БАБУШКИНА ВЕРА
***
на деревню дедушке
на поселок бабушке
начирикай ведушки
вот и будут ладушки
мы живем родимые
напиши е-почтою
оспадом хранимые
ждем с ним ставки очные
на двоих нам соточка
вскорости корячится
а в моейну глоточку
водка не струячится
вот беда кручинушка
тока хлопну белочка
значится судьбинушка
ни фига не целочка
а в моей окраине
шприц быстрее солнышка
а в ближайшей храмине
мне не колоколнышко
ночь курлычет вздорная
кохфий горько шпарится
щасте мониторное
сказ не быстро варится
а как выйдет ведушка
утро пялит зенки
притомился дедушка
и упал у стенки
2013
* * *
Не жизнь присутствует во мне,
а я присутствую при жизни.
И мысли… И такие мысли
являются по временам,
приходят, и сидят у ног,
и, преданные как собаки,
всё ждут чего-то от меня,
каких-то неземных ответов
на тот вопрос, который мной
себе же задал Бог? Природа?
Бог весть, кто задал, на беду.
И вот все ждет, когда умру,
чтоб снова этим же вопросом
себя безумно изводить.
И до пришествия второго
плодить, плодить, плодить, плодить
несчастий радости и смехи.
Я засыпаю, и на веки
садится ангел той любви,
которая свела с ума
такие сонмища поэтов,
что гнались за летучим светом
кошмарных дивных миражей.
И кто ответы находил,
ответ немедля приводил
во исполненье в исполненье…
Так, чтоб поверили, зачем
так горько плакали во сне,
об мостовую Саша Гликберг
стучался шалой головой,
и ехали домой цыгане,
и Гоголь хохотал в ночи
безумным, страшным, жутким Вием,
и шла немытая Россия
из «Бани» пиво пить к ларьку.
Приятель, дай-ка огоньку.
Не эти ли во сне Саврасов
земные хляби разглядел?
В них тонет смысл всех здравых смыслов.
С ума сошедший, пьет Паскаль
свои смертельные сарказмы,
а вечный мальчик Гегель спит
и видит сон про вечный синтез.
В канализации глубин,
в болотах Стикса и Харона,
в высоких черных сапогах
бредет понуро бог любви
за словом Третьего Завета.
Но к нам он больше не придет:
и так весьма всё хорошо.
Он нас накажет вечной жизнью
сменяющих себя родов,
как то предвидел Соловьев.
И бесконечная Земля
одна останется на свете.
И по орбитам будут дети
играть в пятнашки в быстрых люльках.
На темной стороне Луны
устроят кладбище придуркам.
Я буду сторожем при нем.
Бессменным, потому что умер
и занял место самым первым.
Еще первей, чем понял Ницше,
что Достоевский был правей,
левее Ленин. Клара Цеткин
нам будет доставать табак,
Платонов будет из земли
ругаться матом «Чевенгура»,
и, смердный запах разнося,
нас будет навещать Зосима,
а мы с Алешей будем пить
тысячелетнюю поллитру.
/Ленинград, 1990/
***
помолись за каждого кто умер раньше тебя
на год на неделю пусть даже и на минуту
помолись и не мучай вопросом меня
почему же так господи…? ну почему ты..?
помолись и не изводи себя этим зачем и на кой
чей-то стебелек ростом меньше и тоньше?
помолись
я со всеми и я с тобой
с тем который живой и его время дольше
2015
***
поговори со мной на арамейском
поговори со мной на птолемейском
поговори о чем молчит луна
о чем молчат свидетельницы звезды
заткнувшись в этом космосе морозном
поговори за бога молчуна
он ни гугу эпоха за эпохой
ему давно уже всё это похуй
он терпит но едва ли подойдёт
лишь молча смотрит в телескопа дуло
на результат случайного загула
когда пошло всё задом наперед
куски онтологического взрыва
мы вышли криво – плод Большого срыва –
и эхо врёт неведомым маня
поговори со мною
так тоскливо
в бачке малёк
а на цепочке слива
висит гимнаст распятый за меня
2016
***
Напиши это всё,
напиши и заткнись,
опиши
в этих проклятых буквенных знаках
всё, что было и сплыло
под именем жисть,
и подохни последней бездомной собакой.
И летай драным ангелом,
бейся в окно,
корчи рожи,
царапайся в тёмные стекла.
