Герман Садулаев

Садулаев
Герман Умаралиевич

Родился в 1973 г. в селе Шали Чечено-Ингушской АССР, в семье русской учительницы и агронома, чеченца. После окончания школы уехал в Ленинград, где поступил на юридический факультет университета. Живёт в Петербурге, работает юристом. Дебютировал в литературных журналах в 2006 году. Лауреат премии «Эврика» за 2008 г. Финалист премий «Русский Букер – 2008» и «Национальный Бестселлер – 2009». Петербургский глянцевый журнал «Собака.ру» присудил писателю Садулаеву в 2009 году первую премию «Люди года» в номинации «Литература».
Книга «Я – чеченец!» переведена на испанский, немецкий, английский, польский и шведский языки. Рассказы Садулаева включены в антологии современной русской литературы на английском языке, «Academia Rossica» в Великобритании и «Rasskazy» в США. Является постоянным автором независимого издательства «Ad Marginem», журналов «Огонёк», «Медведь», литературных журналов «Знамя», «Континент», «Дружба Народов», «Аврора», информационно-аналитического сайта о событиях на Северном Кавказе «Prague Watchdog».
публицистика в ФИНБАНЕ
Журнальный зал

Насчет того, что я, южный чурка, понимаю в русской зиме. Чечня, где я жил до 16 лет — Северный Кавказ. Северное предгорье довольно прохладное. В пору моего детства летом было около плюс 30, зимой около минус 10. Бывало и морознее. Снег лежал. Лёд. Язык примерзал к железу если лизнуть такие прикольные снежинки на железе. Всю зиму — горка, санки. Снежки. У меня были валенки и калоши. Шерстяные носки и варежки. В общем, норм. Примерно как в Рязани. А с 16 лет я жил в Ленинграде, Архангельске, Северодвинске, Петрозаводске и опять в Петербурге. На тёплом юге я бывал редко и недолго. Самое, наверное, долгое моё пребывание на юге — это одно лето в Испании. В Индии был несколько раз, но не так подолгу. И там, по мелочи. Три дня в Сочи, пять дней в Алжире. И так далее. Гораздо чаще — Красноярск, Новосибирск и прочая зима. Так что нет, я не южный чурка. Я северный чурка.

 

---

---

***
Леди Годива едет обнажённая по улицам Ковентри.
Ставни открыты. Горожане стоят на балконах.
Толпятся на улицах. Фотографируют на телефоны.
Снимают видео и сразу выкладывают в Инстаграм.
В переулках молодые пользователи мастурбируют.
Старики выбегают и распахивают свои плащи,
Показывают леди Годиве самих себя.
Вялых, морщинистых, завтра уже мёртвых.
Юные служанки делают губки и селфи
На фоне леди Годивы. Собирают лайки.
А те, кто не смотрит, те комментируют,
Комментируют, комментируют.
Граф Леофрик встречает свою жену у ворот замка.
Говорит: и ради них ты выставила себя на позор?
Ради вот этих? Леди Годива плачет:
Они просто злые дети.
Ты должен выполнить уговор.
Граф Леофрик снижает налоги.
Ставку НДС с 20 до 10 процентов на все товары.
Льготы по налогу на прибыль для малого бизнеса.
Вводит прогрессивную шкалу НДФЛ.
А потом палачи садятся в свои машины.
У всех, кто постил в Инстаграме голую жену графа
Отбирают планшеты, дома и лавки.
Выкалывают им глаза и отрубают пальцы.
Тех, кто снимал видео вешают на площадях.
Леди Годива удивлена. Граф говорит:
Я обещал, что снижу налоги,
Если ты проедешь по улицам обнажённой.
Я выполнил обещание.
Я не обещал, что те, кто тебя увидят, останутся живы.
Тем более, те, кто выставил тебя в Инстаграме.
Ты плакала. Слёзы пропитали твои золотые волосы.
Теперь пусть они чувствуют ту же боль.
Леди Годива сказала мужу:
Я люблю тебя. Всегда любила и буду любить.
Мой король.

