Александр Матус

Тракт Красноярск — Енисейск для меня, жителя посёлка Язаевка на правом берегу Енисея, был дорогой в Большой Мир. Там, на левом берегу, бурлила жизнь, там происходили все значащие для посёлка Язаевка события, оттуда приходили почта, сигнал с телевышки и разные новые люди с удивительными рассказами (например, про город Нюёрк, где небоскрёбы скребут небо).

Был ещё Енисей, с мая по октябрь по нему ходили суда, гружёные лесом, и тайга вокруг.

На тракте стояло два районных центра: Казачинск и Большая Мурта, с автобусными станциями.

Туда и стремились все жители Язаевки, оттуда начинался путь, как тогда казалось, в Космос.

Александр Матус часто ошивался на автовокзале Большой Мурты. Подходил к ожидающим автобус, читал:

Ты ночью скажешь: не надо…
Откинусь я, как убитый.
И тонут земные грады
В пучине моей обиды!

Спрашивал: понравилось?

— Да.

— Тогда налей.

Наливали.

— Вот ещё, две строки:

Отчим с отцом за бутылкой винца.
Вместе обоих люблю как отца.

Работал он неохотно, а если работал, то страшно, по-жлобски, этим гордился

Усталость — вечером до дома,
Как Командор, шагать весомо.
И тараканью чью-то прыть
Тяжёлым взглядом придавить.

Летом он бичевал, хотя у него была жена, ребёнок. Отчим с отцом.
Зимой старался пристроится в котельной. Вот его стихотворение «Кочегар»

В подъезды снегу намело,
Морозно и сурово.
Я людям подавал тепло
В прямом значеньи слова.

Где-то на чердаке дачи у меня лежит его самодельная книжка — сложенные в четвертушку листы из школьной тетрадки в клетку, и на них пишущей машинкой через фиг знает сколько копий мутно пропечатаны расплывающиеся буквы.

НОВОГОДНЕЕ

Тишь в лесу зевотная.
Ей кричу сегодня я —
Где тут затерявшаяся
Ёлка новогодняя?

Мне в ответ смеркается.
И мороз кусается.
— Первая попавшаяся
Ёлка — будь красавицей!

Пожалуй, это самое длинное стихотворение в этой книжке, доставшейся мне за стакан. В основном всё четверостишия да двустишия. Одно из них прямо обращено ко мне, незадавшемуся пииту.

Поэзия — это чувство.
В ваших стихах его нет.