежневым, ругали «совок», считали, что условный «Запад» — это единственная территория, на которой можно жить нормальному человеку.
Я, мой товарищ Витя Цой, Панкер, Пиночет, Свин — Андрей Панов, сын известного артиста балета Валерия Панова, эмигрировавшего в Израиль…
Мы были одной веселой теплой компанией, которую сейчас бы назвали «оппозицией».
Мы презирали всё советское и слушали Sex Pistols. Тогда мы не знали, что Джонни Роттен хотел эмигрировать из Англии в ГДР, но его не взяли, убоявшись слишком, по меркам восточных немцев, экстремального облика и невнятной репутации. Не знали, что Роттен, лидер лучшей в мире панк-группы Sex Pistols, — совершеннейший социалист, искренне ненавидящий капиталистическое общество, в котором он вырос и которое всячески высмеивал и даже оскорблял. До того, что многократно был нещадно бит — и полицией, и ребятами из британских спецслужб, и добропорядочными англичанами в пивных.
Мы многого не знали, не хотели знать и не верили тому, отголоски чего до нас доносились. О том, что весь панк-рок, казавшийся нам олицетворением «западной свободы» — панк-рок тех лет, конечно, — имеет устойчивый крен в социалистическую идеологию. Что панк-рок — самое политизированное направление в рок-музыке. Мы всё это игнорировали.
Высмеивание и презрение ко всему, что происходило в СССР, не помешало, однако, лично мне окончить школу, получив очень разносторонние знания — благодаря изумительной, как я сейчас понимаю, школьной программе, во многом заимствованной из гимназических курсов дореволюционной эпохи.
Не помешало — я ведь воспринимал это как должное — отдыхать много лет подряд в пионерском лагере в Усть-Нарве и с родителями в Крыму. Не помешало бесплатно отучиться в двух институтах. Без проблем устраиваться на работу и зарабатывать по тем временам вполне приличные деньги…
Не помешал мне «социалистический режим» играть в «подпольной группе» «Кино» вместе с моими друзьями Витей Цоем и Олегом Валинским, ныне — начальником Октябрьской железной дороги, а тогда — плотным, кудрявым барабанщиком…
Записываться на «подпольной студии» Андрея Тропилло, которая только в музыкальных журналах до сих пор называется «подпольной», а на самом деле являлась бесплатным кружком в Доме пионеров и школьников на Охте, в которой обучались ребята, мечтающие стать звукорежиссерами. И адрес этой студии был широко известен. Как и адрес, собственно, Дома пионеров.
Всё это не помешало мне с радостью принять 1991 год. О чем я сейчас вспоминаю без стыда, но с ужасом. Чего стыдиться собственной глупости? Ее нужно изживать. Принять, понять — и постараться больше в нее не впадать. Как-то подрасти, что ли. Пора уже.
У меня это получилось довольно поздно. К началу 2000-х.
Век живи — век учись. Мне не стыдно. Лучше поздно, чем никогда.
С Джонни Роттеном я встречался лет шесть назад, когда у Sex Pistols был последний мировой тур — воссоединение. Они играли в Санкт-Петербурге, в «Юбилейном», а потом мы с Роттеном катались на кораблике по Неве. Я, Панкер и масса наших друзей и знакомых. Говорили с Джонни — он по-прежнему социалист и по-прежнему клял Европу — а заодно и капиталистическую уже Россию.
Любопытно. Я привык, что Россию нынешнюю проклинают либералы-оппозиционеры, условно говоря, кричащие о том, что «мало капитализма», что «капитализм не тот», не правильный… Что нужно «всё как в Европе»… «ценности»…
Роттен же как от огня от этих ценностей бежит и нам всё говорил, что не ценности это никакие, а дешевый и страшный развод… Да мы и сами уже всё понимали. А сейчас понимаем еще больше. Вот такая была встреча с кумиром юности. Не сказать, чтобы печальная, нет. Было весело. Но странно.
Всё повернулось на 180 градусов. И мы снова с Роттеном, и снова против. Против «европейских ценностей». Удивительные вещи делает время.