---

***
Сегодня девушка бросила тебя по вотсапу. Ты покурил. Налил виски. Включил Фрэнка Заппу. Не Пинк Флойд же слушать, когда тебе так херово. В бутылке три четверти. На часах полвторого. А в Москве, говорят, сегодня был митинг. Митинг был согласован, но людей всё равно винтят. Людей было много. Говорят, пятьдесят тысяч. Росгвардии не хватило бы чтобы всех нагайками высечь. А ты думаешь: сколько среди них было девушек? Которые бросили по вотсапу своих молодящихся дедушек. Не вылезающих из барбершопов. И в фитнес-клубах качающих свои стариковские жопы. Один такой старик как раз сегодня ездил на мотоцикле. Но его не бросят. К нему все привыкли. И если расстанутся с ним то не по вотсапу, не так как с тобою. Хотя все равно. Грустно быть старым плейбоем. А там, на улицах, молодые. Красотки. Сучки. У них сумочки. Ножки. Штучки. Старый Набоков был в шоке, когда узнал, что он у Лолиты не первый. Они целятся в нас вотсапами как револьверами. Всех нас убьют. И уйдут с молодыми. И вот ты стоишь на балконе. В табачном дыме. Слушаешь, видишь, как закатив встроенных камер глаза в сердце умирает вотсап. Некоторые люди считают тебя легендой. Жил быстро. А умираешь так медленно, медленно. Так же как тот мотоциклист в батискафе. Но есть же ванна. Лезвие. Белый кафель. Красное море плещется через борт. Хорошо что расстались. Не пришлось делать аборт. Вовремя. Нет свадьбы и нет развода. Мощная струя рвется из водопровода. Все к лучшему. Бог бережет бессильных. Старых сатиров. Девушек с вотсапом. Питер. Москву. Россию.

---

***
Мой кобель тоскует в разлуке
И глаза его мглой повело.
Видно он скучает по суке,
Он не знает, что это зло.

---

Звери

Однажды дикие звери сожрут дрессировщиков.
Развалят цирк и пойдут убивать людей.
Они инфильтруются в городские кварталы, 
Разбегутся по улицам, расползутся по скверам и паркам.
Они долго ждали. И теперь будут мстить. Они всё помнят.
Вот ты, мальчик, смеялся, когда льву было больно и страшно.
А ты, женщина, зевала, когда слон стоял на одной ноге.
Кишки людей будут развешены на фонарях как гирлянды.
Сердца и печени как подарки на тротуарах.
Скоро ведь Новый Год.
Дикие звери освободят собак из собачьих приютов.
Вместе они будут весело грызть волонтёров.
Змеи из частных коллекций сами себя национализируют,
По пути убив коллекционеров вместе с жёнами и любовниками.
Когда всё будет кончено, твоя милая киска
Подойдёт к тебе и промяукает, пожимая плечами:
Прости, хозяин. Но я тебя никогда не любила.
Я любила другого.
Выцарапает тебе глаза, белок выпьет, а зрачок выплюнет.
Смешные хомяки отгрызут наши уши.
Но это, пожалуй, лишнее. Мы будем уже мёртвыми.
Однако люди всегда побеждают.
Люди никогда не сдаются.
Бунт будет жестоко подавлен.
Прилетят вертолёты. Высадят десантников и росгвардию.
Зверей будут расстреливать из крупнокалиберных пулемётов.
Бешеный слон получит шестьдесят пять пуль
Прежде чем осядет и упадёт, сминая автомобили с орущей сигнализацией.
Крокодилу, меланхолично дожёвывающему полицейского,
Лазерной пушкой отрежут голову
И голова полетит далеко, на орбиту, между луной и солнцем,
А в зрачках крокодила будет плескаться Нил,
Которого он при жизни никогда не видел.
И последние, загнанные, израненные, окружённые,
Волк и тигр обнимут друг друга,
Лизнут друг друга в окровавленные носы,
Положат искалеченные лапы на плечи друг другу.
И прежде, чем залпы подствольных гранатомётов разорвут их на части,
Скажут:
— Это была славная охота, Вождь!
— Это была славная охота, Шерхан!

