Ефим Ярошевский

Ефим Ярошевский

1935-2021

Родился в Одессе. Умер в Германии. Филолог, работал преподавателем русской литературы. Стихи и прозу писал с юности. Автор культовой в одесском самиздате 1970-х-80-х гг. прозы «Провинциальный роман-с», изданной впервые в 1998 году в Нью-Йорке, позже переизданной в Мюнхене, Петербурге, Одессе. В советское время не печатался, был известен как писатель и поэт одесского андеграунда. Регулярно печатается с 1991 года, сначала в местной прессе, а затем в Росии и дальнем зарубежье. Стихи опубликованы в литературных журналах России, Украины, Израиля, Германии: «Арион», «Новый мир», «Крещатик», «Октябрь», «Дети Ра» «Дерибасовская-Ришельевская», «Артикль» и др.

wikipedia

в Журнальном зале

проза в ФИНБАНЕ

---

СТРАХ

В дни бедности, в дни Страшного суда,
в дни непосильного позора
не сотворить бы, Господи, вреда,
не прищемить бы дверью вора —
не вынести бы сора из избы,
и сослепу бы не накуролесить,
и, попросив пощады у судьбы,
всё рассчитать, всё вычислить, всё взвесить,
не выдать друга, брата не повесить,
не понести б чужого наказанья,
не сделать бы оплошно обрезанья…

---

 

***
…………..
Я перебрал во сне твои стихи —
и переврал. Наверняка. Прости.
Я ПЕРЕБРАЛ… А мне еще грести
против теченья. 
Но просить прощенья,
держа стихи в протянутой горсти,
побасенки свои нехитрые плести
уже без божества, без вдохновенья?….
Не стану, Господи, прости…
………
В разгар чумы, в предчувствии сумы,
в родной стране,
в преддверии зимы…
—————-
2007

---

Мадригал одесским художникам 1960-х

Пока на холсте серебрится, плывет, и трепещет, и блещет
заветная рыбка Хруща,
пока кувыркаются птички и рыбки, и перья Дульфана на шляпах прохожих,
и море у рта закипает, и мастер живет и рисует,
и спит наяву, трепеща,
и он одинок и несчастлив, и счастлив в беде, и тоскует, —

пока в зеркалах мастерских отражается сумрачный мир,
и око художника жадно вбирает в себя ненасытно изгиб Афродиты,
и спит, развалясь на горячих подушках, трусливый кумир,
и можно сказать одичалому хаму и хану и гунну: “Иди ты!..” —

пока мадам Нудельштофер снимает с веревки
свое золотое белье
(оно, слава Богу, сухое, ее еще любят мальчишки!)
и Рихтер следит из окошка, как месяц восходит, —
…ползет, пробираясь по крышам кошачьим, жулье, —
звезда могендовидом ходит туда и обратно,
и нет ей ни дна ни покрышки! —

пока оголтелое солнце
стекает по лезвию кисти, ножа,
пока полыхает свеча,
и море за окнами бродит и пучится в утреннем блеске,
и рыба священна… —
до тех пор мы живы
— и снова зовем почитателя,
зрителя,
критика,
друга,
врача!! —

и кажется, Краска и Слово поэта,
как Слово Господне, —
нетленны!

---

* * *
В недрах слов, в глубинах подсознанья
зреют ослепительные зданья.
Я зову, я называю вещи –
и они покорно льнут ко мне…
Подступает паводок зловещий,
и вода у горла… как во сне.
Этих слов разорванные звенья
жаждут моего прикосновенья.
Ощущаю в грохоте молвы
холод опустевшей головы.
Там мои разодранные зданья
зреют на просторах мирозданья.
И мои ночные огороды
посещают звери и народы.
Наливаясь солнцем и травой,
золотом пшеницы мировой…

2013

---

Памяти Чехова

Посмертная слава при жизни,
концертный костюм ледяной…
Всем телом прижаться к отчизне
усталой кремлевской стеной.

Узбек ли кричит на молитве,
калмык ли справляет нужду, —
холодное лезвие бритвы
остудит былую вражду.

Кого не признает эпоха,
того не заметит патруль…
Везде одинаково плохо, —
на солнце стоять, на ветру ль.

Гремит огнедышащий полдень,
зияет глубокая ночь,
и нет ни Тригорских, ни Болдин,
и гений не сможет помочь.

Не будет ни мира, ни хлеба,
войну напророчит спирит.
Горячее смуглое небо
над городом вечным парит.

И брат ополчится на брата,
и нервы натянут струной.
Холодное небо разврата
повиснет над бедной страной.

Молчит потрясенный оракул,
весталки бормочут во сне.
И сотни проснувшихся дракул
накормлены будут вполне.

И наша Россия не наша,
и спят в опустевших гробах
знакомая Чехова Маша
и бедный барон Тузенбах.

Сквозь кружево пауз и реплик
Тригорин уходит в туман,
за пулю хватается Треплев,
Шарлотта стучит в барабан.

… Дымится вдали синагога,
и в холоде страшных равнин
еврей уповает на Бога
и верит в судьбу славянин.

Поклонимся вечной отчизне.
Натянуто время струной…
Концертная слава при жизни,
посмертный костюм ледяной.

---

Весенний блюз и дождь……

1

Дождь умудрился падать вкривь
и вкось… зачеркивая солнечные дни.
Земная несгибаемая ось
кренилась вправо. Дождь падал вниз,
ссутулившись, скользя
по ниточке дождя…
(скользя по нитке ссучившихся дней…)
Его остановить уже нельзя.
В глазах ребят — рябит, в руках детей
еще кипит корбит,
и в ожиданье виз —
никто еще не ранен, не убит.
Над городом качается карниз…
И ветер сносит домики во сне,
и всех заносит дождь,
несясь к весне…

2

«Ну что ж, — сказал задумавшийся дож, —
идет венецианский долгий дождь…
Обычные дела,
мы переждем очередной правёж, падёж
скота, перезимуем ложь,
переживем грабёж,
наткнувшись неожиданно на нож —
на карнавале, в сессионном зале…
Когда пройдет гроза,
когда у мира
откроются на жизнь широкие глаза,
— не понимая в этой жизни ни аза,
мы выпьем
густой настой не чуфыря — тумана …
пока усталый мент у фонаря
беседует — скорей всего, что зря —
с героем моего романа…

3

Не ожидая в мышеловке сыра,
покорно мокнет друг у ближнего овира.
(весь мир заносит дождь и шорох рощ…)
Меж тем, на остановке трамвая,
ничего не понимая, в простой ветровке —
продрогла девочка, ее пронзает дрожь,
(топорщится шинель на теле конвоира)
На улице туман… там пишется роман,
где на виду у мира —
вдруг вырастает из тумана
такая танковая мощь,
что оторопь берет московского гурмана и кумира! …
Там длится до скончания времен
холодный дождь…
и очередь растет у местного овира.

---

***
…….
страх, тревога и вожделение
опускаются на первых порах
в пах,
вожделение там остается,
остальное разносится кровью
и застревает в иных местах
(тела), свежая кровь на устах,
голова человека, как водится, уже в кустах,
и вся грудь в крестах…
Гвардия греется на кострах,
от тепла кружится голова, исчезает страх…
и ты в иных и прекрасных местах!
…………….

---

из старой тетради
(фолкнер)…

Мой старый друг, мой фолкнер уильям,
известный осквернитель праха,
сквозь шум и ярость,
сквозь ночной бедлам
(где светится в ночи его рубаха),
в далеком августе, на сумрачном дворе,
увидел звезды в диком январе,

увитый жимолостью виноград,
и яблоки шафранные, и сад,
и ветер на зеленой мураве,
и месяц опрокинутый в траве,
и девочку, качающую ветку
магнолии на солнечной ноге…
…………….
Она сочилась соком половым
и объяснялась током горловым
на диком, непонятном языке,
плывущем на латыни по реке.
(За ней тянулись следом облака,
плывущие домой издалека.)
…..
Все это видел фолкнер уильям,
в далеком августе скитаясь по полям,
сражаясь с текстом —
с кровью пополам…

И капли крови из черновика
проникли в тело мира на века.
На юге полночь.
Проза глубока…
(Не надо, не тревожьте старика!)
__________
90-е…

---

****
(отрывок из поэмы «тринадцать»)…
…….
За дымом, за домом
осень машет рыжим подолом.
Старушка делится валидолом.
«Возьми, сынок, полегчает маленько…
А далеко твоя деревенька?»
«Да нет, тут за углом…
Мясоедовская угол Богдана Хмельницкого.
Там должен быть переулок Багрицкого
(а также тупик Урицкого…?)»

Уличный треп.
Ветер намел сугроб.
«Странно, никто не хочет быть ведомым.
Каждый хочет стать управдомом».
«Очень хочется выбежать голым
— и стать двуполым!..»
(Трудно спорить с женским полом.)
«Слыхали? Скоро между Вапняркой и Вашингтоном
наладят дружбу мостом понтонным!
С понта, бетонным…»

«Помашем и мы мечом картонным».
«Расцветем красным бутоном!»
«Не подавиться бы тем батоном…
или бетоном!…»
«Не говори со мной хамским тоном!»

…Ветер подул в соседнем саду.
Человек принимается за еду.
…………
«Ребята, здесь под землей — еда!» —
«Ну да?!
От нее не будет вреда?»
На углу Гаврош. «А не врешь?»
«Коман са ва?» — «Что за слова?» —
«Закурить есть?» — «Дайте сесть…»
Мыслит по-русски, говорит по-французски.
Что за пацан?
«Но пасаран!»