«Увы, русский художник интересен миру только как хуй в плену у ФСБ. От него ждут титанического усилия по свержению режима, шума, вони, звона разбитой посуды, ареста с участием двадцати тяжеловооруженных мусоров и прочей фотогеничной фактуры – но, когда он действительно свободен, идти ему особо некуда. Мировой пизде он уже не нужен. Больше того, он становится для нее опасен – и она делается невероятно далекой и обжигающе-холодной…» Виктор Пелевин
Это было именно то, что ждали, жаждали. Все равно, что собралась над Россией огромная туча, воздух наполнился электричеством. Повисла душная, гнетущая тишина. И номенклатурный народ на 1/6 части суши с тоской переглядывался. Сейчас нам русские ВЛОМЯТ. За все — за 70-летнее издевательство, за разрушение культуры, за то, и это, и вот еще то, и вот это не забудут… Пинками, пинками по жирным задам, по загривку оглоблей… Ведь про себя вор знает очень отчетливо. Ночью разбудить — так список своих статей с «бисами» и «примами» отрапортует без запинки. И вдруг вместо удара грома и вселенского потопа пошел теплый смешной дождичек. Грибной, с солнышком, проглядывающим через опереточную вату облаков. 17 мая 1991 года по ленинградскому телевидению музыкант Курехин сказал, что Ленин — это гриб. Запрыгали в классики на одной ноге седовласые генералы во внутреннем дворе Лубянки — гриб-гриб-гриб.
Никто Курехина с его модернистскими поделками уже не помнит. А гриб запомнили. Помнят гриб — помнят Курехина. На днях провели канцелярский фестиваль, посвященный его 50-летию. Ибо гриб это то, что доктор прописал. Гитлер? Да какой Гитлер. Хи-хи, ха-ха, опереточный чарли-чаплин. Что, холокост? Где, когда? Он слишком был смешон для ремесла такого. Есть в Иерусалиме проспект Гитлера, несколько больших памятников. А чего такого-то? Рядом со Стеной плача — мавзолей.
Гриб-граб-гроб-груб.
Умер вскоре Курехин. Молодой еще человек. От болезни страшной — рак сердца. Когда сказали по телевизору, все расхохотались. Ох уж этот Курехин, опять хохму какую-то придумал. Стали собирать деньги на операцию, в доказательство болезни показали в новостях постмодернистскую фотографию шутника. Тот лежал на постели и улыбался. «Рак сердца» в качестве посмертного глумления обыграл комик Дыховичный в своей комедии «Копейка» (местами, действительно, смешной).
Нет, упаси господи, я не хочу сказать, что люцифероподобный диктатор, вылезая из загробного мира через окровавленную пентаграмму… Хотя такая мысль уже озвучивалась заболевшим раком Дмитрием Волкогоновым. Свою книгу о Ленине он закончил следующей фразой:
«Луис Фишер (русское издание) и Роберт Кларк, написавшие честные книги о лидере большевиков, умерли еще до выхода книг в свет. Ленин как будто излучает поражающую радиацию в отношении тех, кто вознамерился правдиво сказать о нем… И я не знаю, удастся ли мне увидеть эту книгу напечатанной».
Нет, я о вещах более простых, житейских. Тут указание Божие на то, что нельзя путать жизнь с фарсом. Делу — время, потехе — час. Карнавал — это не быт, а исключение. Автор теории карнавализма в России прыгал по лагерной зоне на одной ноге. Прыг-скок, прыг-скок на костылях. Издевался, куражился над благородным Достоевским, изображал его клоуном с наклеенным носом из папье-маше, вот, мил дружок, и попрыгай теперь. Вышибло напрочь хамский карнавализм у Бахтина. Печататься предложили, шарахнулся Михаил Михайлович чуть ли не под кровать — упаси господи, мне и так хорошо. Тепло, пенсия 20 р., не бьют. Очень хорошо. Западноевропейский кривляка Хейзинга, изображавший всю средневековую культуру ярмарочным балаганом, перешел в мир иной, не подавившись поросенком на деревенской свадьбе, а скончавшись от голода в кульминационном акте мировой трагедии. Делу — время. Не хами, не издевайся над людьми. Ведь Хам не отвернулся от наготы отца своего. Действительно смешно: папка с голой попкой на мамке прыгает. Ну как тут не рассмеяться: карнавализм. Но ведь вовсе не Пиноккио сам Хам — живой человек. И издеваясь над актом своего рождения, превращая таинство в фарс, он и себя помещает в кукольный театрик вовсе не Бога, а существа тоже мелкого и любящего пошутить. Захочет — ногу оторвет. Захочет — в костер бросит. Запросто. И плакать не даст. «Че ты? Это карнавализм. Ты прикололся. И я прикололся. Чего, шуток не понимаешь?» Ленин — гриб, Курехин — рак.