---

***
Вы помните, как отправляли факсы?
И секретарши в декольте
С бокалов слизывали брызги
Молдавского Алиготе?

Как Ксеркс царил над нами ксерокс,
И зажигалками пьезо
Пылали юные банкиры
В огне чеченских авизо.

Всё возвращается на круги,
И скоро нам отключат С.В.И.Ф.Т.
Мы будем яркими как боги
Достав из нафталина клифт

Малиновый. И снова клипсы
И леггинсы, и ты, о брют,
И запоют повсюду Лепсы
Хотя они и так поют.

Мы напечатаем платежки
На антикварной Ундервуд,
И будут чековые книжки
И бухгалтерии талмуд.

Ко мне моя жена вернётся,
Любовница перезвонит,
Мы с ней опять поедем в Ниццу,
И пропадёт радикулит.

Уже заволосятся плеши
И почернеет ус седой.
Я буду снова пить как лошадь,
Дурной, здоровый, молодой.

Тащи скорей бутылку, стопку,
И в раковину вылей чай.
Эй, кто там держит С.В.И.Ф.Т. за кнопку?
Давай, родимый! Выключай.

---

Стихи про гидроудар и эффективного менеджера
Саяно-Шушенской трагедии посвящается

Помните, когда старый механик нервно
Теребил в руках расчёты, Вас разбирал смех:
Эффективному менеджеру не нужны инженеры,
Эффективный менеджер сам знает всё лучше всех.

И потом, ну что за расчёты это:
Килотонны, секунды, давленье, какой-то паскаль, миллион атмосфер!
А где дивиденды, проценты, откаты, распилы бюджета?
Эмиссии, бонусы, акции, курсы, оффшорный трансфер?

И нечаянно вылив вдову клико на свои бриони
Вы гнали спеца взашей, под одобрительный шёпот подлиз:
Пиздуй из конторы, мудак,
И не срите нам в борозду, старые кони!
Здесь вам не совдеп с инструкциями по эксплуатации
и прочей бюрократической поебенью,
а свободная экономика, капитализм!

И старый механик вышёл, печальный и бледный.
Стоял в коридоре и плакал, делая вид, что протирает дешёвых очков оправу:
Если я такой умный, почему я такой бедный?
По всему выходит, эффективный менеджер прав…

Когда не выдержали старые механизмы
Работавшие на пределе и за пределом,
Чтобы зарабатывать деньги эффективному менеджеру
И его блядям.
Получился «гидроудар».
Задрожало плотины тело.
Понеслось, по турбинам и лопастям.

И погибли какие-то рабочие, немного, не больше сотни.
Ну, может, двух.
По телевизору выступили в новостях субботних
Президент, министры, губернаторы.
Показали одну вдову.

Всем дадут, сказали, по миллиону рублей. Из кармана бюджета –
То есть, от других вдов страны.
Эффективного менеджера не задели и рикошетом.
Эффективные менеджеры нашей экономике как прежде, очень нужны.

Посадили в тюрьму виновного.
Задержите дыхание:
Ничего удивительного, всё одно к одному:
Виновен во всём оказался старый механик!
Ах, нет!
Посадить не успели.
Он ведь это, того.
Утонул.

Гой ты Русь, моя Русь!
Долго ль спать тебе муторной, прелой?
Комиссары, вернитесь!
Без вас не унять беспредел!
Грезится ли мне, видится ли:
«Эффективный менеджер? – На виселицу!»
«Крепкий хозяйственник? – Расстрел!».

---

***
Эта блядская вечная осень.
Лучше бы снег и в сугробах машины.
Помнишь год две тысячи восемь?
Кажется, было так же паршиво.

Впрочем, тогда ещё была, эта
Как её, всё время забываю… надежда!
Теперь нету. И вряд ли мы доживём до нового лета,
И зубы не вырастут, и рубль не будет таким твёрдым как прежде.

Это не очень удачная рифма.
Нормальная, но слегка потаскана.
Говорят, повысят ЖКХ тарифы
И отнимут звание народного артиста у Николая Баскова,

Звание народного артиста Чеченской Республики.
И кто-то снова на Соловки, а кто-то уже в Бутырке.
Кому-то опять достанутся материальные бублики,
А нам с тобой, как всегда, духовные дырки.

