Александр Кузьменков «БОЛЬШАЯ КНИГА-2020»: ТОВАР ДЛЯ КРЕМЕНЧУГА

Премия «Большая книга» — это вам не комар чихнул. Считай – Госпремия. Признание весомого вклада в современную антиотечественную литературу. Призовой фонд — 6 миллионов рублей. Три миллиона — за первое место, и оставшиеся три раскидываются за второе и третье. Ну и всякие памятные призы-статуэтки до кучи.
Но не в деньгах счастье, как известно. Вот и писатель Водолазкин (тот самый, что трогательную историю про фашистскую дружбу свингеров-нацистов сочинил) так считает, что не в деньгах сила.
А в чем же тогда?
А в нравственности. У кого нравственности больше – тот и сильнее.
— «Большая книга», как говорится в песне, «в люди вывела меня». Этот тот литературный лифт, на котором может подняться любой. Мой опыт говорит, что шорт-лист — это уже вершина, — поделился размышлениями писатель Евгений Водолазкин, чьи четыре книги избирались в финалы Премии разных лет. — Это спасение писателей от отчаяния, это исправление нравов, соответственно, и «Книга» имеет не только культурно-литературное, но и нравственное значение.
Как говорил Жорж Милославский, слушая речь посла шведского: «Интурист хорошо говорит!»
А вот что конкретно говорит – да пёс его знает… Попробуем разобраться.
Один из номинантов на «Большую книгу», Павел Селуков, наши нравы исправляет известно как – косноязычными рассказами про кромсание бритвой от уха до уха, про сильный стояк в бою и яростную дрочку, про блеватушки-обосратушки и всякое прочее не менее нравственное и культурно-литературное.
Но это, конечно, суровая пацанская нравственность, в основном на сиськах и письках замешанная. Маловато будет. Поэтому добавим в шорт-лист щедрую порцию нравственности от писательки Софии Синицкой. Чтобы, по меткому выражению критикессы Галины Юзефович, «из всех щелей сочилось» этой самой нравственностью.
София нам и про медаль «За оборону Ленинграда» расскажет, кому и за что, по ее версии, она выдавалась (спойлер – пресмыкающимся), и про Волховский фронт с зомби-капитаном занятно напишет, и новую версию «Отче наш» предоставит, с оральным подтекстом.

О том, каким именно способом «спасается от отчаяния» очередная номинатша на самую престижную литературную премию России и насколько важно ее творчество для исправления наших с вами кривых нравов — в новой статье одного из лучших современных критиков Александра Кузьменкова.

«БОЛЬШАЯ КНИГА-2020»: ТОВАР ДЛЯ КРЕМЕНЧУГА


(С. Синицкая «Сияние “жеможаха”»; СПб, «Лимбус-Пресс», 2020)

Прискорбное обстоятельство: София Синицкая родом из Питера. Не в первый раз говорю: Санкт-Петербург для современного литератора – не место жительства, но диагноз. Если точнее, свидетельство о профнепригодности. Что бы ни писал Владимир (не путать с Виктором!) Топоров о петербургском тексте, тамошняя изящная словесность стоит на трех китах. Это: а) полный и безоговорочный аутизм – автор тихо сам с собою, а на читателя ему плевать; б) завитки вокруг пустоты – сюжеты и проблематика высосаны из пальца, чтоб не сказать хуже; в) летальная доза литературщины в виде цитат, аллюзий и парафраз.

Три повести, сияющие жеможахом, выкроены как раз по этим лекалам из ветхой дерюги российского соц-арта. И се зело прискорбное родословие их: Войнович родил Пригова и Бенигсена, Пригов и Бенигсен родили Синицкую. Короче говоря, до мышей…

Необходимый культурологический экскурс: соц-арт был отрыжкой интеллигенции, которую до оскомины перекормили соцреализмом. Настоятельно прошу не путать соц-арт и социальную сатиру. Сатира – реакция на действительность, соц-арт – на эстетические феномены. Внетекстовая реальность для него отсутствовала, сказал бы Деррида. Едва лишь соцреалистическое искусство перекочевало в разряд антиквариата, соц-арт немного поупрямился для приличия и также испустил дух. Ибо магия пародии, по слову Бахыта Кенжеева, зависит от наличия первоисточника, на худой конец – от памяти о нем. Кто, кроме диссертантов, помнит… ну, к примеру, Саянова?

Но наша Софа – вейз мир, она таки помнит! И советское житье-бытье помнит. Точнее, делает вид. Кстати, очень неумело. «Фасолевая тюря» и «дровяная печь» говорят сами за себя. Шейфалэ, чтоб вы так знали, тюря – это хлебная окрошка, а печь любой конструкции можно топить хоть дровами, хоть торфом, хоть углем. Но лучше всего – «Жеможахом».

Желаете убедиться? С этим, простите, проблемы: тексты категорически не поддаются пересказу. Хотя есть паллиатив – цитата для дегустации и по совместительству не то спойлер, не то конспект романа:

«Храброе немецкое войско вступило в проклятые земли, кишащие нечистью, которая помогает партизанам; по лесу бегают упыри, женщины сожительствуют с дьяволом, от этого союза рождаются оборотни-диверсанты… скоро, скоро случится Рагнарек, конец света – волки Фенрир и Хати пожрут месяц, солнце, Старое Свинухово и Холуи, из глубин Полы всплывет вуивр Ермунганд и разрушит среднюю школу Кневицкого сельсовета».