Ты со всеми ветрами теперь заодно,
и со всеми дождями, чтоб почва промокла.
А когда изойдёшься от слёз и соплей,
когда все корабли разобьются о волны,
позови Его,
просто скажи: «Пожалей»,
Он придёт и нальёт,
как бывало,
по полной.
И последнего пьяницы вопли и крик:
«ой мороз…», «ты мне друг?»
и другие баяны –
это всё твои весточки,
«помнишь, старик?».
Это мучают души твои тараканы.
2012
***
ты нигде
не один триедин всеедин
ты везде
на далекой звезде
и в пизде
вездесущим бозоном
дождь с грозою прошел
и пространство прошито озоном
и заброшенным трупом
лежит человец в борозде
2014
***
скажи
чем сердце успокоишь
то на луну как пёс завоешь
забьешься
кучею тряпья
заткнёшь углы в ночи постылой
и заскулишь
так тянет жилы
не жизнь твоя
а боль твоя
воткнулась сызмальства заноза
в белковую метаморфозу
не приведи господь понять
и треплется листком бездомным
по хлябям сырости бездонным
случилась же такая
блядь
2014
***
сентябрь
достать чернил и вылить
и запретить стихи строчить
дать закодированным выпить
глухонемым заголосить
услышать это оглашенье
слепым увидеть память снов
умалишенным
на мгновенье
явить творение основ
а смысла нет в листве горящей
в осеннем вызове воды
но есть в природе говорящих
предощущение беды
как в той оставленности богом
душа предчувствует обрыв
сплошной шлагбаум всем дорогам
и окончательный разрыв
…
до февраля не дотянули
навзрыд в сентябрьскую течь
и в тех чернилах утонули
и здравый смысл
и ночь
и речь
2014
***
Чего ты паришься, старик?
Чего мытаришься?
А шарик вертится.
Тик-тик.
Яичко сварится.
Вкрутую, всмятку?
Ложкой хлоп.
И сожран временем.
Чего страдаешь, остолоп?
Не страх со всеми-то…
Пойдешь на творческий навоз
и не на творческий.
Харе пыхтеть как паровоз
и жалко морщиться.
Лепи зануду-лабуду,
слезу прощальную.
Давай про эту, про свечу,
про поминальную.
Вот так к утру остолбенев
от пустословия,
застрочишь всякую хуйню
про богословие.
И так зальет словес понос
пространство кафеля,
что лучше б водки
да пожестче порнография.
2013
***
обожрешься собой
захлебнешься словами
пой рефлексия
ной
бог привет
между нами
за тобою собой
наблюдает оно
дно проекции той
о моё сатанó
человеко за веко
бревно во всю зенку
тем бревном
я пожизненно вмазанный в стенку
припечатан
за лужей большой напечатан
и надежно в ряды
запечатанных спрятан
рвется вон из себя
охреневшее эго
в микроскопе творец
наблюдает как мега
среди прочих
микробом корячится мег
задыхается
бедный
смешной
человек
2014
***
Вдруг баба с пустым ведром
перейдет дорожку.
С подворотни под ноги
метнется черная кошка.
Без денег ступишь в дерьмо,
и засветятся глазки.
Как хочется верить
в злые и добрые сказки.
С перепою креститься начнешь
и звать: Боже!
Плевать через левое
и в карман пихать фиги.
А Аннушка разольет масло,
и трамваем по роже,
даже если не знал,
что было в той странной книге.
Кукушка, кукушка, сколько мне?
Не первый с огнем играет.
А жизнь выйдет полная,
когда рак на горе свистнет.
Закрадется мысль подлая:
а вдруг он узнает?!
Спохватишься.
Да поздно.
Он – все твои мысли.
2013
***
правда с кривдой сидели на горочке
а под горочкой рай или ад
только всяк кто с спустился с пригорочка
не вернулся с ответом назад
все покинули
канули
сгинули
белый свет ожиданьем томим
правда с кривдою вдою раскинули
знать придется спускаться самим
2013
***
сядет ангел на тлеющий кончик пера
три пера моряков из марсельского порта
в голове ни хера и орут опера
поминая зарплату и в бога и в чёрта
и истлеет хабарик обжегши губу
на губе матюгнется затраханный дембель
и сожрав до костей головную кору
зафигачит земле термоядерный пендель
томно нежную лиру пустили на плуг
ямб в хорее и раком стоит амфибрахий
и в асфальт бежин луг балерины на круг
и последние истины посланы на хер
2013
***
что видно в окнах где погашен свет?