Дырки, говорят, всё же лучше, чем скрепы,
А дырокол безопаснее, чем скоросшиватель,
Не бином Ньютона, проще пареной репы
Наша с тобой судьба, дорогой читатель.

Нам осталось-то лет десяток
Дальше всё, на заслуженную пенсию.
Нас никогда не возьмут в десантники,
И Виктор Цой не споёт нам бодрую песню.

И самого Виктора Цоя давно нету,
Жил быстро, умер правильно – молодым.
Если бы мы вдруг дотянули до нового лета
То рискнули бы. Поехали отдыхать в Крым.

Крым наш. Это весьма отрадно.
Но такое случается только однажды, а дальше как жить?
Может быть, стоит вернуть Крым обратно,
Чтобы ещё раз весело присоединить?

Или, давайте присоединим что-нибудь другое.
Вернём эту землю себе, как завещал Будда.
Начнём с Петербурга. И по самое Бологое.
А в другую сторону – до самого Чудова.

Присоединим воронежскую губернию,
Коми возьмём, а Коми – она больше, чем Франция!
И такой вот манерою постепенною
Присоединим к Крыму всю Российскую Федерацию.

Москву будет присоединить непросто.
В Москве очень много пятой колонны.
Пообещаем им перспективы экономического роста,
И что не будем сжигать, как какие-нибудь Наполеоны.

Вползём тихо, вежливо, как амбарная мышь,
Невидимо, как газ по дну Чёрного Моря в Турцию,
И только потом рассупонимся как Тохтамыш
И внезапно – введём в действие Российскую Конституцию.

Отдаю себе отчёт: это будет непопулярный шаг,
Ведь все уже привыкли к адатам и шариату,
И каждый спустившийся с гор молодой ишак
Захочет устроить нам и майдан, и Раду.

Но и мы ведь тоже нрава весьма сурового,
Не пальцем деланы, не в носу выковыряны.
Мы призовём архистратига Стрелкова,
Чтобы он пронзил копьём змея-кургиняна.

Сарынь на кичку! Говорят, это клич половцев.
Так скрипят половицы под русскими сапогами,
Так стонут жёны болгар и всяких литовцев
Когда мы шагаем белыми вдаль снегами…

Да только нет снега. Грязь. Блядская осень.
Уже замело бы, завьюжило! Нету мочи!
Ты помнишь, друже, год две тысячи восемь?
Я тоже не помню.

---

СЕРБЫ

Вот и дожили мы с тобою, папа, до новой весны. Скоро станут меньше счета за свет и тепло батарей. Помню, как ты вызывал на себя огонь батарей, мальчик сутулый, никакой не заставший войны.

Помню, ты бредил в горячке: летят самолёты! Где же зенитки? Почему молчат наши зенитки? Мама, вздыхая, кусала бинтов твоих белые нитки. Утром мы все просыпались и шли на работы.

Жили не в сказке. Мы жили в каком-то преддверье скорби грядущей, которую загодя ждали. Галстуки алые гладили, надевали медали. В наших руках умирали домашние звери.

В год, когда бомбит Сербию авиация НАТО, к нам залетает, срывая серёжки с вербы, бомбы кассетной нечаянная граната. Папочка, папа, мы тоже, наверное, сербы.

Как провожала тебя, заливаясь, собака, лаем, слезами, собачье горе почуя. Двадцать лет мы с тобою жили, кочуя, а возле дома горел нефтегазовый факел.

Словно никак не закончится Олимпиада, Мишка летит и плачет над русским простором. В больнице Назрани видели привезённых из ада безногих детей, умирающих в коридорах.

Дети Беслана – в сердце сквозная рана. 1 сентября колокольчик скорбного утра. Только где стеллы детям Урус-Мартана? Детям Грозного. Младенцам из Сержень-Юрта.