«Кудряво живешь, едрена вошь!
Сними эту брошь! И на место положь…
Уйми дрожь. Прекрати п….ж! Понял?»
«Как не понять, едрена мать!» —
«Пошли спать».

«Хорошенькое дело… В такую ночь
пошел бы ты прочь!»
«Особенно если у тебя дочь.
На тебя похожа точь-в-точь…»
«Голову не морочь!»
…..
—————
2007

---

***
зима оттуда…
……..
Дни заточения все длятся…
кровать пустынна, ночь горька
Ни чада нет, ни домочадца,
ни племени, ни огонька.

---

***
Дождям приедается капать
об этой осенней поре.
Там ходит простуженный папа,
и кашляет кот во дворе.

Погода испортилась за ночь,
задернуты шторы в Кремле.
«Зачем ты, Василий Иваныч
Чапаев, гуляешь во мгле?»
Затем, что горячее лето
улиткой свернулось в дубах.
Уже продаются билеты
на осень в стеклянных гробах.
. . . . . . . .
Подпорчено что-то в природе.
Туманится месяца лик.
Навстречу неясной погоде
несется безумный комбриг…
. . . . . . . .

---

***
Октябрь смотрит сквозь стекло.
Глаза закатывает лето…
Уж поздно – время истекло.
Туман ложится на предметы.
Заколотил свое дупло
сосед мой, дятел оголтелый.
И старый волк идет на дело…
А в комнате еще тепло!
Еще тепло, но стужа века
подстерегает человека.
Гуляет ветер на дворе.
Барсук уснул в своей норе.
Зима подходит к изголовью,
переполняясь свежей кровью.
И сыплет жемчугом в окно,
и дышит музыка – любовью!
Но ветер, но пурга, но стужа
пугают северного мужа.
Тоскует он в родном лесу,
двустволку держит на весу
и ждет… (а святки – на носу!)

---

***
Вселенским ужасом полны
Ночные крики паровоза.
И недописанная проза
Страдает комплексом вины.
Какая ветреная ночь!
Как пусто в одичавших скверах!
. . . . . . . .
И я с отверженным стихом
Стою у врат чужого храма.
Нет никого. Уснула мама.
Я снюсь ей. Бедным пастухом…

---

***
…….
Где осень бродит по дворам ,
там собирают птичий хлам,
охапки листьев, клочья драм,
и бабушек, бредущих в храм…
Из шкафа вынуто пальто,
и продолжается АТО…
Все ждут, что скажут наверху.
Свет — в окончанье коридора…
Горит еврейская Менора,
и Бог молчит, как на духу.
И вообще, дадут ли скоро
бронежилеты на меху?
…
Похолодало. Боль в паху…
________
2014

---

СТАНСЫ СРЕДИ ЗИМЫ…

. . . . . . . .
Я сегодня тропинкой пернатой
осторожно отправлюсь на юг,
где народ не торопится в НАТО
и погоду берет на испуг.

Перочинным ножом дровосека
не зарезать паршивой овцы.
Дело к осени, пахнет аптекой,
у волчицы набухли сосцы.

Неужели и Риму быть пусту?
Но до этих времен далеко.
Император разводит капусту,
хлещет Пушкин вдовицу Клико.

Завернуться бы в плащ кифареда
и забыть, пока тлеет свеча,
изуверскую мысль правоведа
и трусливую спесь палача.
. . . . . . . .
Лето сникло. Не скоро вернется
щебет птичьих задумчивых стай.
Спи, не бойся, что в горло вопьется
криворотая страшная сталь.

Этот страх нам покуда неведом,
и звучит, пока тлеет свеча,
королевское лето аэда,
пионерская клятва врача.
. . . . . . . .
…Город снегом совсем завалило,
словно мыши, притихли дома,
все тропинки пурга забелила –
поликлиника,
школа,
зима.

2009

---

ИЗ ДЕТСТВА (ЛЕТО 45-го)

…Просыпаюсь рано поутру:
За окном отец мой на ветру…
Ждет, когда закончится метель.
Переждать бы эту канитель.
Поздно… Мутно небо. Ночь мутна.
Улица белее полотна.
Утро, ночь ли — не видать ни зги.
Камни прочно встали, как враги.
Черный забинтованный трамвай.
Дед роняет хлеба каравай.

Папа входит в сумрачный подъезд.
За спиной — война, Россия, Брест.
Долгая горячая страда,
Битая незрячая страна.
…Из развалин тянет тишиной,
Теплым ветром, гильзами, травой.
Позади — беда и лазарет.
Впереди — Синай и Назарет.
Танки, разогретые весной,
Лето сорок пятого и зной…
Папа рослый, сильный, молодой,
Весело справляется с бедой.

И не зная, что сказать весне,
Мама улыбается во сне…

---

СТАРИКОВСКИЕ КАНИКУЛЫ

Сладкий, сладкий дряхлый старикашка
Из вагона выпал на лету.
Полетал над полем, как букашка,
Косточки рассыпал на ветру.

А потом пошел по-стариковски
По железнодорожному полотну,
Косточки свои собрал в мошонку —
И домой обратно, в Кострому…

---

ДЕПО. ПУСТЫРЬ…

О, кладбище сих паровозов!
Где слесарь-ремонтник затих…
Горячее солнце в стрекозах,
В канистрах играет бензин.

Холодное слабое лето
Стоит на нетвердых ногах.
Уже продаются билеты
На осень в стеклянных гробах…

---

ОДЕССА, РЫБНЫЙ РЯД, ПРИВОЗ (1947-й)

Ах, на Привозе, на кривом морозе
Продажа рыбы в неудобной позе!
Торговка красная, и красная цена…
Совсем недавно кончилась война.
На ледяном ветру очередь за рыбой ледяной.
«Четыре коропа, коропчика,
(красавцы алые в серебряной крови!) —
всего за петушок — пять рэ, и рыба ваша,
она еще кровит!..»
Безрукий инвалид
схватить ее культяпкой норовит, а рядом —
худая, бледная, освенцимская рыба —
трупы оскаленных исчадий с хвостами ледяными —
с железным грохотом ложатся на весы — по госцене…

…Прилавок, сталь, мороз,
и сопли на ветру…
Торговка говорит: «Чтоб ты так жил к утру —
она еще совсем живая,
я даром отдаю…»
У рыбы — рана ножевая.
Заплыли голубые скулы, а глаза еще как-будто живы,
но уже задумались
о гибели и глубине…
«За свежих жабер кровь плачу вдвойне!!» —
я ей кричу. Она не слышит
и говорит, что рыба дышит…
Кто рыбу оглушил (не по моей вине)? Ужели
глушитель рыбы, некто Меламуд
пробрался в пруд?
Иль это Сидоров, колхозный водолей,
ее распространил среди людей?
(О, прохиндей!)
На ледяном ветру — очередь за рыбой ледяной.
(«Четыре коропа, коропчика, красавцы алые —
всего за петушок…»
У рыбы — шок). . . . . . . . . . .
За другом друг, за рыбой ледяной
Очередь по всей стране родной…
Торговка красная, и красная цена.
Как хорошо, что кончилась война!..

---

Послание поэту
В. Ч.

Медленно постигаю твои стихи,
их принимаю почти внутривенно.
Пью эти сумерки. Жизнь сокровенна,
дни благодатны и ночи тихи.

Ты ухитрился себя обмакнуть
в горечь и нежность, в солонку мира,
не сотворил из мира кумира
и не сумел его обмануть.

Ветер невинен, и звезды строги.
Не миновать этим летом разлуки.
Падают наземь небесные звуки,
тайно ложась в основанье строки.

…………………………………..
Жаль, что не спрашиваешь, что же тут я
делаю?.. Тешусь дождливой погодой,
жадно живу на краю бытия,
ем хлеб изгнанья,
давясь свободой…

---

Жду тепла

…жду тепла.
О нем слабо напоминает не тающее
под морозным солнцем Хаджибея
затвердевшее от ветра белье
в наших старых итальянских двориках
какого-нибудь бывшего палаццо
какого-то там Гонзаго
с мраморными пустыми колодцами заросшими тишиной
эпохи Цезаря Борджиа
или какого-нибудь там Бенвенутто Челлини…
Античная мраморная отрыжка
золотая окрошка известняка
синие венозные отложения солей
на бедрах и икрах немолодых кариатид…

…еще зима, но в воздухе уже намеки…
И старушки, которые еле живут в своих зимних окошках,
показали свои старые рембрандтовские лица и кости
в чепцах. Грея остопорозные косточки на острие солнечного луча,
задремали, задумались о смерти,
о весеннем равноденствии, о равнодушии.
О лете,
которое переживет века.

---

***
…………
Мальчик на скрипочке своей пиликая,
с белым бантом, зеленым кантом,
с позолоченным Эммануилом Кантом,
встал маленьким музыкантом
в дедушкином книжном шкафу,
рядом с кудрявым мраморным дуэлянтом,
легко вместившимся
в пятую графу
………

---

***
Погибнуть страшно… Умереть?
Не жить, не чувствовать, не ведать?
Нет, лучше жить и лучше тлеть,
и знать, что позовут обедать.

***
………….
Вот и дождик на землю пошел,
вот уже и закапал…
«Знаешь, папа, сегодня мне так хорошо!
Я сегодня так счастлива,
так счастлива, папа!….»
«Ничего, доченька, это скоро пройдет»,
осторожно молвил отец —
и внимательно посмотрел на запад…

---

***
…….
Есть ужас подлинности в бритой голове
и страхи ревности в тумане,
и призрак старости
в насупленной траве,
и прелесть юности в обмане.
Есть ужас холода
в простуженной Неве,
и холодок ключа в кармане.
……………
есть знаки вечности в небесной синеве,
и синева в Нахичевани…
……?
_________
(2012)

---

ПОРТРЕТ

Феликсу Кохрихту

Я возвращаюсь в дом старушек Модильяни.
Там жил курфюрст Абрам, невежественный перс.
Он в Моцарта играл на пыльном фортепьяне
и пас свою козу на пастбище небес.