а мы на волю корчиться от боли
что видно в окнах через толщу лет?
и памятью контуженые воют
летят в ночи за тридевять земель
в ту молодость когда земля качнулась
и бился бог о запертую дверь
и даже смерть от жизни отвернулась
2016
***
ну вот и всё
лежишь зажавши рот
и взгляд пустой
на часовую стрелку
река течет
как эта жизнь течёт
и плачься
хоть в жилетку
хоть в тарелку
заразная кенжеевская хмарь
а и своей
на пять земных потопов
и рушится к полуночи словарь
и календарь
арабскими затопав
стучит по перепонкам
по мозгам
долой стихи
долой все эти книги
и бродят тени
по ночным стволам
показывая
языки и фиги
ну вот и всё
за чтеньем справлен плот
айда на тот
который в дымке берег
за тем
кто аки по суху идет
и тем
кто на него глядит и верит
2013
***
написать чтоб удивить
написать чтоб удивиться
сколь веревочке ни виться
ариадны эта нить
станет если тать споет
оду праведной природе
происшествие в народе
богу ей произойдет
ну а так что ум дрочить
дергать фасмерово вымя
любопытные нагими
брались яблока кусить
подглядеть как сам умрешь
вынуть мозг на сковородку
яблоко глазное в нож
и козлиную бородку
пляшут буквы гой еси
капля жизни в волоси
капля жизни капля смерти
бо помилуй мя спаси
седоум и седовлас
из глубин миропровода
явит агнца из урода
звездоокий центроспас
словоточие мудрил
слог шалеет от укола
по ступеням без перил
под статью без протокола
ну а дальше ты и сам
вечный хам и шах на мате
три шестерки небесам
и одна твоей палате
2014
***
маленький червячок
бедненький дурачок
пучусь на это небо –
мне бы
2013
яблочный спас
и врата захлопнулись (яблок с тех пор не ем)
и пошел он с ней (без ребра) создавать свóй эдемский сад
через много веков загорится звезда вифлеем
над землей где вышел у них нескончаемый ад
ты прости пепел в горсти и крести не крести
я гляжу окрест на всём твой окончательный крест
и куда теперь душу свою нести
коли из надежд высится черепов эверест
а кольнет в висок тоненький (чей?) голосок
заблестит слезинка а в ней фон триерова тоска
я ведь яблок не ем я пью свежевыжатый яблочный сок
а в саду пáданцев много и я их с носка
2015
***
А в этом умирании
стихи что ль написать?
Но Он не даст задание.
И неча дать.
И взять
едва ли есть возможности.
А шло бы оно на
Тут жизнь.
Долги тут, сложности
и прочая хуйня.
Но в этом умирании
привидится крючок.
Вот вышел на задание
строптивый дурачок.
Взял детский стульчик-лесенку –
дозвездный пьедестал –
и Богу шепчет песенку.
И, видит бог,
достал.
2013
***
заломимши ручки
закатимши очи
тянем до получки
обморочны строчи
как стручки экстазны
тока опадают
падежи заразны
да еще воняют
а канючны строчки
выломом уключин
что пизде цветочек
аленькай да сучий
бледная поганка
а вставляет круто
выпил спозаранку
и бумага тута
заломимши ручки
закатимши бельмы
стырил сук у сучки
цельный крест нательный
2014
***
не важно все это
наверно все это не важно
что как-то не внешне
а внутренне как-то живем
не важно как каждый
ты просто проснешься однажды
и больше не спишь
все глядишь и глядишь в окоём
и тянет
не манит
а именно тянет и тянет
уйти за него
оборвать пуповину с землей
и боль первородства
уже не саднит и не ранит
а просто добитого
молча ведет за собой
простите меня
и уже ничему не учите
ученый картошкой печеной
всего не забыть
и в белую дверь
покидает тюрьму заключенная
ей пó небу плыть
2013
***
я к вам пишу
как костыли к ушу
как правила к клиническим ответам
я ветром полоумия шуршу
глумясь над дисциплиною сонетов
как вавилонской башни магистрал
венком к решётке и не в летнем саде
а за которой падаем в астрал
и водка в глотку льется на надсаде
я к вам пишу о чем молчит поэт
а свет ложится
завтра на работы
куда мильярдно выписан билет
где нет субботы
чёрные субботы
и в поте лиц
а подле чёрных касс
грошовое отчаянье веселья
и падают звездой в последний раз
зажечь
и
в вечный мóрок новоселья
я к вам пишу
а более чего?