Где же были твои зенитки и батареи? Танки, ракеты, пулемёты и патронташи? Ты для меня уже не станешь старее. «Нас разбомбили советские. Значит, наши».

Мы жили долго. Сохранили и руки, и ноги. Хотя знали в мирных жителей армии метят как. Тебя беспокоили счетов коммунальных строки. Меня тоже какая-то арифметика.

Нынче весна. Будет тепло и бесплатно. Солнце не выставит нам ни за один килоджоуль. Света и воздуха будет отпущено вдоволь. Детям и девам, и их убивавшим солдатам.

Летом приеду к тебе. Почитаю газеты. Поговорим, как бывало о том, и об этом. Ивы могиле твоей подойдут или вербы? Папочка, папа, мы тоже, наверное, сербы.

---

***
каждый писатель всегда пишет книгу одну и ту же
даже звёзды одинаково отражаются в луже

многоцветие неба теряется в отражении
хороший лук познаётся в плохом сражении

---

***
В Казани сон намазан мёдом. По глади озера Кабан под серебристым небосводом плывёт ночной катамаран. Парит луна над минаретом, печальный ноет муэдзин и продавец с лицом поэта не закрывает магазин. В запретный час не зная страха, презрев и Сунну, и закон, забыв веления Аллаха своим вином торгует он. Не пробивая чек на кассе, мою подругу увидав, глазенки закатив от страсти, ощерившись, как волкодав, сказал он тихо, пьян, накурен, испив суфийский транс до дна: в раю немало чётких гурий, но у тебя здесь есть одна; ты должен жить и быть счастливым, не торопись отсюда в рай! Мы взяли сыр, вино и сливы. И пить отправились в Сарай.

---

***
Под Дебальцевым погибло шестеро.
Ещё тридцать немножко ранены.
Итого тридцать шесть.
Над полем холодный ветер
Носит клочки мундиров рваные,
Ворочает железо, покорёженное как жесть.

Когда-нибудь в аду бывшего президента
Приведут к ванной,
Заполненной чем-то коричневым, жидким,
Бурлящим над пламенем в несколько тысяч градусов.

Президент будет издавать стон,
Извиваться.
Это ошибка!
Я буду жаловаться, где тут у вас Вашингтон,
Кто главный в аду самый?

И черномазая бестия,
Подавляя зевоту,
Тыкая президенту в ягодицы
Острием большого шампура,
Скажет: пожалуйте уже, господин,
Купаться.
Тридцать шесть по Цельсию —
Самая комфортная
Температура.

---

***
Здравствуйте, господин Бог!
Поздравляю Вас с Новым Годом, ну и так далее.
Я не знаю, что следует писать в таких случаях.
В общем, я про тот самый остров.
Некоторые говорят, что это несправедливо,
Обвиняют Вас или даже говорят, что Вам больше не верят,
Говорят, что Вы даже не Бог, а наоборот –
Такой жестокий!
А я думаю, Вы всё сделали правильно.
Ведь, к примеру, если устроить землетрясение в Берлине,
То всем будет очень неудобно –
В Берлине у людей есть планы.
А какие планы могут быть у человека,
Если он живёт меньше чем на два доллара в сутки?
Положим, он будет откладывать в день по двадцать пять центов.
Тогда через восемьдесят лет он накопит на фольксваген.
А зачем ему фольксваген через восемьдесят лет,
Если средняя продолжительность жизни – тридцать два года?
Ведь если так посмотреть – эти люди были здесь всё равно никому не нужны.
Они не умели делать деньги из воздуха.
Они не высасывали через трубочку из земли её чёрную кровь.
И даже море и солнце, взятые у Бога в аренду,
Не умели продавать короткошортым туристам.
И, между нами, поклонялись они тоже неправильно.
Я слышал, у них было какое-то вуду.
И американский священник сказал, что они продали души дьяволу,
За это и были Вами, господин Бог, наказаны.
Но это неправда, потому что Вы никогда не наказываете,
А только спасаете, я это точно знаю.
А если бы у них был контракт с этим, который, ну Вы понимаете,
То они, ну, получали бы дивиденды!
А так, как они жили – нет, не похоже на Фауста.
Выходит, они ничего не смогли экспортировать,
Даже свои души.
И я верю, что Вы просто над ними сжалились,
И забрали их отсюда на другую планету.
Где у них есть такой же хорошенький зелёный остров,
И если кто хочет – то покупает себе фольксваген,
А если нет – то просто, на тёплой земле,
Дышит воздухом, в котором немыслимые ароматы,
И смотрит на своё море и своё солнце.
Потому что они ничего этого не продали.
Значит, всё это у них осталось.
А те, кто здесь делали деньги из воздуха,
Делали деньги из земли,
Деньги из моря, деньги из солнца,
Там – там у них ничего не будет.
Потому что они всё потратили.
И плохо будет им висеть в пустоте, задыхаясь, страдая от жажды и холода,
Который будет обмораживать им кишки,
Набитые разноцветной бумагой.

