Стихотворение 1968-го года, в котором известный поэт и режиссёр — коммунист, зверски убитый в 1975 году, декларировал своё сочувствие полицейским, подавлявшим студенческие выступления.

По мнению Пазолини, «студенческая революция» означает, что «буржуазия громоздит баррикады против себя самой, что «папенькины сынки» поворачиваются против «папочек»». «Это священная война, которую буржуазия ведёт против самой себя!» — утверждал поэт и режиссёр на круглом столе в «Экспрессо».

Затем Пьер Паоло неоднократно возвращался к этой теме. «Псевдореволюция 68-го года хоть и выдавала себя за «марксистскую», в действительности оказалась просто самокритикой буржуазии, воспользовавшейся молодёжью для разрушения мифов, которые ей же самой, буржуазии, мешали господствовать дальше», — говорил он. Далее Пазолини развил идею, что в 60-х годах дети настолько отстранились от отцов, что новое поколение оказалось больно теми болезнями, от которых когда-то смогли избавиться их родители, — конформизм, интеллигентская слабохарактерность.

Наверное, летом 1968 года, сразу после революционных событий в Риме и Париже, застрельщиками которых выступили студенты, стихотворение «Компартия – молодёжи!» могло казаться несвоевременным. Но тем сильней сейчас оно воспринимается как провидческое. Очень многие тогдашние критики Пазолини через некоторое время заняли весьма комфортное место в «процессе производства». Тот же Клаудио Петруччиоли стал одним из создателей, а затем и президентом общественной монопольной телекомпании RAI. Джулиано Феррара, который, будучи сыном одного из лидеров ИКП, в 17 лет участвовал в той самой драке с полицией в Валле Джулиа, а затем был активистом компартии,  сейчас — известный правоконсервативный журналист, один из столпов медиа-империи Сильвио Берлускони, сторонник запрета абортов, борец с «исламским засильем» и организатор «факельного шествия  в поддержку Израиля». Лидер «парижского мая» Даниэль Кон-Бендит борется за экологию в европейском парламенте. Режи Дебре, участник боливийской герильи Че Гевары, был советником Франсуа Миттерана и Жака Ширака, и сейчас старается избегать вопросов о той странице его жизни, предпочитая рассуждать на абстрактные философские, а порой и псевдофилософские, темы. Список «папенькиных сынков», вернувшихся в свою семью, можно продолжать.

Пазолини последовательно разочаровался в крестьянах, рабочих, люмпенах, студенческой молодёжи. Но его травма никуда не делась. Она продолжала вызывать страдания, толкая художника на поиски новой революционной формулы. «Человек, который делает что-либо с целью “улучшить мир” — кретин, — писал Пазолини незадолго до своего убийства. — Мир можно, наоборот, сделать хуже, это да. И поэтому нужно бороться постоянно: и бороться, помимо прочего, за минимальную цель, то есть за гражданские права (когда они будут получены через предыдущую борьбу). А гражданские права действительно находятся под постоянной угрозой, они постоянно находятся на грани упразднения. Поэтому необходимо также бороться за создание общества нового типа, которое гарантировала бы минимальную программу гражданских прав. Например, за настоящее социалистическое общество».
Цинк

КОМПАРТИЯ – МОЛОДЁЖИ!