ни вкривь ни вкось
лишь с косяками знался
я так же как и все искал всего
и за земную ось не удержался
заварен чай
заточен карандаш
а дашь? не дашь?
всё врет литература
а истинно блаженен бумбараш
и обгрызая кончик кох-и-нура
и пепел на пол
мимо чашки чай
ну где ты?
выручай!
сорвались строчки
к тебе пишу
иди уже
встречай
ищи в приюте место
одиночке
2014
«Посылка за оленем-золотые рога и пр. также может быть названа «трудной задачей», но морфологически подобная отсылка представляет собою иной элемент, чем задача царевны и задача яги». Владимир Пропп, «Морфология «волшебной» сказки», (Ленинград, 1928)
на беду не на беду
про траву про лебеду
только слава не труду
наливай не наливай
хоть залейся через край
не ура на первомай
зря горбатился не зря
до седьмого фонаря
только полная херня
с ноября
хочешь ртом дыши
хоть в нос
а до пасхи не дорос
бьются яйца о вопрос
где христос
пользы для
выходит тля
нету счастья от рубля
нету счастья без рубля
вот же бля
тут и сказочке конец
а кто слушал молодец
а не слушал значит бздец
и пиздец
2013
***
Умничай, разумничай, переумничай.
Толку-бестолку, теши кол на темени.
Коли бесишься – не такой умный чай.
Пропащее дитя полоумного времени.
Ехало-болело. А гори оно всё огнём!
Всё равно прорываться к свету, раз вышел свет.
А чё это вообще было? То ли всё. То ли видишь сон.
Вдруг входят. Считаешь. Семь бед, а ответа нет.
А без ответа никак. Даже толком и не уйдёшь.
Куда возвратиться, если из ниоткуда упал?
Говорят, раньше был дорожный знак:
«Что посеешь, то и найдёшь».
Да главный по знакам куда-то давно пропал.
Искал конец очереди. Все первые. И последних нет.
Зачем стоим? Обещали: узнаем, когда войдём.
И тут титры. Конец. Длинный коридор. Свет.
Которого мы целую жизнь ждём.
2014
***
ну что мой друг
такие вот дела
такие никакие перспективы
скрипят тела
уже антитела
и строчки запропащие тоскливы
и взад никак
все пропиты мосты
и впереди никто не жаждет встречи
и гложет мозг последнее прости
и вяжет горло поминальной речью
ну что мой друг
из лиры вышел плуг
и бороздой прошел по мятой роже
и лирикой пробитой на испуг
из кожи вон и иглами под кожу
подбить счета и разнести долги
и долгим криком вымолить прощенье
уже не достучаться
помоги
уже не вспоминается крещенье
уже воронка кружится быстрей
и все черно и никаких оттенков
и хочется последнего
налей
и к стенке
2013
***
На собрании космического ЖКХ все ждали Бога.
Мол, отчетный период прошел, а живём убого.
Раз он всё замутил, пусть и ответит уже.
Бог пришел и сказал: «Всё в руках ТСЖ».
2014
***
а в стратосферах
в ловких танцах страт
в пунктирах биоритмов мирозданья
божественный и гибельный парад
сердечного несчастного мерцанья
далекий звездный свет
парад планет
и прочая и прочая
и всё же
антенною не спит в ночи поэт
размазывая соль по пьяной роже
великий химик – космос интеграл
покрыто мраком всё и шито-крыто
как тот межгалактический причал
войны и мира в реках гераклита
а он сопит
затяжки топит в воск
закидывает шило в глотку – розги
и весь сплошной изогнутый вопрос
вопросом на вопрос сжигает мозги
а в стратосферах
в этих блуднях страт
великий магистрат считает души
парад планет предчувствует закат
и стонет
аж закладывает уши
2015
***
Кому это нужно?
Ему?
Ему это нужно?
Или всё же тебе это нужно?
Ах, да,
ты просто не можешь иначе.
Или нет?
Можешь иначе?
Но ведь это уже и не ты,
если можешь.
Уложишь багаж
и отправишься жизнь доживать
пассажиром на поезде лжи?
