Андрей Ашкеров — «Третий путь» между супермаркетом и кладбищем. (2018)

12 апреля 2018 г.

Тема «своего пути» пока у нас хронически не раскрыта. Не было никакого «своего пути» ни в «России-которую-мы-потеряли», ни сейчас. Кое-что можно раскопать в СССР, но, увы, стоит помнить, что СССР по этому пути не пошел. Увы, в наши дни о третьем пути и словечко-то замолвить некому. Однако есть немало желающих порассуждать о долгом пути к своему пути. Это уже радует: к чему-нибудь да продвинутся

«Сурковская пропаганда» обратилась к окончательному поглощению «володинской».

«14-й год нашего века памятен важными и очень важными свершениями, о которых всем известно и все сказано. Но важнейшее из тогдашних событий только теперь открывается нам, и медленная, глубинная новость о нем теперь только достигает наших ушей. Событие это – завершение эпического путешествия России на Запад, прекращение многократных и бесплодных попыток стать частью Западной цивилизации, породниться с «хорошей семьей» европейских народов.

С 14-го года и далее простирается неопределенно долгое новое время, эпоха 14+, в которую нам предстоит сто ( двести? триста?) лет геополитического одиночества». 

ссылка

Признание 2014-го за поворотный год отечественной истории – это просто очередной этап борьбы ужа с ежом, притом, что уж и еж в данном случае – явно одно существо.

В итоге получается игра в то, как соединить «цивилизацию» и «народность», в опоре на кото­рые пытаются обосновать некий «патриотизм с человеческим лицом». Замысел, безусловно, достоин всяческого внимания, если, конечно, на то, чтобы его уделить, банально хватит времени – Трамп объявил о решении бомбить позиции России в Сирии и, несмотря на отсут­ствие поддержки со стороны Терезы Мэй, своего решения не отменил.

Впрочем, даже в этот краткий миг мхатовского затишья перед виртуальной бурей, ясно, что есть чему радоваться. В какой-то момент международная игра совсем было уже превратилась в глобальный пинг-понг мировых держав, перекладывающих провалы внутренней политики друг на друга. Тут, однако, образовалась противоположная тенденция: видоизменить рас­клады внутренней политики, исходя из состояния внешней, все больше смахивающего на ги­брид войны всех против всех с гибридной войной.

В статье /Суркова / есть заявка на то, чтобы встать на свою дорогу и идти по ней. Посыл довольно дзенский, что в контексте иностранных дел вполне можно воспринять как реверанс могущественному Китаю (я в этом вопросе вообще сторонник прагматического подхода – памятуя о пребывании в Советском Союзе императора Пу И, стоило бы озаботиться поиском его случайных наследников).

С любой другой точки зрения, тема «своего пути» пока у нас хронически не раскрыта. Не было никакого «своего пути» ни в «России-которую-мы-потеряли», ни сейчас. Кое-что можно раскопать в СССР, но, увы, стоит помнить, что СССР по этому пути не пошел. Увы, в наши дни о третьем пути и словечко-то замолвить некому. Однако есть немало желающих порас­суждать о долгом пути к своему пути. Это уже радует: к чему-нибудь да продвинутся.

Главное, чтобы вместо звезд на этом пути был не один Оксимирон. А то от него оксимирони­на. «Свой путь» для Суркова — тема травматическая, отсюда обращение к образу России-полукровки. Однако полукровками сегодня никого не испугаешь. Тут не хулой, а похвалой пахнет.

Собственно, потому-то для автора и подыскали обвинение позаковыристее – обвинили его в чрезмерной любви к большим историческим нарративам. Мол, школьник он, что ли, какой, чтобы романами зачитываться?

Такой вот аргумент из серии «Дюма начитался».

Довольно странно слышать такое от гуманитариев, для которых драматургическая версия ис­тории, по идее, должна быть главной.

И вопрос, конечно, не в любви к Дюма (я и сам его не люблю), а в том, что, если изъять из ис­тории драматургию, в ней ничего не останется, кроме статистики, да и та будет, по большому счету, беспредметной.

Кому нужны цифры, если то, что они выражают, ничего не объясняет, ибо объяснения опять-таки ведут к драматургии?

То есть имеются какие-то цифры про урожай, падеж, недород и перепроизводство, никто не спорит. Вопрос, однако, в статусе этих цифр.

Коммерческая бухгалтерия, ревизия на складе или опись сокровищ «скупого рыцаря», безусловно, существуют в истории. Однако сами они становятся историей только когда пре­вращаются в повествовательные жанры.

Забавно, что у гуманитариев подход к истории как у счетоводов, причем таких, которые все время обсчитываются.

И ошибка происходит не потому, что счетоводы невнимательные, занимаются приписками или, наоборот, хотят списать «за давностью лет» какую-то неучтенку.

Совсем наоборот: бухгалтерский подход к тому, что есть в истории, чреват просчетами, потому, что бухгалтер вообще не умеет работать со значениями. Одним словом, он просто не знает, что вообще нужно считать.

Но то бухгалтер — с него и взятки гладки, — а речь все же о гуманитариях, у которых ин­терес к значениям должен быть профессиональным.

При этом претензий к статье Суркова много, но лежат они в другой плоскости.

Ошибка автора в том, что полукровочная Россия, которой выпал, наконец, жребий «острова», по Цымбурскому (Сурков, очевидно, его запоздалый поклонник), не современное образова­ние, а самое что ни есть архаическое.

У этой России есть и свой «Восток», и свой «Запад», оба до какой-то степени выдуманные.

Франкофоны сказали бы, что речь идет о «фантазматических» Востоке и Западе, но это слово можно принять только с большой оговоркой.

«Фантазм» — это в последнюю очередь явление психологического порядка.

В первую очередь — это символическое указание на некий код, исчерпавший себя в рамках

одного общества и вживленный в другое.

К примеру, пресловутое «ордынство». Оно не связано напрямую с «Ордой» или «Востоком» в целом. Это некая вполне актуальная практика, которая функционально исполняет роль «Во­стока».

Какое она имеет отношение к дани, ярлыкам и вассальному положению русских князей по отношению к реальной Золотой Орде — вообще вопрос десятый. Важно, что сегодня, вчера и позавчера эта практика реализовывалась через принцип вассалитета населения по отноше­нию к «начальникам».

Еще раз повторяю, это и есть наш «Восток», а другому пока не бывать.

Что касается «Запада», то с «ним» дела обстоят точно так же. Местным «Западом» у нас выступает все то же начальство, главная привилегия которого в том, чтобы на собираемую дань строить из себя «единственного европейца».

Кстати, это не так уж отличается от ситуации в самих европах эпохи «старого режима», когда сама европейская знать могла быть европейцем за счет крестьянства и колониальных захва­тов.

Потом возникла эксплуатация как инновационный институт, позволивший европейцам не­много побыть самими собой за счет спекулятивного капитала. Вопрос, что осталось при этом в европейце от европейца, и до какой степени этот новый европеец отличается от «еврея».

Путинский проект тоже связан именно с этим — «будем как евреи». Однако, по старой памя­ти, «евреям» разрешается быть, главным образом, разнообразным друзьям Путина, для кото­рых спекулятивный капитализм организован на правах личной вотчины.

Остальных попеременно приглашают в два заведения под названием «супермаркет» и «клад­бище».

цинк

Андрей Ашкеров — профессор кафедры социальной философии и философии истории философского факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.