Грустно. Критиковать
КПИ нужно было в первой половине
прошлого десятилетия. Вы опоздали, дорогие.
И не важно, что вы тогда еще не родились.
Теперь журналисты всего мира (в том числе
телевизионщики)
лижут вам жопы (полагаю, так ещё говорят
на языке Университета). А я нет, друзья.
У вас лица папенькиных сынков.
Хорошая порода не лжет.
Вы всё так же близоруки.
Вы испуганны, нетверды, отчаянны
(очень хорошо!), но при этом умеете казаться
задирами, шантажистами, хвастунами:
это прерогатива мелкой буржуазии, друзья.
Когда вчера на Валле Джулиа вы бились
с полицейскими,
я симпатизировал полицейским!
Потому что полицейские — дети бедняков.
Выходцы с периферии, сельской или городской.
Что до меня, я достаточно хорошо знаю,
как они жили в детстве и юности:
каждая тысяча лир на счету, отец, который
так и не повзрослел
из-за нищеты, не дающей полномочий.
Мать, грубая как грузчик, или слабая, болезненная,
как птица;
множество братьев; лачуга
среди огородов с красным шалфеем (на клочке
чужой земли); окна на сточную канаву
или квартиры в больших
многоквартирных домах для бедноты, и так далее
и так далее.
И потом, смотрите на них, как они одеваются:
будто клоуны,
эта грубая одежда, пахнущая армейской пищей,
ротной канцелярией и толпой. Хуже всего,
естественно,
то психологическое состояние, до которого они
доведены
(за какие-то сорок тысяч лир в месяц):
никаких улыбок,
никаких друзей во всем мире,
отрезанные,
исключенные (нет равных такому исключению);
униженные потерей человеческих свойств
ради свойств полицейских (быть ненавидимым
значит ненавидеть).
Им двадцать лет, столько же сколько вам,
милые мальчики и девочки.
И мы, безусловно, заодно против института полиции.
Но схватитесь с судебной системой, и вы увидите!
Парни-полицейские,
которых вы отлупили, в духе священного хулиганства
папенькиных сынков
(благородная традиция Возрождения)
принадлежат к другому социальному классу.
На Валле Джулиа, таким образом, произошел эпизод
классовой борьбы: и вы, друзья (хоть и стояли за
праведное дело) представляли богатых,
в то время, как полицейские (стоявшие за
неправедное дело)
представляли бедных. И вы одержали красивую
победу! В таких случаях
полицейским дарят цветы, друзья.
«Пополо» и «Карьере делла Сера», «Ньюсуик» и «Монд»
лижут вам жопу. Вы — их дети,
их надежда,
их будущее: даже если они упрекают вас,
они, конечно, не собираются вступать с вами
в классовую борьбу! Разве что
в обычную междоусобицу.
Интеллигенту или рабочему,
стоящему вне вашей борьбы, весьма забавно
осознавать,
что молодой буржуа отлупил старого,
а старый засадил за решетку молодого.
Потихоньку
возвращаются времена Гитлера: буржуазия
любит быть наказанной собственноручно.
Я прошу прощения у тысячи или двух тысяч моих
юных братьев,
которые действуют в Тренто или в Турине,
в Павии или в Пизе,
во Флоренции, а также немного в Риме,
но я должен сказать: студенческое движение
не штудирует Евангелие, как говорят о вас
ваши стареющие подхалимы,
желающие ощущать себя молодыми и
шантажировать своей лживой девственностью:
единственное, что на самом деле знакомо студентам:
морализм отца, судьи или служащего,
конформистское насилие старшего брата
(естественно, идущего по стопам отца)
ненависть к культуре у матерей,
вышедших из крестьян, хотя и очень давно.
Вы это знаете, дорогие дети.
И выражаете в двух ваших непременных чувствах:
в осознании своих прав (известно, демократия
интересуется только вами) и в жажде власти.
Да, в ваших лозунгах всегда идет речь о захвате
власти.
В ваших бородах я вижу бессильное честолюбие,
в вашей бледности — безнадежный снобизм,
в ваших бегающих глазах — половое разложение,
в вашем крепком здоровье — надменность, в плохом
здоровье — презрение
(и лишь в немногих из вас, в тех, кто происходит
из низшей буржуазии, или из рабочих семей,
эти недостатки несут в себе некоторое благородство:
познай самого себя и школу в Барбиане!*)
/* Барбиана — деревня в Тоскании, где в конце 50-х была создана школа для беднейших крестьянских детей, в которой разрабатывались методы альтернативной педагогики./
Вы занимаете университеты,