Кстати, откуда взялся гриб? После разрастания курехинского гриба до размеров водородных, догадливые критики решили, что тут аллюзия на мескалиновую культуру хиппи: мухоморы, Кастанеда, лизергинсалицилдиэтиламидовая кислота. Вроде как сбылась мечта советского андеграунда: залить в водопроводную сеть ведерко ЛСД. «То-то станет весело, то-то хорошо».
Берусь утверждать, что истоки курехинской хохмы более солидные. Впервые Ленина назвал грибом Солженицын в нелепом «Красном колесе»:
«Голову носил Ленин как драгоценное и больное. Аппарат для мгновенного принятия безошибочных решений, для нахождения разительных аргументов — аппарат этот низкой мстительностью природы был болезненно и как-то, как будто разветвленно поражен, все в новых местах отзываясь. Вероятно, так прорастает плесень в массивном куске живого — хлеба, мяса, гриба, — налетом зеленоватой пленки и ниточками, уходящими в глубину: как будто и все еще цело и все уже затронуто, невыскребаемо, и когда болит голова, то не всю ощущаешь ее больную, но такими отдельными поверхностями и ниточками».
Несколькими страницами ниже Солженицын обобщает. Ленин сидит на мокрой лавочке у обочины швейцарской дороги. Мимо скачет на лошади красивая женщина: «Всадница сидела невозмутимо или печально, смотрела только перед собой под уклон дороги, не покосилась… на дурно одетого, внизу к скамейке придавленного, в черном котелке гриба».
Гриб из-под шляпки пялится на заграничную фату-моргану. На дворе март 17-го. Занавес.
Именно Солженицын заложил основы постсоветского представления о Ленине как о чокнутом профессоре. Что же такое произошло с Россией в 1917 году? Да известное дело — В УМЕ ПОВРЕДИМШИ. Русские психические — у них есть (внимание!) ИДЕЯ. В этой параноидальной идее — истоки и смысл русского коммунизма. Именно русского. Явление это доморощенное, сугубо национальное. А конкретным исполнителем русского плана оказался безумец с заплесневелым мозгом. Вуаля — концы в воду. А что делать — «крези рашен». Тяп-ляп, покатилось колесо. Где не склеилось, можно мистицизму подбавить. В роли дьявола-искусителя у Солженицына выступает Парвус. Приходит к ничтожному «Грибу» — без связей, без денег, без опыта практической работы — и возносит на политический Олимп. Откуда же связи, деньги и опыт у самого Парвуса? Солженицын не знает, да, похоже, сие знать простому смертному и нельзя. Единственный раз за все десятитомное «Колесо» автор прибегает к филологическому чуду — Парвус без спичек и керосина зажигает керосиновую лампу и поддерживает в ней огонь полтора часа. На этой «керосинке» и поджаривается идеологическая яичница романа.
Так Солженицын (разумеется, невольно) подтвердил и, так сказать, «проиллюстрировал» отвратительную расистскую клевету на Россию.
Но даже в этом виде интерпретация событий была опасной. Ибо сам автор смехотворной концепции был вполне серьезен. Неправдоподобно серьезен. И прожил серьезную, достойную жизнь. Поэтому в дело пошел пересказ пересказа, так сказать, карикатура карикатуры. Это принялось сильно и за последующий десяток с лишком лет разжевано профанами до лубка. Похоже, дело закончил второй «политкорректориссимус» России — Сокуров. Сей кинематографический новатор, сделавший себе имя на претенциозном ломлении в открытую дверь («Ельцин хороший»; «Гитлер плохой»; «До революции была культура»; «Волга впадает в Каспийское море»), в 2001 году снял фильм «Телец».
Ленин Сокурова — разбитый параличом идиот, ржавый рупор все тех же беликовских максим: «Быть тираном — нехорошо»; «Нормальный индивидуум должен жить своим трудом»; «Нельзя брать чужие вещи»; «Лошади кушают овес и сено». Автору кажется, что положение спасает парадоксальность ситуации: трагикомедия немощного диктатора. Сокуров бы очень удивился, узнав, что еще греки говорили, что нет ничего смешнее престарелого тирана и что на заре нового времени ситуация больного Ленина была в деталях описана Коммином в его мемуарах о Людовике XI.
Сам по себе фильм Сокурова снят не без таланта. Дело, однако, заключается в том, что это единственный фильм о Ленине за все постсоветское время, фильм этот снят человеком, чутко улавливающим политическую конъюнктуру, и суть картины в подмене человеческого лица гиппократовой маской.
