Владимир Яшке — «О, Зинаида!»
Яшке
Владимир Евгеньевич
1948 — 2018
Дедушка «Митьков»
Отчаянье
Не избегаю игр
Бетонных этих джунглей.
Вдыхаю этот смрад,
Как наркоман эфир.
Здесь будни — злой кошмар,
А праздники — как будни,
Здесь суета сует
Единственный кумир.
Здесь выжить не хотят,
Покорно гните спину,
Но нечего терять
Мгновение поймать.
Один на всех закон
Бессонницы и сплина,
Одна на всех вина
Все локти искусать.
Я обожаю вас,
Сложившихся подушек
Бесценно сладкий пух
И окон полумрак!
Постой, не уходи,
Любовницей задушен,
Отдай мое добро,
Засранец и дурак.
Как тело прокормить,
Не продавая душу,
А если уберечь —
Как выгодней продать?
Кто друг тебе, кто враг
И не был ли прослушан
Последний разговор?
Бежать? Куда бежать?
И волк среди волков
Не принятый случайно
В их стаю,
Зная тайны я ее,
Кто бережно несет
К земле обетованной
Все мелочное бешенство свое,
Кто Росинанта ждет,
Кто плавает елеем,
Кто гений, кто кретин,
А кто-то просто псих,
А мне — мне наплевать,
И без вина пьянея,
Вдыхая смрад
Выхаркиваю стих…
Москва, 1974 (Бульдозерная выставка)
Площадь Восстания
На углах у площади Восстания
Девушки знакомые стоят,
Не грозят в ментовках им дознания,
Ни позор, ни штрафы не грозят.
Даже если малолетки новые,
Их никто за это не винит –
Улыбаются чины ментовые,
Участковый ласково журит.
Среди них одна рыжеволосая,
В канапушках, в бантиках, с косой,
Аппетитно-нежная, курносая,
В платьице шикарном. Боже мой!
И нахлынули воспоминанья,
И затрепетало все в груди,-
Надо же — на площади Восстания!
О, нет, нет! Постой, не уходи!
Но, когда я замер озадаченный,
Черный «Мерс» изящно подкатил,
И девичий стан, шелками схваченный,
Прямо с тротуара подхватил.
Из окна махнула ручкой белою,
Подмигнула и исчезла с глаз долой…
И зачем, куда и что я делаю,
Я не вспомнил. И пошел домой.
Я не успею даже удивиться…
я не успею
даже удивиться
как кобальта
кровавой желтизны
вдруг нарисую
рыжую девицу
несбывшейся для счастья
новизны
и что сказать? —
конечно — Зинаида
и то сказать —
своих пристрастий раб —
такая, знать,
мне по судьбе планида
и перед ней я
дик и наг, и слаб…
и обнимая свои голые колени
улыбки нагло-робкой не тая
и с полотна
и из стихотворенья
она уже не смотрит на меня
и не в моей
уже сегодня власти
и вдохновенному —
не обессудь —
из новизны
не сбывшегося счастья
в сегодняшнее завтра
заглянуть.
Умереть в Париже
По наклонной я качусь,
Падая все ниже,
И поэтому хочу
Умереть в Париже.
Умереть, конечно, вру,
В остальном — без фальши,
А в Париже не умру,
Буду падать дальше.
В Барселоне, даже пусть
И у края света,
Дальше некуда, забьюсь
В Аргентине где-то.
Понимаю, что игра…
Что придумать лучше?
А наклонная хитра,
Падает все круче.
А наклонная права:
Замелькают страны,
Замелькают острова
Доли окаянной.
Лондон, Глазго и Тулон,
Крокусы и мальвы,
Ницца, Мальта, Лиссабон,
Попугаи, пальмы.
Карабинер, Альгвасил,
Люберцы, Калькутта,
Обезьяны, крокодил,
Шантропе, Мапута,
Брахмапутра Шива По,
Барракуды, киви
Титикака, Лимпопо
Гуантанариви,
Танганьика, Суринам,
Сакья-муни сени,
Надоело все к хренам
До едреной фени.
Ну, конечно, я вернусь,
И куда уж ниже
Завтра в Питере проснусь
Умирать в Париже.
Лебедева, 1980
Пушкинская, 1994
Такая ё моё любовь
тряслась кровать
рвались фугасы
звенели стёкла
выл самум
на товсь была
система НАСА
взошла луна
и рухнул ЦУМ
повсюду раздавалось:
«К бою!»
рекой лилась
повсюду кровь…
вот так мы
встретились с тобою —
вот это
ё моё — любовь!
но отгремело
отсвистело
отрушилось
и пронеслось —
покоя тело захотело
душе в кровати
не тряслось
хотелось с чаем
есть куличик
в саду гулять
вина попить
хотелось слушать
певчих птичек
и рыбку удочкой ловить
ты ж — ненасытная —
дрожала
от страсти
яростно визжа…
ну ничего же
не стояло
кроме
иголок у ежа!
а мне
хотелось без напасти
зевать
почёсывая бровь… —
какие ещё
на хрен страсти
какая
ё моё
любовь?!
Трамвай любимая и я…
трамвай любимая и я —
у нас любовный треугольник
я вне себя
я злюсь как школьник —
опять трамвай не взял меня
до остановки на бульваре
где эта девушка сойдёт…
и я сижу на тротуаре
пока другой трамвай придёт —
здесь в пополудни пять от зноя
в тени домов не продохнуть
и жарит солнце как шальное —
машин народу шума — жуть
всё растекаясь по асфальту
свершает суету-сует
мир кувыркается как в сальто
и в нём меня как будто нет —
я там где девушка в трамвае
и где она сейчас сойдёт
и где её быть может ждёт
какой-то непременно фраер —
он трус подлец и негодяй
она ему конечно верит
её он этак взглядом смерит
и всё — любимая — прощай
прощайте кудри золотые
прощай небесная мечта
а может и мечта не та —
не хуже кудри есть другие —
чем хуже эта — чудо прерий —
и эта — с грудью у столба…
но тут трамвай пришёл и в двери
меня затиснула толпа
и я — врастая в обстановку
и третьим не желая быть —
её проехал остановку —
мне всё равно не там сходить.
К Зинаиде
тебя, Зинаида, любили министры,
тебя, Зинаида, любили бомжи,
милиционеры, шахтеры, артисты,
послы, моряки, пионеры, вожди.
другие бы скурвились и сблядовались,
другие б навек извалялись в говне,
но ты презираешь их подлость и зависть
и девственно чистой приходишь ко мне.