Или, все-таки, хочешь
кумиром вертеться
в зеркальных своих отраженьях?
Ведь хочешь?
Но всё время боишься признаться себе?
А ночами, как мантру мусолишь
про то, как быть некрасиво
таким знаменитым, каким ты не стал,
но хотел?
И вот так эту жизнь просопел
от обиды на весь это свет?
И не бел и не мил он тебе?
Мой милый стареющий мальчик,
обиженный сукой судьбой.
Какой же ты, право, смешной.
2013
***
половыми путями
с детями
когда и без них
всё равно мы сетями опутаны
этой погибели
словно белки летяги
над пропастью этой парим
и срываемся в пропасть во лжи
принимай эрос
прибыли
а и выбыли
убыли
бог городил огород
за народом народ
за уродом урод
хроносонище
и орёт и зовёт
недород
тесто пышно взойдёт
и утробно загычет
вселенское это уёбище
2014
***
Тусклый свет горел в окошке.
На помойке рылись кошки.
Брёл по снегу точно в след,
не спуская глаз с окошка.
И еще продрог немножко.
Мне сказали – бога нет.
Дескать, был тот Взрыв Большой.
Только сплыло все до взрыва.
И стоим мы у обрыва,
на ушах трясем лапшой.
Что, брат Хокинг,
всех развёл,
нажимая пальцем кнопку?
Сто веков исканий к топке
математикой подвёл?
Как же «весь я не умру»?
А, охранное колечко?
Попадись мне в руки свечка,
белый саван по утру.
Значит просто так умрем?
Нет обещанного ада?
Рая нет, кто ждал награду?
Все на атомы пойдем?
Разнесет по весям пыль –
галактическое просо
и космических вопросов
несложившуюся быль?
Дверь открыл. Моргает свет.
Скрип суставов по ступеням.
Жидкость вышла из коленей.
Эх, полвека. Раз — и нет.
Раз ступенька. Вот вопрос.
Два ступенька. Нет ответа.
Эх, скорей бы уже лето.
Задолбал сырой мороз.
Здравствуй, дом. Меня встречай.
Я пришел из ниоткуда.
Господи, какое чудо
закурить под крепкий чай.
…
Тусклый свет горел в окошке.
На помойке рылись кошки.
Брёл по снегу точно в след,
не спуская глаз с окошка.
И еще продрог немножко.
Мне сказали – бога нет.
2013
Когда человечество перестанет мериться обрезанными-необрезанными хуями и на братской могиле всех конченых зажжет последнюю вечную огонь-свечу, бог-сын явится и молвит: дальше вы уж как-нибудь сами; а у меня номерок, мне с креста к богу-врачу-отцу. К нему там очередь в квадриллион богов-святых-духов. Один святее другого, и каждому починить его благую весть. И провалицца, обратившись космическим мухом, в черную дыру-пизду под номером 666.
2018
***
здравствуй господи прости
всех крести меня не трогай
я иду своей дорогой
мне себя не донести
вижу смотришь я смотрю
чую слышишь слышу тоже
но какой же это боже
по губам
кого леплю
бого чело чело бо
колобком по богословьям
по полям перекати полем
в смятку чернословье
и болит болеголов
головою об богов
головою и в трясину
слов
2014
***
а Я?
куда же мне?
где эта грань?
и с рáнетой душою на развилке
тоскливейшая жалость спозарань
под рюмку и сопливый гриб на вилке
а Я?
такой любимый сам собой
собою изнасилован нещадно
судьбой такой обиженный
с мольбой
прижми меня прилюдно и площадно
повесь на шею злáтую цепéнь
с гимнастом на смешном крестоснаряде
мой бох
мой космос
мой трухлявый пень
мой дьявол отразившийся во взгляде
моя сопля
мущинкинская дрожь
трясущаяся горечь недоумка
а Я?
где взял меня – туда положь
твой раб
твой главспиртснаб
твой мишка умка
2016
***
половыми путями
с детями
когда и без них
всё равно мы сетями опутаны
этой погибели
словно белки летяги
над пропастью этой парим
и срываемся в пропасть во лжи
принимай эрос
прибыли
а и выбыли
убыли
бог городил огород
за народом народ
за уродом урод
хроносонище
и орёт и зовёт
недород
тесто пышно взойдёт
и утробно загычет
вселенское это уёбище
2014