«Телец» трудно отнести к жанру комедии. Тем не менее, как и в «Красном колесе», образ Ленина там совершенно пародиен. Конечно, можно и посмеяться, и нужно посмеяться. В Ленине было много комичного, даже фарсового. Но именно МОЖНО, и именно И. Как бесплатное приложение или карикатура на последней странице газеты. А когда кроме этого ничего нет, когда в центре короткие смешки, а по всей стране стоят монументы на всевозможных «ленинских проспектах», то ведь, господа-товарищи, над чем смеетесь?
Я не собираюсь здесь ничего говорить о Ленине. Я только покажу один портрет. Портрет не Ленина, о котором еще в 17-м сказали — это не человек, а ФИРМА, а портрет индивидуального сотрудника этой фирмы, который много над нами ПОРАБОТАЛ.
Это один из руководителей русского масонства Игорь Кривошеин. Добрый, наивный человек. И фамилия мультипликационная, вроде знаменитого Безухова. Сей Кривошеин из-за своей необыкновенной наивности и прекраснодушия в возрасте 48 лет внезапно стал фанатичным сталинистом, начал рваться из Франции в СССР. Бедный, наивный, добрый человек. Видно, ностальгия замучила. Не хватило ему трех высших образований и многолетнего сотрудничества с Интеллидженс Сервис и Сюрте Женераль, чтобы понять, что Сталин не очень хороший. Получил он советский паспорт, приехал в Советскую Россию. Тут бы бериевским палачам действительного, настоящего шпиона и разоблачить, навернуть по звездочке на погоны. Но несмотря на сверхрасстрельные обвинения в сотрудничестве с гестапо, английской и французской разведкой, а также туманной «международной буржуазией», планетарный добряк был устроен бережно, в месте особом. Знаменитом Марьине под Москвой, в бериевской «шарашке». В этом круге первом, по странному стечению обстоятельств Кривошеин встретился с Солженицыным и Львом Копелевым. И там в приватных беседах объяснил молодым аборигенам:
— Ленин, Ленин. А кто такой Ленин. Да так, гриб. Не было никакого Ленина.
И концы в воду. Сам Грибник в 1974 году, то есть одновременно с Солженицыным, уехал во Францию. Отдыхать. Тихо, без шума. А Солженицын с довеском Копелевым вырвался на оперативный простор, покатил красное колесо: гриб, гриб. «Ленин сумасшедший петрушка, которого нашли немцы».
Тогда, в конце сороковых, Кривошеин, конечно, беседовал с другими молодыми советскими интеллигентами. Вполне можно допустить, что какой-нибудь смышленый Сидоров ему возразил:
— Я вот чего не пойму. До революции у русских социал-демократов было пять съездов. Ну, первый в Минске из двух с половиной человек, и то разогнанный. Фиктивный, для солидности. Итого четыре. Второй, то есть учредительный, в Брюсселе, столице английского сателлита. И в Лондоне. Третий — в Лондоне. Четвертый в нейтральном Стокгольме, на идеологически ничейной территории. И пятый опять в Лондоне. Съездов РСДРП ни в Германии, ни во Франции не было. Значит… Или Вы говорите, что Ленин шут гороховый, которого знало до 17-го года несколько человек? Нет, Ленин был главой малочисленной, но шумной фракции в русском парламенте, все заявления которой мгновенно получали мировую рекламу. Ленин ДО революции входил в международный клан профессиональных политиков Европы, его корреспондентами были: Вандервельде, председатель Международного Социалистического Бюро и министр бельгийского правительства, секретарь МСБ и тоже министр Гюисманс, председатель Национального совета швейцарского парламента Гримм, депутат австрийского парламента и министр иностранных дел Адлер и т.д. Сам он в течение многих лет был членом руководства II Интернационала, то есть организации, в которую («Социнтерн») до сих пор входят множество президентов и премьер-министров западноевропейских государств.
Потом, все, что говорил Ленин в 17-м, сбывалось с железной закономерностью. Например, он говорил о революции в Германии и Австро-Венгрии, люди смеялись: утопия. Но ведь произошла там революция. И дошло вплоть до гражданской войны и советских республик в Венгрии и Баварии. Возникли там советы вовсе не в результате помощи большевиков. Какая помощь в 1918-1919 гг., если в это время основной лозунг был «день простоять и ночь продержаться», и продержаться именно до начала революции в Германии. Помощь большевиков западным революционерам в то время — это что-то вроде помощи пассажиров тонувшего «Титаника» правильному сообщению между Европой и Америкой. Действовали в Германии и Австро-Венгрии силы сторонние, и о предстоящих действиях этих сил Ленин знал, у него был трезвый расчет. Это вовсе не политический мюнхгаузен и пустышкин. У него была ИНФОРМАЦИЯ, и информация конфиденциальная. И какие, к черту, немцы доставили в Петроград Троцкого, приехавшего из Америки не через германскую, а через английскую (канадскую) территорию?