Он был молоковоз слепой Кассиопеи,
где старый Зодиак был каждому знаком.
Его ласкал Привоз, его любили феи,
приветствовал собес и уважал райком…

---

***
Я старый маг морей, усталый аллигатор,
гиппопотам! Звериный Карл огня!
Я бедный идальго, я маленький плантатор,
я в клетке кепчатой, не обижай меня.
Я в аленьком бреду, я в желтенькой косынке,
как негритёнок Ли с китайской бахромой,
с бубенчиками слов в зелёненькой корзинке,
опрятный счетовод, смеясь иду домой…

---

***
Жизнь ежедневна и трагична…
Стареем мы, стареем мы.
И пухнут вены неприлично
У той и этой головы.
И вижу я, ужасно вижу,
Как на перилах мой сосед
Свисает по ночам все ниже
И курит, бедный, стар и сед…
Как в старость надевать калоши
Ему все туже и трудней.
Как ветер свеж!.. Как пусто ложе.
Как до конца — немного дней…

---

ОДЕССА
Юность

Мы собирались часто… Гасла осень.
Опутывали сумерки дороги.
Пустели парки. Падала листва.
Дожди шумели по ночам. И долго
роптали ветви и стучали капли.

Мы собирались дома… Без камина.
В печи ломилось в щели сквозь дрова
И голову высовывало пламя.
Мы все мечтали о побегах… Смутно
за окнами мерещился вечерний
и мокрый город. Било полночь. Каждый
с расширенными ясными глазами
с восторгом говорил о том, что можно
перемахнуть границу и уехать…
Увидеть страны, нахлебаться ветра,
дорожной скуки, запаха мазута
и дорогих духов каких-то женщин…

Гудела печь… Мы говорили вместе,
перебивая, торопя друг друга, –
и сладостно вдыхали свежий запах
земли, осенних листьев и тумана…
Мы забывались. За столом убогим
рождались ослепительные мысли.
Мы грезили… Курили и молчали.
(А ночь была сырой и непроглядной).
Мы обретали сладостное чувство –
жить на земле, творить и быть свободным.

Дождь утихал. Мы расходились поздно,
как заговорщики в ночи. И каждый
прислушивался долго и тревожно,
как затихали гулкие шаги
товарища. Мы были одиноки
и счастливы… В порту спросонок выли
охрипшие сирены пароходов.
Накинув капюшон, ходил вдоль ночи
дежурный постовой. Холодный ветер
по мокрым рельсам убегал к вокзалу.
Ночь пеленала в осторожном ливне
усталый, успокоившийся город.

Кариатиды зябли на ветру,
впиваясь в мрак незрячими глазами,
и море, как медведь в своей берлоге,
Ворочалось и не могло уснуть…

(1965 год…) ?

---

РАЗГОВОРЧИКИ С НЕБОЖИТЕЛЕМ
или Прощание с текстом

И. Б.

1
Я тебе подражаю только сегодня.
На тебе, должно быть, печать Господня.
Всем известно: Муза — большая сводня.
Невозможно дважды — и в ту же реку.
Эта жизнь превращает меня в калеку, —
помогите увечному человеку!

Там где каждый твой сокамерник — смертник,
где закат над Нарвской заставой меркнет,
там тамбовский волк тебе не соперник,
лишь балтийский ветер тебе напарник,
только звезды одни и ты — Коперник.

Там того и жди, что ворона каркнет
да товарищ в сердцах за решетку харкнет.
Там свободой уже давно не пахнет.
А когда в небесах разверзнутся хляби,
скажет дядя Исак (он мудрец и рабби):
«Время близко, поздно кричать о драме.
Ибо самое время вспомнить о маме.
Ибо самое время кричать о потопе.
Жаль, что нет кипы́ в твоем гардеробе:
ты надел бы — и жил бы себе в Европе»

Там сосед твой с утра не вяжет лыка,
в двух шагах от Петра не услышишь крика,
там с утра в стране назревает драка,
там опасно жить и любить вне брака
(вижу слабый свет в глубине барака).
Бойся, девочка, всяких прохожих дядек,
не бери из нечистых рук шоколадик,
не ходи одна в этот детский садик…
Не смотри на мир, раскрывая ротик.
Хорошо если доктор просто невротик,
а не злой маньяк и не старый педик…

Так и будешь писать, как в отчизне плохо:
дескать, нет там ни выдоха, нет и вдоха,
и стоят дома со времен Гороха,
на дворе зима — такова эпоха…

2
Там горят дерева, как посланцы духа,
там в крови голова, в головах разруха,
там качают права, и в делах непруха,
запасают дрова старик да старуха,
Ростропович летит на великий конкурс,
и свистит метель в небесах и бронхах.
Солженицын и Белль покидают Франкфурт,
за чужой бугор улетят во фраках —
и ищи их потом в чужих оврагах…

Высоко в небесах самолетик кружи,
шмель сидит в волосах и ни с кем не дружит,
спит царевна в лесах и о князе тужит,
и тамбовский рысак ей надежно служит.
И Гвидона тоска не напрасно гложет,
от такой картинки его корежит,
за окошком зима свои хлопья вяжет,
скоро дева войдет – и как карта ляжет.
Стюардесса, споткнувшись, падает в кресла,
до сих пор там лежит, раскинув чресла,
кабы к ней подойти — давно бы воскресла
(но ее будить не имеет смысла).

3
У тебя там дела, ты, наверно, занят…
Вьюга в здешних лесах давно партизанит.
Подожди, пока соберется саммит,
и увидишь все своими глазами.

В этом мире нет ни низа, ни верха,
на плечах тирана седая перхоть,
по законам Корана — куда б ни ехать,
все равно бараном придется бегать
и жевать травы молодую мякоть
да над каждым цветком холодеть и плакать.
(Над Германией дождь и в России слякоть…)

Нам пора. До свиданья, мой друг Иосиф!
Поэтический лес редеет от просек.
(Я здесь тоже живу, отчизну бросив.
Если крикнут: домой! — я скажу, что не против.)
Нешто мало равнин на просторах Рассеи?
Инородцы, блин, там прочно засели.
Как их только терпит страна доселе?
Мы их где-то снова прочно расселим
среди диких скал и цветущих расселин.
А когда трава взойдет из проталин,
нам помашет ручкой товарищ Сталин.

На пороге зима, на улице ветер.
Мир не сходит с ума, он высок и светел,
величав и сед, как писатель Федин.
Он едва ли жив, но уже безвреден

…Мы с тобой заболтались. Луна в зените.
Если что, обязательно позвоните.

2009, Германия

---

«В ПРЕДЧУВСТВИИ НИРВАНЫ…»
(из книги стихотворений «Непрошеная речь»)

ДВОР

Как проба первая пера,
рассвет уборных робок.
Как птичий обморок, пора
перегоранья пробок.

Пока ещё в уборных тьма
стать предрассветной тужится,
вольфрама ниточка одна
подслеповато мружится.

Пока ещё кипит во рту
ночное электричество,
перегоняет небо ртуть
из качества в количество.

Пока холодное депо
полно пустот и сырости,
и полон двор сырых грибов,
и им уже не вырасти,

пока ещё у сосен грипп,
и им не скоро выздороветь, –
весне не выйти из игры б,
но только б раму выставить.

Больными зубками рассвет
посасывает лампочки,
сырой парадной слабый свет
ночь делит пополам почти.

Пока губами сквозь туман
ещё деревья всхлипывают,
пока ещё идёт роман,
пока перо поскрипывает,

пока свежи на строчках швы,
и смысл ещё не выскользнул, –
застать бы мир ещё живым,
ещё сырым, не высказанным!

---

Из дневника
Ю. Новикову

Осень была: встретил Юру.
А он грустный-грустный…
Очки снял. Нёс молоко.
«Грустно, Ефим, грустно…»
(И кроткие глаза без стёкол,
печальные и красивые,
глаза русского интеллигента,
глаза оттуда, из девятнадцатого…)
Ветер на Кузнечной.
Несу молоко.
Юра надел запотевшие очки.
«Идём ко мне.
Я покажу тебе рисунки.»
Рисунки странные.
(«Сыру не хочешь?»)
Я ем сыр.
Потом — рисунки.
Капельки крови
Краплаком разбрызганы.
И линия
— почти потусторонняя…
«Останься, будем слушать музыку.»
Я остаюсь. Мы слушаем музыку.
Юра подходит к окну,
Долго смотрит туда…
Там ночь и туман.
Потом говорит: «Нигде,
нигде не продают оружия…
Странная страна…»

---

***
……..
Когда я отъеду,
когда я замру,
проснусь кифаредом на божьем пиру
и буду, неведом, стоять на ветру, —
я встречусь с соседом за пивом к утру.
Он спросит: « Ну что, обращался к Петру?
— В раю холодина… — Подсел бы к костру.
Успеешь прижаться к родному бедру.
Упасть и отжаться за склонность к добру.
Не надо бояться…»
……..
Но это попозже, когда я замру…
___________
(2010) …

---

ВЕСНА-91

Этих кранов кровеносных
и сосудистых больных,
этот мир детей несносных
и засовов потайных.
Этих крынок кривотолки,
эти боровы весны,
этот рынок, эти ёлки,
эти палки, эти сны…
Корабельные причалы
карамельного песка,
славных рыбных дней начало,
корабельная тоска.