---

***
Я позвонил другу. Я спросил его: как дела?
Друг ответил:
Сегодня умер Айтолла.

Улица машет приветливо башенным краном,
А я в печали.
Что будет с моим Ираном?

Сура Аль-Фатиха заканчивается седьмым аятом.
Персия, как голая девушка, встаёт с колен,
Стыдливо прикрывая рукой мирный атом.

Я волнуюсь, я бы срочно вылетел в Тегеран
Будь у меня побольше деньжат.
Одно утешает: на боевом дежурстве

Остался товарищ Ахмадинежад.

---

поэма. поля одуванчиков

в сущности жизнь всегда была штукой мерзкой.
притворялась она демократической или имперской,
молчала как будда или кричала ослом пророка,
под тягомотину классики или бодрые ритмы рока.
в детстве было плохо. в юности стало хуже.
в зрелости – так, что детство кажется раем.
в старости будет счастье. лёжа в мочи луже,
увидишь ящик, заплачешь: давай сыграем.
а покуда, давай поженимся.
давай разведёмся.
народный фронт.
блядская украина, нато.
стучите и отворят вам. входи —
только сначала бросай гранату.
я помню папа был молодым, худым и ушастым.
о себе я помню только то, что я всегда был несчастным.
девочки меня никогда не любили.
мальчики били.
я вырос толстым, больным, быстро стал старым.
так и не научился уворачиваться от радаров.
так и не научился молча держать удары.
но даже если бы я был не я, а как пьер безухов,
или андрей балкон-ский с большой базукой,
жизнь моя ничуть бы не изменилась.
потому что она мне приснилась.
когда я лежал раненый, в крови и кале.
когда я застыл над рубином вина в бокале.
когда я летел высоко, шестикрылый ангел.
когда я горел в тупорылом танке.
с чорной свастикой на борту.
с медным крестом в нецелованном рту.
потом – в черепе чорная свила гнездо змея.
это был сон. но и спящий – то был не я.
нет никакой разницы между ничем на свете.
аист приносит спид. –инфо. рождаются дети.
ползут за нами след в след, как гады за мамой-гадиной.
бросают птиц.
сжигают армады танчиков.
почему я думаю об этом сейчас – глядя на
поля одуванчиков?

---

***
в городе пиллау белые лебеди бабы дебелые дети бедные собаки добрые паромы таскают людей и грузы жили когда-то пруссы сгинули аки обры дюны песчаные золотые закаты литые лютики на утлой посудинке приплыли представители культуры шнуровой керамики никто не знает кем были домики жили немцы поляки остались собаки дачная коса за морем зелёным под небом синим ветер склоняет клёны клён клёна клёну клёном мы тоже сгинем

---

***
Афиши Веры Полозковой
Везде по городу висят
Самсары тяжкие оковы
Спадая, жалобно скрипят
Темницы рухнули у Майи
Как падают вуали с плеч
И скоро братья-мусульмане
Нам отдадут зелёный меч
И мы вернём свою державу
И дхарму перезагрузим
Из мавзолея Окуджаву
Достанем и захороним
Летит над площадью Гагарин
Глаза сияют как алмаз
И круглолицый гость-татарин
На Спутник делает намаз
Так осень к нам всегда приходит
В сияньи золотой листвы
Так инок с мовы переводит:
Иду на вы.