И пошел бы дальше: а вот то, а это. А вот еще факт. И еще.
И завертелась бы английская погань, как сколопендра под пинцетом энтомолога, засучила своими бесчисленными лапками, забрызгала пахучими выделениями. Обрушилась бы вся система эпициклов, десятилетиями внушаемая советской властью в полном единодушии с метрополией. Полетели бы и немецкие деньги, и «мировой цыганский заговор», и «дельцы Уолл-стрита» и великий восток Франции. Все это мы уже слышали.
Однажды повезли меня в совминовский дом отдыха. Машина ехала по загородному шоссе — прямому как стрела. Наконец доезжаем до какого-то отростка. У отростка БУКЕТ запрещающих знаков: объезд, кирпич, ремонт дороги, поворот запрещен. В общем: езжай на все четыре стороны, только ни в коем случае не на совминовскую дачу. Такой дачи нет, это, сынок, фантастика.
Если вы занимаетесь историей революции, сначала вам расскажут, что это «широчайшее творчество народных масс». В телевизоре живут Хрюша и Степаша, если там включить свет, они проснутся и расскажут интересную историю под вывеской «Спокойной ночи, малыши».
Если вы закончили среднюю школу, «она сама себя высекла» срабатывает неважно. Поэтому вывешивают более сложные дорожные знаки:
1. Во всем виноваты немцы. Печатают в ЛОНДОНЕ книгу с кое-какими интересными фактами. Автора подбирают с приятной для русского глаза фамилией — Катков.
2. Во всем виноваты американцы. Русский книжный рынок заваливается писаниями «американского патриота» Саттона о злых заокеанских толстосумчатых. Как нетрудно догадаться, «патриот» родился в ЛОНДОНЕ и затем был успешно заб…, извините, натурализован в США.
3. Что, немцы не нравятся? А на американцев не купились? Тогда в бой идут танки — во всем виноваты евреи. Пишется толстый том, данных — море. Тут же переводится на русский язык и под носом у КГБ (глупые, наивные) печатается «патриотическим подпольем». Автор? Дуглас Рид — ВЕДУЩИЙ СОТРУДНИК «ТАЙМС», специалист по черному пиару, антифашист с международным именем и, разумеется, кадровик СИС. На склоне лет, после разгрома Гитлера, «прозрел» и стал записным антисемитом. Так сказать, поворот на 180 градусов. Чего же, человек служивый:
— Кру-гом!
— Ать-два.
Приказ — закон для подчиненного.
Да, забыл про многострадальных масонов. И первая, и вторая, и третья версии густо посыпаются соответствующими специями. Эти проклятущие масоны живут везде: в Германии, в США, во Франции. На последнее государство вина за русскую революцию непосредственно не возлагается (уж слишком тесные отношения у Франции были с Англией), зато все русские революционеры (разумеется, с аккуратной выемкой большевиков-ленинцев) объявляются членами французских масонских лож. Ну и, разумеется, евреи — это все сплошь масоны.
В общем, виноваты все. Все, КРОМЕ АНГЛИИ.
Впрочем, вернемся к нашему Сидорову. Точнее, возвращаться-то и не к кому. Если бы нашелся такой умник в Марьино, жить ему после этого оставалось недолго. Направили бы его из золотого Подмосковья куда-нибудь подальше, на урановые рудники. Прожил бы он там год-два. Позвонил бы Кривошеин, этот добрейший, простодушнейший и наивнейший «мистер Пиквик» (отзывы подлинные):
— Сидорова не надо. Умный.
— А Копелев и Солженицын… «Мистер Пиквик» забарабанил пальцами в кабинете у Берии:
— Ну, Копелева всерьез брать нельзя. Этот за деньги сделает все и, следовательно, ничего. Разве что на подхвате поставить. А вот Солженицын… Человек вполне честный, с правилами. Есть слог, в будущем и литературный талант, может быть, даже большой. В интеллектуальном отношении… не дурак. Далеко не дурак. Но глубоко рыть не будет. Где укажут, нароет что надо. Посмотреть налево-направо, копнуть дальше — не додумается. Тугодум. Ставку надо сделать на Солженицына.
И сделали.
Дмитрий Галковский
2004