и говорите, что тем же самым должны заняться
молодые рабочие.
Но вот в чём дело:
станут ли «Карьере делла Сера» и «Пополо»,
«Ньюсуик» и «Монд»
так же сильно волноваться об их проблемах?
Ограничится ли полиция тем, что получит
пару тумаков на захваченной фабрике?
Это банальное наблюдение;
к тому же шантажистское. Но, главное, тщетное:
из вашей буржуазности
следует и ваш антикоммунизм. А рабочие, они
остались в 1950-м и еще раньше.
Такая древняя идея, как Сопротивление (которую
нужно было опровергать двадцать лет назад,
и тем хуже для вас, что вы тогда еще не родились)
ещё стучит в сердцах людей из провинции.
Вряд ли рабочие говорят по-французски
и по-английски,
разве что какой-нибудь бедняга,
вечером, у себя в ячейке
пытается изучать русский.
Прекратите думать о своих правах,
прекратите требовать власти.
Раскаявшийся буржуа должен отказаться от всех
своих прав
и изгнать из своей души, раз и навсегда,
идею власти. Все это либерализм — оставьте его
Бобу Кеннеди.
Если Далай-Лама знает, что он Далай Лама,
он не Далай Лама (Арто):
так же и Учителя,
которые будут знать что они Учителя, —
не будут Учителями:
ни Ему, ни вам не удастся стать Учителями.
Учителями становятся, занимая фабрики,
а не университеты: ваши подхалимы (в том числе
коммунистические)
не сообщают вам банальную истину: вы – новая
порода аполитичных идеалистов, как и ваши отцы,
которые так и не изменились!
Посмотрите на американцев,
ваших очаровательных сверстников,
с их дурацкими цветами, они изобретают
свой собственный, «новый» революционный язык!
Каждый день его изобретают!
Но вы не можете заниматься тем же, потому что
в Европе уже есть такой язык:
можете ли вы его игнорировать?
Да, вы хотели бы его игнорировать (к великому
удовлетворению «Таймс» и «Темпо»).
И вы игнорируете его, становясь, в своём глубоко
провинциальном морализме,
«более левыми». Странно,
отринув революционный язык
бедной, старой, тольяттинской, официозной
Коммунистической партии,
вы восприняли его еретический вариант,
на основе низкопошибного жаргона
социологов без идеологии (или старых бюрократов).
Говоря так,
вы просите всего на словах,
фактически же вы просите только то,
на что имеете право (как славные буржуазные детки):
серию неотложных реформ,
применения новых педагогических методов
и обновления государственного аппарата.
Молодцы! Вот священные чувства!
Да поможет вам счастливая звезда буржуазии!
Опьяненные победой над молодыми
полицейскими, которых нищета вынуждает быть
рабами
(и одурманенные интересом общественного мнения
буржуазии,
с которой вы ведете себя как женщины,
игнорирующие и третирующие
нелюбимого богача-воздыхателя)
вы отвергаете единственный инструмент, которым
можно действительно бороться с отцами:
коммунизм.
Надеюсь, вы поняли:
прикидываться пуританами —
значит препятствовать
настоящему революционному действию.
Но давайте же, скорее, дети, нападайте на
отделения Компартии! Захватывайте ячейки!
Занимайте офисы
Центрального Комитета! Ну же,
разбейте лагерь на виа делль Боттеге Оскуре! *
Хотите Власти? Так захватите её, по крайней мере,
в партии, которая всё-таки оппозиционна
(пусть и изрядно потрёпана, благодаря власти
синьоров в двубортных пиджаках, любителей
бочче **, любителей литот, буржуазных сверстников
* Месторасположение офиса Компартии
** Бочче — итальянская разновидность боулинга
ваших глупых отцов)
и хотя бы в теории ставит своей целью разрушение
Власти.
Правда, я сомневаюсь в том, что она решится
уничтожить ту буржуазность, которая есть
в ней самой, даже с вашей помощью, ведь,
как я говорил, хорошая порода не лжет…
Но всё равно: Компартия — молодёжи!
……………………………………………………………….
Но что я вам тут советую? К чему я
подталкиваю вас?
Каюсь, каюсь.
Я стал на путь, ведущий к меньшему злу,
да проклянет меня Бог. Не слушайте меня.
Увы, увы,
шантажируемый шантажист,
я трубил о здравом смысле.
Я еле сумел вовремя остановиться,
спасая одновременно фанатический дуализм и
раздвоенность…
Но стыд переполняет меня (o Господи! мне что,
нужно думать о возможности быть с вами
в вашей Гражданской войне,
отложив мою старую идею Революции?)