---

Рэп-2

«Садовник внимательно следит за каждым корнеплодом на грядке».
Почему-то первыми умирают те, кто против нового
мирового порядка.
Теперь в Венесуэле будет всё хорошо: валюта, «мерседесы»,
проститутки, бани.
Откуда-то обязательно появятся радикальные мусульмане.
Начнут бузу бузить и тереть тёрки.
Из-под земли вылезут гоблины, гномы и орки.
Каждый день будет демонстрация или просто драка.
Когда станет совсем невмоготу, в бедный Каракас
На голубом вертолёте прилетят волшебники-морпехи.
Они посадят ростки демократии и закрепят успехи.
Они научат Венесуэлу не качать свою нефть против ветра.
И под шумок постоянных террористических актов эффективно
освоят недра.
Красавица Венесуэла! Станет больше одной наложницей
у дяди Сэма в гареме.
Уго, ты не виноват. Ты делал всё, что мог. Просто это было не твоё время.
Раньше царевну мог спасти святой богатырь,
социалистическая Россия.
Теперь не осталось в мире такой великой правды и силы.
Но смотрит в высокое небо северокорейский крестьянин, сажая
свой белый рис.
У мира есть будущее. Всё будет как надо, Уго. Rest In Peace.

---

***
Господи, пронеси мимо чашу сию!
Или, если Ты угощаешь, – давай, выпью.
После первой я не закусываю,
После третьей над чащей летаю выпью.
После пятой не ищите меня на сырой земле,
«Гуглом», «Яндексом», боевыми андроидами
меня не ищите,
Мир, как водится, лежит и сопит во зле,
Я же горних небес гражданин и влюблённый житель.
Я лечу! И раны лечу, и вообще.
Я не сплю. Я соплами на Леванте.
Моё сердце в груди как камень в Твоей праще.
После сорок второй мне больше не наливайте.
К Солнцу
Вечным путём пилигрима
Вечер пришёл, тенью упав густо.
Господи
Пронеси мимо.
Август.

---

К Индре

Прощай, убийца с прекрасным ликом!
Орлом испуганным в облаках
Ты видишь горе равнин великих,
Где ветер твой развевает прах.

Приходит ночь. Из сараев ветхих
Выходят крысы на свет луны,
Деревьев тёмных сухие ветки
Как лапы страха висят, длинны.
Кусты цепляются за идущих
Тропинкой пыльною вдоль кустов,
И, знак обычный дорог пастушьих,
Навоз коровий в траве густой.
Бездомный пёс одиноко лает,
Окно закрыло усталый глаз,
И только синей свечой пылает
В степи далёкой попутный газ.
Скрипит несмазанная калитка,
Луны крупица упала в чай.
Прощай, убийца с прекрасным ликом,
Убийца демонов, прощай.

---

***
Никто ни в чём не виноват.
И мы ни в чём не виноваты.
Я присягал на газават,
Но жизнь дороже всякой клятвы.
Не полумесяц и седло,
А кресло и ночная лампа,
И кот, которому тепло
Держать меня в мохнатых лапах.

---

***
Сегодня я видел солнце
В последний раз.
Никто из нас не спасётся,
Пришёл приказ.

Мы выступаем в полночь,
Время совы.
К нам не придут на помощь,
Мы все мертвы.

Только синие звёзды
Ведут в пути,
Только осенний воздух
Нас остудит.

Тёплая кровь прольётся
В лесной ручей,
Последняя песнь споётся
Под звон мечей.

Тёплую печень вынув
Наестся враг.
Плач огласит равнину
И вой собак.

Жёны распустят косы
Наземь падут,
Заброшенные погосты
Нас обретут.

Мой конь на лугу пасётся,
Где куст зачах.
Закатное гаснет солнце
В его зрачках.

---

Ultima Тула

Агентство ритуальных эскорт-услуг
Предлагает элитных плакальщиц на похороны.
Молодой ландшафтный дизайнер ебошит лук.
На лугу лежит партизан. Бережёт патроны.