---

***
………….
… Вороны кричали: «Март! март!…»
Дрогнул сугроб, потемнел снег.
Метеорологи склонились у карт.
Людям загрезилось о весне…
…………
И потом — женщины. Их было чересчур много на юге.
Они так и кишели. Особенно на пляжах.
Смуглые руки закинув, обнажая гущу подмышек,
тяжелые губы подставив солнцу,
лежали, смежив глаза, на песке —
и дурманящий запах их плоти кружил голову…
Хотелось схватить их железной хваткой —
за щиколотки; не просто прикоснуться, а взять их, как рабынь.
Но подойти, подползти было трудно, почти невозможно.

…. Голодный волчонок шалыми глазами пожирал грациозную лань,
идущую к водопою… Невыносимо, невыполнимо! Билось, подбрасывая песок, сердце.
Приходили уверенные, длиннорукие, как орангутанги,
мужчины, и развратным ртом смеялась комсомолка….
… Потом все проходило, омывалось прохладным морским рассолом. Пляжи пустели, надвигались закат и ветер.
Была острая зависть и тоска…

…. Кончались экзамены, кругом пчелиное гудение страшного лета, бабочки облетали мою голову, кровь яростно неслось по светящимся венам, выметая соль из закоулков; они взбухали и опадали,
как морской прилив…….. Бриз остужал мою голову.
___________
(80-90-е…?)

---

ВЕСНА-87

1.
… А утром во дворе так тихо лопнет лёд,
и сыростью ночной подует из сортира,
с окрестных гор и ледяных болот,
из плодоовощной квартиры.
Там грезит о тепле о тепле холодный зябкий парк,
налитый молоком тумана,
там детское евангелие Марк
читает людям без обмана.
Пускает в небеса свой аленький кораблик
мой грач двоюродный, троюродный мой зяблик.

---

Б.Х.
1
Зима… улица…
Прохожий сутулится.
С неба сыплется небесная манна.
Это от Бога, это гуманно…
Девочка говорит слегка туманно:
«Мама, все это как-то странно…»
Мальчик спрашивает: «Что это такое?»
Вчерашнее жаркое.
Помнишь считалку: сапожник, портной…
Кто ты такой?
Еврей или гой?
…На кой это тебе, на кой?!
«Жаль, нету рядом платочка. Все бы собрала…»
«Попробуй, дочка. Это вкусно, это кашка.
А это не трогай, это какашка».
«Пошла вон, замарашка!..»

2
На улице — редкий снежок.
Стою на углу, ем пирожок.
Рядом дамский скрипит сапожок.
Пирожок с яйцом и рисом,
и мы с Борисом!
На дворе морозно, грозно и поздно.

Пирожок теплый, почти горячий.
Рядом стоит незрячий.
«На, возьми пирожок, согрейся, дружок!»
Тот ест, выплевывая звезды и рис…
А за ним Борис,
председатель дохлых крыс.
Смотри не подавись!

Что происходит?
Господь нисходит.
Такая высь!..
Трудно представить. Поди разберись…

Сумерки. Гуляем.
Смотрим остатки звездного пира.
Рядом — Яша Шапиро.
Ночь. Идем мимо «Привоза».
Сплошная проза.
Читаем друг другу стихи.
Находим огрехи. Подсчитываем грехи.
Хорошо, что ночи пока тихи…

«Как ты думаешь, это ямб или амфибрахий?»
Пьяный некстати вмешивается в беседу:
«Пошел бы ты …!»
Поговорили.

На углу выгружают теплый хлеб.
Топчутся лошади, дымятся комья навоза.
Стоят два друга — Борис и Глеб,
жуют корку, едят хлеб.
А над ними — ветер судеб.
………..
2007

---

***
Не всё ль равно — попасть по дождь
иль Пастернака почитать?
Одна и та же листьев дрожь
и влаги общая печать.
Не одинаково ль — уйти
в отяжелевший влажный лес
или в стихи его войти
метафорам наперевес?
Не всё ль равно — ударит гром
или обрушится строфа,
где воздуха сгущённый бром,
строки пугливая дрофа?
И если город снег замёл,
засыпал метонимий град,
бард соловьиный глаз завёл,
предсмертной судороге рад;
И если дышит это ночь,
как носорог в кромешный мрак, —
земную полночь превозмочь
из дома вышел Пастернак…

---

ДВА ТИХОТВОРЕНИЯ…

1
… Там на дороге сидит Иов,
весь в нарывах,
весь в высоких порывах.
Иов молчит, он не из болтливых.
Бог посещает его в перерывах…
А вокруг – немало счастливых, трусливых.
игривых,
нетерпеливых, пугливых.
Не из таких Иов…
У него на библейских плечах короста,
над ним летают ангелы огромного роста…
Жить с этим непросто.
Там увижусь, наверно, со своим отцом –
не чувствуя больше себя подлецом
с восковым небритым лицом,
а вполне молодцом
и глупцом…

2
Есть ужас подлинности в бритой голове
и страхи ревности в тумане,
и призрак старости в насупленной траве,
и прелесть юности в обмане.
Есть ужас холода
в простуженной Неве,
и холодок ключа в кармане.
………….
и знаки вечности в небесной синеве,
и синева в Нахичевани…
ВАРИАНТ ЗИМЫ (3)
Топили камины, топили печи.
Играли в парадных в чёт-нечет.
Сестра говорили: зима лечит,
а брат был — Платон Кречет.
А к ночи, когда леденели ветры,
и в мёртвой заре коченели ветки,
нашёл Назорей свою рыбу в сетке,
и стали роптать предки.
Бежали девчонки, как босоножки,
в балетных па по лунной дорожке.
Стал месяц земле показывать рожки,
считая вилки и ложки.
Пока было ночи в трубу дунуть.
В углу пауки разбрелись думать.
День в голову в путлю успел сунуть,
да ветер — в лицо плюнуть…

---

***
Но синий декабрьский денёк,
но нежность оттуда,
где горем залитый белок
горяч, как Иуда.
Покуда чеканят гроши
над гробом событий,
играют в лапту латыши
в предгорье наитий.
Пока голубеет река
в тазу, как в лазури,
играет поллитрой рука
в предчувствии бури.

---

ЗАГРАНИЦА….?
(зимние радио-сны
образца 1965 года…)
………………(реконструкция)
1
Москва
облизывает нас дождем.
Бреслау…
Надвигается озон.
Совиные глаза у бархатных портьер.
Автомобили. Рене Клер.
… На площади Пигаль
авианосцы пьют мазут.
Бутылочным стеклом порезался гамен.
(Сто лет назад его
нам подарил Гюго.
Его зовут Гаврош. Не трогайте его!)
………………..В полУночных дворцах кого-то снова бьют….
Поверженный Конвент. Отверженный уют.
На площади метель… там узники поют.
2
…………………….Германия. Орган…
Вновь музыка мудрит.
Валенсия в огне. Испания, Мадрид.
… По венской мостовой гуляет Вечный Жид.
Он болен головой, и он не убежит…
По пражской мостовой
плетется Агасфер.
Томится постовой.
Дымится бундесвер.
… Уже в пяти верстах
поверженный Рейхстаг…Вся гвардия в кустах…
Грудь маршала в крестах.
И страх во всех местах!
…………………….
3
За шторками кафе
не дремлет органист.В широких галифе
проходит кагебист.
Над столиком портье
склонился шахматист.
(Ему играть с Корчным,
и путь его тернист…)
………..
4
… На улице кричит покинутый старик.
Из бубна льется кровь.
Ее зализывает бык…
Вперед
бросается братающийся взвод.
…
Из подворотни смотрит наркоман.
За проституткой гонится туман…
Широким жестом
полицейский отменяет мост.
… И все летит к чертям,
и я один, как перст…
До дома – тыща вёрст!
… И снег сплошной окрест……
……
_______________
(1965…2001…)?

---

СТАНСЫ ВРЕМЕЧКА

Там где в рощах танцует виагра,
где от крови намокли штаны, –
улетает правительство в Гагры,
разрывается сердце страны
где шумит подо мною Арагва,
там в далёкой отчизне видны
у Тургенева злая подагра
и у Чехова комплекс вины.
Где убогая армия турка –
(злые сабли криви не криви) –
обнажаются дети Панурга,
осыпается Спас-на-Крови.
Но поднимется ссученный урка –
и на свежих наколках видны
вислоухая армия турка
и рука долгорукой Москвы.
Значит, снова в объятьях придурка
мы окажемся в пятнах вины…
О, туманные сны Петербурга
на обломках берлинской стены!
Где остатки гнилого окурка
там сквозь пламя пожаров видны
воспалённые сны демиурга
и лампасы великой страны.

---

***
это тайна моего говорения
это заговор твоего молчания
тихо входит в стихотворение
небывалый опыт мычания
в этом смысл моего влечения
языка моего одичание
звук таинственного речения
и неведомых слов звучание
если строчка полна значения
значит слов золотое свечение
чьё-то высшее поручение
в небесах идёт совещание
о путях земного вещания
о новейших путях изучения
поэтического излучения
значит, тайна стихосложения
неземного происхождения

---

ПЕРЕХОД

Через четыре границы,
через кордоны морей
я пробираюсь к столице,
маленький тихий еврей.
Я оккупировал гетто,
проволоку приволок,
выстудил в сумерках лето
и побелил потолок.
Тихо в просторной каморке,
свечи спокойно горят.
Чехов, Скиталец и Горький
между собой говорят.
… Осени лёгкое бремя,
вечер в закатной пыли.
Медленно движется время,
вечность мерцает вдали.