Ну, вы поняли: смешались в кучу кони, люди. Сюжет каждой из повестей дробится на микросюжеты, а те рассыпаются в пыль. Но кое-что, думаю, все-таки следует обозначить. Вот несколько линий из «Системы полковника Смолова и майора Перова». Ручной удав Машенька во время лениградской блокады охотится на крыс. После войны Машеньку, она же Мария Удавченко, награждают медалью «За оборону Ленинграда» и грамотой «За отличную работу по укреплению санитарной обороны СССР». Полковник Смолов и майор Перов обретаются на том свете в образе Отца и Святаго Духа. Раньше вместе с безымянным Сыном они составляли особую тройку. Однако Сын сознательно извращал советские законы мироздания и фальсифицировал следственные документы, чтобы спасти своих соучастников по антисоветской деятельности. За что был вычищен и отправлен в исправительно-трудовой лагерь, где работал завхозом, снюхался с уголовниками, был записан в штрафной батальон и перешел на сторону врага. В каковой связи тройку пришлось ликвидировать. Мертвый капитан НКВД Калибанов, расстрелянный за недальновидность и самокопание, геройствует на Волховском фронте… Хватит или продолжить?

Виктор (не путать с Владимиром!) Топоров в таких случаях ехидно интересовался: о чем это? а, главное, зачем? И впрямь: зачем? – ребус на зависть старику Синицкому. Ибо соц-арт есть инструмент разрушения чужих эстетических конструкций. Но создать свои он фатально не способен.

К месту будет еще один культурологический экскурс. Соц-арт, по определению теоретиков, отрицает любой диктат, в числе прочих – диктат этических и эстетических конвенций. Следствием, как правило, оказывается высокой пробы дурновкусие. Чаша сия не минула ни отцов-основателей Алешковского и Войновича, ни детей их Бенигсена, Пригова и Куркова – кто читал, тот меня поймет. И С.С. – далеко не исключение:

«Отче наш, иже еси на небеси, спустись на землю и отсоси!»

Видимо, статья 148 УК РФ не для всех писана – но это так, к слову.

Кроме того, в соц-арте рано или поздно случается неизбежное – сочинителя заносит в зону, наглухо закрытую для смехуечков. И начинается black comedy самого скверного свойства. Бенигсен, к примеру, в духе незабвенных садюшек, с причмокиванием живописал кирдык, который беглые урки устроили вермахту: с отрезанными <censored>, с выхлопной трубой в заднице рядового Швебера… Синицкая добрую сотню страниц хихикает на тему блокады:

«Оказалось, что Анна Гермогеновна мародерствует в морге под открытым небом на улице Репина, ворует у мертвецов пальто и галоши. Хорошо еще, что Вера Сергеевна не знала, что творится на чердаке, где мама расхищала социалистическую собственность, цинично распиливая деревянные перекрытия. Явилась наводить порядок заступница-Машенька, но коммунистка так страшно застучала ломом, что змея решила сдаться без боя: схоронилась под буфет, там, почувствовав расстройство, малодушно наложила кучу с крысиной шкуркой».

Воля ваша, но это уже к одиннадцати туз. Впрочем, в «Лимбусе» на сей счет явно другое мнение.

Ну и литературщина, как же без нее? – питерцы завсегда хочут образованность показать, это их вундерваффе, ибо другого трагически нет. С.С. твердой рукой очертила свой кругозор – от «Пошехонской старины» Салтыкова-Щедрина («Что такое “жеможаха?”») до «Чжуанцзы» (балерина с даосской фамилией Полутень). Никто не забыт, ничто не забыто: тут и Эдгар По с «Системой доктора Смоля и профессора Перро», и заплыв на гробах, взятый напрокат у Бенигсена в «Чакре Фролова».

Любопытная деталь: две повести из трех жеможахнутых вышли ранее все в том же «Лимбусе». Народ безмолвствовал. Но нынче, как по команде, грянул повальный восторг – с чего бы?..

Хромая на обе ноги философия образованца Снегирева: «Читателю “Жежомахи” открывается очень важная вещь  природа формирования взгляда на событие со стороны. Как с умершими близкими, образ которых со временем приобретает причудливые черты. Как с историческими личностями, обросшими небылицами, как днище корабля ракушками. Парадоксальным образом рождается в итоге общемировая правда. Не суверенная история, не археологические теории, а нечто надматериальное и общечеловеческое». Ну, ясен пень: близкое знакомство с Пустовой – занятие травмоопасное и даром не проходит. Мужик, ты с кем сейчас разговаривал? Сам-то хоть понял, что сказал?

Заливистая рулада заводного соловья Толстова: «Это стопроцентно, до последней буквы питерская проза, где Гоголь раскланивается с Достоевским, Хармс (не придумал, что там делает Хармс, но что-то делает, точно), и все вокруг предстает как материал для тончайшей иронии». Тончайшая ирония, это да. Сделает честь любому сельскому кавээнщику. Высшее Северное руководство управления лагерей, сокращенно ВСРУЛ – смешно до слез. Село Херово – и того смешнее. Чекист Тихогнидов – ржунимагу.

Софочка, зискейт, я вам уважаю, но это не цимес мит компот, это дрек мит фефер. Ваш товар для Кременчуга, и ни копейки больше – нит гештойген, нит гефлойген…

© Copyright: Александр Кузьменков, 2020

цинк

Recommended articles