В последние недели интеллектуальная публицистика страны обратилась к глубинной политической философии. Целая вереница авторов выходила уже к предполагаемой публике и, продемонстрировав свою умственную мощь и владение словом, высказывалась по предложенной теме.
С какой бы целью ни начинался сам разговор — в конечном итоге мы имеем дело с дискуссией о настоящем и будущем т. н. «политического постмодернизма». Причём не только на Западе, конечно. Но и в мире вообще, и у нас в частности.
Во-первых, о чём речь.
Сам по себе постмодернизм — это как раз такая штука, чтобы любое его определение было только одним из возможных. Это, грубо говоря, представление о том, что реальности нет, а есть варианты её описания.
Поэтому, соответственно, постмодернизм политический — это представление о том, что из настоящих идей, искренних идеалов и реальных фактов можно нарезать и наклеить много интересного цветного вранья, и наделать игральных карт, и в эти карты некие элитные игроки смогут успешно надувать друг дружку и низшие социальные слои, и все в итоге будут в выигрыше. Ведь всё это враньё будет в конечном итоге не хуже реальности, ибо реальность вообще невозможно описать иначе чем враньём.
Во-вторых, из-за чего спор.
Политический постмодернизм считается у интеллектуальных критиков «инструментом либералов», которые ставят во главу угла собственные личностные интересы, а не интересы своих народов и государств. С помощью постмодернизма, пишут интеллектуальные критики, либералы создают поддельные игровые варианты идеологий — вплоть до либерал-империализма и либерал-патриотизма.
Как легко понять, в мире интеллектуальных критиков политическому постмодернизму либеральных элит должна противостоять какая-нибудь система взглядов «нелиберальных элит». Предполагающая — в противовес хитровычурному и многоликому постмодернизму — ясность и определённость понятий. И высшим благом политики определяющая не собственную выгоду элитариев, а благо своих родин и их населений.
А теперь о том, почему данный спор — сам по себе тот ещё постмодернизм.
Специалисты по переменам, публицисты и даже глава Сбербанка в последнее время усиленно уверяют нас, что мы живём в принципиально новом мире — мире, где на наших глазах изменяется сама экономика, сама природа отношений людей и труда.
Грубо говоря — сейчас возникает мир, в котором для создания большого количества ценностей и услуг можно будет тратить всё меньше человеческих усилий.
В связи с этим нелишним будет вспомнить, что само по себе существование элит последние тысяч десять лет по меньшей мере — объяснялось и оправдывалось тем, что кто-то должен, буквально вынужден концентрировать в своих руках материальные ценности и привилегии.
Что если вождь не будет хранить у себя запасы зерна и питаться лучше прочих — то в случае ЧП, войны и мора племя окажется беззащитно.
Что если банкир не сконцентрирует в своих руках капитал — то купец не получит кредит для снаряжения судна, и морской путь в Индию не будет одолен, и не разовьется торговля, и предприятия не будут обрабатывать импортные шерсть и брильянты, и экономика не расцветёт, и самой цивилизации не случится.
Что если ощипать богатых и знаменитых — то бедным и безвестным также не поздоровится, ибо это элитарии, вечные магниты предприимчивости, создают около себя деятельность, в конечном счёте кормящую и занимающую т.н. «простых людей», потому что где бы вы все работали без великого Форда.
…То есть, говоря проще — в течение всей истории цивилизации, с самых её истоков, самое жестокое неравенство между управляющими элитами и управляемым большинством оправдывалось вынужденностью. И все «фабрики согласий», с помощью которых элиты мобилизовывали или, напротив, усмиряли массы — неизменно пропагандировали вынужденность и неизбежность неравенства, и исключительность выполняемых элитами функций.
И, кстати, в общем всё равно, либеральны изначально эти элиты или нелиберальны.
Если история чему-то и учит нас — так это тому, что любая элита рано или поздно начинает самоизолироваться от неконтролируемого пополнения извне. А надёжно самоизолировавшись — она становится «постмодернистской». То есть нефтяные принцы, защитники чистой веры, ездят оттопыриваться в Лас-Вегас, и сенаторы России от патриотических фракций тихо отправляются по делам в Ниццу.
Сейчас «фабрикам согласия» (тем, что «создают новый язык лицемерия» или «новый язык правды», и «новые правила игры») предстоит поистине титаническая задача. Им предстоит как-то объяснить большинству, что, хотя умные роботы вскоре оставят его без работы, а крутые суперкомпьютеры с элементами искусственного интеллекта упростят управление так, что оно станет доступно и ребёнку — элиты всё равно должны остаться и даже увеличить отрыв от масс.
Даже непонятно, как они эту задачу будут решать и какую новую «игровую реальность» придумают.