---

ЛЕТО 1952 ГОДА

Авианосец «Миссури», корейская длится война.
Шоколадные пляжи в песках синим спиртом облитого лета.
Обливаются потом купальщицы спелого цвета,
Обнажаются мальчики цвета цветущего льна.
Ледяные фужеры небес, мутно-алого моря дурная волна,
Профиль греческой девы сквозь горячую прорезь
ночного прицела отмечен,
где промеж городов разлеглись раскорячась
Харибда и Сцилла, Бригелла и Стелла,
где дантова печень, —
молодая Брунгильда дымится на солнце, черна и вольна.

---

ПОЭТ И ДОЖДЬ

Свидетель певчих птиц обласканный богами
насмешник, и мудрец, и чтец ненужных книг,
он в тайны бытия задумчиво проник,
он химик, он поэт, он физик, он ботаник,
он скрылся от царей, он убежал от нянек,
весёлый властелин, таинственный изгнанник,
незримых городов окаменевший странник,
обрызганный дождём, он страшен и велик!
Как первый летний дождь, он прошумел над садом,
как Тютчев и как Фет – над пашнями страны.
Там девушки лесов, печальны и стройны,
покорно и светло ложатся с бардом рядом.
Он понял жизни суть, он знал: век Музы краток,
он в пламенном бреду прекрасно занемог.
(Там молния воды течёт между лопаток
и тёплою струёй стекает между ног.
Там шабское вино – и пробка в потолок!)
Великолепный дождь! Он прошумел над прозой,
над прелестью стиха, над пропастью воды, –
и первый летний гром был первою угрозой,
предчувствием венца, предвестником беды.
Когда в ночной тиши блеснёт шальная гривня
(последняя!) – и бард опять уйдёт в запой, –
на улице, где дождь шумит на мостовой,
он до сих пор стоит, глотая слёзы ливня,
и смотрит в ту страну,
где воля и покой.

---

***
Холодный ветер юга продул кварталы лета,
весь город был оставлен и брошен наугад.
Раскинутые ноги старинного буфета, —
все кинуты на ветер — кто беден, кто богат.
Ах, этот ветер юга! Прощай, ещё не вечер…
Живи ещё полвека и продувай дворы.
Оставь нам тяжесть моря, которое нас лечит,
не отдавай пришельцу ни Крыма, ни Твери.

---

***
Какие казни ждут гонца!
Какие козни там на звёздах!
Там правит время — летний царь,
пасёт и пьёт вечерний воздух.
Там ловит время мудреца,
там попираются основы,
там в горле комом — часть лица —
пасётся вымя злой коровы.
Там век сгустился в вышине,
там старый мастер гнёт Помпея,
там обездоленной земле
дарует свет Кассиопея.
Герань застыла на стене.
Там бродят кони Пиночета.
(Так странно жить в моей стране,
где ты одна и неодета…)
… Прощай, угрюмый лицеист!
Ты сделал всё, чтоб снег не выпал.
На лицах юга спелый лист,
цветёт урюк и пахнет липа.

---

ДЕПО. ПУСТЫРЬ

О кладбище сих паровозов,
где слесарь-ремонтник затих,
горячее солнце в стрекозах,
в канистрах играет бензин!
Холодное слабое лето
стоит на нетвёрдых ногах.
Уже продаются билеты
на осень в стеклянных гробах…

---

***
Погибнуть страшно. Умереть?
Не жить, не чувствовать, не ведать?..
Нет, лучше жить, и лучше тлеть,
и знать, что позовут обедать.
И, просыпаясь по утрам,
вдыхая плоти горький шорох,
увидеть солнце в синих шторах,
услышать детский тарарам.

---

МОНОЛОГ

Мы пленники зимы,
заложники свободы,
проказники тюрьмы,
друзья дурной погоды.
Магистры площадей,
юродивые улиц,
наследники идей,
которые загнулись.
Нам шей не разогнуть,
мы те, чей конь стреножен.
Прокладываем путь,
который унавожен.
Но, странники ночей,
поэты и бродяги,
храним тепло печей,
где мёрзнут доходяги…

---

НА ОТЛЁТЕ

Мне кажется: на тёплых камнях города
лежит моя голова.
Она осталась здесь…
Дышит, смотрит в листву, грезит —
послевоенным летом, детством,
клёкотом свежей воды из-под крана,
югом, мокрой галькой моря,
облаками над Хаджибеем,
книгами юности,
нашими надеждами, музыкой, —
отшелушившейся молодостью…
Теперь я вижу себя,
бегущего в лабиринте дворов
отощавшей гончей,
с исхудалым лицом педагога,
уже почти безумным…
Нынче всё позади,
но это во мне.
Я долго смотрю на месяц.
Месяц тонкий, слезящийся…
Кругом ночь, крыши, туман.
Блестит мостовая… Никого.
Я не выдерживаю —
и поднимаюсь к звёздам…

---

ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ ЭТЮД

Это одесское лето, одесское гетто,
толпа озарённых придурков,
это влажная завязь травы и речи,
морской соли и сырого тумана,
косноязычие одесских долгожителей,
подвеянных поэтов, тихих задумчивых сумасшедших,
хитрых шахматистов
и расчётливых утренних философов…
Это утренний кефир и полдневное солнце
над горячим от жизни Привозом,
молдаванка с покосившимися улицами
и древними, подмытыми артезианскими
и фекальными водами, дворами,
где долго не гаснут закаты,
и на бледные лица слепых кариатид
ложится к ночи тёплая, бессмертная одесская пыль…
Это сладкий дым и смог загазованных пляжей,
Златы Пяски ещё не загаженной Дофиновки,
свежие жабры бычков-гладиаторов,
борющихся с тяжким воздухом моей отчизны,
моего любимого греческого полиса,
моей старушки Пальмиры…
Восхитительный запах дерьма и отечества!
Где сливочный ампир и классическое барокко,
цветной торт лепных карнизов
и ломкий бисквит известняка,
дворовые сортиры,
дождик на станции Сортировочной,
мокрые рельсы и тоска переездов.
Там по утрам над Отрадой встаёт высокое свежее море,
которые пахнет степью и неубитой рыбой…
Там не слабеет целебный запашок водорослей и йода,
и в августе на скалах крепчает зловоние мидий,
чёрной и жирной морской травы…
Это — память о временах, когда под Одессой, как под сердцем,
ходило большое свежее море,
и в турецком чаду кофеен подымался над Ланжероном
жертвенный шашлычный дым…

---

Когда не пишется…
(или стихи о поэте и поэзии)

1

…Когда не пишутся стихи
об одиночестве,
о прочности, о почвенности,
о непорочности зачатия, о творчестве,
о происках зимы, о крепости,
которую не взять ни в детстве, ни в отрочестве,
стихи о юности, о зодчестве,
об иночестве, о пророчестве…
и о толстовском имени и отчестве…

2

стихи о бренности, о тленности, о глупости,
о распростертой пропасти, о скупости…
О Господи, подумать только — простыни
Менять не надо, надо видеть сны,
от блуда пламенеющие,
Дожить до осени, до лета, до весны
Где комнаты стоят, прохладой веющие,
Где юноши, уже слегка стареющие,
На бреющем полете тихо реющие,
Висящие над пропастью во ржи,
И лица их печальны и нежны…

3

Кочующие по земле,
Ночующие, где придется, чающие
Высокой справедливости, спасающие
Своих друзей, вокруг блуждающих,
Друзей своих врачующие,
знающие,
откуда этот ветер с юга дующий,
и этот сумрак, над землей летающий,
и эти облака, во сне витающие,
и тучи, над родной землей кочующие…
В иных краях, где не бывали мы,
Вдали от стужи, ветра и зимы…
4

Так жил поэт, талдычащий о старости,
Весь в старческом могуществе и ярости
Весь в предвкушенье страсти, жизни, юности,
Весь в немощи, не пожелавший помощи
В стране, где культивируются овощи
Где крепко спят в глубокой тьме сокровища
и тихо просыпаются чудовища…
Слагающий стихи о злом отечестве
Тоскующий о жертвенности, жречестве
и о прекрасном, гордом человечестве!

5

Мечтающий спасти страну от глупости,
От серости, от беспробудной тупости,
От крепости и от внезапной робости
у широко раскинувшейся пропасти…

6

Стремящийся прозреть и тихо вырасти,
созреть умом, не умереть от сырости,
набравшись сил, прочистить смело лопасти
и полететь,
минуя пни и пропасти!..
Свободно жить, не продавая совести,
сложить стихи и написать все повести,
не изменив ни качеству, ни жречеству,
ни музе, ни любезному Отечеству…

7

Так день и ночь дышал и жил играющий
в поэзию,
ночь напролет читающий,
достоинство и честь страны порочащий
поэт,
свои стихи в ночи бормочущий…

2010

---

РОДОСЛОВНАЯ

Дождь на рассвете… дождь.
наверное, в тиши
уютной, той, покинутой России
(центральной), где в соломенных
дикорастущих крышах
дождь застревает в Муромских лесах…
В Тарусе тоже дождик… Лопухи,
развесив уши пупырчатые,
слушают ненастье.
В реке полощутся лещи,
тяжёлые, гружённые икрой (и водкой).
А у окна стоит, вдыхая ветер
и перегар сырого Подмосковья,
Татьяна Леонидовна Петровна,
искусствовед музея народной старины,
преподаватель музыки народов СССР,
любительница Врубеля и Блока,
и Фалька, и Матисса, и Дега…
Случайно и непостижимо странно
влюбившаяся в сплавщика Дурнаго
Андрея Венедиктовича, внука
и правнука художника Перова,
однофамильца, чей маленький этюд
совсем случайно остался
средь личного имущества Загряжской
Тамары Люциановны, хористки,
племянницы великого поэта
со стороны и брата и отца…

---

ФИЛИМОНОВ

Врач Филимонов ужинает в полдень,
когда не ужинает никто.
Когда звёздочки шебуршат в ночных кустиках
и заиньки глазки моют, —
он на чердак свой низкий вылазит
и ждёт, когда перестанут люди
ехать по дороге туда и обратно.
Вдова Сиропкина поливает вечерней водой огород.
Филимонов, щемяще влюблённый в неё,
вынимает свой тихий маузер и стреляет.
Вдова возвращается в дом и ложится.
Пыль висит над чердачным зданием.
Убитый сам собой Филимонов
долго смотрит в крестовину окна…

---

ВРЕМЯ ГОДА — АПРЕЛЬ

Печальные дети отпетой зимы!..
Страна многолюдно, и люди в истоме.
Там дети Гоморры играют в Содоме…
О, только б спастись от сумы да тюрьмы!
Гоните их в шею! Чеканьте мосты!
Оставьте в покое монеты и флаги…
Сверкнут ятаганы в турецкой отваге,
и в детской молитве раскроются рты.
Прощай, Андалузия! Лето, прощай!
Зима наступает на горло предметам,
и солнце китайское смотрит при этом
так косо, как будто летает праща
по улицам… Статуи стынут в метро,
деревья роняют остатки обедов,
и ветер пирует на кортах соседа,
и мальчики спят, улыбаясь хитро…
Гуляет весна. Городской Капабланка
обыгрывал в шахматы местную власть.
Вороны кричали досадно и всласть,
и в небе дрожала спортивная планка.
… Крошится апрельский обеденный мел.
Все школы объяты распутством и ленью.
Проклюнулась травка. И маленький Ленин
ещё не родился, ещё не успел…

---

МОЛДОВАНКА
Гене Группу

Кот медленно в агонии кричит,
Старухи лупят мух, стукач стучит,
Горбатый мальчик злобно кличет маму,
Поэт-надомник пишет эпиграмму…
… и колченогая соседка,
Надев трико — ночную униформу,
Мочи горячей утреннюю норму
Другой соседке на голову льёт.
Сосед-мерзавец курит у ворот.
Там варится куриная нога,
Там дети ждут горячего бульона,
Там мы находим спящего врага,
Летящего с горящего балкона.
А к вечеру калеки-гордецы
Сползаются к вечернему клозету,
Стыдливо в кулачке зажав газету,
Базедовой болезни молодцы.
На чердаке колдует чернокнижник,
И денег ждёт художник-передвижник.
… от вони, от жары
Там лопаются стёкла-пузыри.
Несутся крики дикого семейства
И запахи домашнего злодейства.
Минует ночь, и снова крик с утра,
Холодные пустые вечера.
У крана ждёт девиц лихой красавец,
И курит у ворот сосед-мерзавец.
О, Господи, явись сюда, спустись,
Яви свой лик и доброму, и злому,
И, может быть, всё станет по-другому.
У каждого в углу висит корыто,
И в окнах у соседа шито-крыто.

---

***
Когда сияет жизнь в твоих глазах,
Как золото портьер
в картинах у Ван-Дейка,
Когда лежит весь мир
в таинственных слезах, —
Тогда — о, нет — не скажешь:
«Жизнь — копейка!»
Но стоит ледяным ветрам подуть —
И ты увидишь, как тебя завертит…
Страшись забыться. Берегись уснуть —
И пишешь, и живёшь, и спишь
на грани смерти.

---

полеты во сне …

Под космической тяжестью белых звезд,
мимо серых пахот и птичьих гнезд,
мимо красных карликов, черных дыр
— мы летим,
и у нас Господь — поводырь.

Мимо пахот, мимо земных оград,
над ночной землей летим наугад,
не оглядываясь назад.

Мимо щучьих гнезд и паучьих лап,
мимо синих звезд и погасших ламп,
мимо райских врат
мы спускаемся в ад
(там, где строится город-сад).

…Это тяжкий труд —
(но нам — поделом!) —
тяжелей, чем пьесу писать «Разлом»,
чем роман сочинять под названьем «Разгром»,
террористу крикнуть — «Шолом!».

Пролетая над городом, где знаком
каждый камень и кустик
и каждый дом,
мимо тихих дач, мимо серных ванн,
покачусь как мяч — да к твоим ногам, —
попаду опять в свой родной бедлам,
чтоб соседям сказать:
«Фиг вам!».

Я «спасибо!» крикну родным дровам,
что горели жарко назло врагам,
согревая родной вигвам.

Чтоб отчизна твоя не пошла на слом,
завяжи свою жизнь
тугим узлом –
разберись со встречным тупым козлом…
и сразись со всемирным злом!

…………………2
Легче выйти живым из промозглой мглы
и присесть на кончик чужой иглы,
расстрелять мента, как Азиз-Оглы,
и забиться в чужие углы…

Под космической тяжестью белых звезд
поднимись во весь исполинский рост,
покажи, что ты жив и не так-то прост
и что брат твой — весенний дрозд.

Мимо пагод, мимо земных оград,
мимо ягод, мимо слепых рассад —
по родной земле брести наугад,
не взыскуя земных наград.
Мимо горя, мимо чужих невзгод
пробираясь не первый год.
……………………
Получи свою пищу сухим пайком,
оставляя жилище, уйди тайком —
(и получишь право пойти в партком,
если жизнь пошла кувырком) —

А в парткоме праздник — все пьяны в дым.
Ты войдешь туда совсем молодым,
а уйдешь уже стариком…
…………….
А когда долетишь
до далеких звезд,
и душа твоя вырвется в полный рост,
и осыплется тело от всех корост —
ты поймешь, как твой путь не прост.

А пока —
срывая с гранаты чеку,
террористу крикни: «Лови! Ку-ку!»
(иль повесь ее на первом суку,
не давая уйти врагу…).

А потом,
добежав до ближайшей Москвы
(там, где саммит держав),
не дослушав молвы,
доберись, наконец, до родной синевы —
до небесной своей страны…

(2010)

---

***
Прощай, мой греческий полис,
мой северный, мой недужный!
Вещай, мой жреческий голос,
уже никому не нужный.
Хранимый весной и Фебом,
навек обеспеченный хлебом.

…Давно в керосинной лавке
не сыщешь нигде глагола,
в ночных сыроварнях пусто,
на полках светло и голо.

Прощай, мой любимый даун,
увидимся мы едва ли.
Зато Лаперуз и Вена
протянут друг другу руки
на память о злой разлуке.

Кто зубы мочил в отраве,
чья в водах окрепла печень, —
о жизни и смерти вправе
спросить у Того, кто вечен.
….
Прощай, золотое горло
креветок, ревущих снизу,
и телок, сидящих сверху,
и маток, сосущих визу.

Мне горло сжимает иней,
и изморозь кроет ноги,
серебряный звон просодий
во рту моего коллеги…

Прощай, златогривый мальчик,
играй на зубах гребенок!
Прощай, Петербург и Нальчик,
и город, где ты ребенок…
……….
____________
2005…(?)

---

зимний вечер в Гаграх…. (?)

…. Смеркается… На улице мороз.
Скопление созвездий и берез.
Уже пробрал Снегурочку мороз —
до возбухания грудных желез,
до синевы, до поздних зимних гроз,
до звездных сумерек в пупырышках,
до слез….
(простуда, миозит, туберкулез)
…………..
там до сих пор стоит зареванная Ева,
вкусившая плодов сомнительного древа.
Глядит испуганно направо и налево
и ждет автобуса
беременная Дева……..
….

---

***
…….
Однако —
есть вариант:
из Гайдна что-нибудь
иль что-то из Сальери.
Включите одного из этих двух
— в состав жюри, где скопище старух.
Как дует из окна!
(Плотней прикройте двери.)
Так славно, что захватывает дух!
Пусть за полночь затянется беседа.
(Какое счастье! Было б только с кем…)
Вдали от зим и лет
и схим и схем…
…..
Давай поговорим, пропустим час обеда.
А заодно и ужина. (Нам всем нужна победа
над ужином…) Как славно совместить
ночное бдение
с любовью, с музыкой,
и с книгой, и с бокалом!
…
Он как-то говорил (и это не забыть):
«Одной любви музыка уступает,
но и любовь — мелодия…»
Светает…
Подумай, друг, не все ли нам равно?
Забудемся с поэтом заодно.
Пусть за полночь затянется беседа!
Легка поэзия
и жизнь — в порядке бреда…
_____________
(2008)…?

---

Зима 90-х…
…….
Топили камины, топили печи.
Играли в парадных в чет-нечет.
Сестра говорила: зима лечит,
(а брат был — Платон Кречет)

А к ночи, когда леденели ветры
и в мертвой заре коченели ветки,
нашел Назарей свою рыбу в сетке
(и стали роптать предки)

Бежали девчонки, как босоножки,
в балетных па по лунной дорожке.
Стал месяц земле показывать рожки
(считая вилки и ложки)
……
Пора было ночи в трубу дунуть.
В углу пауки разбрелись думать.
День голову в петлю успел сунуть,
да ветер —
в лицо плюнуть…
____________
(90-е…)

---

****
……среда обитания. ЗИМА…
………………
… У этого черепа был язык,
и он мог связать пару слов.
У осеннего ястреба был крик…
(а это одна из основ

полета!) …
Была такая зима
и на улице такой frost…
И вздымалась снежная кутерьма
от земли и до синих звезд.
И жил Бог в этой снежной стране,
где ветром забиты рты…
Там играл еврей на одной струне
белой Его бороды.

И маялся дурью великий народ:
как быть с этой страной?
Одна надежда, что Бог спасет!
Но Бог
прошел стороной.
………..
И пока страна сидит при свечах,
варяга спросил печенег:
«Что будет, если погаснет очаг,
а на дворе —
такой снег…?»
.…………………….. (2011)

---

……
Там, где уровень жизни
ниже уровня синего моря,
где герои отчизны
тише уровня Сына и горя…
И кого мы там ищем
в облаках Каролино-Бугаза?
Воздух солью насыщен,
в нем достаточно света и газа.
В высоте колоколен
ощущается тяжесть заката.
Мир, наверное, болен…
Всюду в мире — тоска и утрата.
…………………
Эту участь мы поровну делим
между лесом и полем —
на друга, сестру и на брата.
________
2011

---

---

***
…………
Я опять попадаю в любимую школу.
где когда-то клятвы давал комсомолу…
Где стирал, впадая в азарт,
неприличное слово с парт.
(А под партой — Камю и Сартр…)
Но скажи, зачем, кому
нынче нужен этот Камю?
…………
Ночь на дворе. Кот на столе.
Палеонтологи спят во мгле……
Бродят уфологи по спящей земле.
Маленькая Лолита
спит до поры,
влажными цветами весны увита,
в сумке замполита.
Там, в полумраке, томятся дары,
затеваются свадебные пиры.
Спит Лолита,
сладострастной слюной замполита облита,
от гриппа еще не привита…..
_________
2014

---

Стихи из книги
«Непрошеная речь»…
(книга должна выйти в Одессе,
в пределах мая 2015-го) …
……….
***
Пернатый голубь из мадрида,
залетный парень из москвы —
возьми с собой четыре вида
белья и баночку халвы.

---

***
………
Легче выйти живым из промозглой мглы,
и присесть на кончик чужой иглы,
расстрелять мента, как Азиз-Оглы,
и забиться в чужие углы…

---

война из детства…
………….. 1
Просыпаюсь рано поутру,
за окном отец мой на ветру.

---

***
………..
Эта жизнь, как видно, построена на песке.
Достигаю цели гранатой
в одном броске,
долго потом летаю над хатой
в соседнем леске…
Засим колюсь, ложусь,
долго молюсь и божусь.
а к утру –
просыпаюсь опять на ветру…
(дай, синяк разотру)

---

***
………….
Когда наступит голод, холод,
питайтесь ветром, свежим утром,
морским и чистым перламутром! …
Встречайтесь с мэтром… или ветром,
что с каждой поэтической строки
надменно дует, где метель колдует…
Питайтесь
луковицей храма под москвой,
скитайтесь
долиной, лесом, лиственной постелью,
и морем, что висит над головой,
и свежей утренней метелью…
Сгоревшим пеплом от камина,
строкой стиха, что пролетает мимо,
и запахом бревенчатого дома (и дыма),
где жизнь тиха,
и сумерками, в коих все знакомо,
и сладостным дымком
Отечества, чья жизнь невозвратима.
…………

---

***
……………..
Мир – таинственен, странен,
неясен под этой луной…
Неизвестно, как себя в нем поведет
тот или иной.
Все мы повязаны
нашей общей виной —
миром, любовью, войной!
Что там будет с тобой, со мной,
со всеми нами, со всей страной,
с той или иной стороной?
(Плачет ребенок грудной)
……
На улице дождь…
И к чему-то готовится Ной.
Что ему открывается за дождевой пеленой?
Враг стоит воспаленной стеной,
и отчего-то смурной…

---

***
…….
Дождик на землю летит,
мальчик на рощу глядит…
Вижу:
озябший Шкляревский стоит.

---

 Россия. Метеосводка (прогноз погоды)

О первый летний дождь!
Шумит, благоухает…
Уж травам невтерпеж,
и небо набухает.
Хлеба уже мокры,
и влажен куст сирени.
О, трепетанье крыл!
О, грозы озарений!
Всем ливнем двор порос.
Гром в подворотни рухнет.
И молния угроз
то вспыхнет, то потухнет.
Как этот шквал рисков!
Там град созрел и вызрел.
Дожди пойдут на Псков
и повернут на Сызрань.
Пожарами грозя,
весь мир кипит от ветра.
Как жалко, что нельзя
перекрестить язя
и отмолить осетра!
За Волгой дождь следит,
вода под ливнем пляшет…
И сельдь во тьме кипит,
и гусь крылами машет.
У ливня есть фантом —
из вод выходят реки.
Под проливным зонтом
гуляют человеки.
Разбух от ливней плот,
трещит небесный кокон…
На нерест рыба прет,
и тяжелеет окунь.
Уже трава горчит,
в восторге утка крячет…
И гром еще ворчит,
и страх свой рыба прячет.
Безмолвствуют леса,
и речка без призора…
Наивно в небеса
уже глядят озера.
Как в закрома, в чердак
засыпан дождик крупный.
На даче Пастернак
окучивает клубни.
Уже восходит зябь,
и дни грозят Мессией…
Уже разверзлась хлябь
над сумрачной Россией.
Но паутинки нить
дрожала осторожно.
Уже нельзя казнить,
лишь миловать возможно.

2009

---

провинция
…………….
Бойся, девочка, всяких прохожих дядек,
не бери из нечистых рук шоколадик,
не ходи одна в этот детский садик.
Не смотри на мир, раскрывая ротик.
хорошо, если доктор просто невротик,
а не злой маньяк и не старый педик….
Но об этом потом.
………………
Плачет детский доктор
на коленях у балетной примы —
он эротоман.
На широкие вечерние гардины
уж налег туман.
А у девочки в тазу случился вывих —
мальчик что-то сделал не туда.
У нее в глазах широких и красивых
не осталось и следа.
…………..
Горькая улыбка у старушки бабушки Арины —
загулял курчавый внук…
Взбиты, словно сливки, пышные перины.
Чай остыл. Уснул паук.
И приходит на вечерние смотрины
старый доктор
исторических наук.
………….
С неба медленно сползает позолота,
меркнет золото осин.
За окошком длится псовая охота,
запирают дворники ворота,
глохнет старый клавесин.
Утром сыро.
Улетают к югу злые птички,
вымирают в небе города.
Нарастают к ночи крики электрички,
набирают скорость
холода…
___________
(2009)

---

литературные мечтания…
Ан. Найману

.
…Этот город уже не сдается внаем.
там уже не торгуют отныне.
Был в фаворе заветный античный прием.
Я тоскую по той дисциплине,

где стихи, как когорты, на гибель идут,
и в холодной долине заката
обозначен последний советский редут,
обеспечена наша зарплата…

Где стоит на остывших ветрах Петербург,
и грозится Исакий в тумане…
где когда-то хотели нас взять на испуг
супостаты, враги, бусурмане.

Под конем императора чахнет земля.
Лес расслаблен… и псы на опушке…
До сих пор там болеет отчизна моя,
где Иосиф, и Анна, и Пушкин.

Достоевскому снится безумный финал,
и сомненья, виденья и страхи…
где лелеет Некрасов любимый журнал,
и забытый звучит амфибрахий.

Где по-прежнему женщины сходят с ума
у могилы певца и поэта…
Здравствуй, осень! Привет, голубая зима!
И прощай, королевское лето…..

2011

---

* * *
В недрах слов, в глубинах подсознанья
зреют ослепительные зданья.
Я зову, я называю вещи –
и они покорно льнут ко мне…
Подступает паводок зловещий,
и вода у горла… как во сне.
Этих слов разорванные звенья
жаждут моего прикосновенья.
Ощущаю в грохоте молвы
холод опустевшей головы.
Там мои разодранные зданья
зреют на просторах мирозданья.
И мои ночные огороды
посещают звери и народы.
Наливаясь солнцем и травой,
золотом пшеницы мировой…

2013

---

***
На губах томится Бах,
и слезой сочится вереск,
где треска идет на нерест,
там бессонница и страх…
Рыба тает на кострах,
(стирка маек и рубах),
где луна ползет на берег,
рыбки в маленьких гробах
засыпают без истерик.

---

* * *
Умереть, исчезнуть, забыться лицом,
поменяться бирками с мертвецом,
перейти границу, стать отцом,
а потом умереть бойцом!

Убежать, исчезнуть, уйти в леса,
не спеша замерзнуть, как та лиса,
что пожаром рыжим легла в кусты
и с костром перешла на «ты»…

Померещилось, что ли… в поле лес,
за селом поселок, в поселке – пёс.
Мужики говорят друг другу «пас!»
и уходят, гранаты взяв про запас
и лопаты – наперевес.

Там горит предместье, там псы в огне,
там ребенок забыт и кричит в окне…
И дымится страна по чьей-то вине,
как в тяжелом и страшном сне…

2010

---

***
Глухая ночь, без сна, без оберега,
с ночных небес летит лавина снега,
и далеко до юрты, до ночлега…
Ложится день в измученный гербарий,
там дешевеет нефти каждый баррель…
там крепкий чай по-черному заварен,
там званый гость – не жид и не татарин…
а просто — наш, простой, советский парень,
улыбчив, ненавязчив, лучезарен —
как Юрий Долгорукий и Гагарин ….?

---

(поезд идет на Урал… 1956-й год)
…
Опять дожди, опять тревога,
опять далекая дорога
и рельс холодная тоска…
В окно вагона дождик колкий,
свернешься на последней полке,
уснешь, пожалуй… Ночь близка.

---

ЕВРЕЙСКАЯ БОЛЬНИЦА…

Там, где Еврейская больница,
весна, как раненая птица,
в операционную стучится…
Пока я медленно бреду
по опозоренному льду,
мне что-то видится (иль снится):

В халате белом няня мчится.
Прохожий еле шевелится
и замирает на ходу –
и то, что на его роду
написано, должно случиться
в пургой засыпанном году.

Графиня там бежит к пруду
в каком-то пламенном бреду…
Толстой, как встрепанная птица,
стоит на пасмурном ветру…
Метель последняя кружится,
и мерзнет в северной столице
чугунный памятник Петру
(я знаю, это не к добру)…

Ну что еще должно случиться
в стране иль в полночь, иль к утру?
Молчи. Не стоит торопиться…
Не спит Еврейская больница.
Пока я жив, я не умру.

---

****
……..
Где дула осень в чистые пруды,
скитался гамлет мценского уезда…
над головой людей пылала бездна,
и разгорались Страшные Суды.

---

ТРЕЗУБЦЫ ОСЕНИ
(Выбранные места из переписки с богами)

Листва по городу летает,
Борей испуганно календари листает…
Дымится Босния, Герцоговина-Флор.
Сверкает Бельгия, бесчинствует Босфор
(и смотрит яростно на Бисмарка в упор…)
Где голубеет рожь, гдк золотится небо,
где спикер говорит парламенту: нэ трэба!
………
Там, родину в упор не видя и не глядя ,
вповалку спят бойцы,
детдомовцы и бляди.
2
Тоска по осени…
рвет провода восточный ветер,
страна осенняя одна на белом свете.
Там до сих пор в руке
дымится «Беломор»,
там в каждом пареньке
таится грустный вор…
Там курит трубочку медлительный генсек ,
валяет дурочку известный гомосек,
и рубит тумбочку опальный дровосек
(лесоповал — мне друг,
но враг полей и рек )

..Трава измучена, река зализывает раны,
и пляшет кришнаит
в предчувствии нирваны.

***
Зеленый Бродский, синенький Монтень,
белеет Пушкин, пожелтел Сенека…
Все книги восемнадцатого века
уходят в перепончатую тень

Где дон Сервантес, без руки ,калека,
какую-то там пишет дребедень,
тень наводя на рыцарский плетень.
И до сих пор в лесах идет охота
на старика с копьем ,
на дон Кихота…
……
В плену листвы ,
в тисках ночного ветра —
Сервантес дон Мигель де Сааведра.

***
…В лесах, лишенных злобы и вражды,
идут грибные тихие дожди…
Предутренний туман над озером клубится.
Уже октябрь заносит, как убийца,
серп месяца
над соснами в траве.
И так бледны в зеленой мураве
грибов испуганные лица…
Зима мерещится … и старый пчеловод
уже глядится в бездну вод
и скоро узнает,
какие новости в районе и в столице…
…
Уже летят на юг встревоженные птицы,
уже оплакала свою красу
Алсу
в родном лесу…
Уже завершены
грибные и кровавые набеги,
и паутина тянется до Веги.
И дети женами заражены
и в собственных правах поражены.

Выходит из дому задумчивый сосед
и смотрит листьям вслед….

2011

---

***
1
Вот автор — он поэт, он друг,
он пишет въедливо и вкусно,
он сочиняет мир вокруг —
и в снах,
и письменно,
и устно….

Зима

У этого черепа был язык,
и он мог сказать пару слов.
У осеннего ястреба был крик
(а это одна их основ
полета)

Была такая зима,
и на улице — такой frost!
И вздымалась снежная кутерьма
От земли – и до синих звезд.

Но жил Бог в этой снежной стране,
где ветром забиты рты.
Там играл еврей на одной струне
белой Его бороды.

И маялся дурью великий народ:
как быть с этой страной?
Одна надежда, что Бог спасет.
Но Бог… прошел стороной.

И пока страна сидит при свечах,
варяга спросил печенег:
«Что будет, если погаснет очаг,
А на дворе – такой снег?»

2013

---

СТИХИ о тайном советнике
(или фантазия о Гете…)
………… /версия/
Вот стоит человек
в чулках и буклях,
весь в своих сочиненьях,
весь в тайных буквах…

Зимние сны
………….
Тают зеркала в пустыне комнат,
время движется к весне.
Кто нас помнит?
Нас никто уже не помнит.
Дикий снег заносит нас во сне.
Нас заносит…
(Ничего не просят
целомудренные нищие во сне.)

Снежный ветер
кинопленку рвет и носит,
старый немец под еврея косит
(мчится поезд по чужой стране),
Штирлиц произносит слово «Прозит!»
Он в кино. Никто его не спросит.
Дремлет Польша в коньяке, в «Десне»…

«С Новым годом, Роза!
Ведь ты с мороза.
И за столом сегодня ты и я».
Помнишь эту песню? С Новым годом!
«Ты откуда родом?» — «Я из Балты».
«Он из Голты!» —
«Значит, врал ты,
что из Петербурга… Как попал ты
в этот город?» — «Видите ли…
я играю на одной струне…» —
«Ну, тогда понятно». —
«Вы, наверно, не читали Торы…»
Странные ведутся разговоры
об Иране, турках, о войне.
……..
Выпиваем, но совсем немного.
Добрым словом поминаем Бога
в серебристой маленькой стране..
___________
(2009)

---

***
……………
Кто же смотрит мне в очи?
Держава с лицом истукана,
где морозом закованы губы и речи, и латы.
И не снится там лето, и нет земляничной поляны,
и не слышно там смеха, и нет ни ума, ни палаты.

---

***
…………
Дни заточения все длятся…
Кровать пустынна, ночь горька.
Ни чада нет, ни домочадца,
ни племени, ни огонька.

Дряхлее жилы, тоньше волос,
темней и ядовитей кровь.
И гнев на милость — град на волость —
меняю, как очаг и кров.

Да ветер в фортку снова дует…
(А двор мерзее, стыд — лютей!)
На площадях метель колдует,
заносит кошек и людей.

И тонкой дланью отщепенца
листаю книги… Воздух пью.
И петли слов позорно вью,
и жду…
Пасхального младенца
(еврея, пОляка иль немца!)
…………
___________
(90-е — 2008)…?

---

***
ПОСЛЕВОЕННЫЙ трамвай…
(Одесса, 1946-й …)
……
Ветром войны выбиты стекла,
от дождя газета намокла….
— Граждане, приобретайте билеты!
Согласно постановлению Совнаркома,
«зайцы» платят штраф…
остальные сидят дома!
— Граждане контуженные!
Не подвергайте себя штрафу и позору!
Билетики показываем контролеру и ревизору…
(….. Платим за билеты, товарищи!)
…………..
— Внимание, внимание! – Говорит Германия!
У Гитлера истерика! Говорит Америка…
— Одесса не при чем! Воюем кирпичом!…
(Скоро узнаете, что почём…)

Кругом костыли, культяпки, обрубки,
выбитые челюсти, клистирные трубки,
инвалиды, старушки,
братва , пацаны.
В железной кружке – медали за полцены,
а на рельсах — дети войны………

— Подайте, кто сколько может… что милость ваша!
— Подайте офицеру без ног! Не откажите защитнику Отечества…
(Он отдал родине все, что мог —
и умер в борьбе за освобождение человечества!)
— Дети, не надо над дядей смеяться!
— Помогите, братцы!
(- Спасибо, православные…)
…………………
Трамвай уходит.
Лето проходит.
За ним – зима, тюрьма, кутерьма.
Снег заносит дома…
____________
2009

---

***
………
Давно в керосинной лавке
не сыщешь нигде глагола,
в ночных сыроварнях пусто,
на полках светло и голо.

Прощай, мой любимый даун,
увидимся мы едва ли.
Зато Лаперуз и Вена
протянут друг другу руки
на память о злой разлуке.

Кто зубы мочил в отраве,
чья в водах окрепла печень, —
о жизни и смерти вправе
спросить у Того, кто вечен.

Прощай, золотое горло
креветок, ревущих снизу,
и телок, сидящих сверху,
и маток, сосущих визу.
….
Мне горло сжимает иней,
и изморозь кроет ноги,
серебряный звон просодий
во рту моего коллеги…

Прощай, златогривый мальчик,
играй на зубах гребенок.
Прощай, Петербург и Нальчик,
и город,
где ты ребенок…
_____________
(90-е…?)

---

****
……..
Схватясь за голову, я жду,
пока намочит ливень сад.
Не пробежит ли по песку
мой карлик — мой седой сосед?

Уютно запоют дрова
в давно простуженной избе,
и красный холодок вина
вольется в теплую гортань.

И затуманится бокал,
и зубы постучат в стекло.
Брезгливой лапкой тронет кот
на стуле лужу молока.

Давно прострелена доска
сучком… Изгиб скрипичный крут.
И, пулей раненный в висок,
кренится постепенно день.
Откуда сны, мне невдомек…….
___________
(?) …

---

***
……… памяти поэта Идельфонсы Галчинского
…
В пустынном поле закричит младенец,
в сырой парадной отразится эхо,
очнется в мире новый поселенец —
и станет Идельфонсы не до смеха.

Земля в росе… и Бог — в холодном храме.
Я помолюсь тогда отцу и маме.
Когда мой дух, измученный на пытке,
очнется к жизни для второй попытки.

Не удержав земного равновесья,
помолодев в холодном поднебесье.
И месяц, зацепившись за скворешню, ,
оттает и уснет в теплыни вешней.
Но будет поздно.

… Лето на исходе.
Зима вступает в грозные пределы.
Пора подумать о грядущем годе.
Земля продрогла и осиротела…

Дымится месяц над ночной долиной,
и снова наступает вечер длинный.
Я выйду в сад и сяду в эти кресла…
(Ад – это место, где любовь исчезла)

Тогда и я прильну к людской юдоли,
преодолев порог последней боли…
…………….
2010